Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Детский раздел :: Детская проза :: Приключения :: Лизелотта Вельскопф-Генрих :: Сыновья Большой Медведицы :: 3. Лизелотта Вельскопф-Генрих - Токей Ито
 [Весь Текст]
Страница: из 146
 <<-
 
Токей Ито

Третий роман из цикла «Сыновья Большой Медведицы» рассказывает о жизни индейцев 
Северной Америки, об их борьбе за свою свободу и независимость.




Лизелотта Вельскопф-Генрих

Токей Ито


Посвящается тем отважным мужчинам, женщинам и детям дакота-оглалла, которые 
после многих страданий и тяжелейших испытаний строят свою новую жизнь.


Для меня большая честь получить от их племенного сообщества имя Лакота-Тачина, 
и я хотела бы быть достойной его.
Лизелотта Вельскопф-Генрих



ДЖЕК ПОНКА

Свирепый зюйд-вест мел по прерии снег и песок. Еще недавно перевалило за 
полдень, но снеговые тучи уже затянули небо. Метр за метром пробивались вперед 
три драгуна со своим проводником.
– Черт тебя подери! – заорал один из драгунов сквозь вой ветра проводнику. – Мы 
уже давно должны быть на месте!
Разведчик что-то бросил в ответ и дал шпоры коню.
Они двигались на юго-запад, навстречу ветру, снежной коловерти, несущемуся 
песку. Только к вечеру всадники увидели широкое песчаное русло реки. Они были 
на северном берегу. На другом, на южном, сквозь снежно-песчаную мглу виднелись 
контуры деревянных строений.
– Дьявольщина! Мы, что же, добрались?
– Ну конечно! – возликовал в ответ проводник;
только что он натерпелся немало страху, хотя и виду не подавал драгунам. – 
Найобрэра и форт! Мы на месте!
И снова пошли в ход шпоры, засвистели плетки. Кони, вышагивая против ветра, 
миновали песчаную отмель, преодолели вброд быстрый поток и выбрались на крутой 
берег у палисада, за которым видна была сторожевая башня и крыша сдвоенного 
блокгауза. С башни раздался резкий свист: это часовой извещал о прибывших.
Заскрипели петли. Отворилась створка ворот. Въехав в замкнутый со всех сторон 
двор пограничного поста, всадники остановились и спешились. Трое мужчин в 
кожаной одежде, без головных уборов, с морщинистыми, исхудалыми лицами подошли 
к ним. И во дворе, окруженном палисадом, мело снег и песок, так что все щурили 
глаза, присматриваясь в сумеречном свете друг к другу. Прибывшие и те, что 
подошли к ним, принялись на чем свет стоит клясть и это место, и бурю, и песок, 
и снег. Немного поостыв, они завели коней в загоны внутри палисада. Разведчик и 
драгуны направились к большему из блокгаузов. Это была старая низкая, 
срубленная из бревен постройка без окон, с одними бойницами. Тяжелая дубовая 
дверь находилась на восточной вытянутой стороне. Внутри дома было все 
необходимое для немногочисленного гарнизона пограничного поста: запасы еды, 
одеяла, деревянный стол, скамейки вдоль стен и сложенный из камней очаг, в 
котором трепетал огонь. Пит, разведчик, расстегнул ремешок и снял широкополую 
шляпу.
Драгуны представились гарнизону пограничного поста, для которого название 
«форт» было, пожалуй, слишком значительно. Пит направился к сотоварищам; как и 
он, служили они на границе по вольному найму. Его тотчас узнали.
– Пит Куцый Нос! Что это тебя занесло в нашу глухомань? Или тебе не сиделось на 
прекрасной Миссури, в форту Рэндол?
Пит потоптался, отогревая ноги, сплюнул, утер тыльной стороной ладони нос и 
шлепнулся на скамью.
– Билл, старина, где же виски?
В ответ раздался дружный ехидный смех!
– Что? Ни капли виски?! Я плачу!
Пит не был пьяницей, но любил малость шикнуть.
Он выудил в одном из своих многочисленных карманов золотой.
– Побереги монеты. Они тут ни к чему. Мы давно выдули все до последней капли. И 
вообще, кто это завел разговор о виски? Лучше поговорим об оружии и боеприпасах,
 мой дорогой!
– Дай хоть по крайней мере поесть, Билл Петушиный Боец!
– Тот придвинул Питу банку консервов.
– И это все?
– Все.
– Ну и разнесчастная тут у вас жизнь!
– Пришлите нам наконец хоть пятьдесят человек подкрепления, и все будет иначе. 
Мы сразу прогоним ко всем чертям проклятых индсменов!
– Так вы еще с ними не покончили? – Пит выковыривал ножом солонину из банки и 
жадно глотал ее, впрочем без всякого удовольствия. Он продолжал наводить 
критику: – Тряпки вы! Вам только за подолы держаться. Не покончили с 
индсменами! Мы пять дней ехали и ни одного не видели!
– Это еще не значит, что они не видели вас!
– Значит, удирали! Где появляются молодцы с форта Рэндол, туда краснокожие носа 
не сунут!
– Пит, друг, ты рассуждаешь, словно полковник Джекман! Я скажу тебе одно: нужно 
немного настоящих мужчин и побольше оружия. Иначе уже этой весной нам капут.
– А ведь, похоже, что ты прав! Но мы вам поможем. У меня тут письмецо к вашему 
майору. Такое письмишко – будь здоров!
– У тебя? Письмо?..
– Да, у меня. Потому что я скаут, и всякий знает, что мои нагрудные карманы – 
надежнейшее место для срочных посланий.
– Ах вот что! Скорей всего тебе просто отдали предпочтение перед каким-нибудь 
краснокожим скаутом.
– Такому бывалому пограничнику, как я, всегда отдадут предпочтение. Ну, так где 
же ваш майор Смит?
– Там, в комендантском доме.
Майор сидел в холодном рабочем кабинете. На дубовом столе горела лампа. Майор, 
видно, работал и поднял глаза. Пит так и разинул рот: Смит был не стар, но 
совершенно сед. Разведчик вытащил из внутреннего кармана кожаной лосиной куртки 
письмо. Майор прочитал его, перечитал еще раз, потом приказал драгуну вызвать 
лейтенанта Варнера и командира вольных всадников Адамса.
Они не заставили себя ждать. С нескрываемым интересом смотрел Пит на вольного 
всадника. Это был стройный молодой человек среднего роста. Руки его были скорее 
руками крестьянина, чем руками стрелка, – широкие, словно грабли. Светлая 
шевелюра, голубые глаза – из-за них загорелое лицо его казалось еще темнее. 
Считать ли этого парня настоящим жителем Запада; с первого взгляда Пит решить 
этого не мог.
Майор не поднялся с места. Он только приосанился и посмотрел на лейтенанта.
– Лейтенант Варнер! Адам Адамс! В письме, которое мне только что вручили, 
имеются кое-какие совершенно новые указания, которые нужно немедленно довести 
до сведения солдат и вольных всадников. Ситуация в корне изменилась, – пояснил 
майор. – Наша хорошо оснащенная экспедиция установила, что месторождение золота,
 два года тому назад открытое в Северном Блэк Хилсе, выгодно только при 
промышленной эксплуатации. Решено подать к центру будущих горных разработок 
ветку от трансконтинентальной железной дороги, а это означает… Ну, как это 
отразится на нашей стратегии?
– Жаль, – пробурчал Пит.
– Простите, что?
– Я только сказал, жаль, – несколько громче произнес бывший ковбой. – Ведь если 
промышленная добыча, тогда уж маленькому человеку золота не видать.
– Замечание несущественно и излишне. Лейтенант Варнер?
– Наша задача – изгнать смутьянов-дакотов из Блэк Хилса!
Это был ответ, которого и ждал майор.
– Совершенно верно. Десять лет, как кончилась гражданская война. Наши Штаты 
выросли, и тысячи переселенцев в пути. Армия должна решать новые задачи. Теперь 
будет осваиваться и Дальний Запад. Мы не можем столько терпеть от краснокожих, 
как это было при постройке трансконтинентальной железной дороги и последние два 
года здесь, на Найобрэре. Дакоты должны немедленно отправиться в 
предназначенную им резервацию. Убийцы и поджигатели угомонятся и наконец-то 
приучатся работать.
Слушатели ничего не сказали по поводу этой речи. Они ждали, не отдаст ли майор 
каких-либо распоряжений. Но пауза затянулась, и заговорил вольный всадник Адамс.

– Дакотам был установлен срок для переселения в отведенный для них район – 
тридцать первое января нынешнего, тысяча восемьсот семьдесят шестого года. Но 
как же индейцы могли соблюсти его, если бы даже и хотели: среди зимы, с 
женщинами, с детьми?.. У них нет ни дорог, ни экспрессов…
Майор наморщил лоб.
– Адамс, я люблю, когда люди свободно выражают свое мнение, но я не люблю 
неуместных шуток. Верховные вожди предупреждены правительством, что они должны 
вывести свое племя, а если переселение отдельных групп затянется, то мы ускорим 
его. Наша задача – загнать в резервацию небольшой род, живущий в верховьях рек 
Платт и Найобрэры. Решающее дело предстоит значительно севернее, у Блэк Хилса. 
Но это не значит, что нам здесь можно хлопать ушами или хоть сколько-нибудь 
ослабить натиск.
Адамс прикусил губу.
– Есть еще вопросы? – Но это была уже риторика: на самом деле майор закончил 
разговор.
– Есть вопрос, – несмотря на это, произнес Адамс.
– Пожалуйста! – Майор Смит начинал сердиться.
– Несколько лет тому назад дакоты заключили с нашим правительством договор, по 
которому их места охоты от Блэк Хилса и до Миссури на севере «навечно» 
принадлежат им. Как же с этой заверенной печатями бумагой?
Кровь бросилась к вискам майора.
– Не ваше дело! – довольно резко сказал он, чтобы стоящий рядом лейтенант 
Варнер не подумал, что и у него самого совесть неспокойна. – Дакоты должны 
отправиться в резервации, а если откажутся – мы применим оружие. Вот! – 
Комендант развернул карту и придвинул ее к лейтенанту и Адамсу. – Вот… черной 
линией обведенный район. Сюда направляются дакоты, они сдадут оружие и будут 
учиться возделывать землю и растить скот. Территория резервации располагается к 
юго-востоку от Блэк Хилса, прямо у нас под носом. Ясно? – просил Смит.
– Понятно, – ответил Варнер. – Получим ли мы подкрепление?
– Об этом-то я и буду просить. Пит отправится завтра с моими письмами на форт 
Рэндол, а также в Янктон к полковнику Джекману лично. Я считаю, что в 
сопровождение Питу надо дать трех опытных пограничников, которые сумеют в 
Рэндоле и Янктоне доложить нашу точку зрения. Кого послать. Адамс, как ты 
думаешь? Кто хорошо знает прерии? На кого можно положиться?
– Вероятно, лучше всего отправиться мне самому.
– Нет, ты нужен здесь. А Джордж?
– В разведке. Еще не вернулся.
– И намного он опаздывает?
– На пять часов.
– Его искали?
– В такую погоду – бесполезно. Если организовать поиски, то и еще кого-нибудь 
подстрелят.
– Почему еще подстрелят? С чего ты решил, что Джорджа подстрелили?
– Мне так кажется.
– Не много ли ты фантазируешь, Адамс? Во всяком случае на Джорджа завтра утром 
рассчитывать не приходится. И почему ты посылаешь в разведку по одному 
человеку? Разве я не приказал, чтобы выезжали всегда вдвоем или втроем?
– С ним должен был выйти Дэви, но, как вам известно, он пошел за водой, 
свалился в реку и больше его не видели…
Пит с интересом прислушался. Он склонил набок голову, вытаращил глаза, уголки 
его рта опустились: прибавить к этому уродливый нос – точь-в-точь какой-нибудь 
любопытный бульдог.
– Неужели ты не мог послать кого-нибудь с Джорджем?
– Нас теперь всего-то – ничего. И все распределены.
– Да, да, пополнение крайне необходимо. Но тебе все-таки придется выделить двух 
или трех человек, чтобы сопровождать Пита. Драгун мы оставим пока здесь. Охрана 
и так невелика.
Варнер, кажется, был доволен. Адамс, однако, не смолчал:
– Не равноценная замена, майор. Но раз уж иначе нельзя, Билл Петушиный Боец и 
Малютка Джозеф.
– Не возражаю, – ответил Пит и шлепнул Адамса по плечу. – Обоих знаю! Неплохие 
ребята!
– Сомнительные типы пограничья, – критически заметил майор. – Пожалуй, как 
сопровождающие – хороши, но в Рэндоле и Янктоне они только скомпрометируют нас. 
Можешь предложить кого-нибудь посолиднее, Адамс?
– Ну, если уж так надо, то, пожалуй, Том Без Шляпы и Сапог.
«Ну и солидная фигура», – подумал Пит, но ничего не сказал, потому что обладал 
еще и замечательным даром молчать, когда его не спрашивают.
– Дурацкое имя. Впрочем, сам он не производит на меня скверного впечатления. 
Согласен.
На этом майор разговор закончил. Адамс вышел последним и закрыл за собой дверь. 
Затянутое тучами небо и снежно-песчаная круговерть делали ночь совершенно 
непроницаемой.
Лейтенант вдруг рухнул на колени. Адамс подумал, что тот споткнулся, подскочил, 
схватил за руку, чтобы поддержать. Но тело Варнера обмякло. Адамс ужаснулся. Он 
снова рванул дверь и втащил в комнату коменданта сникшего Варнера.
Майор вскочил, быстро прикрыл дверь и поднял со стада лампу. Слабый свет озарил 
лицо лежащего на полу лейтенанта. Глаза у него закатились. Адамс обнаружил в 
мундире дыру. Ткань уже набухла от крови. Удар ножа был смертелен. Адамс встал 
перед Варнером на колени и закрыл ему глаза. Дома, на ферме он был приучен с 
уважением относиться к людям и строго соблюдать установленные жизнью обычаи.
Майор и молодой вольный всадник какое-то время молча смотрели поверх убитого в 
пустоту. Затем Адамс, не ожидая приказа, подбежал к двери, ведущей в сторожевую 
башню, и, перемахивая через две-три ступеньки, кинулся наверх. Он хотел, чтобы 
стоящий на посту Майк поднял тревогу. Но Майк уже не стоял на посту. Он лежал 
на полу. В горле у него торчала стрела. Стараясь не высовываться из-за барьера, 
Адамс крикнул наперекор буре:
– Индсмены на форту! – и тотчас скатился по лестнице вниз за дальнейшими 
указаниями майора.
– Осмотреть двор и здания!
Адамс бросился в старый блокгауз и поднял там тревогу.
В эту бурную, непроглядную ночь всякий бы с удовольствием остался под защитой 
стен блокгауза. Пит и Билл Петушиный Боец немедленно взяли на себя охрану дома. 
Остальные мужчины, подчиняясь приказу, с опаской вылезали на двор. Поднялась 
беспорядочная стрельба. Люди успокаивали себя только тем, что их много. Каждый 
квадратный метр двора был буквально ощупан, строения обшарены. Врагов не нашли, 
нападению никто больше не подвергался, зажигательных стрел на крышах не 
обнаружили. Вместо убитого наблюдателя Адамс послал на вышку индейца-разведчика,
 который сменился с поста и во время нападения спал. Внешне все было спокойно.
Обоих убитых – Варнера и Майка – внесли в большой блокгауз и накрыли одеялом. 
Адамс взял себе стрелу, которой был убит дозорный. В углу, на скамейке, у стены,
 сидел Билл Петушиный Боец, Малютка Джозеф и Пит. Адамс подошел к ним.
– Ага, все трое тут! – сказал он. – Можете теперь не расставаться. Завтра рано 
утром поедем на форт Рэндол с письмами майора.
– Почему это старику потребовались именно мы? Что же ты мне ничего не сказал, 
Пит?
– Нужны испытанные пограничники, – вместо Пита ответил Адамс. – Люди, которые и 
на форту Рэндол сумеют поднести все, как надо. Нам необходимо подкрепление. Это 
вы усвоили?
– Да, вы правы, – Пит прикусил верхнюю губу. – У вас тут как в паршивом хлеву. 
Я все еще не могу понять, как это произошло.
– Не можешь понять? – со злостью бросил Адамс. – Сначала убили дозорного на 
башне. Все они охотники на бизонов – прекрасные стрелки… Ну-ка посмотри на 
стрелу! Что за насечки?
Билл взял стрелу, повертел в руках.
– Дакоты. Племя оглалла. А вот тут… Э-э!.. Да это род Медведицы. Я с ними давно 
знаком. Пожалуй, лет десяток.
– Когда дозорного убили, один или двое проскользнули в ворота, а то и 
перемахнули через палисад. Дакота, при его двухметровом росте, проворен, как 
кошка. Вот краснокожий проскользнул да и притаился. Он-то и подколол лейтенанта.
 Видно, сбоку ударил. А потом исчез, так же как и появился.
– День и ночь песчаной бури и – трое убитых! – подытожил Малютка Джозеф; он 
бросил злой взгляд на Адамса. – Нечего нам тут отсиживаться. Индсмены всегда 
знают, где нас найти, а сами шныряют вокруг, как комары, их и не схватишь.
– Трое убитых? – переспросил Адамс.
– Добавь Джорджа. Ты, кажется, забыл о нем!
– Но может быть, он застрял из-за бури…
– Адамс, не убеждай нас в том, во что не веришь сам.
– Так-то ведут себя здесь у вас паршивые краснокожие? – пробормотал себе под 
нос Пит. – Даже жутко.
– Отчего же жутко? Так и должно было быть! – с издевкой заметил Малютка Джозеф.
 – Зато господа из форта Рэндол оказывают индсменам такое уважение!
В глотках у всех пересохло, настроение испортилось, и спать было тревожно. 
Адамс завернулся в одеяло и улегся рядом с Томом Без Шляпы и Сапог. Том 
беспокойно ворочался с боку на бок.
К утру ветер утих. Облака рассеялись, и небо голубело над засыпанной песком и 
снегом промерзшей землей.
– Начало весны! – заметил Пит. Несмотря на предстоящее возвращение в любимые 
края на Миссури, настроение у него было прескверное.
Ворота открылись, и четыре всадника покинули форт, увозя с собой два письма 
майора. Они переправились через Найобрэру и повернули на северо-восток. Джордж 
так и не вернулся. Об этом думали все, но никто не говорил.
Всадники пустили коней рысью. Глухо застучали копыта. Высоко в небе кружила 
хищная птица. Над бескрайней, пустынной прерией сияло утреннее солнце. Ни зверя,
 ни всадников – никаких следов. Проехав около часа, они остановились.
– Смотрите, кажется, что-то лежит? – Билл Петушиный Боец показал на гребень 
ближайшей высотки и, не ожидая ответа, соскользнул с коня и стал взбираться по 
склону.
Наверху в траве лицом вниз лежал мертвец. Рядом с убитым – шляпа. Скальп снят. 
На куртке вырезан четырехугольник.
Билл поспешил к своему коню и, не говоря ни слова спутникам, очертил руками в 
воздухе квадрат.
– Опять?! – Джозеф был поражен.
– Да, опять, – буркнул Билл; в глубине души он был очень испуган и злился, что 
спутники чувствуют его состояние.
– Что означает этот четырехугольник? – спросил Пит.
– Это знак, – пробормотал Джозеф.
– Чей знак? – допытывался Пит.
– Захлопни пасть! – оборвал его Билл. – Я не желаю лишний раз произносить его 
имя. Это ведь при мне укокошили его отца, и, как знать, может быть, и я у него 
на примете.
– Он имеет в виду Гарри, – тявкнул Малютка Джозеф. – Краснокожую тварь Гарри!
Всадники вскочили на коней и подняли их в галоп. Это было похоже на бегство. Не 
было ни времени, ни возможности продолжать разговор. Когда около полудня 
сделали остановку, чтобы подкрепиться, Пит снова пристал к Малютке Джозефу:
– Кто же этот Гарри? Он метис?
– Чистокровный дакота! Вот что значит беззаботная жизнь в хваленом форту Рэндол.
 Тебе такие, наверное, и не снились!
– Чертова тварь! – не выдержал Билл, который не собирался вести разговоров на 
эту тему. – Он был разведчиком на строительстве Юнион Пасифик, потом засел в 
Блэк Хилсе и убивал золотоискателей, теперь он снова в своем племени и 
отравляет нам жизнь! Дакоты называют его Токей Ито. О, этот мерзавец прошел 
огонь и воду, и, скажу я вам, распоряжается он своими головорезами гораздо 
умнее, чем майор нами.
– Ах вот что! – Пит потянулся за трубкой. – Так вам нужно не только 
подкрепление, но и офицер помоложе, поживее!
– Нет уж, хватит с нас этих молодых офицеров! Ты сам видел, что получилось из 
Варнера! Труп! Лейтенанты нам ни к чему. Люди нам нужны – разведчики, стрелки. 
Нам надо иметь численное превосходство. Тогда будет толк.
– И Гарри нам надо выловить! – добавил Малютка Джозеф. – Мне доставит огромное 
удовольствие содрать с него шкуру.
– Ну, помечтай, помечтай, – поддразнил его Билл. – Живого-то его тебе не 
схватить. Никогда! Еще не бывало такого, чтобы улитка поймала кузнечика!
Передохнув, всадники снова пустились в путь. То галопом, то рысью они 
продолжали движение на северо-восток, потом на восток. Погода 
благоприятствовала им. Если холод последних дней февраля еще немного и 
беспокоил, то буря с ее снегом и песком была позади. Следов индейцев нигде не 
было видно.
Последнюю ночь они почти не спали. Утром, перебравшись через два небольших 
ручья, они взяли такой темп, что с восходом солнца были на Миссури, у форта 
Рэндол.
Несмотря на то, что еще только начиналась весна и было по-зимнему холодно, 
вокруг форта обосновалось уже немало люда. Были тут и белые: охотники, трапперы,
 торговцы, бродяги, но больше – индейцы, прибывшие с палатками, женами и детьми,
 чтобы сбыть – что требовало немало времени – добытые за зиму меха. Было 
заметно, что многие из них уже приобщились к цивилизации. На них были яркие 
головные платки, низкосортные ситцевые рубашки, дешевые шерстяные одеяла. Все 
четверо не сдерживали коней, проезжая сквозь это скопище. Кто не хотел быть 
растоптанным, должен был побыстрее убраться с дороги.
Форт, к которому подъезжали посланцы, был значительно крупнее и лучше вооружен, 
чем пост на Найобрэре. Атмосферы постоянной настороженности необжитых мест, где 
еще много значили ружья, стрелы и ножи дакотов, здесь уже не было. Люди 
чувствовали себя непринужденно и уверенно.
Всадники достигли ворот. Дозорные знали Пита и пропустили их. Внутри форта 
приехавших поразили выставленные напоказ пушки. Курьеры доложили о себе в 
караульном помещении и приготовились к ожиданию, потому что было только раннее 
утро. Однако им тотчас же предложили явиться к лейтенанту по имени Роуч, и 
через несколько минут они стояли в совершенно непривычном для них натопленном и 
комфортабельно обставленном помещении.
Молодой лейтенант сидел в кресле за письменным столом. Он принял из рук Пита 
письмо, адресованное коменданту форта Рэндол, и, не задумываясь, вскрыл. 
Лейтенант при чтении слегка откинулся назад. Его форма была сшита у хорошего 
портного и сидела безукоризненно. Волосы были аккуратно причесаны и лоснились 
от помады. Ногти – ухожены. Нечто вроде улыбки скользнуло по лицу лейтенанта.
– Все ясно, – он сложил письмо. – Вам нужно пополнение, оружие и дельный офицер.
 Где второе письмо на форт Янктон, полковнику Джекману?
Пит с готовностью извлек из нагрудного кармана и этот пакет с сургучными 
печатями. Лейтенант взял его, повертел в, руках, однако на этот раз не вскрыл.
– Содержание, видимо, то же, – заметил он. – Я как раз еду на Янктон и сам 
вручу письмо лично полковнику Джекману. Да, да, так и сделаем, – заключил он. – 
Я сам передам нашему коменданту и полковнику Джекману ваши соображения.
Элегантный молодой офицер поднялся, и ни у Пита, ни у его спутников не возникло 
необходимости что-нибудь сказать. Собственно, зачем? Миссия, сверх ожидания, 
оказалась успешной. Сразу договорились о пополнении, которого на Найобрэре 
тщетно дожидались чуть ли не год. Чего же еще желать! Хотелось передохнуть, 
особенно после столь неожиданного и скорого успеха. Денщик лейтенанта уже 
получил указание позаботиться о них.
– Господин лейтенант подлизывается к нам, – прошептал Том Биллу Петушиный Боец.
 – Видно, хочет вышибить из седла нашего честного старика майора.
Билл, Пит и Джозеф не разделяли опасений Тома.
– А нам-то что? Главное, мы заработали несколько деньков: будем жрать, пить, 
курить. Роуч свой парень!
Денщик был парнем общительным и, кажется, истомился от скуки. Он с 
удовольствием посвятил себя прибывшим из далекой глуши: набил им кисеты табаком,
 позаботился, чтобы у них было вдоволь хорошей еды и выпивки, а в заключение 
обратил их внимание еще на одну особо привлекательную штуку – как раз сегодня 
перед воротами форта должна была состояться игра в травяной мяч. Травяной мяч, 
или, собственно, хоккей, был у индейских племен и особенно у дакотов весьма 
распространенной игрой, в которой индейцы упражнялись с юношеских лет. 
Комендант согласился установить даже денежный приз, надеясь подогреть азарт 
полуцивилизованных игроков и сделать любимое зрелище своих вояк еще более 
острым.
– Неплохо, если эти краснокожие свиньи устроят на лужайке свалку! – заметил Пит.

