Тогда насладись величанием здесь, на пиру.
И подали яства твои, и расставили в ряд,
Здесь нет недовольных, здесь каждый и счастлив, и рад:
Он вдоволь напился, и яством насытился он.
И малый и старый встают, отдавая поклон:
„Все духи довольны весьма и едой и питьем.
Тебе, государь, долголетие в доме твоем!
Ты жертвы принес по порядку за все времена,
Сыновний свой долг, как и надо, свершил ты сполна.
Сыны за сынами, за внуками внуки подряд
Твои приношенья своими надолго продлят“.


Логичным „продолжением“ культа предков стал культ семьи, точнее, культ клана 
(рода), позднее трансформировавшийся в культ семьи — сохранившийся по сей день, 
достаточно вспомнить стремление современных китайцев всюду и везде, даже за 
границей, по возможности поддерживать связи с семьей. Именно с этим культом — 
применительно к Поднебесной в целом — связано знаменитое высказывание Конфуция, 
которое часто цитируют в различных статьях: „Правитель должен быть правителем, 
чиновник — чиновником, отец — отцом, сын — сыном“. Эти слова — краткая 
формулировка конфуцианской доктрины отношений в семье и в государстве, 
понимаемом как большая семья; кроме того, в них отражен конфуцианский принцип 
„исправления имен“, то есть надлежащего исполнения каждым своих „врожденных“ 
обязанностей. К числу последних относилась и важнейшая обязанность детей — 
уважительно относиться к родителям. Конфуций много рассуждал о сыновней 
почтительности — сяо: „Сыновняя почтительность и любовь младшего брата к 
старшему — вот основа человечности“, „Служить родителям согласно правилам, 
хоронить их по правилам и приносить им жертвы по правилам — вот что такое 
почтительность сына“. По замечанию Л. С. Васильева, „на протяжении длительной 
истории Китая культ сяо всегда был одним из центральных и важнейших по значению.
 Некоторые специалисты считают сяо первым этическим принципом в Китае. 
Универсальность его, обязанность следовать его заветам для всех, от императора 
до последнего бедняка, действительно превратила сяо в своеобразную религию“.




Нижний мир. Похоронный стяг из раскопок Мавандуя. Шелк (середина II в. до н. э.
).


С принципом сяо был неразрывно связан другой важнейший принцип конфуцианства — 
человечность (или гуманность), неотъемлемая характеристика совершенного 
человека (цзюньцзы). Олицетворениями человечности и сыновней почтительности 
конфуцианцы представляли древних богов, „превратившихся“ в великих предков, — 
Юя, который завершил дело своего отца Гуня и усмирил потоп, Яо, Шуня, 
полулегендарных правителей Вэнь-вана и Чжоу-гуна. Эти великие предки образовали 
своеобразный конфуцианский пантеон „этических божеств“: по ним полагалось 
сверять свои поступки, их примерам надлежало следовать. А во главе этого 
пантеона стояло могущественное, справедливое и беспристрастное Небо.
Это Небо (Тяньди) уже значительно отличалось от того Неба, которое мыслилось 
как верховное божество Шанди. Небо конфуцианцев отдалилось от людей и утратило 
„личностные“ черты, превратилось в абстрактный регулирующий принцип, в Истину, 
Целесообразность, Абсолютный Порядок. Это Небо лишилось персонификации, 
обезличилось, с ним стало невозможно договориться (как с предками), людям 
доступно было только осознание его воли. Конфуций говорил о себе: „В пятнадцать 
лет я обратил свои помыслы к учебе. В тридцать лет я обрел самостоятельность. В 
сорок лет я освободился от сомнений. В пятьдесят лет я познал волю Неба“. Иными 
словами, родовое божество Шанди благодаря конфуцианской доктрине преобразилось 
в рационализированный этический эталон Тяньди, который правит вселенной в том 
смысле, в каком управляют ею физические законы, безличные и неоспоримые.




Храм Неба в Пекине.


„Представителем“ этого абстрактного Неба на земле считался правитель — „сын 
Неба“, получавший от верховного принципа мандат на правление (тянь мин) и 
совершавший необходимые жертвоприношения „благоподателю“ от лица государства. 
По конфуцианскому учению, этот мандат вручался Небом добродетельному государю и 
тем самым наделял своего обладателя почти божественным статусом; но если 
правитель совершал ошибки и „вел себя опрометчиво“, Небо могло лишить его своей 
милости и отобрать мандат. Именно это, согласно „Книге преданий“, произошло с 
последним правителем легендарной династии Ся, который — по воле Неба — уступил 
престол добродетельному правителю иньцев Чэн Тану. А несколько столетий спустя 
по той же причине последний иньский правитель Чжоу Синь, „развратный и 
недостойный“, был вынужден передать власть вождю чжоусцев Вэнь-вану — 
„справедливому, добродетельному и мудрому“, о котором в одах „Шицзин“