Чжункуй, изгоняющий бесов. Китайская народная картина из коллекции академика В. 
М. Алексеева.


Единственными «прообразами» демонов в привычном нам значении этого слова могут 
выступать, пожалуй, «внутренние» духи болезней. Представление о бесах как о 
бесах, наряду с представлениями о преисподней и ее хозяине, сложилось в 
китайской культуре лишь под влиянием буддизма (подробнее см. следующую главу).

Наконец, третью категорию божеств даосского пантеона — и самую многочисленную, 
если не сказать бесчисленную, — составляют локальные божества и духи. Прежде 
всего это так называемые «земные достопочтенные» (дичжи), к которым относятся 
боги определенных местностей, городов, гор, лесов, рек, морей, божества земли 
(тушэнь), боги — стражи ворот (мэньшэнь), боги домашнего очага (цзаошэнь), боги 
родников, источников и колодцев (цзиншэнь), божества отхожих мест (цэшэнь) и др.
 Кроме того, к этой же категории принадлежат и некоторые «разновидности» 
бессмертных, например, шицзесянь, или бессмертные, «освободившиеся от трупа», 
то есть умершие и впоследствии воскресшие, а также жэньсянь — бессмертные, 
пребывающие среди людей, и чжэньжэнь — «истинные люди», постигнувшие Дао, но не 
стремящиеся к бессмертию. О последних много говорится, к примеру, в трактате 
«Чжуанцзы»: «Настоящий человек не шел против малого, не хвалился подвигами, не 
входил в число мужей, представляющих замыслы. Поэтому, ошибаясь, не раскаивался,
 а поступив правильно, не впадал в самодовольство. Такой человек мог подняться 
на вершину и не устрашиться, войти в воду и не промокнуть, вступить в огонь и 
не обжечься. Своим познанием он, даже умирая, мог восходить к Пути. Настоящий 
человек спал без сновидений, просыпаясь, не печалился, вкушая пищу, не 
наслаждался. Дыхание у него было глубоким, исходило из пят, а у обычных людей 
идет из горла». Общей для всех этих божеств и духов была «локальность» их 
культов, географическая, племенная и даже семейная: зачастую культ конкретного 
персонажа бытовал в пределах только данной народности, данной местности или, 
что бывало нередко, в пределах данного рода или большой семьи.
Локальный «характер» этих божеств и духов определял отношение к ним населения 
той или иной местности: «своим» божествам и духам поклонялись и считали их 
могущественными, иногда суровыми, но справедливыми, тогда как «чужих» 
представляли дикими, необузданными и кровожадными и верили, что с ними, в 
отличие от «своих», вряд ли возможно о чем-либо договориться. Конечно, подобное 
восприятие «чужих» богов свойственно не только Китаю: достаточно вспомнить, к 
примеру, отношение древних греков к божествам Ближнего Востока или более 
позднее соперничество приверженцев «старых богов» и верующих в Белого Христа. 
Однако в Китае это деление на «своих» и «чужих» проявлялось особенно ярко — 
вероятно, во многом благодаря «локусной», семейно-родовой организации общества. 
Соседний род, пускай он жил всего лишь на противоположном берегу той же реки, 
был уже «другим», а следовательно, «чужим», почитал иных предков и отправлял 
иные культы; что уж говорить о родах, племенах и народностях более отдаленных! 
Чем дальше от места обитания конкретного рода или семьи, тем «чужероднее» 
становились божества и духи, а люди, поклонявшиеся этим божествам, казались 
совершенно фантастическими созданиями. Процитируем фрагменты «Каталога гор и 
морей», с которыми в буйстве фантазии не сравнятся, пожалуй, и сведения 
Геродота и Ктесия о народах, населяющих восточную оконечность древнегреческой 
Ойкумены: «Там у людей одна рука и одна нога вывернуты, коленка искривлена, 
ступня вывернута наверх… Эти люди обеими руками держат свои уши. Города их 
стоят на море, из воды его появляются удивительные твари и снова исчезают в ней.
 Люди там чернокожие, в каждой руке у них по змее. С левого уха свисает зеленая 
змея, с правого — красная змея. Иные говорят: к северу от десяти солнц живут 
люди с черным телом, человеческим лицом, в каждой руке держат по черепахе. У 
людей-тигров на теле татуировка, изображающая тигра; вместо ног у них руки… В 
Великой Пустыне высится гора под названием гора Великой Пустыни. Сюда заходят 
солнце и луна. Там обитают люди с тремя лицами. У них по три лица и по одной 
руке. Трехлицые люди не умирают».
Так или иначе, число локальных божеств и духов, «воспринятых» даосизмом, было 
весьма велико. Возможно, причина жизнестойкости даосского учения как религии, 
невзирая на всю его абстрактность и «возвышенность», заключается именно в этой 
«всеядности», в стремлении не подавлять, но поглощать и «осваивать». Это 
«освоение», как правило, выражалось в создании и освящении даосским жрецом или 
монахом статуи локального божества, зримого воплощения божественной силы. В 
работе современного исследователя Вэнь Цзяня кратко описана процедура 
освящения: «Сотворение статуи непременно сопровождается соответствующими 
религиозными обрядами. В один из благополучных дней перед началом работы 
проводят обряды поклонения бессмертным. Затем по верхней части заготовки 
наносят три или семь легких ударов топором, символизируя этим привнесение в 
дерево трех душ хунь или семи душ по. Когда работа практически завершена, 
совершается обряд „вложения органов“ в специально приготовленную на спине идола 
четырехугольную нишу. Чаще всего туда помещают следующие предметы:
— канонические тексты, отражающие разум и духовность;
— зеркало, символизирующее способность бессмертного безошибочно определять 
добро и зло;
— календарь — для охраны благоприятной погоды;
— пять злаков — для увеличения плодородия земли;