|
Робинсон, он может взять тебя с собой. Своего коня забирай, эту бестию никуда
не приспособишь. И смотри же, чтобы ты избавил нас и от другого хищника –
черного волка, который сделал округу небезопасной. Это, должно быть, твоя
собака?!
Дакота пожал плечами.
Роуч посмотрел вокруг.
– Где же Тобиас? – спросил он присутствующих. – Ему было приказано прийти.
Дверь открылась.
– Ага, Тобиас! Вот твой подопечный. Он завтра отправится с тобой в резервацию.
Сегодня он может переночевать в казарме.
– Хау.
Индейцы вышли. На дворе смеркалось, наступал вечер. Тобиас повел Токей Ито в
блокгауз-казарму. Две керосиновые лампы слабо освещали мрачное помещение.
Делавар порылся у себя в углу. Он дал дакоте немного пеммикана. Легкая улыбка
скользнула по лицу Токей Ито, когда он получил от него свою старую трубку.
Вечером в блокгаузе собрались солдаты, они болтали, курили, играли в карты.
Большинство не обращало никакого внимания на индейцев, но кое-кто из старых
солдат бросал в их сторону недобрые взгляды.
– Что нужно тут у нас этой свинье?
– Может быть, он расскажет, как убил Джорджа и Майка!
– Надо отобрать у него огниво, не то мы сегодня ночью опять взлетим на воздух!
Дакота старался не показать вида, что он понимает. Делавар молчал, не подавая
повода к столкновению.
– Пойдем к лошадям! – предложил он.
Дакота поднялся, и они покинули блокгауз. Вахта у ворот выпустила Тобиаса с его
спутником. Снаружи в загоне несколько лошадей щипало серую зимнюю траву.
Буланый жеребец стоял с опущенной головой. Дакота тихонько позвал его. Буланый
навострил уши и в несколько прыжков был у изгороди. Он прикоснулся своими
мягкими ноздрями к щеке единственного человека, которого терпел на своей спине.
Дакота погладил его по шее.
Индейцы поняли друг друга с единого взгляда. Тобиас отодвинул жердь,
закрывающую выход из загона, и они, взяв своих коней, поехали прочь от форта.
Почувствовать простор прерии было первым желанием освобожденного.
Когда форт остался далеко позади и их уже не могли ни увидеть, ни услышать
оттуда, они остановились. Дакоте пришлось резко осадить Буланого, который изо
всех сил рвался вперед.
В воздухе, сверкая, проносились снежинки. Между облаками мерцали звезды. Полная
луна, госпожа ночи, поднималась по небосводу, рассеивая тьму своим оранжевым
светом. Вокруг лежала безлюдная земля. Ее сыновья – дакоты – были изгнаны
отсюда. В последний раз видел вождь родной край. И он вдруг запел. Негромко,
глухо звучала эта грустная песня о бескрайней прерии. Звуки ее мешались с
хриплым дыханием ветра. Вождь пел о судьбе своего народа, пение его временами
прерывалось приступами кашля. Безродный делавар слышал в песне и свою
собственную печаль.
Индеец словно бы разбудил спящую землю. На освещенном лунном светом склоне
холма появилась непонятная тень. Она приближалась. Черное большое животное шаг
за шагом двигалось на голос. Глаза у него горели.
Вождь не пошевелился, он продолжал петь. И песня притягивала зверя своей
чарующей колдовской силой. Животное стало ползти, издавая ворчащие звуки. И вот
это ворчание перешло в визг. Зверь узнал вождя.
– Охитика!
Собака бросилась к индейцу с такой радостью, что тому пришлось напрячься изо
всех сил, чтобы не упасть. Буланый узнал черного волкодава. Он зафыркал и стал
щипать чахлую траву.
– Ну вот, он снова ест, – сказал делавар.
Потом индейцы поехали назад к форту. Они остались снаружи палисада, в загоне у
лошадей, и караульный не обращал на них никакого внимания.
Делавар вернул дакоте обоюдоострый нож с резной рукояткой.
Дакота сунул привычное оружие в ножны.
На следующее утро, еще не успели проснуться обитатели гарнизона, а оба индейца
уже стояли на берегу реки. Они собирались купаться. Караульный при лошадях
подошел к ним. Это был пожилой мужчина с окладистой бородой.
– Оставь это, – сказал он дакоте. – Вода в реке ледяная, а ты больной. Ты что
же, решил околеть после того, как тебя освободили? Иди в блокгауз! Я тебе дам
теплой воды! И никому до этого нет дела!
Вождь не ответил ему и не внял предостережению. Он прыгнул в воду и поплыл.
– Видали ли вы такое безумие! – Бородатый с сожалением покачал головой. – У
дикарей нет никакого рассудка.
– Дакоты иного не признают, – объяснил Тобиас. – Даже побывав в потельне, они
всегда потом плавают в реке.
– Ну что с вами, индсменами, поделаешь, – сказал добродушный мужчина и пошел
назад к лошадям.
Тобиас вслед за дакотой прыгнул в неглубокий поток. Затем оба потерлись на
берегу песком. Дакоту трясла лихорадка, и сердце его билось порывисто, но,
когда он соскоблил с себя всю грязь, он почувствовал себя человеком,
вырвавшимся из-под пытки. Делавар дал дакоте новые легины, мокасины и поясной
платок. Молодой вождь взял это все. Однако свой пояс вампума и запятнанную
кровью нарядную куртку он надел тоже.
– Как могло мое имя достичь Вашингтона? – спросил дакота.
– Художник Моррис, которого вы, дакоты, называли Далеко Летающей Птицей,
|
|