знает весьма полезные свойства лисьего организма, части которого, например 
печень, могут исцелять злую лихорадку, истерию, внезапные обмороки, а мясо ее 
вообще может, как говорят даже солидные китайские медицинские трактаты, — в 
особенности, если его приготовить должным образом, — исцелять случаи крайнего 
испуга, обмороков, бессвязной речи, беспричинных, безрассудных песен, скопления 
холода во внутренностях, злостного отравления и других подобных болезней. Лисья 
кровь, как говорит в своем сочинении один из китайских мыслителей первых веков 
до нашей эры, сваренная с просом, дает способность избегать опьянения и т. д. и 
т. д. Одним словом, лиса, оказывается, не так уж безнадежно плоха. Наоборот, — 
и здесь китайская фантазия идет, по-видимому, впереди всех народов, — она 
оказывается наделенною редким свойством долголетия, достигающего тысячи лет, и, 
значит, вообще сверхчеловеческими, даже прямо божескими особенностями. Эти 
качества, прежде всего, делают ее, конечно, доброю, ибо такова воля 
умилостивляющего ее человека, который, страшась и подозревая ее в душе своей, 
боится ей это показать. Так, девятихвостая белая лисица, жившая в горе Ту, 
явилась древнему герою китайского исторического предания, императору Юю 
(XXIII в. до н. э.), и он женился на ней, как герой на фее…»
Культ лисицы был известен и популярен на всей территории Китая, практически 
повсюду можно было встретить кумирни в честь этого животного, и находились люди,
 утверждавшие, что своим благополучием в жизни обязаны именно лисам. Множество 
историй о лисах-оборотнях приводит в своей знаменитой книге «Странные истории 
из кабинета неудачника» Пу Сунлин, он же Ляо Чжай.

Пожалуй, здесь можно поставить точку. Наша книга ни в коей мере не претендует 
на то, чтобы считаться полным сводом китайских мифов, хотя бы и в пересказе, 
тем более что, учитывая «протяженность» китайской культурно-мифологической 
традиции, многочисленные исторические, политические и религиозные наслоения и 
разнообразие народных традиций в самом Китае, составление такого свода 
представляется вряд ли возможным. Это — попытка систематизировать, насколько 
подобное возможно, чрезвычайно разрозненные сведения о китайской мифологии, 
прежде всего об ее архаическом периоде, чтобы у читателя сложилась цельная 
(опять-таки насколько возможно) картина этой мифологической традиции, 
отразившей мировоззрение самого многочисленного народа на планете — и во многом 
продолжающей существовать по сей день. Никакая другая мифология (за исключением,
 быть может, скандинавской, возродившейся в 1970-е годы благодаря таким 
религиозным общинам, как «Асатру», и чрезвычайно популярной среди авторов жанра 
фэнтези мифологии кельтской) не может похвастаться столь длительным «жизненным 
циклом»; мифология же китайская и в наши дни остается живой традицией (точнее, 
Традицией — в терминологии Р. Генона).
Разумеется, эта Традиция, эта мифология жива потому, что никогда не являлась 
замкнутой системой; будь иначе, она бы не приняла в себя с такой легкостью 
буддийскую космологию, а сводный китайский пантеон недосчитался бы многих 
божеств, в том числе бодхисаттвы Гуаньинь и Толстобрюхого Милэ. По замечанию Б. 
Л. Рифтина, «многие образы китайской мифологии родились, видимо, в глубокой 
древности на основе мифологических представлений, общих для целого ряда народов 
Восточной, Центральной, Юго-Восточной, а иногда и Южной Азии. Одни и те же темы 
по-разному разрабатываются в мифологии народов этих регионов, однако в основе 
их нередко можно увидеть одни и те же древнейшие мифологические представления». 
Так, китайский миф о стрелке И, убившем девять солнц из десяти, известен у 
многих соседних народов, равно как и предания о женщине, живущей на луне 
(китайской богине луны Чанъэ). Тем не менее даже среди мифологий соседних 
народов китайская стоит особняком — именно по причине своей синкретичности, 
всеохватности; не будет преувеличением сказать, что она выступила в роли 
«плавильного тигля», в котором смешались воедино мифы древних племен, 
рационалистические историзации конфуцианцев, предания даосов, одновременно 
чрезвычайно умозрительные и нарочито приземленные, вобравшие в себя все 
богатство народных суеверий, и представления буддистов о неизбежном конце света,
 посмертном суде и спасении из мира страданий, к которому непременно нужно 
стремиться.
Китайская мифология многолика и поразительно разнообразна, как многолик и 
разнообразен сам Китай; для человека, знакомого лишь с европейской 
мифологической традицией, восходящей к Древней Греции или к «Старшей Эдде», она 
вдобавок весьма экзотична; и если нам удалось пробить хотя бы малую брешь в 
«великой китайской стене», разделяющей мировоззрения Востока и Запада, — значит,
 читатель потратил время на чтение этой книги не зря.




ПРИЛОЖЕНИЕ




Краткая хронология

До нашей эры

Ок. 500 000 лет.
Древнейшие следы человека на территории Китая (провинция Шэньси).