– Мы сможем сделать ставки? – поинтересовался Малютка Джозеф. – Если нет…
Билл Петушиный Боец осмотрелся.
– Тут-то вроде нет, а вон на той стороне, ты видишь? Да неужели ты не видишь, 
Малютка? Вов двое пузатых, а вокруг них уже толкучка! Кажется, они принимают 
ставки!
Не рассуждая попусту, все четверо одновременно ринулись к толпе, которая 
образовалась вокруг двух довольно фундаментальных фигур. Один, грузный и жирный,
 с редкими волосами, кудахтал словно курица. Но внимание четырех вольных 
всадников привлек второй букмекер – черноволосый малый, лет мак, пожалуй, 
сорока. Он орал во всю глотку, рекламируя себя, как вполне солидную фирму по 
части заключения пари. Едва он раскрывал рот, сразу можно было видеть, что 
зубов у него нет и в помине.
– Бен! – Окликнул его Билл Петушиный Боец. – Да ты опять как рыба в воде!
– Как видишь. Не хотите ли внести ставки?
– Намекни, на кого? – подмигнул ему Билл.
– Откуда я знаю? Вы делаете ставки, не я.
– Старый пройдоха! – зашипел Билл. – Тебе-то уж известно, на кого, да боишься, 
что сорвем тебе коммерцию!
Со всей суммы ставок определенный процент выплачивался тем, кто выигрывал пари. 
Следовательно, чем меньше участников пари выигрывало и чем большее их число 
расставалось со своими деньгами, тем выше была сумма, выплачиваемая победителю.
– Посоветуй! – принялся за уговоры и Пит. – Мы тебе за это б-а-альшущий привет 
передадим от твоего старого блокгауза на Найобрэре, где ты неплохо зашибал 
деньгу два года назад.
– Он все еще цел, – добавил Том.
– Хотел бы я на него взглянуть! Нет там нового хозяина?
– Нет хозяина, нет и виски.
– Так, так. Об этом стоит подумать. Ну, ставите?
– Так на кого?
– Откуда я знаю!
Пит во время разговоров потихоньку озирался вокруг.
– Пошли! Я вижу тут одного приятеля, тот посговорчивее этого беззубого 
мошенника.
Пит со своими спутниками направился к невысокому человечку в пестром платке. 
Тот широко раскрыл черные живые глаза.
– Пит! Mon ami! Мой дорогой друг! Дай же я тебя обниму!
– Луи, канадец, – представил его Пит своим. – Вот ты-то нам и нужен, Луи! – 
немедленно приступил он к делу. – Тут заключают пари. А мы, бедолаги, остались 
почти без денег, и нам бы надо выиграть. Скажи-ка, на кого поставить?
– На кого поставить? Ну и ну! На кого, говоришь, поставить? Вам надо 
посоветовать, на кого? Дать добрый совет?
– Вот именно, добрый совет! Давай сложимся и сыграем вместе?!
– На общую кассу? Ну и ну! Пит Куцый Нос, значит, ты полагаешься на своего 
друга?
– Полагаюсь.
– Итак, верный совет! – воодушевился канадец, говорящий на ломаном английском 
языке. – Пошли, друзья! Я сведу вас к тому, кто знает, как все произойдет! К 
капитану синих!
Поле для игры было обозначено. Вместо ворот друг против друга стояли две 
палатки. Перед ними и собирались команды. Юркий канадец повел своих спутников к 
палатке, установленной с северной стороны. Среди собравшихся там индейцев, 
которые уже держали в руках палки-клюшки, выделялась крупная фигура негра. 
Энергично жестикулируя, он инструктировал свою команду.
– Хе! Бобби! – крикнул канадец. – Бобби!
Негр оглянулся. Том Без Шляпы и Сапог широко раскрыл глаза.
– Что я вижу? Да это же… это же…
На подвижном, смышленом лице чернокожего отразилось изумление, может быть, даже 
испуг. Но это было столь мимолетно, что ни один из вольных всадников и даже сам 
Том не обратили на это внимания. Расталкивая обступивших его людей, негр 
ринулся к Тому. И вот он уже обнял бородача своими сильными руками.
– Том Без Шляпы и Сапог! О! Великолепно! Что видят мои счастливые глаза! Том 
здесь! Том теперь в шляпе и в сапогах!
От такого бурного приветствия у Тома перехватило горло.
– Чапа – Курчавый! – бормотал он. – Не раздави ты меня! Как ты попал сюда? 
Разве ты больше не…
Негр принялся целовать озадаченного и полузадушенного Тома.
– Том! Мы снова с тобой встретились! У Тома сапоги!
– Ну конечно, конечно. – Том пытался вырваться из этих слишком бурных объятий.
 – Ну скажи мне все-таки…
– Том здесь! Том со мной! У Тома шляпа!
– Скажи, как ты попал сюда? А я думал, что ты все еще в палатках Медведицы! – 
выпалил он.
Пит вздрогнул.
– Что я слышу? У этих бандитов из рода Медведицы?
– Мы там познакомились, – благодушно пояснил Том. – Я ведь был в плену у них, у 
этого пресловутого рода.
– И что же теперь? – с сомнением спросил Пит.
– О Том, Том! – продолжал выкрикивать негр-атлет, расплываясь в широкой улыбке.
 – Я ведь давно расстался с этой бандой.
– Почему расстался? – Пит все еще был полон недоверия.
– Чужой белый человек с коротким носом не верит мне? А вот Том верит. Что Том 
видел в моей палатке, когда был у меня? Семь женщин! Семь женщин и еще бедный 
Бобби! Хо! Бобби удрал!
Вольные всадники не удержались от смеха.
– Это правда, – подтвердил Том. – Слишком много вдов и старух в этом несчастном 
роде. Воины гибнут в беспрерывной борьбе и на охоте, много голодных ртов в 
палатках. Когда меня захватили в плен, мне пришлось взять в жены одну вдову. 
Вот почему я скоро удрал. Значит, и ты, Курчавый, сбежал от твоих семи бабушек, 
тетушек, внучек. Поздравляю! Значит, ты уже больше не Чапа Хитрый Бобер. Значит,
 ты теперь Бобби! – И оба снова кинулись друг к другу в объятия.
– Так доберемся мы наконец до дела или нет! – Пит проявлял нетерпение. – Бобби, 
послушай, ты и есть капитан этих синих?
– Я, конечно, я!
– Так как обстоят дела? Победит твоя команда?
– А нужно, чтобы она победила?
– Что значит – нужно? Разве не начистоту идет игра?
– Честная, честная, совершенно честная!
– А ты знаешь, как играют красные? Кто их капитан?
– Вон он стоит! Здоровенный индеец из племени понка!
Взгляды всех обратились на индейца, стоящего у противоположных ворот. Это был 
рослый, очень стройный человек в хлопчатобумажной пестрой, но не лишенной вкуса 
одежде. Его длинные иссиня-черные волосы были заплетены в косы. Худое лицо – 
раскрашено. Краска была наложена так густо, что черты лица были неразличимы. За 
поясом торчал револьвер. Другого оружия видно не было. В руках он держал палку, 
напоминающую хоккейную клюшку. Рядом с ним стояли индейцы его команды.
– Что ты знаешь о нем и его людях? – не оставлял негра в покое Пит.
– Друзья мои, я не знаю, как будет играть Джек-понка. Если у него будет хорошее 
настроение, он победит меня. А если у него скверное настроение – я забью мяч в 
его ворота.
– Хорошее настроение! Плохое настроение! Плохое настроение! Хорошее! Так что же,
 нам сперва держать пари на его настроение? Неужели он не может сказать, как он 
будет играть?
Атлет Бобби только пожал плечами.
– Джек-понка делает то, что ему взбредет в голову. Может быть, мне попросить 
его, чтобы он выиграл?
– Вам, двум капитанам, нужно между собой договориться, – сказал Пит, – а 
выигрыш поделим на всех.
Негр покачал головой и улыбнулся, показав жемчужные зубы.
– Индейцы так упрямы! Но вы мои друзья! Я попробую поговорить с понкой.
И теперь уже шесть человек направились вдоль края поля на его противоположную 
сторону, к другой команде. Понка смотрел на приближающихся. Он держал в правой 
руке палку и слегка покачивал ею. Черно-синяя раскраска не позволяла уловить 
выражение его лица, но в игре руки, положении плеч и повернутой вполоборота 
голове чувствовалась гордость и не слишком большое внимание к подходящим людям.
– Джек! – сказал Чапа индейцу. – Пятеро уважаемых джентльменов просят твоего 
внимания! Они хотят сделать ставки на кого-нибудь из нас. Хотят немного 
заработать. Хотят весело пожить, прежде чем четверо из них снова отправятся в 
Найобрэру. Не дашь ли ты совета?
Понка слушал, слегка пошевеливал палкой, взгляд же его был неподвижен. Пит 
всматривался в черно-синюю краску лица, в эту маску человека, глаза которого 
были полуприкрыты опущенными веками. И вдруг он почувствовал, что по спине у 
него ползут мурашки, и невольно схватился за свой амулет. Но у него не было 
времени понять, что же его так испугало, потому что индеец еле слышно произнес:
– Бобби будет победителем.
Вольные всадники удивленно переглянулись:
– Какая же понке выгода – дать тебе выиграть, Бобби?
Негр снисходительно улыбнулся:
– У Джека-понки хорошее настроение, и он ведь друг Бобби!
– Вот это я понимаю!
– Пошли, пошли! Надо спешить! – покрикивал Пит. – Раззвоним, что победит 
Джек-понка! Тогда повысится наша доля, если мы поставим на Бобби. Бобби, ты 
просто золото! – Трепещущие ноздри Пита в этот момент источали благодушие: 
Бобби пах деньгами.
Шестерка рассыпалась распускать ложные слухи. Незадолго до начала игры они 
снова собрались и сложили вместе все свои деньги. Бобби сделал необыкновенно 
большой взнос.
– Бобби – Курчавый! – воскликнул ошарашенный Том. – Откуда у тебя столько 
денег? Может быть, ты где-нибудь украл их?
– О Том Без Шляпы и Сапог, я немножко торговал.
– Как же ты быстро этому научился!
Луи-канадец понес собранные деньги не к беззубому Бену, на которого 
рассердились вольные всадники, а к Джонни, толстому, жирному коммерсанту с 
взлохмаченными волосами; вручил он их ему с глазу на глаз и перед самым началом 
игры, чтобы никто из держателей пари уже не мог по нему сделать поправки.
Негр отправился к своей команде, которая состояла из тридцати человек. Удар – и 
твердый маленький мячик полетел по траве. Ловкие проворные игроки принялись 
носиться по полю и поддавать мяч палками. Бобби и Джек держались пока позади, 
но знатоки уже видели, какая энергия, ловкость и осмотрительность скрыта в этих 
игроках. Число зрителей быстро возрастало. За солдатами из ворот форта 
потянулись и офицеры.
Всем на удивление Бобби и Джек подобрали отличные команды из одетых в пестрые 
тряпки обнищавших индейцев. И у индейцев-зрителей при виде такой хорошей игры 
их собратьев вдруг появилось позабытое было чувство гордости за свой народ.
После первых трех забитый мячей счет установился 2:1 в пользу красных, и в 
течение последующих почти двух часов мяч не попадал ни в одни ворота.
Игра должна была продлиться до наступления темноты. В полдень сделали перерыв. 
Счет не изменился.
Как только начался перерыв, Джек-понка исчез. Центром внимания стал Бобби. Он 
дал удивленным зрителям и завзятым держателям пари интервью о друге. Даже 
комендант и элегантный лейтенант Роуч. не сочли зазорным участвовать в беседе с 
«ниггером». Предметом дискуссии были достоинства и недостатки обеих команд. 
Бобби едва успевал прятать протягиваемые ему сигареты и сигары и выдавал 
противоречивые прогнозы об исходе игры. Когда игроки отдохнули и наступило 
время продолжать игру, появился и индеец. Он совершенно спокойно вышел из ворот 
форта. Сигара, которой он дымил, издавала тонкий аромат.
Джек был в великолепной форме, и, едва возобновилась игра, в ворота синих 
забили еще два мяча. Потом Бобби вывел свою команду вперед. И синие принялись 
непрерывно атаковать палатку-ворота противника. Третейского судьи не было. 
Судили матч сами игроки. К концу игры страсти накалились. Игроки уже так 
убеждали друг друга, что лейтенант Роуч всерьез опасался, как бы на поле не 
раздался военный клич. Бобби и Джек, однако, сохраняли спокойствие.
Игра закончилась с наступлением темноты. Победил Бобби со счетом 5:4. Раздались 
жидкие аплодисменты. Большинство болельщиков ставили на Джека и были 
разочарованы. Бобби за каждые десять поставленных долларов получил восемьдесят 
три. Все шестеро с великой радостью загребли свой выигрыш. Вымотавшиеся игроки 
разошлись по палаткам. Солдаты и офицеры возвратились в форт.
– Обоих капитанов не следует упускать из виду, – заметил комендант Роучу – При 
надобности – неплохие курьеры.
Пит слышал эти слова.
Вернувшись к себе, лейтенант Роуч с испугом установил, что, уходя, не запер 
комнату на ключ. Впрочем, он все нашел на месте, только сигар, его лучших сигар,
 стало на одну меньше. Но, может быть, он сам обсчитался? И, уверив себя, что у 
него и на самом деле оставалось восемь сигар, он вздохнул свободно.
Джеком многие остались недовольны, и нелестные реплики раздавались в его адрес. 
Под конец он играл небрежно и этим расхолодил свою команду. Но понку, кажется, 
не заботило ни мнение своих игроков, ни оценка зрителей.
– Капризный размалеванный сумасброд! – заметил Билл.
Пит оказался в своей стихии: он разыгрывал из себя большого человека и 
транжирил добытые деньги. После полуночи он с тремя вольными всадниками нашел 
приют в расположении команды.
Миновала ночь, снова взошло солнце. Небольшое подразделение драгун – все уже 
верхами – выстроилось у ворот, готовое отправиться на Янктон. Вороного для 
лейтенанта Роуча держал в поводу Пит, который тоже сидел в седле. Впереди 
небольшого отряда стояли Джек и Бобби. Пит считал себя курьером и, желая 
освободиться от обязанностей разведчика, убедил лейтенанта Роуча последовать 
совету коменданта и нанять в качестве скороходов и разведчиков негра и понку. И 
хотя на пути от форта Рэндол до Янктона на Миссури никакие опасности не грозили,
 послание майора Смита пробудило во франтоватом лейтенанте ощущение близости 
границы, и слова Пита упали на подготовленную почву.
Бобби – Курчавый, добродушный негр атлетического сложения, стоял в 
выжидательной позе рядом с Питом и лошадью лейтенанта. Он смотрел на ворота, 
откуда должен был появиться Роуч. И вот раздались шаги лейтенанта. Проходя мимо 
часового, Роуч с присущей ему пренебрежительностью ответил на приветствие и 
легко, как этого и требовала его элегантность, вскочил на вороного. Понукая 
коня, он одновременно махнул разведчикам плеткой, чтобы бежали впереди. Сделал 
он это так, словно бы повелевал рабами. И Бобби вдруг мгновенно представилось 
его тяжелое детство, будто наяву ожгли его тело удары плети. И потрудись Роуч в 
этот момент глянуть ему в лицо, он увидел бы нечто совсем иное, чем выражение 
обычного добродушия.
Индеец спокойно дождался появления лейтенанта и уже тронулся в путь, когда тот 
взмахнул плеткой. На лице индейца была новая, тщательно наложенная устрашающая 
черно-бело-голубая раскраска. В то время как Бобби бежал обнаженным до пояса, 
Джек не отказался от рубашки и даже натянул сверху пончо.
Джек был отличным бегуном, и негр не уступал ему. Они взяли темп более быстрый, 
чем бегущая рысью лошадь, и могли выдерживать его на протяжении многих часов. 
Время от времени они убегали вперед – осмотреть места, которые предстояло 
миновать отряду. Пит и Роуч были вполне удовлетворены этими скороходами и 
разведчиками.
Утренний воздух над холмистой равниной был свеж. Лейтенант надеялся, что его 
миссия к полковнику Джекману, который был в дружеских отношениях с его отцом, 
завершится успешно. Кроме того, ему было поручено передать привет миссис Джонс, 
жене его непосредственного начальника, и, наконец, Энтони Роуч знал, что его 
невеста – Кэт Смит, дочь майора Смита, – приехала в Янктон.
Янктон был расположен в южной части земель дакотов, к северо-востоку от Миссури.
 Это был небольшой городок, который в перспективе, спустя какое-нибудь 
десятилетие, мог стать столицей вновь образуемого штата. Зажиточные семьи, а 
также семьи, в которых мужья или отцы были связаны с политической или военной 
деятельностью, селились в одном квартале. В одном из домов этого квартала 
только что принялись ужинать. Лучи закатного солнца скользили по камчатной 
скатерти, серебряным приборам, сверкающему белизной фарфору на обеденном столе. 
За столом сидели две пожилые дамы и молоденькая девушка.
– Как я рада за тебя дорогая Кэт, что ты увидишься здесь со своим женихом! – 
сказала хозяйка дома госпожа Джонс, отличающаяся полнотой, изрядным аппетитом и 
человеколюбием.
– Это так любезно с вашей стороны устроить мне свидание с Энтони! – учтиво 
ответила молодая девушка, не забывая в то же время протянуть солонку второй, 
по-видимому менее человеколюбивой даме.
– Все еще очень неопределенно! – заметила эта вторая дама, морщинистое лицо 
которой было изрядно напудрено.
– Не будь только слишком серьезной, Кэт! – сказала толстуха хозяйка. – Если 
господин Роуч приедет, пусть видит невесту веселой! И никаких забот! Если же он 
не приедет в Янктон, я прикажу запрягать и мы сами поедем в Рэндол!
– О боже милосердный! – Тетушку Бетти бросило в жар от страха. – Это же дорога 
через прерии!
– Бояться совершенно нечего, дорогая кузина! Такая поездка – сущее 
удовольствие! У нас новая четверка лошадей, и мы понесемся, как на крыльях!
– Мы не смели и подумать, дорогая кузина, что вы ради нас…
– Ах, милейшая Бетти, это мне и самой доставит большую радость: совершить такую 
поездку на новой упряжке, да еще поднести моему любезному супругу в форте 
Рэндол сюрприз! Он просто обожает такие штуки!
Дамы приступили к теплому пудингу. Стало тихо, и все услышали топот копыт. Кэт 
сидела лицом к окну и увидела, как по улице пробежали двое, за ними следовал 
небольшой отряд верховых со своим лейтенантом.
Когда лейтенант Энтони Роуч поравнялся с окном в слегка поклонился, приветствуя 
всех, он, видимо, был слегка смущен, увидев на лице девушки выражение 
неподдельного ужаса. Неужели его появление вызвало этот ужас? Обе дамы 
повернулись и поклонились в ответ. Драгуны во главе с лейтенантом исчезли вдали.

