О, если б испытать сначала
Непрочность жизни, смертный страх,
Кто захотел бы подвизаться
В посте и бдениях в горах?


Если стану плавить золото и ртуть.
Этим ли достигну я чего-нибудь?
Принесет ли что-то для души моей

Верная мне сила ветра и дождей?
[113]




Как уже не раз упоминалось, автор «Путешествия на Запад», как и авторы других 
классических китайских романов, охотно использовал в своем сочинении сюжеты из 
народной мифологии; вряд ли подлежит сомнению, что и мотив соперничества 
сторонников истинного учения и «еретиков»-даосов имеет фольклорную основу. 
Буддийская доктрина, особенно в ее упрощенном, «народном» варианте, была 
намного ближе народному сознанию, чем «умствования» и алхимические штудии 
даосов. Не удивительно поэтому, что в поздних мифологических сюжетах, когда 
речь заходила о соперничестве вероучений, еретиками и последователями ложного 
учения чаще всего объявлялись именно даосы, в которых видели зловредных 
колдунов, порочащих истинную веру, и даже коварных демонов, отправленных на 
землю, чтобы искушать неокрепшие души.
[114]

Что касается оборотней-цзин, представления о них восходят в китайской традиции 
к архаическому периоду с его зооморфными божествами и духами. По мере развития 
общества эти божества и духи постепенно теряли свой звериный облик и 
приобретали человеческие черты, а их повадки традиция передавала реальным 
животным, наделяя тех чудесными способностями. Известны оборотни-тигры и 
оборотни-волки, оборотни-собаки и оборотни-рептилии, оборотни-птицы и даже 
оборотни-рыбы, однако наибольшую популярность, наибольшее уважение и наибольший 
страх завоевали в Китае оборотни-лисы.
Лис китайцы демонизировали с глубокой древности. Еще в «Шицзин» говорится о 
«страшном крае рыжих лисиц», Чжуанцзы утверждал, что «злобные лисицы предвещают 
недоброе», а люди верили, что лисы вызывают болезни и помешательство. Поскольку 
лисьи норы часто встречались рядом с могилами, мало-помалу сложилось убеждение 
в том, что в лис переселяются духи умерших. При этом, поскольку лиса считалась 
животным исключительно коварным и злобным, ей как оборотню приписывались особые 
демонические таланты. По замечанию Я. М. де Гроота, «главная опасность 
оборотней-лисиц заключалась не столько в том, что они, как и прочие призраки, 
насылали сумасшествие и болезни, сколько в том, что чаще всего они поступали 
так исключительно из собственной, ничем не спровоцированной злонамеренности». 
Даже когда лисица помогает человеку — а число подобных историй в поздней 
китайской мифологии и фольклоре чрезвычайно велико, — она все равно преследует 
собственные коварные цели, и ее помощь неминуемо приведет к смерти опекаемого 
ею человека.




Лин-по, богиня цветов персика. Китайская народная картина из коллекции 
академика В. М. Алексеева.



В трактате «Сюаньчжунцзы» представления о необыкновенных способностях лисиц 
увязываются с их возрастом: «Когда лисице исполнится пятьдесят лет, она может 
превратиться в женщину; когда ей исполнится сто лет, она становится 
красавицей-чародейкой (у), обладающей духом
(шэнь),
или взрослым мужчиной, вступающим в отношения с женщинами. Эти существа 
способны знать о том, что происходит за тысячу с лишним ли от них; они могут 
отравлять людей с помощью колдовства или завладевать ими, или приводить их в 
замешательство, так что люди теряют память и разум. А когда лисице исполнится 
тысяча лет, она поднимается на небеса и становится Небесной лисицей». При этом 
у тысячелетней лисицы отрастают сразу девять хвостов (девятка — одно из 
священных чисел китайской нумерологии), а шерсть становится золотистой; 
вдобавок она приобретает способность постигать все тайны мироздания, которые 
«суть сочетание мужского и женского начал».

При всей демоничности лисьей породы — а быть может, именно по ее причине, — 
китайцы почитали лису как божество. Как писал академик В. М. Алексеев, «китайцу 
— не в пример, по-видимому, прочим — лиса представляется и полезным существом. 
Не говоря уже о ее шкуре, ценимой не менее, чем где-либо, китайская медицина