религии, а мифология буддизма органично вплелась в общекитайскую мифологию.

Буддизм проник в Китай в I веке нашей эры. Существует легенда, согласно которой 
в 56 году нашей эры ханьскому императору Мин-ди явился во сне некий святой, 
сияющий золотым блеском. Утром император созвал мудрых сановников, чтобы узнать,
 что это за святой. Все они были в недоумении, и только один мудрец сказал: 
«Ваш подданный слышал, что на Западе есть божество-шэнь, его называют Буддой. 
Это божество и явилось вашему величеству». Тогда император снарядил посольство 
в Западный край (Центральную Азию), и это посольство вернулось с буддийскими 
текстами и священными изображениями, которые везли на белом коне. Сопровождали 
этого коня два монаха — Дхармаратна и Кашьяпаматанга. В столице империи Лояне 
монахам были оказаны почести, вскоре там возвели первый буддийский монастырь — 
монастырь Белого Коня (Баймасы). В этом историческом анекдоте действительности 
соответствуют только два факта: во-первых, приблизительное время знакомства 
китайцев с буддийским вероучением, а во-вторых, географическое направление 
распространения буддизма — из Центральной Азии по Великому шелковому пути; все 
же прочее, как выразился когда-то Поль Верлен, — «литература».




Лян Кай. Будда, выходящий в мир (XIII в.).


Как писал Е. А. Торчинов, «первыми буддистами в Китае были центральноазиатские 
купцы. Торговые дома Западного Края, ведшие постоянную торговлю с Ханьской 
империей, основывали в Китае свои представительства, фактории, работники 
которых часто жили в Китае всю свою жизнь, для их детей и внуков китайский язык 
становился родным, и поэтому возникал вопрос о необходимости перевода для них 
(если они были буддистами) буддийских текстов на китайский язык». Причем по 
большей части это были тексты практического содержания (методики дыхательных 
упражнений и техник созерцания), из-за чего многие в Китае воспринимали буддизм 
как ответвление даосизма, уделявшего немало внимания схожим методикам. Сами 
даосы относились к буддизму как к «иноземному конкуренту» и прикладывали 
серьезные усилия к тому, чтобы низвести буддизм до уровня сектантского учения, 
«отпочковавшегося» от даосизма: так, их стараниями в обиход вошло предание о 
том, что Лаоцзы, удалившись на запад, в конце концов прибыл в Индию, где и стал 
наставником Будды. Это предание легло в основу теории «просвещения варваров» 
(хуа ху), подробно изложенной в апокрифическом сочинении «Канон просвещения 
варваров Лаоцзы»; в этом сочинении утверждалось, что все деяния, приписываемые 
буддийскими сутрами Будде, на самом деле совершил Лаоцзы. (В правление 
монгольской династии Юань «Канон» был признан еретическим сочинением и сожжен.)

Во многом восприятие буддизма как одного из направлений даосизма объяснялось 
деятельностью — точнее, творческими установками — первых переводчиков индийских 
сутр на китайский язык. Мало того, что, по замечанию Е. А. Торчинова, «каждый 
монах-переводчик переводил то, чем располагал, и на основании этих 
фрагментарных и эпизодических переводов и компиляций первые китайские буддисты 
были вынуждены формировать свое представление о буддизме как целом»; 
немаловажным являлось и то обстоятельство, что в китайской иероглифической 
письменности иероглифы передают не произношение, а смысл слова, из-за чего 
переводчики сталкивались с серьезными трудностями при передаче индийских 
понятий. Ситуация усугублялась еще и тем, что в китайской традиции уже 
существовал понятийный аппарат, разработанный конфуцианством и даосизмом, и, 
особенно на первых порах, переводчики пользовались этим аппаратом для 
объяснения буддийских терминов. По этой причине понятие «бодхи» (просветление) 
переводилось как «Дао», понятие «нирвана» — как «увэй» (недеяние), понятие 
«архат» (святой, достигший низшей ступени просветления) — как «сяньжэнь» 
(бессмертный);
[78]
по сообщению английского синолога Дж. Нидэма, даже индийское представление о 
четырех первоэлементах (земля, огонь, вода, ветер) было перетолковано как 
представление об усин — пяти первоэлементах (земля, вода, огонь, металл, 
дерево). В результате подобных переводческих «вольностей» буддийские тексты 
приобретали немалое сходство с даосскими трактатами.
[79]

Начало систематическому переводу буддийских текстов, причем не только сутр 
(притч — жизнеописаний Будды), но и шастр (философских сочинений), положила во 
II веке школа монаха Ань Шигао, выходца из Парфии. Эта школа опиралась в 
переводе именно на метод «подстановки», который нередко приводил к значительной 
терминологической путанице. В V веке был предложен метод «подбора значений» 
(гэ-и), который заключался в создании неологизмов по аналогии с санскритскими 
терминами: например, термин «сансара» отныне переводился как «лунь хуэй» (лунь 
— колесо, хунь — вращение). Также прибегали к транскрибированию санскритских 
слов, благодаря чему, к примеру, слово «бодхисаттва» превратилось на китайской 
почве в «путисадо», сокращенно «пуса». Этим методом пользовалась школа монаха 
Кумарадживы, переводы которой со временем получили статус канонических. В 
полном соответствии с китайским мировоззрением этот канон был признан не 
подлежащим изменениям, и в итоге намного более точные переводы знаменитого