– Кэт, – спросила госпожа Джонс, – чего же ты испугалась?
– Пожалуйста, извините меня. Я очень глупа. Перец отрядом Энтони проследовали 
два скорохода. Один из них был индеец. И он был так страшно размалеван!
– Надо людям отвыкать! Это просто языческая некультурность. Скажи своему жениху,
 дорогая Кэт, чтобы он приказал этому мужчине разгримироваться, и он это 
сделает. Нет больше никаких «Магуа». Они существуют теперь только в романах 
господина Купера! Ну что, Кэт, довольна ты встречей со своим женихом?
– Вполне.
– И когда же свадьба?
Девушка нерешительно взглянула на тетушку Бетти.
– Не так скоро, не так скоро! – заверила та. – Кэт и Энтони всего год, как 
обручены. Я думаю, три года это вполне подходящий срок для обрученных, именно 
три года.
Кэт подавила вздох, и госпожа Джонс с состраданием посмотрела на нее. Девушке 
было уже двадцать лет. Как будто бы откладывать замужество и не к чему, но 
тетушка Бетти, конечно же, не хотела терять бесплатную служанку. С тех пор как 
во время восстания восточных дакотов в 1862 году сгорела ферма дедушки и 
бабушки с пшеничными полями и постройками, Кэт все потеряла. Отец девушки майор 
Смит не сумел сделать карьеры, и богатая владелица мельниц, вдовая тетушка 
Бетти, требовала от своей наследницы прислуживать с утра до ночи. Обо всем этом 
подумала хозяйка, но не проронила ни слова.
Через час после беседы дам за ужином в маленький домик прибежал лейтенант Роуч. 
Он извинился за необычный час посещения, изобразил счастливца, предвкушающего 
радостное свидание, высказал пожилым дамам несколько подходящих к случаю 
комплиментов и поздоровался со своей невестой. И тут он почувствовал, какая 
холодная у Кэт рука. Его поразило и то, что девушка бледна, что тонкие морщинки 
усталости и разочарования уже залегли у нее вокруг рта. Это не понравилось ему: 
ведь кроме богатого наследства ему нужна была и хорошенькая жизнерадостная жена,
 которая не Досаждала бы капризами. Нет, он должен выяснить причины этой 
бледности и холода. Хозяйке удалось вытащить тетушку Бетти в соседнюю комнату, 
и обрученные остались одни.
– Когда мы поженимся? – спросил Роуч свою невесту. – Что думает об этом тетушка 
Бетти?
– Я спрашивала ее, – медленно ответила Кэт совершенно другим, гораздо более 
звучным голосом, чем она обычно разговаривала со своей теткой. – Раньше, чем 
через два года, тетушка не согласится.
– Это же безумие! Надувательство! Я понимаю, поэтому ты так и бледна! Что же 
нам с тобой делать?
– Не поговоришь ли ты сам с тетушкой Бетти, Энтони? Ты ведь опытнее меня. Отец 
согласится сыграть свадьбу хоть сейчас.
– М-да, придется взять дело в свои руки! Отец согласен? Тогда… Хм… Вы не 
собираетесь навестить форт Рэндол?
– Госпожа Джонс не прочь ехать. Она хочет испытать новую упряжку и удивить 
своего мужа.
– Я позабочусь о том, чтобы этот визит состоялся. Я провожу вас со своими 
драгунами до Рэндола, а несколькими днями позже отправлюсь с транспортом 
боеприпасов к твоему отцу на Найобрэру. Ты поедешь со мной? Мы получим 
благословение твоего отца! Тогда уж и тетушка Бетти ничего не сделает!
– Энтони! Энтони! – Кровь бросилась к вискам девушки: ничего она так не желала, 
как окончания своего безрадостного существования у богатой тетки.
– Кэт! Такая ты мне нравишься! Итак, решено! Тетушка Бетти, разумеется, не 
должна ни о чем догадываться. Ты не возьмешь с собой на Рэндол никаких костюмов 
для верховой езды: ты поедешь как покорная племянница. О дальнейшем я 
позабочусь сам!
Роуч отступил на шаг, потому что дверь соседней комнаты отворилась. Вошла 
госпожа Джонс и тетушка Бетти.
– Господин Роуч! – сказала хозяйка. – Я надеюсь, вы договорились с невестой и 
она поедет с нами в форт Рэндол?
– И не только об этом, госпожа Джонс. Я со своими драгунами буду сопровождать 
вас до самого форта.
– Как любезно! Прекрасная идея, не правда ли, Бетти?
– Неплохо, – промолвила та значительно сдержаннее, но, несомненно, безо всяких 
опасений.
– Конечно, вам, господин Роуч, – улыбнулась госпожа Джонс, – придется приказать 
индейцу-скороходу снять свой грим. Его размалеванная рожа слишком испугала нашу 
милую невесту.
Роуч заискивающе, словно нехотя, улыбнулся:
– В Кэт есть прирожденная смелость. Я не сомневаюсь, что она скоро освоится с 
атмосферой дикого Запада!
Наутро после этой встречи, в назначенный час, лейтенант Роуч явился к 
полковнику Джекману. Он умел расположить к себе корректностью, подчеркнутой 
внимательностью, задором, и суровые складки на лице полковника при взгляде на 
этого лейтенанта чуть разгладились. Роуч положил перед ним запечатанное письмо 
майора Смита.
Воздух был еще по-зимнему чист и прозрачен, в кабинете было светло, и 
полковнику Джекману не требовалось монокля, чтобы пробежать крупные, отчетливые,
 словно выгравированные строки. Но насколько благосклонно он отнесся к почерку 
майора, настолько не удовлетворило его содержание письма.
– Вечно одни и те же жалобы и просьбы! Я еще не слеп и не глух. И майор Смит 
должен наконец понять, что бесконечное повторение одних и тех же причитаний не 
делает их ни новей, ни эффективней! У меня есть приказ: загнать всех дакотов в 
резервацию! И мы их загоним! И эту банду с верховьев Найобрэры, с которой до 
сих пор не может справиться майор Смит, – тоже!
– Совершенно верно! Позвольте предложение!
– Прошу.
– Мы в Рэндоле теперь можем обойтись меньшим числом людей. Кое-кого можно 
отправить в Найобрэру с соответствующими боеприпасами и продовольствием. Я мог 
бы и сам поехать с такой колонной и оставаться там до тех пор, пока на этом 
опасном участке не будет наконец установлен порядок.
– Браво, Роуч! Вот потому-то я за наших молодых офицеров! Мне, достаточно 
почтенному отцу семейства, кажется, что все они похожи на вас. Да, именно так я 
и напишу коменданту Рэндола; и еще одно: как вы расцениваете причины наших 
постоянных неудач на Найобрэре? Не хватает людей?.. Или… или, может быть, не 
хватает мозгов и энергии у коменданта?
– Не смею судить об этом. – Роуч уставился на носки сапог. – Только… если 
прислушаться к простым рядовым… к вольным всадникам – людьми нужно лучше 
руководить. Это же с ума сойти, какой-то вождишка, у которого и людей-то не 
больше, чем у майора Смита, устраивает всевозможные каверзы.
– И я так думаю, Роуч, точно так! У меня тут есть хороший консультант по Западу.
 Фред Кларк. Полезный человек. Он говорит: надо усилить форт, направить туда 
свежие силы и тоща мы сумеем заставить дакотов уважать нас, мы поймаем этого 
краснокожего мерзавца, этого… Гарри… да-да, Гарри. Он был раньше у нас 
разведчиком. И если все это нам удастся, мы можем его вздернуть на виселице, 
как изменника.
– Отлично! Я подумаю, как это лучше осуществить.
– Хорошо. Я продиктую письма. Прошу ко мне через час!
Роуч вышел. Ступив за порог, он даже засвистел от удовольствия. Перед ним 
открывалась блестящая карьера.
– Через час, – сказал он ожидавшему его Питу, – мы получим все, что просили! Ты 
отправишься с письмом на форт Рэндол. Я появлюсь там со своими драгунами через 
несколько дней. Мне предстоит сопровождать супругу майора Джонса. Можешь взять 
с собой обоих скороходов, Джека и Бобби. Джек изрядно напутал дам своей 
раскраской. Они надеются, что индсмен разгримируется! – Роуч откашлялся, чтобы 
подавить неуместный смешок.
Пит даже хрюкнул от удовольствия.
– Ну и ну! – произнес он. – Впрочем, свинье – грязь, индсмену – раскраска! Ни 
тот ни другой иначе не могут. Ладно, возьму Джека и Бобби!
Через час Пит получил два письма за подписью полковника Джекмана со множеством 
при нем наложенных сургучных печатей.
Куцый Нос пошел за конем.
Оба скорохода ночевали в конюшне. Пит расписал им, каких успехов добился 
лейтенант у полковника Джекмана, сказал, что на Найобрэру придет хорошее 
подкрепление. Бобби немало удивился этому. Джек-понка или мало что понял из 
сообщения Пита, или это его не интересовало.
По дороге в Янктон курьеры переправились через Миссури у Рэндола и оставили в 
стороне излучину реки. Теперь же Пит объявил, что намерен прямо тут, у Янктона, 
переправиться через реку и проехать вдоль колена Миссури. Это был окружной путь,
 более долгий, и он сразу же пояснил Бобби, что у него есть частные торговые 
поручения и поэтому он избирает такой маршрут. Скороходы ничего не возразили. 
Охотно или с нежеланием подчиняются они, так и осталось неизвестным, да Пита 
это и не заботило. Если лейтенанту Роучу позволительно связывать службу с 
личными интересами, то почему же не поступать так же и маленькому человечку с 
откушенным носом, который хоть и на время, а сам себе господин. И курьер с 
обоими скороходами отправился к парому по Миссури.
За время их пребывания в Янктоне река сильно изменилась. Началось половодье. 
Мутная от глины вода поднималась все выше и выше. Грозил опасностью и ледоход. 
На водной поверхности были видны водовороты, которые на Миссури являлись сущим 
бедствием для судоходства. Паровой паром стоял у восточного берега. Паромщик 
курил. Кажется, он и не собирался заниматься перевозом.
Когда Пит, Боб и Джек прибыли на берег, тут уже были двое ожидающих. Белый и 
индеец. Оба, необычно для этих мест, аккуратно и опрятно одеты: белый – на 
ковбойский лад, в дорогой костюм из хорошо выделанной кожи; индеец – по 
индейскому обычаю, в кожаных легинах с бахромой вдоль швов, в накинутой на 
плечи кожаной, прекрасно вышитой куртке, на шее – цепочка с драгоценными 
камнями. У обоих – породистые лошади.
– Чч-а! – наконец произнес паромщик, рассматривая пятерых путников, и сунул 
свою трубку в уголок рта. – Ну, кому же из вас непременно охота утонуть?
– Нам надо на ту сторону! – крикнул в ответ Пит. – Исполняем приказ!
– Прикажи Миссури! – невозмутимо отвечал паромщик. – Может быть, подчинится! – 
Он показал большим пальцем через плечо на мчащиеся ледяные глыбы и бурлящую 
воду.
– Сколько вы просите за переправу? – спросил хорошо одетый господин.
– Хм-м, ннда-а! – И паромщик загнул тут вдесятеро дороже. – Но за каждого! – 
добавил он и оглянулся по сторонам.
– Можно ли в ближайшие дни ждать улучшения? – спросил незнакомый господин 
паромщика, кивая в сторону реки.
– Только ухудшения. Недели две нечего и думать о переправе.
– Тогда готовь свою посудину к отплытию! Я плачу за всех.
– И за лошадей? И за мулов?
– Сколько ты за них хочешь?
– За каждое животное, как за четырех человек. Неприятностей от них намного 
больше!
Господина в костюме ковбоя это не испугало. У него были нежные руки, 
болезненный вид и седые, мягкие, ухоженные волосы. Он не казался человеком 
рискованным. Но под влиянием какой-то идеи готов был совершить опасный поступок.

