я двадцать шесть раз, и войска мои, по своей многочисленности, полой воды не 
страшились. Симир-риа, большой горный пик, что вздымается, словно острие копья, 
возвышаясь главой над горами, жилищем Владычицы богов, главой вверху упирается 
в небо, а конями внизу достигает глубин преисподней и со склона на склон, как 
рыбий хребет, не имеет прохода, — по бокам его извиваются пропасти и горные 
ущелья, и при взгляде очам посылает он ужас — для подъема колесниц и скачки 
коней неудобен, и для прохода пехоты пути его трудны. В откровении мудрости и 
по замыслу сердца, определенных мне Эйей и Владычицей богов, развязавшими ноги 
мои на повержение вражеской страны, я заставил саперов моих поднять могучие 
медные кирки — края высокой горы они сровняли, как плиты, и улучшили дорогу. Я 
встал во главе моего войска — колесницы, конников, боевых людей, идущих со мной,
 я заставил взлететь на ее пик, как храбрых орлов; вслед за ними послал я 
обозников и саперов, а верблюды и вьючные ослы прыгали по его вершинам, как 
козероги, порождение гор. Обширные войска бога Ашшура я поднял благополучно по 
трудным его подъемам, а на вершине этой горы я разбил мой лагерь. Семь гор — 
Синахульзи, Бируатти, — высокие горы, поросшие karSu и sumlalu, приятными 
благовониями, — Туртани, Синабир, Ахшуру и Суйа — с трудами я перевалил, Раппу 
и Арапу, реки, низвергающиеся с них, — в половодье их я перешел, как ров. [.....
..........……………………………………......]
[.............……………………………….........],

 (91) Я отправился из Аукане и прибыл в Уишдиш, маннейскую область, отнятую 
Урсой. Предо мной Урса урартский, не блюдущий слова Ашшура и Мардука, не чтущий 
клятвы владыкой владык, горец, семя убийства, что не знает порядка, чьи уста 
бормочут злобные и негодные речи, что не блюл почтенного слова Шамаша, великого 
судии богов, и ежегодно, беспрестанно преступал его предначертания, — после 
прежних своих грехов он свершил великое безрассудство на разгром стране своей и 
истребление своим людям: на Уауше, большой горе, чья глава воздвигнута посреди 
небес, наравне с облаками, где от века не проходила ни одна живая душа, чьих 
путей не видывал путник, да и крылатые птицы небес не летали над нею, не 
выводили птенцов, не вили гнезда, на высокой горе, что торчит, словно острие 
кинжала, и где зияют пропасти и глубокие горные ущелья; в большие жары и 
сильные морозы гора эта — гибель, утром и вечером на ней сияние, день и ночь на 
ней копится снег, во весь рост покрыта она льдом; у того, кто переходит ее 
предел, — тело его поражают порывы бури, а от холода горит его плоть, — здесь 
он собрал свое многочисленное войско и своих союзников и для отмщения за 
Метатти-зикертца устроил боевые силы: бойцов своих, опытных в битве, свое 
войско [......] их [......] построил, посадил их на верховых быстроходных коней 
и вручил оружие. Метатти-зи- кертец, что издавна ему пособлял и на помощь ему 
созывал всех окрестных горных царей и сам получал подмогу, положился на 
многочисленность войска и на помощь и склонил их отложиться. Его слава победы в 
бою [......] возомнил себя равным моей силе. Сердце его пожелало со мною 
сразиться в открытом бою, поражение войск Эллиля и Мардука он задумал 
бесповоротно. В ущелье этой горы он построил войско; о сближении и умножении 
боевых сил меня известил гонец.
(112) Я, Шаррукин, царь четырех частей света, пастырь Ассирии, хранитель 
обрядов Эллиля и Мардука, внимательный к решениям Шамаша, семя Ашшура, града 
мудрости и разумения, чтущий слово великих богов со страхом и не преступающий 
их предначертаний, верный царь, рекущий добро, для которого мерзость, злодеяние 
и ложь, из чьих уст не исходят слова притеснения, мудрец среди государей 
вселенной, созданный в разуме и совете и держащий в руке почитание богов и 
богинь, к Ашшуру, царю всех богов, владыке стран, породившему все, царю всех 
великих богов, озаряющему страны света, владыке города Ашшура, премогущему, что 
в ярости своего великого гнева унизил всех государей вселенной и уравнял их 
рост, к почтенному герою, из чьей сети не убегут злодеи, у не чтущего кого 
исторгается корень, который того, кто не чтит его слово, полагаясь на 
собственную силу, забывает величие его божественности, похваляется гордо, в 
стычке распри карает гневно, разбивает его оружие, обращает в ветер собранные 
силы, а тому, кто блюдет справедливость богов, кто полагается на добрый суд 
Шамаша, кто божественность Ашшура — Эллиля богов — почитает, не презирает малых,
 — тому дает идти с собой рядом, попрать победно своих врагов и супостатов, — 
ради того, что я еще не проходил ни пределов Урсы урартского, ни его обширной 
страны, не проливал в степи крови его воинов, чтоб нанести ему поражение в 
битве, чтобы дерзость уст его обратить на него же и заставить нести его 
собственный грех, — воздел я руки.
(125) Ашшур, владыка мой, внял словам моим справедливым, был к ним добр, 
повернулся к моей правдивой мольбе, благосклонно принял мое моление, послал мне 
на помощь свое гневное оружие, при появлении коего бегут непокорные от восхода 
солнца до заката солнца, и я не дал страждущим войскам бога Ашшура, ходившим 
дальним путем, уставшим и утомившимся, без счета перешедшим высокие горы, 
трудные при спуске и при подъеме, изменившимся в лице, успокоить их усталость, 
и не поил их водой, утоляющей жажду, не разбивал я стана, не укреплял я 
лагерных стен, не послал я бойцов своих, не сбирал я полка моего, те, что были 
справа и слева, не успели вернуться ко мне, не ожидал я тех, кто позади, не 
страшился множества войск его, презирал его коней, многочисленность его 
панцирных воинов не удостоил я взгляда — с единственной личной моей колесницей 
и с конями, идущими рядом со мной, не покидающими меня во враждебных и чуждых 
местах, отрядом, сотней Синахуцура, как яростное копье по нему я ударил, нанес 
ему поражение, отвратил его наступление, устроил ему большое побоище, и трупы 
воинов его я раскидал, как полову, наполнил горные провалы; по пропастям и