|
но недолго: после нескольких лет царствования, узнав, что от лесного пожара
погибли Дхритараштра, Гандхари и Кунти и что некий охотник убил Кришну, приняв
его за оленя и поразив стрелой в пятку (единственное уязвимое место на его
теле), он отрекся от престола в пользу внука Арджуны Парикшита и вместе с
братьями и Драупади отправился в паломничество в Гималаи. Не выдержав тягот
пути, первой умерла Драупади, затем погибли Сахадева, Накула, Арджуна и Бхима.
Одному Юдхиштхире довелось вознестись живым на небо. Однако он до тех пор
отказывался от райского блаженства, пока не избавил от мук подземного царства
своих братьев. Вместе с ними и другими благородными воинами, павшими на поле
Куру, Юдхиштхира навечно поселился на небе, среди богов. Так завершилась
история о великой битве потомков Бхараты.
В этой битве не было ни победителей, ни побежденных — не было и не могло быть:
ведь добро и зло суть одно, добрый поступок порождает злое деяние и наоборот,
поэтому в конфликте нет ни абсолютно правых, ни безусловно виноватых.
Пандавы и кауравы — две стороны одной медали, два равноправных и равнозначных
проявления феномена «единой нерушимой целостности» — сущности индийской
мифопоэтической традиции.
«Мы знаем, что «целое» «Махабхараты» — плод творчества многих поколений, что
этико-философская концепция была наложена на героическую основу эпоса в
сравнительно позднее время и только тогда, когда появились потребность в ней и
возможность ее художественного воплощения. Перестройка, которой подверглась
«Махабхарата», — именно вследствие своей постепенности и исторической
обусловленности — была проведена с чувством такта и меры. Остались почти
нетронутыми устная эпическая техника и оригинальный стиль «Махабхараты».
Героическое повествование сохранило неизменными свое содержание и сюжет, но
только те же содержание и сюжет были рассмотрены и с новой точки зрения —
этической. В согласии с дидактической установкой эпоса в него были включены
неизвестные ему ранее разделы, однако эти разделы и формально и по существу
были нерасторжимо скреплены с эпическим рассказом. Не был отброшен даже тот
героический пафос, который, как и любому другому эпосу, был присущ ранним
версиям «Махабхараты». Творцы поздней редакции поэмы умело использовали ее
изначальный героический идеал, придав ему при этом иную окраску: они
проповедовали необходимость активной, героической и в то же время бескорыстной
деятельности уже не просто во имя славы и чести, но во имя исполнения высшего и
непреложного морального закона. «Махабхарата» тем самым обрела философскую
глубину, не утратив неувядаемого аромата сказания героического века.
Художественный синтез, достигнутый в «Махабхарате», сделал ее произведением
удивительно многозначным, позволил читателю открывать в ней все новые пласты
мысли и образа. До нас дошла одна «Махабхарата», но эта «Махабхарата» — и книга
народной мудрости, и сказочный эпос, и философское наставление в законе и
морали, и волнующая повесть о безвозвратно ушедшем героическом прошлом, каким
оно запечатлелось в памяти новых поколений» (Гринцер).
В отличие от «Махабхараты», другой индийский эпос, «Рамаяна», относительно
невелик — по своему объему он составляет лишь четверть «Махабхараты». Вдобавок
эта поэма более «прямолинейна», в ней значительно меньше отступлений и вставных
эпизодов, зато больше волшебства. Главная же особенность «Рамаяны» состоит в
том, что эта поэма — литературное произведение; индийцы, как упоминалось выше,
считают ее адикавьей — первым собственно литературным сочинением. «Если
«Махабхарата» из эпоса героического в итоге стала эпосом героико-дидактическим,
то «Рамаяна» от героического развивалась к эпосу литературному, в котором и
древний сюжет, и способы описания оказались последовательно подчиненными задаче
эстетического воздействия» (Гринцер).
В вишнуизме «Рамаяна» считается священной книгой, ибо повествует о земных
деяниях Вишну, воплотившегося в человеке Рамачандре (Раме), — точно так же, как
«небесная песнь» («Бхагавад-гита») «Махабхараты», поведанная Арджуне Кришной,
другой аватарой Вишну. Но эта поэма— прежде всего рассказ не о божественных, а
о человеческих свершениях и не о божественной, а о человеческой любви, той
самой, что «сильнее всех начал».
Историческую основу «Рамаяны» исследователи видят в покорении ариями племен
дравидийского юга, выходе ариев к океану и завоевании острова Цейлон
(Шри-Ланка). Правда, «Рамаяна» не именует себя ни итихасой, ни пураной, как
«Махабхарата», и ее историческая основа, очевидно, — не более чем весьма
искаженное эхо событий далекого прошлого.
История любви Ситы и Рамы имеет долгую предысторию, восходящую к временам,
когда боги еще не покинули «срединный мир» и не удалились на небеса.
Великий подвижник Равана, по рождению принадлежавший к асурам, прославился во
всех трех мирах своими аскетическими подвигами. Верховный бог Брахма рассудил,
что столь усердное подвижничество не должно оставаться без награды, и предложил
Раване исполнить любое его желание. Равана выбрал в дар могущество над богами и
демонами-рак-шасами (людей он считал недостойными своего внимания). Брахма
выполнил его желание — и Равану словно подменили: он изгнал с Ланки своего
сводного брата, бога богатства Куберу, остальных же богов заставил прислуживать
себе (Агни был его поваром, Ваю подметал полы, Варуна носил воду и т. д.), а
Индру победил и взял в плен (но потом отпустил по просьбе Брахмы).
Встревоженные всемогуществом Раваны, боги пришли к Брахме и сказали: «О
благословенный Господь, под твоим покровительством ракшас Равана постоянно
беспокоит нас, поскольку ты даровал ему благословение. Мы беспомощны и
вынуждены терпеть его страшные притеснения! Господин ракшасов, он
|
|