Пока он отсчитывал деньги, Пит, обрадованный таким поворотом дела, уже вел коня 
на паром.
Пары были подняты, колесо с лопастями начало поворачиваться. Отвязав канат, 
прыгнул на борт понка. Пароходик поплыл.
Судно сразу стало сносить. Никто не произносил лишних слов. Все следили за 
рекой. На берегу собрались люди поглазеть на» переправу. Их очень интересовало, 
как справится паром с высокой водой и ледоходом.
Суденышко уже пересекло середину реки и направлялось к западному берегу, когда 
его завертело. Река завладела им. Паром содрогнулся от сильного подводного 
удара. Все дальнейшее разыгралось с ужасающей быстротой. Руль отказал. 
Неуправляемое судно понесло вниз по течению. Последовал еще один удар, сбоку. 
Паром сел на мель. Тотчас у его борта взгромоздились ледяные глыбы. Паромщик 
завопил:
– Спасайся, кто может!
Седой пассажир сбросил куртку, чтобы легче было плыть. Водяной вал, кроша 
застрявшие льдины одна о другую, покатился через палубу, обдавая холодом, 
слизнул его куртку. Боб снял единственный на борту спасательный круг и протянул 
его незнакомцу. Тот смутился, но круг взял.
Пит был уже в воде и плыл. Мул, который оказался плохо привязанным, вместе с 
грузом поплыл вниз по течению. Боб и индеец с дорогой цепью на шее освободили 
лошадей. Животные скользили, падали, становились на дыбы, бились от страха. 
Понка подскочил к ним. Жестом он распорядился, чтобы хорошо одетый индеец 
позаботился о седом господине, а сам с Бобом занялся лошадьми. Седой господин 
со своим спутником одновременно прыгнули в воду. Понка, оставшийся с Бобом, 
показал, что умеет обращаться с лошадьми: не прошло и полминуты, как животные 
были в воде. А сам Джек, бросаясь в реку, не счел нужным снять что-нибудь и 
даже стесняющее движение пончо оставил на себе.
Питу первому удалось достичь берега. Он выбрался на сушу и помчался к тому 
месту, куда должны были подплыть лошади. Ждать ему пришлось недолго; вскоре 
охваченные страхом животные уже, отряхиваясь, вылезали на берег, карабкались по 
склону наверх. Пит схватил за узду своего гнедого. Понка еще в воде забрался на 
пегого, принадлежащего незнакомому индейцу. Серого в яблоках он держал за повод.
 Потом Пит и Джек заметили ниже по течению мула, который вместе с багажом 
выбрался на берег и понесся к югу. Пит занялся его поимкой.
Спасся и седой господин, которому помогли индеец и Боб. Насквозь мокрые, 
дрожащие от холода, спотыкаясь, они поднялись на высокий берег в хижину из коры,
 которая, видимо, служила пристанищем паромщику. Хозяина нигде не было…
Понка и Боб остались вдвоем под открытым небом. Они набрали дров, разложили 
костер и разделись, чтобы согреться и высушить у огня одежду и оружие. Понка и 
тут не снял хлопчатобумажной рубашки, оставив ее сохнуть на теле.
Боб посматривал на хижину и лошадей. Незнакомый индеец снова вышел наружу 
обтереть своих коней, которые были такие же озябшие и жалкие, как и люди. Пит 
возвратился с неудавшейся охоты за навьюченным мулом.
– Настоящее свинство! – Он остановился, широко расставив ноги. – Все мокрое! И 
выстрелить не из чего! Но письма у меня в сохранности. Карман не промок!
Боб кивнул.
– Злая река, дикая река. – Пит исчез в хижине, а Боб повернулся к Джеку. До сих 
пор он разговаривал с понкой по-английски, теперь же заговорил по-индейски:
– Ты знаешь, кто эти люди? Это Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Волшебная 
палочка, который умеет рисовать картины, и его краснокожий брат – Длинное Копье,
 шайен, которого он выкупил из резервации.
Понка кивнул.
– Боюсь, что Длинное Копье узнал тебя, – тихо добавил Боб на языке дакотов.
– Ему знаком мой шрам на лбу, который я получил еще ребенком в схватке с орлом. 
Но он будет молчать.
Тут они оборвали разговор, потому что Пит снова вышел из хижины и шел к ним. 
Боб и Джек безмолвно поднялись.
– Ну что ж? Отчего мы замолчали? – заговорил Пит. – Художник остался без денег, 
его бумажник уплыл вместе с курткой. Хочет с нами поехать в Рэндол, там он 
свяжется с банком и снова станет богат…
Спасшиеся скоро двинулись в путь. Пит уселся на своего гнедого, шайен Длинное 
Копье – на пегого. Боб держал наготове серого в яблоках для художника, который 
последним покинул хижину. Лошади поскакали, скороходы побежали, и никому уже не 
было холодно. А когда они наконец достигли форта Рэндол, то и сами они, и 
лошади, и оружие были сухие.
Путники подъехали к воротам. Страж засомневался, впустить ли художника и его 
спутника, и спросил, кто они.
– Дан Моррис и Длинное Копье – шайен.
Кто-то из вольных всадников по просьбе Пита сбегал к коменданту и вернулся, 
сообщив, что Моррис и его спутник – желанные гости на форту.
– Входите и вы! – покровительственным тоном позвал Пит обоих скороходов, Боба и 
Джека. – Вы несете у нас службу, и для вас найдется местечко в конюшне.
Боб Курчавый вопрошающе посмотрел на Джека-понку. Тот как будто выразил 
согласие, и предложение было принято. Группа разделилась. Пит с Моррисом 
отправились к коменданту. Длинное Копье и оба скорохода повели в конюшню 
лошадей. Индейцы и негр не сказали друг другу ни слова. Когда животные были 
размещены, Длинное Копье удалился. Боб и Джек взяли себе чистой соломы и 
улеглись в углу конюшни: они очень устали.
В середине дня в конюшне снова появился Длинное Копье. Он посмотрел лошадей и 
подошел к Джеку и Бобби.
– Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Волшебная Палочка хочет нарисовать 
Джека-понку.
– Бумага и краски гуляют вместе с мулом где-то на берегу Миссури, – ответил 
Джек. – Уж не поехать ли мне назад, поймать этого мула и доставить его 
художнику Моррису, Желтой Бороде?
Длинное Копье опустил глаза.
– Ты придешь? – только и спросил он.
– Я приду, – ответил после некоторого раздумья понка. Он проворно поднялся с 
земли и последовал за шайеном.
Длинное Копье провел понку через двор к похожему на башню строению. Светлое 
помещение, предоставленное художнику, видимо, обычно служило для наблюдения. 
Моррис сидел за столом и рассматривал какие-то бумаги.
Когда вошел понка, он поднялся, чтобы, как подобает, приветствовать своего 
гостя, предложил ему сесть, а когда уселся индеец, сел сам. Сея и Длинное Копье.
 Моррис предложил табаку. Понка и шайен набили трубки. Но и когда они сделали 
по затяжке, а художник раскурил дорогую сигару, – наверное, подарок коменданта,
 – разговор так и не завязался. Из окна комнаты открывался вид на территорию 
форта и окружавшую его холмистую местность. Все трое долго смотрели в окно, 
потом постепенно стали приглядываться друг к Другу.
Художник схватил маленький клочок бумаги, написал что-то и протянул пойке. Тот 
прочел: «Гарри-Токей Ито». Понка свернул бумажку, высек огонь и сжег ее.
– Что тебе от меня надо? – спросил он художника.
– Мы молчим.
– Я знаю. Иначе вы бы так и плавали в Миссури.
– Я просил тебя прийти. – Художник подыскивал наиболее простые и понятные для 
гостя слова; раскрашенное лицо индейца не позволяло видеть выражение его лица.
 – Мы в первый раз встретились с тобой тринадцать лет назад в палатке твоего 
отца Матотаупы. Ты был тогда еще мальчиком. Мы встречались с тобой потом еще 
два раза… Твоего отца дакоты изгнали, белые люди погубили его своим виски. А ты 
стал нашим разведчиком, и было тебе девятнадцать лет. Теперь тебе двадцать 
четыре, и ты вождь своего племени. Что с твоим отцом?
– Белый человек по имени Джим, эта лисица, которая называет себя еще Фредом 
Кларком, убил моего отца.
– Такой конец… – Художника передернуло.
И снова воцарилось молчание. Художник взял в руки один из листочков, лежащих 
перед ним на столе.
– Может быть, не к месту, – сказал он наконец, испытывая сомнения, – но все же 
тебе надо это прочесть. Ты слышал что-нибудь о племени сахаптин?
– Маленькое племя на северо-западе, – индеец снова раскурил погасшую трубку.
– Маленькое отважное племя. Сахаптин хотели переселиться за границу, в Канаду, 
чтобы их у нас в штатах не загнали в резервацию. В середине зимы они тронулись 
в путь, по снегу и льду брели они с женщинами и детьми, через горы. Много их 
замерзло и заблудилось, и границы достигла лишь горстка людей. Здесь у меня 
корреспонденция о выступлении вождя, когда ему пришлось капитулировать. – И 
художник протянул индейцу листок.
Тот медленно прочитал. Возвращая листок, он сказал:
– Большой Отец в Вашингтоне и многие маленькие отцы, которые помогают ему 
править, – удивительные люди. Они подобны всаднику, который тянет лошадь за 
повод назад и в то же время стегает ее. Они тратят много усилий, чтобы удержать 
краснокожих людей, и сами же мучают их в резервациях.
– Ты знаешь, что дакоты месяц назад должны были переселиться?
– Хау. В середине зимы.
Моррис задумался, стоит ли задавать другие волнующие его вопросы. И решил – 
стоит:
– Что будут делать дакоты?
– Об этом тебе надо спросить верховных вождей.
– Возможно, у тебя есть вопросы к нам… Джек?
– Нет. Или вы хотите мне сказать, по какому праву белые нарушают скрепленные 
священными клятвами договоры?
Художник опустил глаза.
– Тебе известно, – запинаясь произнес он, – что я не убил и не предал ни одного 
дакоту. Я не знаю, будете ли вы бороться против нашей армии, но если будете, вы 
потерпите поражение…
– Но может быть, – сказал Джек-понка, который в действительности звался Токей 
Ито и был дакотой, – может быть, ты знаешь, Далеко Летающая Птица, почему те 
самые белые люди, которые боролись, чтобы освободить негров-рабов, теперь 
борются за то, чтобы запереть дакотов в огромную тюрьму, которую они называют 
резервацией?
Художник пристально посмотрел на индейца.
– Негры остаются рабочей силой для наших фермеров и предпринимателей и в том 
случае, если они свободны. Дакоты же хотят устроить свое собственное 
государство и жить по таким принципам, от которых нет пользы для их хозяйства.
– Значит, раз люди не приносят вам пользы, им не надо и жить?
– Джек, победители в гражданской войне подверглись коррупции и зазнайству. Нами 
совершенно непостижимым образом распоряжаются республиканские стальные магнаты. 
Наверное, это когда-нибудь изменится, но для вас уже будет поздно…
– Ты слышал, Далеко Летающая Птица, что-нибудь о дакотах из Миннесоты, которые 
четырнадцать лет назад ушли в Канаду?
– Они и сейчас живут там на реке Су рис.
– Я ухожу. – Индеец поднялся. – Ты никогда не нарисуешь моего портрета, Далеко 
Летающая Птица, Волшебная Палочка.
– Мы еще увидимся?
– Я думаю – нет. – Индеец взялся уже за дверную ручку, художник остановил его.
– Джек, ты был разведчиком, и ты должен помнить Генри-Генри – инженера, 
молодого друга Джо Брауна, этого известного пионера Юнион Пасифик. Помнишь его?
– Я помню.
– Генри собирается ехать на форт в верховьях Найобрэры. Он промотал свои деньги,
 потерпел большую неудачу на службе и хочет теперь хоть чего-нибудь добиться. 
Через Блэк Хилс должны строить железнодорожную ветку, Генри…
– Генри лучше вернуться в города востока.
– Ты не пощадишь и его?
Индеец сделал вид, будто бы не слышал этого вопроса. Он вышел и тихо затворил 
за собой дверь. Художник Моррис сидел в светлой комнате, но ему показалось, что 
стало темно.
– Длинное Копье?
– Да?
– Я потерял дружбу человека, которого ценю. Они будут убивать друг друга… – 
Художник испугался и замолчал: он услышал на лестнице шаги поднимающегося 
человека; индеец ушел совершенно бесшумно.
Постучали. В комнату вошел человек лет тридцати.
– Моррис! – крикнул он. – Мы у коменданта так скоропалительно поздоровались! 
Что за свиданье после многих лет! Это же должно быть гораздо торжественнее! Я 
притащил тут отборного виски!
– Генри, ты губишь себя!
– Только сегодня, последний раз! На прощанье! Завтра я еду к Смиту! Снова 
начинается жизнь в глуши! Мой старый покровитель и наставник Джо Браун строит 
Норт Пасифик, а Генри-Генри будет строить дорогу к золотым приискам Блэк Хилса! 
Итак!..
Моррис глотнул виски.
Длинное Копье отставил в сторону наполненный стакан.
– С кем ты едешь на Найобрэру? – с тревогой спросил Моррис.
– С двумя отличными скаутами Бобом и Джеком. Пит говорит, что неохота ему 
появляться среди дакотов.
– И тебе тоже не надо, Генри! О боже мой, оставь ты это!
– Ну что ты, Моррис! Так бояться нашего бывшего скаута Гарри? Теперь он, правда,
 вождь рода Медведицы и орудует у Найобрэры…
– Откровенно говоря, я боюсь за тебя! – Художнику стало немного легче, потому 
что он с чистой совестью смог сказать по крайней мере половину правды. – Если 
Джо Браун, твой старый друг, был бы здесь, он бы посоветовал тебе то же, что и 
я.
Генри опрокинул содержимое стакана в глотку.
– О нашем Гарри насочиняли много легенд! Держи револьвер наготове – и вот вождь 
уже валяется носом в траве.
Моррис содрогнулся.
– О Моррис, такая нежная натура! Если уж на форту Рэндол тебя при одном 
упоминании Гарри бросает в холодный пот, то поезжай лучше домой! Ведь этим 
летом в прерии будет, пожалуй, пожарче, чем обычно!
– Оставь свои смешки, Генри! И, во имя самого неба, не езди с этими скаутами на 
Найобрэру! Подожди! Через четыре дня туда отправятся кавалеристы, транспорт с 
оружием…
– Я же не ребенок! Я везу туда письмо, в котором полковник Джекман и сообщает 
об этом подкреплении.
– Непостижимо! Гражданское лицо в роли курьера! Просто невероятно, с каким 
легкомыслием мы подчас действуем!
– Успокойся! Комендант дал мне надежных скаутов! У меня есть еще и поручение 
прессы. Я буду первым, кто напишет о Найобрэре по личным впечатлениям. До 
скорого свиданья!
– Будем надеяться…
Когда индеец Джек-Гарри покинул комнату художника, он через окно заметил 
инженера, проходящего через двор. Поэтому по лестнице в башне он направился не 
вниз, а немного наверх. Как только Генри захлопнул за собой дверь, индеец 
бесшумно спустился по ступенькам к двери и стал прислушиваться. Так он узнал, о 
чем говорили Моррис и Генри. Оставив помещение несколько раньше Генри, индеец 
вышел из башни и направился к конюшне, в которой они спали вместе с Бобби 
Курчавым. Он нашел негра сидящим на корточках в уголке конюшни и подсел к нему.
– Генри завтра едет на Найобрэру с письмом к Смиту, – сказал он на языке 
дакотов. – Мы с тобой сопровождаем его. Письмо майор Смит не получит.
Боб ничего не ответил. Генри в его глазах был слишком мелкой рыбешкой.
– Здесь у форта затевают резервацию для дакотов. Это будет восточный угол, – 
сказал он.
– Больше ты ничего не узнал? – спросил индеец.
– Как же, узнал. Резерваций будет несколько, и племя дакотов должно быть 
разделено. У форта Робинсон они строят бараки агентуры. Там поселятся люди, 
которые будут командовать воинами-дакотами. Они все уже тут собрались. Майор 
Джонс уходит на пенсию и будет агентом резервации. Но он не хочет доживать век 
свой в глуши и возьмет себе заместителя. Джонни Толстый, плешивый букмекер, 
собирается открыть при агентуре гостиницу. Беззубый Бен подумывает о том, чтобы 
форт на Найобрэре снова превратить в факторию, конечно когда он перестанет нас 
опасаться! Границы резервации все еще не определены.
– Границы существуют только на карте, а не в прерии. Нас господа не принимают в 
расчет. Если бы только явились восемьдесят воинов, о которых я просил нашего 
верховного вождя, я бы разворотил весь форт Рэндол, пока играли в хоккей.
– Ты бы это сделал. Но восьмидесяти воинов не было, и тебе удалось только 
сунуть нос в кое-какие бумаги да прихватить сигару. А форт Рэндол остался 
существовать. Брат мой, ты знаешь, я боюсь, что дакоты совершают большую ошибку.
 Они до сих пор охотятся на бизонов. Бизонов становится меньше и меньше. А 
дакоты так и не научились разводить скот.
– А как с твоим коневодством, Чапа – Курчавый?
– Тебе это известно. Два жеребенка у меня околели.
– Чапа, этим летом нам надо посерьезнее подумать о домашних бизонах.
– Этим летом нам придется думать об оружии, я вижу к тому идет. А вот что мы 
будем делать потом?
– В резервации? – гневно спросил индеец.
– В резервациях, которые нам выделяет Большой Отец, мы не сможем жить как 
фермеры. Они слишком малы и слишком много в них негодной земли. Но мы не можем 
и вечно охотиться на бизонов. За два последние лета бизонов стало вдвое меньше.
– Ну что же? – не отставал Курчавый.
– Мы должны оставаться свободными и чему-то учиться. Только свободный человек 
хорошо учится. Я заслужил теперь у наших людей достаточный авторитет и буду 
говорить с ними о тебе и о твоих палатках, как только окончится большая борьба.
Курчавый положил руки на плечи своего товарища.
– Хорошо, ты сказал правильно. Я был сыном раба. Отец убежал со мной к вам. Я 
не хочу снова стать рабом вместе с вами.
– Тебе никто не мешает уйти, куда тебе нравится.
– Брат мой, ты можешь сказать это и самому себе. Ты десять лет и зим жил вдали 
от племени. Только два лета как ты вернулся, чтобы разделить с нами тяжесть 
борьбы и нелегкий конец нашего пути пройти с нами вместе. Ты думаешь, я уйду от 
вас и все забуду? Если бы я и хотел это сделать, я все равно не смогу. Моя 
жизнь – это наши палатки, наши женщины, дети, моя жизнь – это мои товарищи. И 
мои товарищи мне дороже, чем моя жизнь! – Чапа – Курчавый произнес все это 
очень тихо, взгляд его был устремлен на дощатую переборку конюшни, и ничто не 
выдавало его чувств.
На следующее утро Генри-Генри сидел у себя в комнате и перебирал содержимое 
бумажника. Да куда же запропастился этот ниггер? Ага, стук копыт! Значит, 
все-таки у парня заговорила совесть и он ведет ему лошадь.
Молодой инженер, он же – курьер и газетный корреспондент, выбрался наружу и 
взгромоздился на коня. Быстрой рысью он поскакал через двор. Ворота раскрылись 
перед ним. Завывал северный ветер, но солнце светило ярко, и небо над холмистой 
прерией было голубым. Генри миновал ворота. От столба отделилась высокая фигура 
в хлопчатобумажной рубашке, бархатных штанах в пончо. Черные, расчесанные на 
пробор волосы были заплетены в косы, черты худого лица искажены черно-белой 
раскраской.
Жестом, похожим на жест Роуча, Генри плеткой указал скороходам, что их место 
впереди. Он пустил кона в галоп и, несмотря на свое состояние, испытывал 
безумную радость, что и скороходам придется бежать так же быстро. Однако 
казалось, им это не стоило никаких усилий. Генри же в седле выматывался, 
пожалуй, больше, чем они.
Около полудня ландшафт изменился. Трава стала чахлой, под копытами запылил 
песок. Форт Рэндол давно исчез из поля зрения. Генри сделал остановку и поел. 
Скороходы безмолвно ждали.
И остальной день прошел в дороге. Они пересекали песчаные гребни, поросшие 
высокой травой долины. Когда стало смеркаться, индеец и негр вывели Генри на 
берег Найобрэры и предложили сделать привал. Тот согласился.
– Разведи костер! – приказал он Джеку.
Человек в пончо уселся против белого:
– Мы не разведем костра.
– Вздумал дерзить мне! Тон, как когда-то у Гарри! Но эти времена для вас, 
индсменов, миновали. Собирай дрова и разводи костер. За что только тебе платят?
Тихо шумела река, посвистывал ветер. Генри стукнул рукояткой плетки по земле:
– Ну, скоро ты?!
– Нет.
Вскипающая ярость побуждала Генри хлестнуть индейца плеткой. Но был он в глуши, 
наступала ночь, а у индейца был револьвер. «Лучше бы приказать разжечь костер 
Бобби Курчавому», – подумал Генри; однако зло брало его, и не мог он идти на 
поводу у этого дерзкого индейца, и отступить он уже не мог. Но он мог еще 
сделать шаг в сторону.
– Грязный краснокожий! Соскреби эту краску со своей рожи!
Генри не получил, как ожидал, дерзкого ответа. Индеец молча достал маленькую 
баночку, лоскуток кожи и принялся тщательно стирать жиром раскраску с лица.
Генри был доволен, что его второй приказ незамедлительно исполняется. Он с 
интересом наблюдал превращение раскрашенной маски в человеческое лицо. Индеец 
удалил последние следы краски. Выглянувший месяц заиграл на поверхности реки, 
осветил индейца. Лишения и страдания иссушили и обострили черты его лица.
Генри вгляделся в этого человека и узнал его. Нижняя челюсть Генри так и 
отвисла, уголки рта задрожали. Он выхватил из-за пояса револьвер, но прежде чем 
успел спустить курок, свалился на землю. Индеец поднялся и вытащил из тела 
Генри нож. Вычистил лезвие, воткнув его в землю, сунул в ножны. Револьвер Генри 
дакота отдал Бобби Курчавому, бумажник с письмом майору Смиту взял себе. Сияв с 
трупа одежду, индеец закурил с Курчавым в темноте трубку.
Об убитом дакота больше не вспоминал. Народ боролся, дакотов никто не щадил, и 
Гарри никто не учил милосердию. Краснокожие люди и белые люди с детства 
приучили его к тому, что иначе и быть не может и что убить врага – большая 
заслуга…
– Что же дальше? – спросил Чапа – Курчавый у своего вождя.
– Наш разведчик Ихазапа должен быть поблизости с лошадьми.
– Ты веришь этим пауни, которые убили твою мать, когда ты был еще ребенком, ты 
веришь абсарокам, против которых Татанка Йотанка боролся еще молодым воином?
– Тем, которые придут, я верю.
– Ну как хочешь. Я не буду стоять на пути твоих планов.
Дакота взбежал на самую высокую из ближних возвышенностей и завыл койотом. В 
течение получаса он четырежды повторил этот сигнал. И вот в свете луны 
показался индеец на коне. Он вел в поводу двух мустангов. Одного – с большим 
трудом. Это был буланый жеребец, который поднимался на дыбы, бил копытами и 
пытался вырваться. Вождь помахал рукой. Молодой воин отпустил жеребца, и 
животное понеслось к своему хозяину, который приветствовал его тихими певучими 
словами. Другого коня индеец передал Чапе – Курчавому. Вождь подал знак 
говорить.
– Для того чтобы с тобой говорить, тут есть больший, чем я, – ответил молодой 
воин. – Верховный вождь Тачунка Витко прибыл ночью с тремя воинами.
Едва прозвучали эти слова, Токей Ито был уже на коне.
– Веди нас к нему, Ихазапа!
Галоп не длился и четверти часа. В долине они нашли четырех мужчин. Окружающие 
холмы бросили длинные тени. Здесь тоже не было разведено огня.
Когда подъехавшие спешились, один из сидевших на земле мужчин поднялся. У него 
была такая же гордая осанка, как и у молодого военного вождя, и одет он был так 
же, как он. В неясном ночном свете взгляды их встретились. Они впервые виделись 
с тех пор, как Гарри вернулся в свое племя. Раньше эти люди враждовали друг с 
другом. В последний раз они были соперниками в мирном состязании на большом 
летнем празднике нескольких племен. С минуту оба молчали.
– И вот ты здесь, – мрачно произнес глухим голосом верховный вождь. – У меня 
был твой посланник. Я сам принес тебе ответ. Шестьдесят воинов-дакотов приходят 
к вашим палаткам. Также дали согласие десять воинов пауни со своим вождем и 
пять воинов абсарока с вождем. Мы готовы принять их бороться на нашей стороне. 
Все эти воины и вожди будут у нас, как только сменится луна.
– Слишком поздно. – Молодой вождь сказал это без упрека, без сожаления. – 
Длинные Ножи еще до смены луны получат шесть фур со снаряжением и 
продовольствием. Нам надо напасть на эти фуры. Они не должны достичь форта на 
Найобрэре. Раз наши братья, которые хотят вместе с нами бороться, придут поздно,
 нам надо действовать самим.
– Да. И я верю, что ты с этим справишься. Уже два лета и три зимы ты кружишь 
над Смитом и его людьми, как орел над стадом хромых антилоп. Сколько воинов у 
тебя?
– Двадцать четыре человека из союза Красных Оленей. – Токей Ито снова 
повернулся к Ихазапе: – Где сейчас наши палатки? Где Четанзапа?
– Наши палатки уже покинули горные леса, – сообщил разведчик. – Они на 
Лошадином ручье. Четанзапа вместе со всеми, кто принадлежит к союзу Красных 
Оленей, на полпути между нашим стойбищем и фортом майора Смита. Они готовы идти 
с тобой в бой.
– Вот это и есть двадцать четыре. Достаточно, если будем действовать быстро и 
разумно! Скачи назад к Четанзапе и скажи ему, что в ближайшие дни я буду у них. 
Чапа – Курчавый, – продолжал давать указания молодой вождь, – ты останешься 
здесь и выслушаешь, что сообщит разведчик, который есть у нас теперь в форту 
Рэндол. Нам надо точно знать день, когда выступит лейтенант Роуч со снаряжением.
 Я же сам тем временем съезжу в Сент Пьер.
Молодой вождь подошел к своему Буланому.
– Мне надо в форт Сент Пьер, – повторил он верховному вождю. – Или, может быть, 
ты дашь мне магазинное ружье? Оно нужно мне для захвата колонны.
Тачунка Витко усмехнулся:
– Я не могу тебе дать магазинное ружье, Токей Ито, но в Сент Пьер мы поедем 
вместе.
Мужчины вскочили на коней. Ихазапа и Чапа готовились к выполнению данных им 
поручений, а молодой вождь уже скакал с Тачунка Витко и его воинами на 
северо-восток.
Путь вождей лежал через травянистые прерии, через пустынные, оставленные людьми 
и животными каменистые пространства. Мустанги были неутомимы. Буланый молодого 
вождя хорошо отдохнул и несся с завидной энергией. Они ехали все утро и только 
около полудня сделали первую продолжительную остановку у озерца, под прикрытием 
холмов и кустарника. Они растянулись на своих одеялах, однако не спали, а лишь 
немного поели.
Тут им представилась возможность в первый раз спокойно рассмотреть друг друга. 
Молодому вождю показалось, что его верховный вождь за прошедшие четыре года, 
что они не виделись, почти не постарел. Но все же он изменился. В обычном для 
его лица выражении отваги затаилась какая-то горечь. Уголки рта опустились, 
складки, сбегавшие вниз от крыльев носа, стали глубже. Глаза, которые индеец от 
солнца, ветра и пыли обычно прикрывает опущенными веками, были у Тачунка Витко 
широко раскрыты. И этим открытым взглядом встречал он теперь младшего – Токей 
Ито. Верховный вождь принялся объяснять то, на что предшествующей ночью не было 
времени.
– Уайтчичуны решили все их клятвы и договоры сломать, – сказал он. – Они лжецы. 
Но мы будем защищать нашу прерию и наши права.
– И вы захватите форт?
– Мы не будем захватывать форта. Но как только пройдет весенняя охота, трава 
станет темно-зеленой и пригреет солнце, мы соберем наших вождей и наших воинов 
в прерии севернее Хе запа(Блэк Хилс) на реке, которая впадает в реку Желтых 
Камней. Ты приглашен принять участие в советах и спроси своих людей, готовы ли 
они бороться, если Длинные Ножи не оставят нас в покое.
– Только сначала мы захватим снаряжение и покончим с фортом Смита. Я должен 
отомстить за убийство отца.
– Я знаю, что и это тебя заботит, мой младший брат. Татанка Йотанка и я, мы бы 
дали тебе шестьдесят воинов, которые помогли бы вам захватить обоз. Но я 
выступаю на Розенбуд против генерала Крука, а остальные наши люди еще не 
выкурили военную трубку. Прошла зима, и во многих палатках голодают женщины и 
дети, воины хотят сперва поохотиться.
– Я понимаю. Что слышно от других племен?
– Шайены, которые еще свободны, будут бороться вместе с нами. Абсароки и 
сиксики не будут нападать на нас с тыла. Но и только. Многие из них изменники и 
служат Длинным Ножам.
Молодой военный вождь опустил глаза, ведь сам он тоже служил врагам в качестве 
разведчика. И Тачунка Витко, наверное, подумал о том же, потому что спросил:
– Я слышал о разведчике Тобиасе, который служит у Смита. Есть у него 
какое-нибудь другое имя?
– Шеф Де Люп.
– Ах, Шеф Де Люп! Пусть наблюдает.
Разговор был окончен. Они поднялись, огляделись: это были места, где их 
собирались поселить. Поскакав дальше, они избегали находящихся здесь стойбищ, 
которые уже покорились судьбе. Они пересекали следы конных подразделений и 
отрядов милиции – вольных всадников, но не были замечены ни теми, ни другими.
На следующее утро дакоты достигли большой фактории Сент Пьер, расположенной на 
Миссури много севернее форта Рэндол. Здесь еще распоряжались торговцы, а не 
военные. Не теряя времени, прибывшие привязали коней у лавки, куда собрался 
зайти молодой вождь. Вошел за ним без колебаний и Тачунка Витко: в простой 
одежде вряд ли кто-нибудь тут мог его узнать. В большом торговом помещении, 
несмотря на ранний час, было уже немало индейцев и белых охотников; они меняли 
на оружие, порох, свинец и виски добытые зимой меха.
Владелец лавки, маленький человек с лисьей мордочкой, тотчас заприметил 
молодого вождя и оповестил об этом собравшихся:
– Гарри-Токей Ито!
Молодой вождь и не пытался скрываться. Борьба в районе Найобрэры была локальной,
 а до Сент Пьера доходили лишь анекдоты. Однако и их было достаточно, для того 
чтобы обеспечить молодому вождю беспрепятственный проход к хозяину. Тачунка 
Витко и его спутники на всякий случай держались позади.
– Что желает великий вождь купить в моей скромной давке? Я надеюсь, он будет 
сегодня так же доволен, как и два лета назад?
– Магазинное ружье.
– Великолепно! Само собой разумеется! Пожалуйста… – Торговец вытащил на 
прилавок ружье далеко не нового образца.
– Магазинное ружье.
– Заряжающееся с дула не подходит? Имеются у меня и заряжающиеся с казенной 
части… пожалуйста… сию минуту…
– Магазинное ружье.
– Подержанное оружие в отличном состоянии, могу отдать даже за меха… не 
пожелаете ли расплатиться мехами?..
– Магазинное ружье.
– О да, полковник Коди, которого зовут Буффало Биллом… у него магазинное ружье, 
я знаю, знаю! Но требует хорошего ухода, много хлопот. И в армии себя не 
оправдало. Я бы не советовал, нет. Вот отличное охотничье…
Слушатели начали ухмыляться. Только Тачунка Витко и его спутники сохраняли 
серьезность. Маленький человечек запыхался.
– Собственно, теперь не разрешается… я думаю, не всякому приятно видеть у 
индейца магазинное ружье, ведь они на вооружении армии… я думаю только для 
охоты, не так ли?..
– Магазинное ружье.
Молодой дакота твердил это не изменяющимся от нетерпения или гнева голосом. 
Маленький человек вытер со лба пот.
– Для охоты на бизонов, не так ли? Для бизоньей охоты? – Тут говорящий совсем 
разволновался и прошепелявил: – И это практически все, что я…
– Магазинное ружье.
– О дьявольщина! Видит бог, я готов сделать все, что в моих силах, но ведь 
великий вождь хочет получить оружие прямо сейчас? И в этом случае лучше всего…
Стоящие вокруг хохотали. Тачунка Витко оставался серьезным. Молодой вождь 
развязал маленький кожаный мешочек, половина подкладки которого была зеленой, 
половина – красной, и, выложив на прилавок доллары, не произнес при этом ни 
слова.
– Ах так, вождь предпочитает долларами… значит, нужно до зарезу… понимаю, 
понимаю…
Дакота молчал.
– Мы заказывали одно ружье для управляющего факторией. Но я не знаю, имею ли я 
право отдать его. Законный товар приходится так долго ждать! Пусть вождь 
добавит еще доллар!
Молодой дакота постучал пальцами по столу и громко сказал:
– Магазинное ружье и триста патронов. У меня мало времени. – Дакота не спускал 
взгляда с человека с лисьим лицом. А тот казался совсем безвольным и огорченным.

– Ну что ж, так – так так! Но я терплю убыток, большой убыток! Как я только это 
перенесу. Это прямо-таки подарок великому вождю!
Он пошел в соседнее помещение и вернулся с оружием и боеприпасами. Это была 
настоящая винтовка, и тут дакота впервые заволновался. Он взял ружье, прикинул 
на руку, как плотник – топор или каменщик – мастерок. Оружие было для вождя и 
его охотничьего народа обычным и привычным рабочим инструментом. Дакота заряжал 
его, разряжал, снова заряжал и наконец сказал:
– Ты даришь мне оружие и боеприпасы, я дарю тебе доллары. Хау. Шесть патронов 
мне полагается для пробных выстрелов.
Не дожидаясь согласия торговца, он вышел с заряженной винтовкой из лавки. 
Тачунка Витко и его спутники сомкнулись вокруг дакоты. Индеец быстро перебежал 
двор и через открытые ворота – наружу. Он остановился на лугу.
– Во что мне стрелять?
– В березу, – предложил Тачунка Витко.
– Дупло наверху, черное пятно под ним, – сказал дакота.
Прогремели пробные выстрелы. Один из воинов побежал к дереву. Точность 
попадания из непривычного еще оружия поразила Тачунка Витко, хотя он и видел 
несколько лет назад достойный легенды выстрел Токей Ито из лука.
Из фактории выбежал торговец:
– Мои деньги! – кричал он.
– Вот твои деньги. – И дакота вручил ему причитавшееся.
– Великий вождь! – продолжал маленький человек. – Сумма верна. Я ведь знаю тебя 
уже больше двух лет, поэтому постарался поладить. Ну и еще по случаю 
предстоящей разлуки. Как-то теперь все будет?
– Что будет? – спросил вождь, продолжая возиться с оружием.
– Моя лавка будет разорена! Покупатели ведь у меня больше индейцы. Сент Пьер не 
один десяток лет известен индейцам восточнее и западнее Миссисипи. И вот теперь 
всему конец!
– Почему?
– Потому что вы отправитесь в резервацию! Там вы станете подопечными: вас будут 
содержать как идиотов! Вы уже не сможете охотиться и продавать меха. У вас 
просто не будет необходимости посещать факторию! Вы превратитесь в голодное 
стадо…
– В голодное стадо? – переспросил дакота.
– Да! Разве тебе не известно положение в резервациях? Земли для ведения 
хозяйства мало. Скудные пайки, которые выделяет Большой Отец, до вас не дойдут. 
А вот с чем вы там хорошо познакомитесь, это, благодарю покорно, с коррупцией, 
которая ныне распространена повсеместно.
– Почему ты не скажешь об этом Большому Отцу в Вашингтоне?
– Отец – он действительно Большой, Вашингтон – далеко, а я – слишком уж 
маленький человек. – И торговец побежал назад в лавку, чтобы не упустить сделок.

Индейцы молчали. Они раздумывали о том, что слышали уже не в первый раз. Не 
проронив ни слова, все вместе пошли они к лошадям. Тачунка Витко первым вскочил 
на мустанга. Теперь началась большая борьба. Она ширилась. И дакоты должны были 
выдержать ее. Оба вождя были готовы защищать свободу своего народа.
Воины попрощались. Тачунка Витко со спутниками поскакал на северо-запад, 
молодой военный вождь двинулся на юго-запад к своим. Почти без отдыха 
проделывали обратный путь Токей Ито и его Буланый. Всадник прибыл к отряду, 
который ждал его в прерии, западнее маленького, находящегося под командованием 
Смита форта. Серп убывающего месяца был тонкий и острый, ночь – темной. Сам 
Четанзапа, предводитель группы союза Красных Оленей, не верил, что его вождь 
сможет обернуться за такой малый срок. Токей Ито оставил Буланого пастись и 
присоединился к воинам, расположившимся в поросшей травой долине.
Незаметно скользил взгляд молодого вождя с человека на человека. Каждого он 
знал с детства: Четанзапу, который был старше его на четыре года, Острие Копья 
– сына Чотанки, сына Антилопы, Ихазапу, да и всех остальных. С тех пор как 
Гарри-Токей Ито два года назад возвратился в свое племя, эти люди верили ему и 
подчинялись. Он руководил ими во многих дерзких налетах и последний раз в 
нападении, жертвой которого стал лейтенант Варнер. За два прошедших года род 
Медведицы под его началом не потерял ни одного воина. Самое трудное он брал на 
себя. Но операция, которую задумал молодой вождь, была все-таки значительнее, 
чем все совершенное или до сих пор.
Четанзапа, самый худой и высокий из всех, придвинулся к вождю, и в наступившей 
ночи они приступили к обсуждению плана. По сообщениям разведчиков, обоз со 
снаряжением и сопровождающая его команда были в пути. Люди рода Медведицы 
должны были напасть на обоз, прежде чем он достигнет форта. Захваченное оружие 
они хотели немедленно пустить в дело и пробиться в свои исконные места охоты. 
Вторая задача была не легче первой.



КЭТ В ПРЕРИИ

Монотонно топали мулы шести упряжек. Глухо стучали по мягкой, поросшей травой 
земле колеса. Сопровождающие колонну всадники то вытягивались в цепочку, то 
снова сбивались в кучу. Топот копыт, громыхание фургонов складывались в ночную 
музыку, напоминающую рокот барабанов.
В фургоне было тесно от ящиков с боеприпасами. Движения Кэт сковывала длинная 
широкая юбка, которую она носила по моде того времени. Она чувствовала, что 
попала в среду, для которой не подготовлена. Девушке захотелось услышать 
спокойный человеческий голос. Она пробралась вперед к месту возницы и постучала 
по плечу сидевшего рядом с возницей человека:
– Том!
– Что, мисс?
– Том, сколько времени? И где мы, собственно?
– Должно быть, часов десять вечера, маленькая мисс. А где мы – так недалеко уже 
от Найобрэры!
– Надеюсь, скоро приедем в форт?
– Завтра, мисс Кэт, завтра мы прибудем туда. Не лучше ли вам пока поспать? И 
держите голову выше, а сердце там, где ему полагается быть!
– Я постараюсь, чтобы отец и жених не краснели за меня!
– Мало стараться, надо еще и суметь!
Кэт не придала значения этому замечанию, подумав, что уж она-то достаточно 
подготовлена ко всяким невзгодам.
Кэт родилась на ферме в Миннесоте и рано потеряла мать. Скоро, во время 
крупного восстания индейцев в 1862 году, она потеряла и бабушку. Девочке 
пришлось поселиться в городе у своей тетки. Вышивание, игра на рояле, умение 
красиво писать, правила хорошего тона – вот навыки, которые Кэт приобрела у 
тетушки Бетти и которые здесь, в прерии, были ей совершенно ни к чему.
Однако когда отец, который в последние годы подолгу находился на пограничных 
постах, приезжал погостить, он, к ужасу тетушки, учил свою ночь править 
лошадьми и стрелять. В сегодняшней обстановке это было гораздо полезнее, хотя с 
четверкой мулов Кэт дело иметь не приходилось, да и в людей целиться ей еще не 
случалось. Но что толку раздумывать? Сама она влезла в это дело, самой надо и 
справляться. Менять своего решения она не собиралась: жизнь у тетушки Бетти, 
каждодневные заботы о капризной пожилой даме были невыносимы.
Раздался свист. Возница натянул поводья, заскрипели тормоза, и длинный ряд 
фургонов остановился. Был объявлен привал.
Кэт с помощью Тома вышла из фургона и направилась вперед мимо упряжки к голове 
колонны. До нее долетал негромкий говор мужчин, сидящих на земле.
– Хэлло! – крикнула девушка, недовольная, что на нее не обращают внимания.
– Кэт! – отозвался Роуч и подошел к ней. – Чертова езда! Как тебе это 
нравится? – спросил молодой лейтенант. – Будет что вспомнить, когда станем 
бабушками и дедушками!
Кэт не сразу ответила. В городе она отличалась бойкостью, поражавшей молодых 
офицеров, здесь же – незнакомая обстановка, темнота – все это сковывало ее.
– Н-не знаю… – сказала она и, оглянувшись, увидела высокого человека в шляпе с 
отвисшими полями – это был Беззубый Бен. Он только что объявил об остановке. 
Его голоса, похожего на хрюканье, не узнать было невозможно. Он командовал 
вольными всадниками, приданными небольшому подразделению драгун. – А что 
думаете вы, Бен? – спросила девушка.
– Всякое мне думается, маленькая мисс, всякое, но ничего такого, что вам было 
бы приятно услышать.
– Как я понимаю, нам предстоит двигаться всю ночь, – сказала девушка, надеясь 
услышать в ответ что-нибудь разумное.
– Вы умеете расспрашивать, маленькая мисс. Дело в том, что в письме, которое 
доставил в форт вашему отцу Генри, майору предложено выслать нам навстречу 
несколько человек. И эти парни с Найобрэры уже давно бы должны нас встретить. Я 
не понимаю, куда они подевались. А все, чего я не понимаю, заставляет меня 
сомневаться. Поэтому-то я предлагаю поспешить.
– Не городи ты чертовщину, не наводи панику! – вмешался лейтенант. – Нам 
абсолютно нечего бояться!
– Т-с-с! Тихо! – шикнул вольный всадник и прислушался, потом бросился в траву, 
приложил ухо к земле. – Да. – поднявшись, сказал он. – Слышен далекий топот 
копыт.
Кэт, однако, никакого топота не различала. Кто это? Друзья? Враги?
Бен подошел к лейтенанту Роучу.
– Провалиться мне сквозь землю, если тут не разъезжает этот сброд. Знаешь ты, 
кто гоняется здесь за золотоискателями, будто они чумные? Род Медведицы, вот 
кто. Это – банда убийц, и главарь у них – наш бывший скаут – Гарри.
– Заткнись-ка ты, Бен! Хватит фантазировать! Надо решать, что делать, – 
торопливо сказал обеспокоенный Роуч.
– Что делать? Только то, лейтенант, что мы и намеревались. Не следует резко 
менять тактику. Будем ехать почти до полуночи. Потом станем ночным лагерем. До 
полуночи краснокожие не нападут. Они всегда выжидают двух-трех часов ночи, 
когда наш брат усталый и сонный.
– Хорошо, поедем. Чем ближе мы станем лагерем к посту на Найобрэре, тем лучше.
Защелкали кнуты по спинам мулов, покатились большие колеса по клочковатой траве 
– вереница фургонов снова пришла в движение. Точно так же, как и до привала, 
подумала девушка, – и все же совсем иначе. Теперь она чувствовала близость 
реальной опасности. Теперь еще более чужими казались ей эти люди, грубой натуре 
которых она не доверяла. О том, чтобы заснуть, нечего было и думать. Она 
отыскала свой кожаный пояс с кобурой, вытащила револьвер и проверила заряд. Со 
странным чувством спрятала она обратно оружие.
Она присела на корточки у переднего проема в брезенте, где ее старый друг – 
седобородый Том – сидел рядом с ездовым. Широкая спина Тома казалась ей 
надежной защитой и от ночного ветра, и от любой опасности.
– То-ом, – тихонько позвала она.
– Не бойтесь, мисс.
– То-ом, хоть бы поскорее прошла эта ночь! Это ведь у нас последний переезд. 
Завтра мы должны прибыть в форт.
– Ну конечно! Завтра вы уже будете сидеть у своего отца в блокгаузе, за 
толстыми стенами. За такими стенами, что не всякая пуля пробьет. У старого 
блокгауза, по крайней мере, такие.
– Что значит у «старого блокгауза»? Вы знаете форт?
– «Знаю» – это слишком сильно сказано. О новом блокгаузе я только слыхал. Но о 
старом блокгаузе, который построил Беззубый Бен, наш сомнительный спутник, о 
старом блокгаузе, в котором он был и хозяином гостиницы, и кабатчиком, и 
торговцем, об этом старом блокгаузе я кое-что знаю.
– Расскажите мне о нем! Пожалуйста, Том, – принялась упрашивать Кэт. – Если я 
буду думать, как выглядит форт, мне будет не так страшно, да и время за 
разговорами пройдет быстрее. А спать я все равно не могу.
– Да, нам, конечно, следует побеседовать. Но о старом блокгаузе… нет, лучше не 
стоит.
– Почему же?
– Потому что… потому что это жутко.
– Но, может быть, вы расскажете тогда что-нибудь из своего прошлого?
– Вы это серьезно, маленькая мисс? Что ж, могу, если вам угодно послушать о 
старой развалине. Вот разъезжаю я по прерии за грошовое жалованье, рискуя своей 
жизнью, и ни кола у меня, ни двора. Но вот повстречай я вас два года назад, в 
тот вечер, когда был брошен злой жребий, да, да, повстречай я вас тогда, и 
многое бы могло быть иначе… Вы бы тогда открыли дверь, мисс, дверь в мою лавку…
– Вашу лавку? Разве вы не всегда разъезжали по прерии?
– В молодости я был разведчиком на строительстве железной дороги. Однажды 
индейцы рода Большой Медведицы даже захватили меня в плен. Только я потом жил у 
них как свой… Пережил я песчаные и снежные бури. И я был сыт всем этим по горло.
 Я вернулся в город и открыл небольшую лавку. И вы могли бы ко мне как-нибудь 
заглянуть, пожалуй, даже с вашей противной тетушкой Бетти. И, может быть, вы 
спросили бы какое-нибудь индейское одеяло или вышитый кожаный пояс, какие 
настоящие леди покупают как диковинку. И если бы я вас увидел тогда, я вспомнил 
бы, конечно, о своей дочери, которая немножко похожа на вас. И тогда я бы ни за 
что на свете не отправился снова в прерию, которая мне ненавистна. Тогда я бы 
на склоне лет уж не стал золотоискателем, и Рэд Фокс не заманил бы меня в 
блокгауз… В этот проклятый дом!
– Почему проклятый? – снова разволновалась Кэт. – И кто такой Рэд Фокс?
– Проклятый… хм, придется рассказать вам эту историю. А Рэд Фокс, или Джим, или 
Фред, или как бы он там еще не называл себя в своей разбойничьей жизни… д-да… 
кто же он собственно? Если бы я это знал! Так вот он-то, к моему несчастью, и 
появился тогда у меня. Это было два года назад, пасмурным зимним вечером. Жена 
моя тогда уже умерла, дочь вышла замуж, и я один сидел в своей лавке. 
Покупателей было мало, дело шло плохо, а у меня как раз кончился табак, и я 
поругивался про себя, поминая всех чертей и святых. И тут дверь вдруг 
распахнулась – говорю вам это, Кэт, как мне старому дураку тогда показалось, – 
и он-то, нечистый, ко мне и явился. Рыжеволосый, со сверкающими плазами, с 
желтыми оскаленными зубами! Большой, сильный! Похлопал меня по плечу и 
наговорил всякого такого, чем бедного человека легко свести с ума. Что вот-де 
найдем золото, сразу разбогатеем… Короче, я сказал «да»и продал свою лавку. К 
исходу зимы, вот в такое же время, как сейчас, кажется даже в этот же самый 
день, только два года назад, мы все оказались в проклятом блокгаузе…
Том шлепнул себя ладонью по губам и оборвал рассказ.
– … вы все встретились в блокгаузе! – подхватила Кэт конец фразы. – И тут вы?..
 – Она была теперь настроена решительнее, ей хотелось уже узнать все до конца.
Захваченный врасплох Том продолжал:
– Я и некий Джордж, и известный вам Билл Петушиный Боец, которого зовут также 
Кровавый Билл, и вечно грязный Малютка Джозеф, который едет в качестве охраны в 
фургоне перед нами, и белокурый Адам Адамсон – нет, его нет здесь, в нашей 
колонне. Этот был, пожалуй, лучший из нас. Он, должно быть, и теперь еще служит 
на форту вольным всадником. Бедняга, он хотел найти золото, чтобы отец не 
потерял ферму, которую у него захотела забрать Земельная компания. Все мы 
хотели с помощью Рэда Фокса стать богачами. Разные, разные мы были люди. Были, 
а многих уже и нет в живых. Месть висит над нами…
– Что за месть? – прошептала девушка.
– Месть Гарри-Токей Ито. Отца его тогда убили за то, что он не захотел вести 
нас к золоту. Джим Красный Лис снял с него скальп, а тело убитого мы бросили на 
съедение рыбам.
– И вы были при том? – испуганно спросила девушка.
– Да, да, я при том был, был еще Бен, Билл Петушиный Боец, Малютка Джозеф, Адам 
Адамсон…
– И вы не помешали убийству?
– Не будьте ребенком, мисс Кэт!
– Какое же наказание понес Рэд Фокс?
– Этот-то? Да его никто и не собирался ловить да судить. Им может заняться 
только Гарри – Токей Ито – сын убитого. Но вряд ли теперь появится в районе 
Платта или Найобрэры.
– И вот вы все едете опять в этот проклятый дом? – Кэт почувствовала, как 
мурашки побежали у нее по коже.
– Эх, лучше бы я вам не рассказывал, маленькая мисс. Не для ваших это ушей. Но 
ведь и верно, мы, кто до сих пор еще жив, снова собрались вместе.
Молодой возница, от которого и слова-то трудно было добиться, тут уж не 
выдержал:
– Это мне надо было знать, прежде чем отправлять в путь! Тогда-то уж вы бы 
ехали без меня! Этот Пит Куцый Нос оказался хитрее нас всех. Скрылся куда-то и 
остался на форту Рэндол.
Кэт задумалась. Она пыталась представить себе форт, индейца Токей Ито, который 
мстил белым за отца.
Ночной ветер становился холоднее и резче. Усталость овладевала людьми и 
животными. Глаза у Кэт стали слипаться, хотя полночь еще не наступила. С 
каким-то странным чувством она опять извлекла из кожаной кобуры револьвер, 
осмотрела еще раз и прицелилась, как бы стреляя по врагу. Хватит ли у нее 
хладнокровия, чтобы в нужный момент точно прицелиться? И что за мысль – убивать 
людей! Но люди ли индейцы? Нет, они просто враги, мстительные враги, сказала 
сама себе Кэт, повторив таким образом то, что ей твердили с детства.
Бен и Роуч галопом пронеслись вдоль колонны фургонов:
– Не спать! Погоняй! Погоняй! Погоняй!
Резвее защелкали кнуты, и мулы перешли на суетливый галоп. Роуч проскакал мимо 
фургона, в котором ехала Кэт, даже не оглянувшись. Однако Бен сменил галоп на 
рысь, нагнулся к проему в брезенте, увидел в руке девушки револьвер.
– О-о! – произнес он. – А ведь мисс, пожалуй, готова к схватке? И если уж 
женщины настолько героические, то нам, мужчинам, надо и подавно…
Пять выстрелов прогрохотали один за другим.
Речь Бена оборвалась на полуслове, он выпустил поводья, опрокинулся назад и 
упал с коня. Не издав ни звука, свалился возница. Поднялась беспорядочная 
стрельба. Кэт видела, как падали едущие впереди. Двое повисли ногами в 
стременах, и лошади уволокли их. Раздавались громкие вопли, непривычные боевые 
кличи, дикая ругань драгун. Упряжки, оставшись без ездовых, шарахались из 
стороны в сторону. Первый фургон опрокинулся. Драгуны и вольные всадники 
ударились в беспорядочное бегство. Враги кинулись преследовать. Белыми уже 
никто не командовал.
Фургон, в котором сидела девушка, продолжал движение. Том завладел вожжами и, 
благополучно миновав опрокинутый фургон, принялся хлестать животных. Кэт 
забилась в солому.
Запряженная четверкой легкая фура, кажется, выскочила из схватки. Шум борьбы 
оставался где-то позади. Стрельба продолжалась, но уже вдалеке. Девушка 
вздохнула. Более всего она полагалась на Тома, который уверенной рукой правил 
фурой.
– Кэт! – как раз крикнул он. – Скорей ко мне, на козлы!
Том еще подогнал мулов. Мулы продолжали нестись галопом, и фуру швыряло из 
стороны в сторону так, что она каждую минуту могла опрокинуться. Девушка с 
трудом вскарабкалась на доску и села рядом со стариком.
– Кэт, бери вожжи! Поезжай без остановок! Только прямо и прямо, так ты и 
приедешь к своему отцу. Держись же! Эта дорога – твоя жизнь!
Кэт взяла вожжи.
– Что с тобой? Куда ты? Подожди? Я долго не смогу.
– Надо, Кэт? – Старик запнулся, кровь хлынула у него из горла. – Вот что со 
мной! На мулов смотри, не на меня!
Кэт увидела, что в боку у него торчит стерла. Тело старика обмякло, и он 
свалился в траву.
Кэт словно окаменела на трясущейся доске. Вперед, только вперед! Мулы не 
сбавляли хода. Они тоже были испуганы, и страх подгонял их.
Фургон не останавливался. Крутились колеса, шуршали под ними остатки снега, 
летели брызги от луж. Понемногу девушка обретала уверенность. Успокоились и 
мулы и перешли на рысь. Кэт было не совладать с длинным кнутом, да и руки были 
заняты вожжами. Животные бежали теперь, как им хотелось.
Девушка задумалась. Лощина должна вывести к берегу реки. Стоит достичь 
Найобрэры, и можно увидеть форт. Там – спасение. Спасение? А что, если отец уже 
убит индейцами, теми… что напали на колонну. И не был ли во главе их тот самый 
смертельный враг, о котором люди вспоминали в ночной час?
И тут она услышала топот копыт! Лошади приближались, догоняя фургон. Друзья? 
Враги? Или все еще носятся вокруг лошади, потерявшие всадников? Стук копыт 
замер. Больше девушку никто не беспокоил, а времени прошло уже немало. Небо 
начинало светлеть. Но вот снова стучат копыта. Девушка вздрогнула. Не отпустить 
ли ей вожжи и не взяться ли за револьвер?
– Хэлло! – раздалось позади фуры.
– Это я! – обрадовавшись, крикнула Кэт в ответ: она узнала голос своего жениха.
В утренних сумерках рядом с фурой возник всадник. Девушка не ошиблась, это был 
лейтенант Роуч. Он нервно дергал уздечку, шляпы на нем не было, и волосы 
слиплись от пота.
– Поезжай дальше! – крикнул он. – Мы с тобой, наверное, единственные, 
оставшиеся в живых. Я поскачу вперед и выеду навстречу тебе с людьми.
– Возьми меня с собой!
– Ты с ума сошла! Мой конь не выдержит двоих! Черт висит у меня на хвосте! – И 
лейтенант так пришпорил коня, что он взвился на дыбы и лишь после этого бешено 
помчался вперед.
– Помоги же! – крикнула Кэт изо всех сил, но всадник даже не оглянулся.
В полной растерянности девушка смотрела ему вслед, пока он не исчез за 
поворотом ложбины. Скоро затих и топот его коня.
Стиснув зубы, Кэт принялась, как могла, погонять мулов. Насколько она поняла, 
все сопровождающие колонну погибли, а за Энтони Роучем, теперь, значит, за ней, 
гнался сам черт.
На востоке разгорался день. Неприютной, безобразной открывалась прерия под 
светлеющим небом. Вытаявшие пучки пережившей зиму травы, за ночь снова 
припорошенные снегом, и кроме нее – ничего. Кэт осознала наконец, что она 
одна-одинешенька в этой суровой, чужой для нее прерии. И не оставалось в ней 
ничего, кроме страха.
Мулы заупрямились. Даже Бесси, добрая Бесси вдруг не захотела больше бежать.
– Бесси, разве ты не получала от меня хлеба? Ну беги же, пожалуйста, Бесси, сам 
черт гонится за нами! – Кэт вдруг заметила, что сама с собой разговаривает 
вслух, и испугалась своего прерывающегося голоса.
Степная сторона тянулась бесконечно. Песок и трава, трава и песок, и так всю 
ночь, все утро. Что-то зловещее было в этой безмолвной равнине без деревьев и 
кустов, без людей и животных. Кэт выбивалась из сил, пальцы у нее стыли и 
коченели.
Черными пятнышками мельтешили у нее перед глазами призрачные всадники, которые 
нагрянули ночью, – индейцы.
– Бесси, ты главная в упряжке, беги же, побегут и другие!
Однако усталые мулы бежали лишь ленивой рысью. Кэт прислушалась. В третий раз 
доносился до нее сзади топот. Ах, если бы сердце ее билось спокойнее, если бы 
не стучала так в висках кровь! Если она не ошибалась, приближался всадник, а не 
бродячая лошадь: галоп был спокойный, размеренный. Девушка и сама не знала, 
почему, но надежда на этот раз возобладала над страхом. Быть может, эта 
размеренность звука успокаивала нервы?..
И тут раздался голос:
– Сто-ой!
Девушке был незнаком этот голос, и все же он внушал ей доверие. Она попыталась 
выполнить приказ и остановить упряжку. Но мулы чувствовали, что вожжи в 
неуверенных руках. Они упрямились, лягались и продолжали бежать. Всадник, 
догонявший ее, поравнялся с фургоном. Ужас овладел ею. Это был индеец!
– Отец! – пронзительно закричала она, потом бросила вожжи, выхватила револьвер 
и выстрелила.
Всадник ловко увернулся, и пуля просвистела мимо. Он поравнялся с передней 
парой мулов и схватил брошенные вожжи. Животные тотчас остановились. Кэт все 
еще держала в руках револьвер. Индеец повернул своего коня, остановил его и 
посмотрел на девушку сверху вниз. Она встретила быстрый взгляд глаз, почти 
прикрытых веками, и ее рука с оружием опустилась.
На голубом небе уже сияло солнце. Мулы понуро стояли в упряжке, один тотчас 
принялся щипать траву. Индеец на своем коне был рядом с фургоном. Буланый 
жеребец его был приземистый, хорошо сложенный, с темной гривой. Он дико поводил 
глазами. На мустанге не было уздечки, только нижняя челюсть была обхвачена 
свободно висящим поводом. Всадник выпрямился. Он был обнажен до пояса. 
Коричневая кожа его блестела. Через плечо и наискось через грудь висел 
патронташ. Он слегка прикрывал глубокие шрамы на груди под обоими плечами. 
Заплетенные в косы черные волосы спадали на спину. За налобную повязку из кожи 
змеи заткнуты три орлиных пера. Рукоятка ножа была искусно вырезана в форме 
птичьей головы. Кэт не могла заставить себя еще раз взглянуть в лицо врага. По 
описанию, которое она слышала ночью, она узнала в индейце Гарри-Токей Ито.
– Пощадите! – тихо сказала Кэт.
Дакота не ответил. Быстрым движением он выхватил у нее револьвер. Кэт закрыла 
руками лицо, чтобы больше ничего не видеть. Но когда доска, на которой она 
сидела, наклонилась, Кэт невольно отняла руки от глаз и ухватилась за доску, 
чтобы не упасть. Она увидела, что всадник взялся за вожжи и принялся 
разворачивать фургон, что в узкой лощине сделать было не так просто.
Как только упряжка была повернута в обратном направлении, дакота перебрался с 
лошади в фургон и уселся на козлы рядом с Кэт.
Одним окриком он привел упряжку в движение. Мулы подчинялись новому вознице. Он 
пустил их сначала рысью, потом в галоп, чтобы поскорее возвратиться туда, 
откуда Кэт ночью удалось уехать. Жеребец индейца бежал рядом.
Девушка сидела ссутулившись на узкой доске рядом с врагом. Она уставилась на 
светло-коричневую спину Бесси и теребила платок, повязанный на шее. В эти 
ранние часы весеннего утра было очень свежо, и Кэт зябла, и в то же время по 
спине у нее струился пот, так страшило ее все предстоящее.
В тишине прении где-то позади раздался выстрел. Правый передний мул споткнулся, 
запутался в постромках и упал. Он был убит. Остальные мулы тоже запутались и 
остановились. Повозка опасно наклонилась. Кэт вскочила. Чтобы удержаться на 
ногах, она схватилась за брезент и стала прислушиваться, опять у нее появилась 
надежда. Кто стрелял? Может быть, вернулся Роуч? Может быть, появился 
кто-нибудь из разведчиков колонны, ускользнувший от ночного разгрома? Девушка 
подумала, что индеец опомнится и тотчас обратится в бегство. Дакота, однако, 
рассудил иначе. Он выпрыгнул из фургона и бросился к убитому мулу. Фургон и 
животные скрывали его от неизвестного противника. Буланый исчез за поворотом и 
тоже оказался в безопасности.
Кэт закричала, взывая о помощи. Раздались еще выстрелы. Пули просвистели мимо 
фургона, одна попала в левого переднего мула.
Индеец обрезал постромки передних мулов и оставил только пару задних. Упряжка 
таким образом снова была готова к движению. Индеец вспрыгнул на козлы и погнал 
обоих мулов галопом. На козлах он чувствовал себя в безопасности: он понял, что 
преследователи не станут стрелять по фургону, откуда слышали крик девушки о 
помощи.
Но девушка больше не кричала. Даже своим непривычным ухом она установила, что 
преследующий повозку всадник приближался. И выстрелы его раздавались уже ближе. 
А тут еще и впереди появился всадник, который был, видимо, раньше скрыт склоном 
высотки.
Дакота вложил вожжи в руки Кэт.
– Поезжай дальше! – по-английски приказал он.
Девушка подчинилась. Дакота с ружьем в руках скользнул внутрь фургона. Он 
выстрелил. Галоп позади повозки затих.
Дакота снова выбрался вперед и уселся, но не на козлы, а на корточки позади них.
 Он взял вожжи. Животные моментально это почувствовали, и галоп их стал резвее. 
Второй преследователь, укрывшись за бугром на склоне, принялся обстреливать 
фургон и мулов.
Оба мула упали. Один был убит наповал, а Бесси еще пыталась встать на ноги. 
Повозка, накатившись на мертвого мула, наклонилась. Кэт закрыла глаза и ждала 
последнего удара дакоты, но он опять поступил так, как девушка не могла и 
предположить. Он прокричал что-то своему противнику, а сам выпрыгнул из повозки 
и оказался между убитым и еще живым мулом. Тотчас же со склона грохнуло два 
выстрела. Индеец упал на землю. Раскинув руки, он лежал, обрызганный кровью. 
Кэт не знала – своей или животных.
Со склона донеслась ругань. По голосу она узнала Билла Петушиный Боец. Билл 
продолжал стрелять. Но пули его шлепали только в убитого мула, позади которого 
лежал индеец.
Бесси удалось подняться, она рванулась вперед. Легкая повозка, и без того уже 
наклонившаяся, накренилась еще больше, тяжелые ящики поползли на одну сторону.
– Билл! Не стреляй! – закричала Кэт, подобрала свое длинное платье и выпрыгнула 
из качающегося фургона. Она оказалась на спине убитого мула, потеряла 
равновесие и упала.
– Чертова баба! – заорал сверху Билл. – Убирайся отсюда!
Кэт проворно поднялась. Убитый дакота был рядом. Она увидела торчащую у него 
из-за пояса рукоятку револьвера и завладела оружием.
– Браво! – заревел Билл. – Подходяще! Теперь пальни ему пару раз в морду!
Девушка осмотрела оружие. Руки ее тряслись. Она еще раз взглянула на индейца. 
Глаза дакоты были открыты, но он не смотрел на девушку. Казалось, глаза его 
остекленели.
– Он убит! – крикнула девушка Биллу и опустила оружие: она не могла заставить 
себя стрелять в мертвого.
– Ну что? Ты не можешь? – выходил из себя Билл; он выхватил свой револьвер, 
взял его наизготовку и понесся большими прыжками по склону холма.
Билл стрелял и на бегу. Он еще дважды попал в убитого мула, в то время как 
Бесси рвалась и лягалась. И вот он может почти в упор выстрелить в индейца! И в 
этот самый момент дакота подпрыгнул. Билл еще успел нажать спусковой крючок и 
выстрелил, но только слегка ранил индейца. Мужчины встали друг против друга.
Кэт с револьвером индейца вскарабкалась обратно на козлы. Задыхаясь от волнения,
 смотрела она на противников, от исхода борьбы которых зависела теперь ее 
судьба.
Дакота и Петушиный Боец все еще стояли не шевелясь и молча мерили друг друга 
взглядами. Они знали цену себе, знали, что им предстоит нелегкая борьба.
Дакота, не защищенный одеждой, был зато гладок и скользок. Он был моложе 
противника и, несмотря на глубокие шрамы на теле, более гибок. Сжимая в руке 
нож, он не спускал с Билла глаз.
Билл для устойчивости расставил ноги. Сапоги с высокими голенищами, шляпа с 
широкими полями, толстая кожаная куртка – все это усиливало впечатление 
массивности, тяжести. На шее у него был красный платок, кончик которого торчал 
наружу. Чтобы подбодрить себя, Билл принялся дразнить дакоту:
– Гарри, ты трусливый пес! Спрятался позади девушки! Шел бы ты домой к своей 
бабусе! Или убирайся к черту, пока я тебя как следует не отделал!
Индеец не отвечал.
– Все еще жалеешь своего старика? – издевался Билл. – Я не виноват, что Топ 
любил приложиться к бутылке и угодил под нож Рэду Фоксу. Это дело тебе надо 
уладить с ним самим. Если дорога жизнь, спрячь свой нож и проваливай!
Индеец молча смотрел на Билла. Его лицо было спокойно.
– Посмотри на свои ручки, жалкий мальчишка! – упивался звуками собственного 
голоса Билл. – И этими нежными ручками ты рассчитываешь чего-то добиться в 
схватке с Кровавым Биллом, Петушиным Бойцом? Да я сделаю из тебя, что захочу! Я 
выстоял в двадцати шести петушиных боях, выстою и в двадцать седьмом! Так что 
твое дело дрянь!
Билл своей заносчивой бранью добился успеха, которого и не предвидел.
Кэт уже сумела устроиться в сильно накренившемся фургоне. Бесси, как 
прекратились выстрелы, стояла спокойно, и девушка немного пришла в себя, ее уже 
не трясло от холода и страха. Она достала из соломы свой револьвер. При первом 
столкновении с индейцем она сделала всего один выстрел. Пять патронов 
оставалось. Ругань Билла была ей не по нутру, но самоуверенность оказалась 
заразительной. Девушка взяла индейца на прицел. Тот стоял против своего врага 
как бронзовое изваяние и был превосходной мишенью.
Девушка нажала спусковой крючок. Курок щелкнул, но выстрела не последовало. 
Кольт был разряжен.
Кэт взяла револьвер дакоты. Индеец слегка шевельнул губами:
– Девушка не должна тебе помогать, – тихо, но отчетливо сказал он своему 
противнику. – Борись! Я уже и так потратил на тебя много времени.
Кэт выстрелила, но в тот же момент индеец бросился на Билла. Попала ли она и в 
кого?..
Билл и дакота сцепились, упали, покатились по траве.
Кэт закрыла глаза: не было больше сил смотреть на них. Скоро шум борьбы стих. 
Девушка открыла глаза. Она увидела Билла и индейца, которые, как и прежде, 
стояли друг против друга с ножами и ждали момента. У дакоты текла кровь из 
небольших ссадин. Билл потерял шляпу, уголок его платка задрался на затылок. 
Волосы слиплись от пота.
– Катись в пещеру! – задыхаясь произнес он. – Нечего тебе тут болтаться! 
Грязные крысы! Пьяницы!..
– Твои слова бесполезны и недостойны мужчины.
Индеец, кажется, произнес это лишь для того, чтобы отвлечь Кровавого Билла. 
Едва прозвучало последнее слово, он ловким ударом сбил противника с ног. Кэт 
содрогнулась от ужаса, увидев, как дакота замахнулся ножом. И снова стало тихо…
Девушка не могла заставить себя посмотреть на место схватки. Она только 
прислушивалась. Ей показалось, что у мулов кто-то копошится. А вот и фургон 
пошевелился, чуть двинулся назад и ровно встал на колеса. Кто-то прыгнул на 
козлы и сел с ней. По спине последнего остававшегося в живых мула шлепнули 
вожжи. Раздался понукающий окрик. И голос этот девушке был знаком – тот самый 
голос, что недавно скомандовал ей: «Стой!».
Итак, Билл, должно быть, убит. Индеец беспрепятственно завладел фургоном. 
Рассудок подсказывал Кэт, что дакота намеренно не обращает на нее внимания. Он 
не дотронулся до нее, не угрожал ей, не загнал внутрь фургона. Он держался так, 
будто ее и не было. Безучастно сидела она в фургоне, которым правил индеец и 
вез ее назад, к тому месту, откуда она сумела уехать ночью. Лучи утреннего 
солнца проникали сквозь отверстия в брезенте, танцевали по соломе и ящикам. Кэт 
смертельно устала от бессонной ночи, а теперь почувствовала еще и голод. Но она 
не смыкала глаз и выпрямившись сидела на козлах трясущегося фургона.
Индеец, за поясом которого снова торчал револьвер, временами позволял мулу идти 
шагом, потом снова принимался подгонять его. Буланый бежал рядом.
Отец, единственный человек, который еще мог бы помочь, был далеко. Да он и не 
догадывался, в каком положении его дочь. Он ничего не знал о том, что Кэт 
отправилась к нему с колонной. Когда девушка вспомнила об отце, она невольно 
подумала, что ей надлежит поступать, как дочери солдата. Она начала потихоньку 
присматриваться к индейцу, в руках которого была теперь ее жизнь. Может быть, 
стоит с ним заговорить?
Индеец почувствовал ее взгляд и повернул голову.
– Вы дочь майора Сэмюэля Смита, – сказал он опять по-английски. – Отец вызвал 
вас к себе на форт?
– Нет.
– Был ли при колонне высокий мужчина с рыжими волосами, у него приросшие мочки 
ушей?
Кэт задумалась.
– Нет, – сказала она. – Рэда Фокса с нами не было.
Индеец с удивлением взглянул на девушку. Потом снова повернулся к мулам. 
Разговор на этом закончился.
Кэт попыталась поотчетливей уяснить себе свое положение. Индеец говорил с ней 
по-деловому. Это как-то успокаивало ее. Но что же все-таки ее ждет? Она не 
боялась, что ее будут мучить: женщин не мучили. Но почему индеец не убил ее на 
месте? Это ему ничего не стоило. Значит, он решил завладеть ею, как добычей. 
Какова же будет ее участь в индейском стойбище? Ей вовсе не улыбалось стать 
женой какого-нибудь индейца. Нет, отец должен выступить со своим отрядом и 
освободить ее. Как только он узнает о нападении на колонне, он наверняка выедет 
со своими драгунами. И это индейцу тоже следовало принять во внимание. Кэт еще 
раз глянула на него сбоку. В его манере говорить, в его движениях, во взгляде 
чувствовались уверенность и превосходство. Это хотя и внушало девушке страх, но 
не могло также не вызвать уважения, а постепенно у нее появилось даже какое-то 
доверие к нему. Нет, надо вступить с этим дакотой в переговоры. Он, может быть, 
даже ждет этого? Надо просить дакоту, чтобы он доставил ее к отцу за выкуп, 
решила наконец Кэт. И тут же вздрогнула: раздался лошадиный топот. Появилась 
горстка всадников. Семь молодых индейцев на пегих мустангов. И все семеро – 
удивительно похожие друг на друга: жилистые, гибкие, они ловко сидели на 
неоседланных лошадях. Их гладкие волосы были иссиня-черные, кожа – коричневая. 
Щеки, руки и грудь были покрыты красными узорами. Молодые воины были вооружены 
каменными палицами, ножами, луками. Они, должно быть, слышали выстрелы и 
спешили на помощь Токей Ито.
Увидев захваченную повозку и своего товарища, юные всадники издали радостный 
крик. Они так осадили перед фурой коней, что мустанги взвились на дыбы. И 
сколько силы, ловкости, радостного задора было в этой резкой остановке!
Токей Ито что-то крикнул. Подбежал Буланый. Дакота схватил ружье, прыгнул из 
повозки на коня и верхом предстал перед всадниками. По знаку его руки один из 
воинов сообщил что-то на непонятном для Кэт языке. Вождь дал какие-то указания.
Трое молодых людей тотчас направились в сторону форта. Остальные – спешились, 
выпрягли мула, сняли с фургона брезент. Вождь приказал Кэт сойти на землю.
Четыре молодых индейца принялись выгружать снаряжение и оружие и навьючивали 
груз на мула и мустангов. Они работали быстро. Ни один взгляд не задерживался 
на девушке, хотя каждого разбирало любопытство, что за добыча досталась их 
предводителю. Как только все было навьючено, молодые воины двинулись на север. 
Когда они исчезли, вождь повернулся к Кэт.
Девушка невольно вздрогнула и сообразила, что вот теперь-то ей самое время 
говорить.
– Мой отец мог бы дать вам выкуп, – с трудом выдавила она и тщетно пыталась 
уловить какую-нибудь реакцию на лице индейца. – Он мог бы вам дать что-нибудь 
необходимое.
Все это прозвучало еще более неловко, чем она ожидала, и она со страхом ждала 
ответа. Индеец не смог сдержать улыбки.
– Кэт Смит, может быть, неизвестно, что ее отец и я – предводители враждующих 
сторон. Моим воинам нужны оружие и боеприпасы. Но майор Смит – человек чести; 
он не даст нам ни пуль, ни ружей даже за свою дочь. Оружие мы себе достанем 
сами. – Индеец показал на опустевшую повозку.
Кэт чуть не заплакала. Она не стала ни упрашивать, ни уговаривать. Она только 
сказала:
– Так поступайте, как угодно. – И за этими словами стояла какая-то неосознанная 
уверенность, что дакота не способен на подлость.
Вождь придвинулся на своем жеребце к девушке, и не успела она оглянуться, как 
он поднял ее к себе на коня.
– Я посмотрю, – сказал он.
Дакота погнал коня по ложбинке на юго-запад, к реке, на южном берегу которой, 
как знала теперь Кэт, был расположен форт, где командиром был ее отец. Кэт даже 
представить себе не могла, что собирается делать с ней индеец, но надежда, что 
ее желание исполнится и она попадет к отцу, не оставляла ее. Всадник обхватил 
ее левой рукой: в правой он держал готовое к бою ружье. Поводом, который, 
видимо, предназначался только для остановки, он не пользовался: управлял конем 
шенкелями. Коричневая шкура мустанга отливала зеленью травы. Гриву его трепал 
ветер. Длинный густой хвост был по индейскому обычаю высоко завязан. Животное 
бежало легко, несмотря на двойной груз. Кэт попыталась опереться о шею коня. Но 
мустанг с яростью отозвался на прикосновение чужой руки. Он стал подниматься на 
дыбы, щелкать зубами. Кэт в испуге отдернула руку. Индеец успокоил животное. Но 
он и не подумал поучать девушку. Она сама была достаточно научена и полагалась 
теперь лишь на руку всадника.
Около полудня, когда далекие горы исчезли в дымке, однообразная скачка 
прервалась. Раздался крик коршуна, еще раз, еще. Дакота ответил таким же криком.
 Вскоре показались два молодых индейца, из тех, что были посланы вождем. Их 
лошади, с мокрыми от пота боками, спотыкались, и пена падала у них изо рта. 
Остановившись, юноши опустили глаза. У одного спина была вся в крови, другой 
выглядел очень усталым и, видимо, тоже был ранен. Вождь сжал губы. Он сердито 
смотрел на вернувшихся. Один из них выкрикнул несколько фраз. Кэт разобрала 
только имя Томас.
Разведчики колонны Томас и Тэо были посланы вперед и, по-видимому, избежали 
ночной схватки. Молодые дакоты, вероятно, должны были перехватить их. Но 
очевидно, Томас и Тэо приняли воинов должным образом и отправили восвояси.
Вождь ссадил Кэт с коня и оставил ее. Сам со своими воинами он поскакал вперед 
и исчез среди поросших травой холмов.
Некоторое время Кэт еще слышала топот. Потом стало тихо.
Девушка огляделась. Да, вокруг нее ничего не происходило, ни выстрелы, ни топот 
копыт больше ее не тревожили. Она принялась выбирать из кармана крошки сухарей 
и есть. Очень хотелось пить. Пришлось взять кусок подтаявшего снега, который 
еще сохранился на северном склоне холма.
Немного подкрепившись, она побежала по ложбине, надеясь добраться до Найобрэры, 
выйти к форту, которым командовал отец. Как далек этот путь?! Не заблудится ли 
она? Если заблудится, то умрет с голоду или станет добычей волков…
Длинное платье очень стесняло движение. Скоро она вынуждена была перейти на шаг.
 Холмы вокруг нее были похожи друг на друга. Прерия казалась девушке 
бесконечным враждебным лабиринтом. Наконец она решила подняться на вершину 
холма, осмотреться и звать оттуда на помощь:
– Оте-ец!.. Помогите!
Вокруг было тихо, пустынно, сумрачно. Кэт ужаснулась. Сколько же ей блуждать? 
Снова и снова посылала она в безмолвную прерию призывы о помощи.
Пока Кэт блуждала по прерии и, отчаявшись, взывала о помощи, вождь с двумя 
молодыми воинами скакал на северо-восток, по ложбине между двух далеко 
протянувшихся гряд. Если противник и мог услышать шум скачки, то не так-то 
легко было увидеть и взять на мушку этих всадников. От воинов, которые, как это 
можно было заключить по вороньим перьям в их волосах, были сыновьями старого 
Ворона – братьями Воронами, вождь узнал, что лейтенант Роуч, убежавший в самом 
начале ночной схватки, – единственный, кто живым добрался до форта; близнецы 
Томас и Тэо разъезжают по прерии, а из форта до сих пор еще никто не выехал 
вдогонку дакотам.
Вождь направился к холму, который был известен ему и его воинам, как особенно 
удобный наблюдательный пункт. В ложбине он и его спутники спешились. Младший из 
братьев Воронов остался охранять мустангов, старший пополз с вождем на вершину 
холма. Они различили оттуда на юге реку и форт, на северо-востоке они 
разглядели своими зоркими глазами соплеменников, которые спешили с захваченным 
оружием. Вождь и старший Ворон обнаружили скоро и девушку Кэт, которая кому-то 
махала с холма. И наконец, на расстоянии немного более мили они заметили две 
двигающиеся точки. Это могли быть только Томас и Тэо.
Ворон молчал. Он ждал, какое вождь примет решение. Но тот, по своему 
обыкновению, потребовал, чтобы сначала высказался воин.
– Как ты думаешь, что тут происходит? И что делать нам?
– Сын Антилопы сделал ошибку. Ему надо было убить Роуча, этого койота с 
поджатым хвостом. А он его не убил. Мы братья Вороны, тоже сделали большую 
ошибку. Мы должны были перехватить Томаса и Тэо. А мы их не перехватили, они 
собираются помочь девушке на холме. Нам нетрудно Томаса, Тэо и девушку снять 
выстрелами. Но Роучу удалось достичь форта, и он, должно быть, сообщил Длинным 
Ножам Смита, что произошло. Я не могу понять, почему Смит и его люди не 
шевелятся, я не могу понять, почему разведчик Тобиас остался в форту. Он заехал 
в ворота и больше не появлялся.
– Сообщение Роуча, должно быть, очень путаное, ведь никто не должен узнать, что 
он струсил, – рассудил вождь. – Вероятно, Смит не догадывается, что у нас 
только двадцать четыре воина; из слов лейтенанта он заключил, что нас две или 
три сотни. Поэтому он пока не выходит. Но он все-таки должен решиться на 
вылазку, чтобы отбить у нас добычу. Что ты предлагаешь, Ворон?
– Поезжай ты, вождь, к нашим людям. Мы, братья Вороны, сделали ошибки и должны 
сами ошибки исправить. Мы убьем Томаса и Тэо и будем досаждать Смиту и его 
людям нашими стрелами, чтобы задержать их.
– Я думаю по-другому. Ты и твой брат, вы оба ранены тяжелее, чем я. Вы поедете 
назад, к нашим воинам, пока совсем не иссякли наши силы. Смита и форт я возьму 
на себя.
– В форте от пятидесяти до шестидесяти Длинных Ножей, и у всех у них ружья и 
винтовки!
– Но я – дакота!
Когда вождь произнес эти слова, он вспомнил о своем отце, который однажды дал 
подобный же, полный достоинства ответ.
– Ты даешь нам приказ так действовать?
– Да, я приказываю.
Ворон не стал больше возражать. И хотя ему тяжело было оставлять своего вождя в 
одиночестве, он бесшумно скользнул по склону холма вниз и сообщил обо всем 
младшему брату. Братья Вороны прыгнули на мустангов. Буланого жеребца они 
оставили на свободе: все знали, что он не убежит от своего хозяина.
А Кэт все еще стояла на холме. Колени у нее дрожали, в горле пересохло от 
тщетных призывов. Она устала махать рукой. Ее отчаяние было столь велико, что 
она даже не могла плакать. Она уставилась в голую прерию в направлении 
Найобрэры. Где-то там должен быть форт… отец…
Чу! Какой-то шум! Не человеческий ли голос? Или ей это уже кажется в 
лихорадочном бреду? Нет! Не показалось!
Из-за холма появились два вольных всадника. Увидев девушку, они устремились к 
ней. Оба ехали на пегих конях, были одинаково одеты, очень похожи друг на друга,
 и даже носы у обоих были одинаковые – удивительные, необыкновенные носы.
– Томас! Тэо! – Закричала Кэт совершенно охрипшим голосом.
– Мисс Кэт! Мисс Кэт! Что же вы тут делаете одна? – Близнецы остановили лошадей 
перед девушкой.
Кэт глубоко вздохнула и принялась рассказывать о своих злоключениях.
– Так, так, – произнес Тэо, когда Кэт закончила рассказ. – Значит, этот чертов 
вождь тащил вас с собой на мустанге! Он, конечно, собирался потребовать у 
вашего отца выкуп и подольше задержать его переговорами. А затем…
– Давай, давай к форту! – заторопил Томас. – За палисад надо поскорей с этой 
девушкой, вот что! Бог знает или черт знает… в общем на форту спокойнее.
Томас поднял Кэт к себе, на потную усталую лошадь. Куртка у него была в 
запекшейся крови, но Кэт не решилась расспрашивать, а сами близнецы не были 
расположены рассказывать о себе.
Быстрой рысью устремились они с Кэт по ложбине на запад. Удивляясь, что за 
время пути их никто не тревожит, они приписывали это исключительно своему 
успеху в схватке с дакотами.
И вот последняя вершина в стороне. Перед глазами беглецов широкая лента 
Найобрэры, разлившейся от талых вод за последние дни еще больше. На 
противоположном берегу – форт. Река плескалась теперь под самым частоколом, 
окружающим строение. Только фронтоны крыш и сторожевая башня торчали над 
палисадом. Послышался пронзительный свист: подъехавшие были замечены.
Показался всадник, выехавший из форта им навстречу к броду. Он был молод и 
белокур. Ветер трепал его волосы. Он помахал прибывшим, а Томас и Тэо, громко 
крича и жестикулируя, погнали коней в воду. Вода доставала всадникам до 
ступеней, и Кэт осторожно подобрала свое длинное платье.
Все трое переправились, и всадник из форта помог девушке слезть с коня. В его 
глазах было удивление и не слишком много почтения, когда он увидел перед собой 
девушку в длинном платье. Нервы Кэт не выдержали. Она заплакала, хотя и стыдно 
ей было своих слез. Точно сквозь сон, доносились до нее радостные возгласы, 
которыми обменивались с всадником Томас и Тэо.
– Адам! Адам! Адамсон!
– Томас! Тэо! – отвечал белокурый Адамс, обрадованный, но одновременно и 
озадаченный. – Как вас занесло сюда? Ну ладно, об этом потом. Вы, кажется, тоже 
поцапались с краснокожими?
– Поцапались? – воскликнул Томас. – Да мы с этой юной дамой, кажется, 
единственные оставшиеся в живых от нашей колонны с оружием! Поцапались – это 
совсем не то слово! Разве еще хоть кто-нибудь добрался до вас?
Тем временем из форта высыпали вольные всадники и солдаты, они обступили 
прибывших с расспросами. Казалось, гарнизон форта готовился выступить в поход.
– Лейтенант Роуч здесь, – ответил Адамс близнецам, сопровождая Кэт к воротам 
форта. – По-моему, легкомысленный парень. Наговорил тут какой-то чепухи, Ну, 
откуда же вы, например, привезли эту девушку?
– Это дочь вашего майора!
– Ну и радость для майора! – съязвил Адамс.
Кэт слышала все это краем уха и, к счастью, не поняла последней фразы. Ей 
помогли протиснуться через собравшуюся толпу, и наконец она перешагнула порог 
домика при дозорной башне. Она очутилась в простом помещении с бревенчатыми 
стенами и увидела перед собой отца.
Майор стоял у рабочего стола, уже готовый к выходу. На нем была форменная шляпа 
с полями. Вне себя от такого сюрприза он смотрел на дочь в каком-то оцепенении. 
Кэт конечно, скорей всего бросилась бы отцу на шею, но майор выглядел сердито, 
недовольство было у него в лице и нетерпение. И он сказал то, что в этот момент 
девушке казалось совершенно неважным.
– Кэт! Ты! Каким же образом ты сюда добралась?
Кэт проглотила слезы и ответила, тоже без проявления чувств:
– Отец! Ведь на фортах есть дамы – жены, дочери офицеров! Ты же мне как-то 
писал, что и я бы могла к тебе приехать.
– Но не в такой момент! Ах, Кэт, какую ты сделала глупость! И ты ехала с этой 
колонной?
– Да.
– Кэт, Кэт! Что же теперь будет! Пошли! – Смит взял дочь за руку, увлек ее в 
соседнюю комнату и закрыл за собой дверь.
Девушка села на раскладную кровать, единственное, на что можно было сесть в 
маленьком помещении. Майор расхаживал перед дочерью взад и вперед.
– Кэт! И как только тебе это пришло в голову! Как могла допустить тетушка 
Бетти! Неужели же на Рэндоле не имеют представления… – майор вдруг резко 
остановился. – А ведь твой жених, Энтони Роуч, здесь. Он мне ни словом не 
обмолвился, что ты ехала с колонной. Он же должен был знать…
Кэт и так была бледна, теперь же она стала бледнее мела.
– Он сам уговорил меня поехать. Неужели он ничего не сказал?
Майор ссутулился.
– Поговорим об этом потом, Кэт. А сейчас ложись. Меня ждет служба. – И майор 
вышел в свой кабинет.
Кэт осталась одна. Поведение Роуча ее глубоко огорчило. Она попыталась 
прислушаться к происходящему в соседней комнате. Майор, видимо, потребовал 
точного и правдивого отчета о ночных событиях у Томаса и Тэо. Речь вел Томас, и 
майору никак не удавалось добиться от ковбоя сжатого изложения. Томас 
рассказывал обо всем так длинно и пространно, как будто бы сидел у лагерного 
костра или находился где-нибудь на фактории. Силы Кэт иссякли раньше, чем Томас 
закончил свой доклад. Она опустилась на постель и впала в какое-то забытье.
Очнувшись, Кэт не сразу поняла, где находится. Она поднялась, отворила дверь в 
кабинет. Пусто. Девушка зашла, уселась за большой дубовый стол, посмотрела в 
окно. На дворе царило оживление.
Кэт подошла к окну. Она увидела драгуна, который держал наготове рыжую кобылу 
отца, увидела молодого блондина, который говорил с вольными всадниками, уже 
готовыми к выступлению.
Заметила она и лейтенанта Роуча.
Волосы у него снова были прилизаны, и форма на нем сидела по всем правилам. 
Картавя, он отдавал приказ. Видимо, он должен был возглавить строй драгун. 
Девушка поняла, что отец, как и намеревался еще до ее прибытия, хочет выступить 
со всеми имеющимися в его распоряжении силами и перехватить индейцев, 
захвативших оружие.
Стук в дверь отвлек девушку от ее размышлений.
– Войдите, – сказала она.
Появился Тэо. С приветливой смущенной улыбкой он поставил на стол тарелку с 
дымящимся гороховым супом и подошел к Кэт.
– Вам надо поесть, маленькая мисс, чтобы набраться сил.
– Спасибо. Большое спасибо. Суп еще слишком горяч. Скажи… мой отец выступает с 
отрядом, чтобы покарать индейцев?
– Да, конечно! Теперь с ними расправятся. Охранять форт и вас остается только 
двенадцать человек.
– Да, да… – рассеянно сказала она: слишком много на нее сегодня обрушилось. – 
Индеец! – вдруг испуганно вскрикнула она.
– Совершенно безвредный, с христианским именем Тобиас, к тому же привязанный. 
Его не надо бояться. У вас стынет суп.
Кэт послушно села за стол и помешала суп, чтобы остудить его.
– Зачем вы привязали индейца? – полюбопытствовала она.
– Ха, это разведчик форта. Он вернулся из разведки и не обнаружил дакотов. От 
него вообще никаких сведений не добьешься. Он и майору ничего не говорит. Вот 
он и получит палок.
Кэт еще раз взглянула в окно. Индеец, высокий и худой, стоял согнувшись. Его 
руки были привязаны к небольшому столбу. Черные волосы схвачены зеленой 
налобной повязкой; он был в бархатных штанах, хлопчатобумажной рубашке и 
вышитом жилете.
– Одежду нужно бы с него снять, – заметил Тэо, – тогда бы он лучше почувствовал 
удары. Но наш Адамс, которому предстоит произвести экзекуцию, не находит 
никакого удовольствия в исполнении роли палача.
– Кто это – Адамс? – пожелала узнать девушка.
– Блондин, который встретил нас у ворот. Извините, мисс, Кэт! Мне нужно идти на 
пост.
Тэо удалился. Кэт отставила гороховый суп и продолжала следить за событиями во 
дворе.
Как раз появился отец. Он, видимо, вел наблюдение, потому что вышел из двери 
дозорной башни. Быстрыми шагами он подошел к своей рыжей кобыле и сел в седло. 
Это послужило сигналом к выступлению. Караульный у ворот распахнул большие 
створки.
И в этот момент с башни донесся свист. Кэт посмотрела на Адамса, который был на 
коне; он, видимо, оставался с гарнизоном из двенадцати человек. Блондин крикнул 
наверх на башню:
– Эй! Джим! Что случилось?
– К форту скачет краснокожий! – ответил тот.
– Скачет сюда… Как ни в чем не бывало?
– Как ни в чем не бывало. Словно в мирное время.
– Ты уверен, что один?
– Уверен, что один.
Кэт увидела, что Адамс поспешил к ее отцу. Майор, сидя верхом, выслушал Адамса 
с видимым неудовольствием.



ВОЛЬНЫЙ ВСАДНИК АДАМС

– Разрешите выехать навстречу, прежде чем он подъедет к форту, – сказал Адамс 
коменданту.
– Хорошо, поезжай. Это, пожалуй, избавит нас от задержки, да и молодчик не 
увидит, сколько нас и что мы затеваем. Ну, а если удастся что-нибудь вытянуть 
из него, постарайся там же на месте и прикончить. Эти проклятые дакоты 
чертовски хитры.
Адамс нахмурился, услышав такой приказ, но возражать не стал, взял своего 
гнедого и выехал в открытые ворота. Он перешел брод и рысью поехал по долине, 
которая за эти два года стала ему хорошо знакома. Скоро он увидел индейца, 
приближавшегося легким галопом. Но вот тот пустил коня шагом. Адамс остановился 
и стал ждать. Он внимательно разглядывал всадника. Индеец ехал на буланом коне 
с темной гривой и темным хвостом. Несмотря на весенний холод, он был наполовину 
обнажен. За поясом у него торчал револьвер и нож. Ружье было в пестровышитом 
кожаном чехле, словно он выехал на прогулку. Черные волосы его были расчесаны 
на пробор и заплетены в косы. За налобную повязку из кожи змеи заткнуты сзади 
три орлиных пера. Индеец, как и все его сородичи, был худ и ростом высок. 
Враждебностью веяло от него, и чувство превосходства над белым человеком было 
написано на его лице.
Адамс вздрогнул от неожиданности. Он узнал своего противника. Перед ним был 
опаснейший враг. Он боролся за свою землю, за свой народ, он мстил за убийство 
отца. Адамс не сомневался, что дакота и его считает соучастником Рэда Фокса.
Индеец слез с коня. Адамс последовал его примеру. Дакота достал трубку, высек 
огонь и затянулся. Адамс закурил сигарету. Правда, майор был против всех 
задержек, но ведь майор даже и подумать не мог, что этот индеец не кто иной, 
как вождь пресловутой медвежьей банды. Чтобы достичь какого-нибудь успеха, тут 
уж нужны спокойствие и выдержка. Адамс молчал. Приехал индеец, ему и 
принадлежит первое слово.
– Я приветствую белого человека! – начал вождь. – Я приехал, чтобы спросить, 
почему белые люди селятся здесь, на земле дакотов, и везут сюда оружие убивать 
нас.
– Вот проклятый вопрос! Что же тебе сказать? – Адамс провел рукой по своей 
шевелюре. – Да, мы селимся тут. На родине не нашлось места для нас, горемык. Мы 
бедствовали и голодали. И вот мы сели на большой корабль и приехали в свободную 
страну – Америку. Мы думали, что найдем здесь лучшую долю.
Дакота курил. Выражение лицо его оставалось безразличным.
– Вы не давали нам земли, почему же хотите завладеть нашей?
– Потому что вы не умеете пользоваться своей землей, – тут Адамс, сын фермера, 
оказался в своей стихии. – Что делаете вы с вашими прериями и лесами? Ничего. 
Вы охотитесь и, может быть, выращиваете немного маиса, там, где он может расти, 
или собираете рис, где вам его вырастил господь бог. А все остальное у вас, как 
и встарь, в дикости и запустении. Но так не может продолжаться. Человек должен 
взяться за плуг и вспахать землю.
Вождь опустил глаза:
– Ты это делаешь?
Молодой человек покраснел.
– Я расстался с землей, – сказал он.
– Кто же тебя прогнал?
– Земельная компания… это вроде Меховой, которая тебе известна. Они только 
обманывают маленького человека.
– Откуда берутся эти компании? Это тоже бедняки, которым дома было нечего есть?
– Нет. И ты это отлично знаешь. Ведь ты же прожил среди нас много лет. Компании 
состоят из богатых людей, которые складывают вместе свои деньги и принимаются 
пожирать нас, как акулы мелкую рыбешку.
– И это справедливо?
– Нет. Но что ты с ним поделаешь? Вот я и хочу найти золото, чтобы заплатить за 
землю. – Эти слова вылетели у Адамса непроизвольно, он тотчас раскаялся в них, 
но поздно.
Лицо дакоты исказила ненависть.
– Золотоискатели и грабители!
Он потушил трубку, выколотил ее, спрятал и сел на коня.
Без лишних слов сел на коня и Адамс: он понимал, что ни объяснения, ни 
извинения уже не помогут.
– Я хочу говорить с майором Смитом, – холодно и гордо произнес дакота. – Я 
сообщу ему кое-что о его колонне.
– Ты, вождь, хочешь вступить со Смитом в переговоры?
– Я хочу говорить с майором Смитом.
– Даешь слово, что будешь один и не используешь переговоры для нападения?
– Можете быть уверены.
– Тогда едем.
– Ты обещаешь, что я свободно приду и уйду?
– Да.
Адамс знал, что слову свободного индейца можно верить, но и самому нужно 
держать обещание. Он повернул коня и поехал впереди индейца к форту. Они 
перешли брод. Ворота были распахнуты. Когда оба въехали, караульный не мог 
решить, оставить их открытыми или закрыть. Прикинув и так, и этак, он прикрыл 
ворота наполовину.
Адамс спрыгнул с коня и поспешил к коменданту с докладом. Майор стоял у своей 
рыжей кобылы. Едва молодой человек раскрыл рот, он перебил его:
– Адамс, почему ты так долго провозился с этим краснокожим? Ты никак не можешь 
понять, что такое приказ! Деревенщина ты, а не солдат! И притащил сюда, в 
расположение, дакоту, не завязав ему глаз! Чтобы он все у нас тут высмотрел?!
Адамса это не смутило.
– Но, майор, ему уже два года, как здесь все известно, поэтому незачем 
завязывать глаза. Вы будете с ним говорить или проводить его обратно?
В разговор вмешался лейтенант Роуч.
– Кто этот краснокожий бандит? – спросил он вполголоса. – А конь у него 
великолепный! Мне кажется, будто я его где-то видел! Адамс, ты должен все-таки 
знать, кого к нам притащил.
Пока шел разговор, индеец сидел на коне словно изваяние. Обступившие его 
любопытные солдаты держались на почтительном расстоянии.
Адамс испытывал глубокую неприязнь к лейтенанту Роучу, хотя впервые встретился 
с ним.
– Разумеется, мне известно, кого я доставил на форт, – резко и недружелюбно 
ответил он.
– Ну, кого же?..
– Вождя рода Медведицы.
Смит и Роуч невольно вздрогнули, как и окружавшие их солдаты: среди них был 
вражеский предводитель!
– Адамс! – вскрикнул Смит. – Этот краснокожий бандит убил уже немало наших 
людей, а сегодня ночью напал на нашу колонну!
– Совершенно верно, майор. Он хочет говорить с вами. Я думаю, он хочет вступить 
в переговоры.
– Не ждал я от тебя, Адамс, такой непростительной глупости! Что значит 
переговоры?.. Этот негодяй не только убивал из-за угла, он еще и захватил наше 
оружие, уничтожил охрану… – Смит повернулся к индейцу. – Дакота! Ты напал на 
нашу колонну, ты поубивал наших офицеров и солдат. Для нас ты – разбойник и 
убийца. По нашим законам таких вешают!
Адамс исподлобья смотрел на майора. Что же это? Майору следовало бы получше 
знать характер индейцев, их взгляды. Для дакоты слово мужчины есть слово 
мужчины! Повешение для индейца страшный позор, и говорить такое военному вождю 
– значит нанести ему глубокую обиду, привести его в ярость.
Глаза дакоты сверкнули.
– Майор Смит! Я приехал открыто. Ваш воин проводил меня сюда. И я покину форт 
так же свободно, как и пришел, или ты обманщик, а не мужчина!
Смит покраснел от гнева.
– Краснокожая собака! Ты не достоин того, чтобы на тебя распространялось 
понятие офицерской чести! Не перед тобой, а перед своей совестью я буду держать 
ответ. Если Адамс обещал тебе неприкосновенность… Адамс, ты сделал это?
– Разумеется, да, – решительно ответил тот.
– Тогда, краснокожий, иди. Я не выношу лжи и обмана. Иди… Но едва нога твоя 
ступит за ворота, слово теряет силу.
Вождь огляделся, как бы что-то прикидывая.
– Хорошо, – сказал он. – Пусть будет так. Я свободно покину ваш форт. Едва нога 
моя ступит за ворота, делайте что хотите, Можете попытаться убить меня. Я 
сказал, хау!
Окружающие одобрили решение, принятое комендантом. По их мнению, это был 
смертельный приговор для индейца, только вместо веревки он выбрал пулю. Адамс 
повернулся к коменданту.
– Майор, – сказал он, – по-вашему, я совершил ошибку, но то, что должно 
произойти здесь, это – убийство.
– Молчать! Краснокожий не мальчик, он сам знает, чего хочет. Он выбрал! Баста!
Адамс взглянул на индейца. На лице вождя промелькнула едва заметная усмешка. 
Взгляды дакоты и белокурого парня на мгновение встретились, и индеец почти 
незаметно шевельнул веком, как бы говоря: «Предоставь это дело мне». Адамс 
отошел в сторону. В этот момент раздалось два выстрела. Адамс оглянулся. Он 
увидел в руке майора еще дымящийся револьвер. В нескольких метрах от него стоял 
Роуч. Рука лейтенанта была в крови, револьвер валялся на земле.
– Я предотвратил нарушение слова, – сказал седовласый майор. – Лейтенант Роуч, 
вы же знали, что индейцу гарантирована неприкосновенность до порога!
Послышались нелестные для лейтенанта возгласы. Теперь Адамсу стало ясно, что 
случилось. Вероломный Роуч хотел выстрелить в индейца. Майор выстрелом выбил из 
его руки револьвер. Адамса это порадовало. Майор оказался человеком слова.
Смит приказал открыть ворота. Караульный медленно распахнул обе створки. 
Солдаты и вольные всадники расположились по обе стороны ворот. Некоторые 
вскочили на коней и выехали за ворота, чтобы отрезать путь индейцу. Несколько 
человек разместились у бойниц палисада, причем сделали это с неохотой, только 
по особому приказу майора: они не надеялись, что, находясь там, смогут принять 
участие в предстоящей пальбе.
Вождь тоже готовился, правда, никто ничего не мог понять в этих приготовлениях. 
Ружье в кожаном чехле он пытался привязать к волосяной петле, накинутой на шею 
животного. Жеребец, казалось, не соглашался со своим хозяином. Он дергал 
головой, танцевал на месте, бил неподкованным копытом и даже пытался укусить 
ружье. Повод рванул его морду назад. Буланый взвился на дыбы, дал свечку… 
Словом, всадник и животное представляли собой зрелище, которое заставило 
забиться сильнее сердце каждого наездника. Конь прижал уши и скосил глаза так, 
что засверкали белки. Все это не сулило ничего хорошего.
Криками «хо», «хе», «черт возьми» сопровождали мужчины это волнующее 
представление. Все они были хорошими наездниками, многие из них были ковбоями. 
Они знали толк в объездке диких коней. Спортивный интерес и естественное 
чувство товарищества пробудилось в них, когда они увидели искусство вождя. Без 
стремян, держась одними шенкелями, сидел он на коне, который вставал на дыбы, 
лягался и, как лютый тигр, щелкал зубами. Наконец Буланый свалился и принялся 
кататься по земле у самых ворот. Вождь вовремя спрыгнул. Весь напружинившись, 
он ждал момента, когда жеребец, которому мешало привязанное на шее ружье, снова 
встанет на ноги. И вот упрямый дьявол поднялся. В тот же миг всадник снова был 
на его спине.
Солдаты и вольные всадники подумали, что вот теперь-то индеец и попытается 
проскочить в ворота, и приготовились. Но мустанг бросился назад, внутрь двора. 
Там выхода не было. Он принялся скакать вокруг башни и блокгаузов. Казалось, 
всадник утратил над ним власть. Буланый рвался наружу, и никто не сомневался, 
что он попытается выскочить через открытые ворота. Вольные всадники, что были 
верхами за воротами, сомкнулись в плотную цепь. У Адамса, как и у всех, 
возникла мысль, что весь этот спектакль с непокорным конем и борющимся 
всадником только уловка, которая должна способствовать индейцу на полном галопе 
проскочить за ворота.
Мужчины уже вскинули ружья, их пальцы легли на спусковые крючки, как вдруг 
сверху, с башни, раздался непонятный вопль. Удивление? Испуг? Ликование? Или 
предостережение? Должно быть, что-то случилось на заднем дворе. Топот смолк.
Дозорные у палисада, которым была видна задняя часть двора, громко вскрикнули, 
и одновременно снова послышался бешеный топот. Показался Буланый, но… без 
всадника.
Жеребец как вихрь пронесся в ворота, пробив цепь всадников. Те тотчас повернули 
коней и бросились за ним в погоню, раскручивая на скаку лассо. Но никакое лассо 
уже не могло настичь коня. Мустанг играл со своими преследователями, дразнил их,
 то останавливаясь, то снова пускаясь вскачь.
– Ослы! – прокаркал кто-то. Адамс обернулся и увидел позади себя близнецов 
Томаса и Тэо.
С башни снова раздался крик. За ним – выстрел и опять крик. Джим высунулся со 
своей площадки, точно хотел броситься вниз.
– Смотрите! Смотрите! – кричал он. – Индеец в воде! Удрал через палисад!
Солдаты и вольные всадники, которые еще оставались во дворе, взревели. 
Караульные у палисада уже сыпали по реке залп за залпом. Адамс бросился по 
лестнице на вышку к Джиму.
– Эй! – крикнул он – Что же тут произошло? Как краснокожему удалось перемахнуть 
через палисад?
Джим, продолжая стрелять по реке, отрывисто отвечал:
– Краснокожая бестия! Ну можно ли было подумать! На заднем дворе свалился со 
своего коня… Ну, думаю, свернул себе шею, и кричу, чтобы ловили коня… 
Краснокожий лежал словно мертвый… И вдруг вскочил… разбегается и прыгает на 
палисад… как пума… Хватается руками за острия… взлетает над ними… Я еще не могу 
стрелять, не могу из-за майора, с его дурацкой идеей… А краснокожий с палисада 
– в воду… Повезло ему, что вода подошла сейчас под самый палисад… Я выстрелил…
– Не попал?!
– Как же я мог попасть, дружище, если этот хитрюга за палисадом? Отсюда не 
попадешь. Кривого ружья еще не изобрели!
Адамс посмотрел на реку. Вода в ней в это время года была безумно холодна. Даже 
дакота недолго выдержит в ней: сердце откажет. Ему придется выйти на берег, и 
это будет решающий момент. Далеко ли он успел уплыть? Этого никто не знает. 
Индейцы прекрасно плавают и ныряют. Адамс видел, что небольшой участок берега 
оцеплен, надо бы установить наблюдение и ниже по течению и выше. Но у Адамса не 
было желания давать майору советы по этой части.
Ну и хорошо, что краснокожий бежал! Адамс считал это справедливым. Да, Адамсу 
самому нужно было опасаться дакоту, но он привел его на форт и чувствовал бы 
себя виноватым, если бы индеец за доверие к слову белого человека заплатил 
жизнью.
– Краснокожий нас неплохо одурачил и поделом! – высказал Адамс Джиму свое 
заключение и пошел вниз.
Лестница сторожевой башни вела не только во двор, здесь была еще дверь в 
кабинет коменданта. Когда Адамс отворил ее, он увидел у окна дочь майора. 
«Хорошая девушка, – подумал он. – Если бы она только знала, как смешна в этом 
длинном платье здесь, в прерии!» Он не собирался задерживаться, но Кэт 
заговорила с ним.
– Краснокожий удрал от нас и его лошадь – тоже, – коротко объяснил Адамс.
– Это просто непостижимо! Неужели краснокожие способны на большее, чем мы?
– Да, бывает и так.
– Мне недавно случилось говорить с генералом Бентином, – продолжала девушка, и 
Адамсу показалось, что ей хочется произвести на него впечатление таким 
знакомством. – Он назвал сиу лучшими воинами на свете.
– Вполне вероятно. И генералу, возможно, еще представится случай испытать это 
на себе. Я слышал, что он будет участвовать в операциях против сиу-дакотов.
– Да, он должен командовать отрядом.
– Разумеется, командовать. Я вовсе не имел в виду, что он будет сам сражаться. 
Впрочем, в прерии трудно предугадать, в какое попадешь положение, и, чего 
доброго, еще очутишься, как некая юная дама в длинном платье среди краснокожих 
охотников за скальпами.
Кэт попыталась улыбнуться:
– Вам не нравится мое платье? Мне оно тоже не нравится. Но надо было провести 
тетушку Бетти. Если бы только она догадалась, что я собираюсь ехать с колонной 
на форт!.. Поэтому-то я и не смогла надеть костюм для верховой езды, вот и сижу 
здесь в длинном платье.
– Да, вы положительно безрассудны. Ваша тетушка несомненно благоразумнее, – 
подтвердил Адамс; только этого ему еще недоставало – развлекать избалованную 
молодую особу.
Кэт вопрошающе глянула на него:
– Я вижу, что задерживаю вас, но на один вопрос вы мне все же ответьте. Вы 
сказали «в длинном платье среди краснокожих охотников за скальпами». Индейцы 
снимают скальпы и с женщин?
Адамс заколебался. Надо ли говорить правду? Конечно, правду, всю правду! Он был 
как раз подготовлен к этому.
– Краснокожие не снимают скальпов ни с женщин, ни с детей. Они могут убить вас, 
если потребуется, но за свой скальп вы можете быть спокойны. И, между прочим, 
это безболезненная процедура, потому что скальпы снимают только с мертвых. А 
если вам захочется увидеть скальпы, то попросите вашего отца показать их. Он 
собирает скальпы и платит за них хорошие деньги.
Кэт так и подскочила.
– Кто вы такой?
– Меня зовут Адамс.
Девушка не находила слов.
– Адамс… это неправда. Мой отец христианин.
– «Отцы пилигримы» тоже были христиане, а ведь это их заслуга – премии за 
скальпы. Индейцы снимают скальпы только с мужчин, и это их слава. Мы же 
скальпируем всех подряд ради денег. Не по обязанности, нет, так, из прихоти. 
Вот ваш отец, он ненавидит краснокожих. Он говорит, они убили его мать. Это 
было четырнадцать лет назад, в 1862 году, во время резни дакотов в Миннесоте. 
Он недостаточно еще им отомстил. Поэтому он ведет счет скальпам, которые ему 
приносят. Ну вот, вам теперь известно и это. Приятного аппетита! Доедайте ваш 
суп!
Адамс покинул помещение, все-таки поклонившись на прощание. В конце концов 
девушка не виновата, что она столь наивна, так уж ее воспитали.
Тем временем снова протрубили сбор. Солдаты и сольные всадники собрались на 
дворе. Майор готовился осуществить намеченную акцию: выступить всеми силами в 
погоню за грабителями. Но драгоценное время было упущено. Значительную задержку 
вызвало прибытие Томаса, Тэо и Кэт. Потом молодой вождь своей дерзкой выходкой 
надолго задержал отряд.
Адамс, как ему и было поручено, остался с двенадцатью воинами в форту. Про 
лейтенанта Роуча не было сказано ни слова. Сам черт не знал, куда он задевался. 
Адамс подозревал, что Роуч забрался в спальню коменданта и, пока 
разворачивались события, отлеживался в мягкой постели.
Когда отряд под командованием майора исчез среди холмов на другой стороне реки, 
Адамс совершил обход форта. Он распределил дозорных и бойниц палисада, послал 
замену Джиму на вышку и велел Томасу и Тэо сварить на костре большой котел супа.
 Наведя порядок и осмотрев форт, он подошел к близнецам. Они уже наполнили 
котел водой и приготовили дрова.
– Без мяса? – недовольно спросил Томас.
– Есть же солонина, – ответил Адамс.
– Нас бы больше вдохновила сочная бизонья грудинка!
– Вам придется позаботиться о ней самим, как только появятся бизоны. Да вот 
только их не видно уже много недель, даже месяцев. Из-за этой железной дороги 
разбегаются все стада.
Адамс сунул в рот трубку и погрузился в молчание. Никому из троих не хотелось 
начинать разговора о том, что их волновало гораздо больше, чем пребывание на 
этом форту.
– Ну, хватает у тебя теперь денег? – наконец напрямик спросил Томас.
– Нет, – уставившись в землю, произнес Адамс.
– Но ведь потом будет поздно, и твоему отцу придется расстаться с фермой.
– Я знаю. Это он прислал вас сюда?
– Нет, мы сами решили поехать. Нет сил больше на все это смотреть. Мы 
повстречали Рэда Фокса, он-то и сказал нам, что ты тут застрял.
– Так вот кого вы встретили! Где же он околачивается?
– Всюду и нигде. Но сюда, говорит, ему что-то не хочется…
– Еще бы.
– У твоего отца совсем помутился рассудок. Как только появляются землемеры, он 
хватается за ружье. Но пока дакоты держатся, он может оставаться на своей ферме,
 – сказал Тэо. – Они не прогонят его, ведь он им заплатил.
– Они не продержатся, а когда их прогонят из Блэк Хилса, я, может быть, сумею 
найти там золото. Когда нужно платить?
– До осени – семьдесят процентов. Но цены на землю выросли, потому что вопрос о 
Норт Пасифик окончательно решен.
– Надо раздать боеприпасы, – сказал Адамс, спрятал в карман потухшую трубку, 
взял большой ключ и пошел к старому блокгаузу.
Кэт сидела в кабинете коменданта. Она послушно доела остывший суп, потом 
прислонилась спиной к стене и снова стала смотреть в окно на двор. При этом она 
прислушивалась к тому, что происходило рядом, в спальной майора. Лейтенант Роуч 
по-видимому лежал на раскладной кровати коменданта, а фельдшер делал ему 
перевязку. При этом он, кажется, критически высказывался о своем слишком 
чувствительном пациенте. Фельдшер вышел через кабинет майора и поздоровался с 
Кэт.
– Нет никаких опасений, мисс! Несколько дней – и заживет!
Кэт густо покраснела. Она была свидетельницей ранения Роуча, и ей стало стыдно 
за своего жениха.
Едва фельдшер вышел из дома, Роуч с негромким стоном поднялся с походной 
кровати майора и вышел из спальни. Раненая рука была у него на перевязи.
– Ну, как ты тут, Кэт? – осведомился он скорее из учтивости, чем из участия, и 
уселся напротив своей невесты. – Ты, кажется, уже набралась сил?
Девушка ответила не сразу. Ей хотелось еще самой для себя уяснить, что же такое 
для нее Роуч. Он был очень бледен и казался сильно расстроенным. Днем раньше 
Кэт в таком случае была бы само сострадание и нежность. Но после того что 
произошло за последние двенадцать часов, она просто опасалась Роуча.
– Энтони! – Кэт не хватало воздуха. – Энтони!
– Ну, Энтони, Энтони! – передразнил он. – Твой старик определенно рехнулся, 
вздумал стрелять в меня, чтобы дать убежать этому краснокожему убийце!
– Энтони! Я запрещаю вам высказываться подобным образом о моем отце! – Кэт 
выпрямилась и поднялась.
– Ах вот как! Вы, кажется, готовы взяться за шпагу, чтобы защитить честь своего 
отца? Если бы это было в ваших силах…
– Ваши насмешки, лейтенант Роуч, меня не трогают!
– Вся в отца! Ты меня больше не любишь, Кэт?
Девушка опустила глаза, но решимость ее крепла.
– Энтони, я не знаю. Я вообще ничего больше не знаю. Прошу тебя, дай мне время!
– Еще два года, как хочет тетушка Бетти?
– Вы неправильно меня поняли, лейтенант Роуч!
– Неправильное понимание – что-то это сегодня слишком часто случается! Я даю 
вам, Кэт, время подумать. Но вашему отцу, который стрелял в меня, придется 
согласиться на наш брак.
– Фу, лейтенант Роуч! Вы вызываете у меня отвращение.
– Я надеюсь, вы преодолеете это отвращение перед алтарем!
Медленными спокойными шагами Кэт направилась к двери.
– Лейтенант Роуч, – ровным негромким голосом произнесла она, – я чего-то не 
понимала, когда решилась стать вашей невестой. – Девушка спокойно вышла из 
кабинета своего отца. У нее созрело решение, которое уже не изменится: Кэт Смит 
никогда не станет женой Энтони Роуча.
Кэт принялась в одиночестве бродить по двору. Она прошла мимо 
индейца-разведчика, который все еще был привязан к столбу. Он сидел на земле, 
безучастно уставившись перед собой.
Девушка невольно увидела в нем просто живое существо, которое подвергают 
мучениям. Она остановилась рядом с ним и, как бы оправдываясь перед самой собой 
и окружающими за то, что стоит рядом с этим приговоренным к палкам индейцем, 
сказала:
– Тобиас, не будь же таким безрассудным, дай моему отцу, майору Смиту, нужные 
сведения. Ты можешь откровенно говорить с ним, если у тебя чистая совесть. Мой 
отец всегда справедлив.
Индеец не взглянул на нее и ни единым движением не подал виду, что до него 
дошли ее слова.
Кэт отправилась дальше. И вот она остановилась перед старым блокгаузом, тем 
самым блокгаузом, о котором ей рассказывал седобородый Том. Она прошла к 
отворенной двери и, как бы невзначай, столкнулась с Адамсом. Она встала поперек 
дороги молодому человеку, который как раз собирался войти в дом.
– Какой старый дом, – сказала Кэт, лишь бы как-нибудь завязать разговор. – 
Наверное, у него есть и своя история?
«Вот прицепилась как репей, – подумал Адамс, – как бы мне от нее отделаться? 
Хм… а ведь девица-то, наверное, богата? Если судить по платью, – конечно, 
богата. Правда, Смит не пользуется репутацией богача, скорее наоборот… Но вот 
тетушка Бетти, она может оставить наследство… Словом, кто женится на Кэт – 
женится и на деньгах. А она к тому же и красива…»
Адамс не находил в своих мыслях ничего плохого. Да и кто из фермеров женится, 
не думая о деньгах и имуществе? О том, что Кэт и лейтенант Роуч обручены, Адамс 
не подозревал.
– Да, это старый дом, – ухватился он за поставленный ею вопрос. – У него 
престрашная история. Когда-нибудь вечером, при свете лампы я расскажу вам ее. В 
этом доме я познакомился с индейцем, который удивил вас сегодня искусством 
верховой езды. Вы ведь его видели?
Кэт кивнула.
– И не в первый раз. Я видела его еще при нападении на колонну. – И Кэт все ему 
рассказала.
– Что же касается меня, – задумчиво сказал Адамс, – Рэд Фокс и я – единственные,
 кто еще остался в живых…
– … из тех, что были вместе в ту ночь, – уточнила Кэт.
– Вам и это известно?
– Мне Том рассказал перед смертью.
– Он вам рассказал! Тогда мне нечего больше добавить. Мы с вами стоим перед 
домом, где совершилось убийство. Рэд Фокс убил тут отца Гарри – Матотаупу…
– Что же привело к этой трагедии? – тихо спросила Кэт.
– Матотаупа был изгнан из своего племени за то, что, напившись, выдал тайну гор,
 рассказал о золоте. Сын не верил в вину отца и, будучи еще двенадцатилетним 
мальчиком, разделил с ним долю изгнанника. Целых десять лет оба скитались 
повсюду, и у нас называли их Топ и Гарри. Помню, в ночь убийства Топ понял, что 
он и действительно выдал тайну, или во всяком случае наполовину выдал… 
Матотаупу убили, а Гарри вернулся в свое племя, стал воином и вождем рода 
Медведицы. Он потерял отца, потерял десять лет собственной жизни. Не искать же 
ему праведного судью, вот он и принялся мстить.
Кэт заглянула в темное нутро дома.
– Удивительно… – начала она и осеклась.
– Что удивительно, мисс Кэт?
– Так, одно воспоминание. – И Кэт задумалась. – В Миннесоте, когда я была еще 
ребенком, я видела однажды индейского вождя с сыном. Мальчика звали Гарри.
– А может быть, это и были как раз Топ и Гарри? Ведь они целых десять лет 
бродили в этих местах, от Платта на юге до верховьев Миссури на севере.
Кэт вдруг вздрогнула:
– Адамс, здесь есть крысы?
– Крысы? Откуда?
– В доме кто-то пошевелился. Скребется!
Адамс заглянул через открытую дверь в полутемное помещение. Некоторые столы 
стояли точно так же, как и два года назад, во время Бена. Уцелела еще и 
пристенная скамья. На полу в беспорядке валялись одеяла, в другой половине 
помещения – охапки сена. В задней стене была проделана дверь, которая вела в 
маленькую пристройку – склад боеприпасов и снаряжения.
– Скребется? Наверное, мыши, мисс. Единственная крыса здесь – это я. Только я – 
миссурийская крыса, с севера…
– О, вы из таких далеких краев! Значит, вам немало пришлось повидать и я 
заранее радуюсь вечеру, когда вы еще что-нибудь расскажете. А пока мне бы 
хотелось услышать от вас, что вы думаете о Тобиасе, который привязан к столбу. 
Он предатель?
– Нет, я не думаю этого, да и майор тоже не считает его предателем, иначе бы 
его давно отправили к праотцам. Он провинился только в том, что никак не может 
приучиться к дисциплине и никогда не может по-военному четко ответить на вопрос.

– Всякий порядочный индеец все-таки друг белых?
– Каждый порядочный?.. Хм… Кто же вам больше нравится: вождь, который со своим 
Буланым оставил нас с носом, или вот этот Тобиас на цепи?
Кэт невольно смутилась:
– Честно говоря… вождь…
Адамс удовлетворенно усмехнулся. Он наконец направился в темный блокгауз, чтобы 
взять из пристройки боеприпасы. Большим, принесенным с собой ключом он отпер 
дверь, положил ключ на стоящую рядом бочку и начал разыскивать два ящика, 
которые собирался вынести.
Помещение не имело окон, и в нем было темно, но Адамс из-за бочек с порохом не 
хотел зажигать огня. Пристройку он знал как свои пять пальцев, но в последний 
раз боеприпасы выдавал не он, и все было так переворочено, что Адамс не скоро 
справился. Но вот все необходимое найдено, и он пошел к выходу. Кэт все еще 
стояла у двери. Она ждала его! Это было приятно. Он хотел взять с бочки ключ, 
но его не оказалось. Он взглянул еще раз на Кэт и принялся искать. Ключа не 
было. Адамс забеспокоился: «Что за напасть!.. Я же положил его… или сунул его в 
карман?» Он обыскал карманы брюк и куртки. Ключа не было. Он пошарил на других 
бочках, на полу – ничего.
– Что за чертовщина! – крикнул он Кэт. – Исчез ключ.
– Может быть, его у вас украли?
– Что значит – украли? Здесь же никого не было, кроме нас.
– Все же это шуршание было подозрительно.
– Подозрительно?.. – Адамс был потрясен. – А я думал – мыши! Мисс Кэт, а если 
тут спрятался человек… все наши боеприпасы в этом доме… я подниму тревогу, и мы 
обыщем весь дом!
С криком и свистом Адамс понесся через двор. И тут же раздался отчаянный крик 
Кэт:
– Адамс! Приведение!
В тот же миг прогремел оглушительный взрыв. Адамса швырнуло воздушной волной, и 
он потерял сознание.
Очнувшись, он почувствовал сильную боль в левой ноге. Попробовал пошевелить ею 
– не смог. Адамс открыл глаза.
Страшная картина предстала перед ним. Старый блокгауз горел. Из него вырывались 
оранжево-красные языки пламени. Черный дым, поднимаясь вверх, застилал светлое 
небо. Рвались в огне ящики с патронами. Ветер раздувал пламя. Старое сухое 
дерево было хорошей пищей для огня. Пламя перекинулось на дом коменданта и на 
сторожевую башню.
Тут Адамс окончательно пришел в себя. По двору метались грязные от сажи его 
товарищи. Кто-то нашел пожарный крюк и пытался растаскивать горящие бревна, но 
бесполезно. Старый блокгауз, у которого Адамс только что стоял с Кот, было уже 
не спасти.
Адамс слышал проклятия товарищей, слышал, как они звали его. Ему удалось 
повернуть бревно, которое придавило ногу, и выкарабкаться. Хромающий, со 
слезящимися от сажи и дыма глазами он наткнулся на Томаса и Тэо. Все вместе они 
побежали к реке и принялись бегом таскать ведра с водой.
Кэт, которая оставалась рядом со старым блокгаузом, взрывом не задело. От огня 
она убежала на берег реки и сидела теперь тут, словно занесенная каким-то 
ветром. Она предложила было свою помощь мужчинам, но те пожалели ее нежные руки,
 да и длинное платье было не для такой работы.
Понемногу силы огня иссякли. Старый дом и пристройка сгорели дотла, вышка и 
домик коменданта сильно пострадали, ворота сорвало воздушной волной, часть 
бревен палисада повалило. Лошади разбежались, и их нигде не было видно.
Адамс пересчитал людей. Все двенадцать были налицо. Некоторые получили ссадины 
и ушибы. Отсутствовал только индеец-разведчик Тобиас, который был привязан к 
столбу. Лейтенант Роуч прогуливался по пепелищу с надменной улыбкой.
– Неплохо покомандовал, мистер Адамс! Майор будет доволен!
– Не ваше дело!
Взяв несколько уцелевших одеял, Адамс направился к Кэт. Роуч за ним.
– Наверное, изволил раскуривать свою трубку в складе с боеприпасами! Ведь перед 
взрывом последним в доме был ты!
– Я не курил там, и это может подтвердить Кэт!
– Лучше бы ты не впутывал в это дело молодую даму! Я тебе это настоятельно 
советую раз и навсегда! Понял!
– Понял, но не согласен, – возразил Адамс.
И Кэт, без тени страха, поддержала его дружеским взглядом. Он оставил ей одеяла,
 а сам отправился в обход разрушенного форта. Попутно он поинтересовался, что 
случилось с Тобиасом.
– Ах, Тобиас, – спохватился сопровождающий Адамса Томас, – я направил его к 
майору сообщить о случившимся. Только краснокожий способен по следам быстро 
отыскать их.
Адамс вздохнул и почесал затылок.
– Все к чертям… Форт… Лошади… Лучше бы мне самому провалиться в тартарары. Ну 
как я теперь посмотрю в глаза майору? И как все это произошло – не пойму. Ведь 
кто-то должен был пробраться в дом и поджечь… но кто? И ключ мой украли.
– Украли? – вскрикнули в один голос Томас и подошедший к ним Тэо. – Кто же 
украл? Ведь никого с тобой не было. Мы можем засвидетельствовать. Все как раз 
собрались у котла есть суп…
Адамс пожал плечами.
– Надо выставить дозор на холме, – распорядился он. – Позаботьтесь об этом. 
Краснокожие ведь направятся вверх к Блэк Хилсу и увидят, что тут произошло. 
Проклятая история! И еще эта маленькая мисс у нас на шее!
Адамс глянул в сторону Кэт. Теперь у вольного всадника, который спалил форт, не 
оставалось никаких шансов на ее руку.
И Адамса снова охватило разочарование, которое он уже испытывал при разговоре с 
Томасом и Тэо. Нет, ни на что он не годится, кроме как за гроши подставлять 
себя под пули. Впрочем, на что еще годятся такие бедолаги? Индейцы совершенно 
правы, что сопротивляются этакому сброду. А может быть, удрать к индейцам и 
наплевать на все? Нет, это тоже не подходит. Лучше бы снова взялся за плуг и 
принялся доить коров. Но где? У кого? Стать батраком и вести такую же 
беспросветную жизнь, как Томас и Тэо, которым в старости некуда приклонить 
головы?
Отогнав свои невеселые мысли, Адамс пошел к Кэт.
Лейтенант Роуч, рука которого была на перевязи, намеренно встал так, чтобы 
молодой человек не мог подойти к девушке.
– Что тебе надо? – грубо спросил Роуч.
– Пролить свет на случившееся, – с трудом владея собой, произнес Адамс. – Мисс 
Кэт – единственная, кто может что-то знать. Мне надо с ней поговорить.
– Мисс Кэт для тебя не существует, запомни это! Здесь есть мисс Смит, дочь 
майора.
– Придержите ваши нравоучения при себе, лейтенант Роуч, – вдруг энергично 
вмешалась Кэт. – Мой отец не очень-то доволен вами. Адамс, что вы хотели у меня 
спросить?
Адамс подступил на шаг ближе.
– Мисс Кэт! Вы крикнули: «привидение!», что же вы увидели?
– Я и видела привидение! Длинная тень бесшумно проскользнула из пристройки в 
блокгауз и там провалилась сквозь землю.
– Привидение!.. Вы верите в привидения?
– С сегодняшнего дня верю. Человек не способен двигаться словно тень. И разве 
может человек провалиться сквозь землю?
– Мисс Кэт, не пройдете ли вы со мной на пепелище и не покажете ли место, где 
привидение провалилось сквозь землю?
– Да, конечно. Только я не знаю, найду ли. Я была очень взволнована.
Девушка пошла с Адамсом. Роуч остался один.
Адамс и Кэт остановились перед тем, что осталось от блокгауза Беззубого Бена – 
грудой золы и обуглившимися бревнами. Вокруг них собрались остальные мужчины.
– Это было правее, – сказала она. – Правее столов… у самой стены, которая 
обращена к реке… там оно исчезло.
– Бесшумно исчезло?
– Почти бесшумно. Только будто бы чуть стукнула доска.
Адамс слушал и припоминал давно забытое. Ведь какой-то звук и ему послышался 
здесь тогда, два года назад, когда улизнули Рэд Фокс и Бен, ночью, после 
убийства?.. Тогда ведь ему тоже показалось, будто чуть слышно стукнуло доска. 
Адамс поспешил на место, указанное Кэт, и с помощью Томаса и Тэо принялся 
разгребать мусор. Исследуя пол, они обнаружили, что на нем как бы 
вырисовывается круг и место это на стук отдавалось глухим звуком. Тэо размел 
золу и песок. Стала видна круглая деревянная крышка. Мужчины дружно ухватились 
за нее. Крышка легко поддалась. Когда Тэо отодвинул ее, открылся колодец, в 
котором блестело зеркало воды.
Какое свинство, что мы это только теперь обнаружили, – нарушил молчание Адамс.
– Ты думаешь, тут можно проскочить? Да и куда может вывести эта яма с водой?..
 – спросил заросший детина.
Томас кинулся в сторону и вернулся с большим камнем. Он привязал к нему лассо. 
Камень бросили в колодец. Глубина оказалась более трех метров…
– Хм-м…
Дозорный с холма возвестил о возвращении отряда. Вскоре послышался гул от 
множества лошадиных копыт и на противоположном берегу показался майор Смит с 
драгунами и вольными всадниками. Они преодолели брод и спешились у разрушенного 
форта. При виде пожарища они готовы были разразиться проклятиями, но то ли от 
ярости перехватило горло, то ли присутствие майора сдержало их.
Смит потребовал отчета, и Адамс, обливаясь от волнения потом, доложил ему обо 
всем. Майор велел показать колодец и кивнул разведчику Тобиасу, который 
возвратился вместе с отрядом.
– Вот что… мы возьмем несколько лассо и привяжем тебя. Ты нырнешь и узнаешь, 
куда ведет эта дыра… если не сможешь пробираться дальше, дерни три раза за 
веревку и мы тебя вытащим.
Мужчины связали лассо. Тобиас повиновался. Он бросился в колодец и исчез под 
водой. Веревка тащилась за ним. Через некоторое время веревка остановилась, и 
Адамс, пропускавший лассо через свою руку, почувствовал тройной рывок, что 
значит «тяни назад!».
Сперва показались ноги Тобиаса, потом из воды появилось все его смуглое тело. 
Плечи у него были поцарапаны, он кашлял и выплевывал воду.
– Раньше – хороший проход, – сказал он. – Ведет в реку. Теперь внутри много 
песку. Пробраться трудно. Одно место очень узкое. Но привидение пройдет всюду!
– Привидение! – зло повторил майор. – Как ты думаешь, Тобиас, что же это за 
привидение, а? Не думаешь ли ты, что тут пролез дакота? Если речь идет о жизни 
или о том, чтобы уничтожить наш форт, чего только не сделаешь!
– Дакота пролезет. Он гибкий, сильный. Долго может быть под водой. Гарри из 
реки через лаз вошел в дом, спрятался, поджег и снова через лаз в реку.
– Он удрал! – воскликнул Смит. – А пока мы глазели на его проделки, удрали и 
его краснокожие бандиты с нашим оружием. Молодчик знал, для чего пожаловал к 
нам, знал, зачем морочил нас своим представлением. Только для того, чтобы 
задержать нас. Он удрал, а мы как дураки стоим у разрушенного форта.
– Хау, – прохрипел Тобиас, на что комендант ответил яростным взглядом.
Лейтенант Роуч пожелал высказаться.
– Всего один вопрос, – вкрадчиво начал он и постарался не выказывать перед 
комендантом своего злорадства. – Адамс, насколько мне известно, ты еще до 
прибытия гарнизона бывал в блокгаузе?
– Я появился тут днем раньше.
– Во всяком случае прошло два года. И ты ничего не знал об этом колодце? Или 
просто не сказал нам?
Адамс отвернулся от Роуча и обратился к Смиту:
– Майор! Я не знал про этот колодец. До сегодняшнего дня он был засыпан землей. 
Но я вспоминаю, что в ночь до занятия вами блокгауза из этого дома исчезли два 
человека – Бен и Рэд Фокс. До сегодняшнего дня их бегство было для меня 
загадкой. Теперь я все понял. Это Бен соорудил потайной ход, который в то же 
время служил и водопроводом. Но меня удивляет, что об этом знает дакота. Ведь 
он тогда не поймал их…
– А меня удивляет, что до сих пор об этом не знаем мы! – раздраженно вскричал 
майор. – То, что ты сейчас рассказал, усугубляет твою вину. За два года ты мог 
найти время поразмыслить, как исчезли эти молодчики. Два года спишь на этом 
полу и ничего не замечаешь?! Я уже говорил, деревенщина ты, а не солдат! Это ты 
виноват в том, что мы потеряли форт!
– Так мне отправляться на все четыре стороны?
– Будь тебе знакомо чувство чести, ты бы сказал, что не пожалеешь жизни, чтобы 
искупить вину! Но у тебя душа раба!
Адамс молчал, и Роуч наблюдал за ним с видом победителя.
Между тем стемнело. Над пустынной, неприютной землей одна за другой загорались 
и мерцали звезды. Гарнизону пора было подумать о ночлеге. На самом форту и 
вокруг него выставили посты. Блокгауза больше не было, и солдаты расположились 
рядом со своими конями. В бывшем кабинете коменданта, где уцелел тяжелый 
дубовый стол с обуглившейся крышкой и нижняя часть наружной стены, из одеял, 
которые отряд брал с собой, для майора и Кэт приготовили две постели.
И вот уже глубокая ночь. Адамс нес вахту вместе с Томасом. Около двух часов они 
молча лежали на холме южнее форта.
– Тебе надо кончать с этим, – вдруг сказал Томас.
– Может быть, я вообще ни на что не способен.
Томас долго молчал.
– Посмотрим, – снова начал он. – Ферма не выходит у меня из головы. Надо 
платить.
– Молчи ты. Нечего думать, если за душой ни гроша.
– Тебе, Адамс, надо вернуться на землю, к скотине. Там ты на месте. Я не видел 
на фермах хозяина лучше тебя.
Мужчины смолкли, их внимание привлекло нечто необычное. К югу от них на холме 
появился конь. Он вытянул шею и заржал.
На других постах тоже забеспокоились. Послышались голоса, что надо взять лассо 
и подкрасться к мустангу. Кое-кто даже отвязывал лошадей. Но тут рядом с конем 
мелькнула еле различимая тень, и вот ловкий всадник уже на его спине. Он поднял 
коня на дыбы, и животное, словно опершись о воздух передними копытами, замерло 
как изваяние. Всадник поднял руку, помахал врагам на прощание томагавком и тут 
же, словно призрак, растворился в ночной прерии.
Около дюжины всадников бросились за ним. Загремели выстрелы. Но майор приказал 
прекратить все это. После захвата оружия и взрыва последних запасов порох надо 
было беречь.
Тревожное, подавленное настроение царило этой ночью в гарнизоне. Никто не спал. 
Все ждали еще какой-нибудь дьявольской выходки от скрывшегося вождя. Адамс 
прислушивался и вглядывался в ночную тьму.
– Лучше бы тебе все же вернуться на ферму, – опять заговорил Томас. – Ты еще не 
знаешь, что такое жизнь батрака или охотника за пушным зверем, – это вечные 
долги. Тэо и я – мы знаем. Сплошная мука. Нужно иметь землю или золото.
– Замолчи! – сердито оборвал Адамс.
Томас, однако, не унимался:
– Твой старик вышвырнул нас вон… надо же тебе наконец знать правду. Адамс сын 
Адамса. Выгнал после того, как мы десять лет батрачили на него. Сказал, что он 
должен распродать скот и все, что у него есть, и тогда, может быть, наскребет, 
чем заплатить за землю… Вот мы и пришли…
– Чем же я могу вам помочь? Я ведь такой же горемыка.
– Тогда остается одно, молчать и бить краснокожих, пока сами не получили по 
пуле.
Этим разговор и закончился. Адамс снова подумал о Токей Ито, которого все 
боялись и из-за которого они лежали здесь, на посту. Адамс тоже боялся дакоту, 
но ненавидеть его не мог.
Наконец наступило утро. Горячего завтрака не было. Все съестные припасы были 
уничтожены взрывом. Пришлось воспользоваться неприкосновенным запасом. 
Единственный, кто хорошо позавтракал, это Тобиас. Он наловил в реке рыбы. Кэт 
жадно посматривала, как он пек свою добычу в горячей золе. Но Тобиас, который с 
удовольствием поделился бы с любым индейцем, был плохим кавалером для дочери 
коменданта. Он сам съел все до последней рыбешки.
Кэт побрела дальше, и Адамс, наблюдавший за ней, видел, как она подошла к 
близнецам Томасу и Тэо. Браться с охотой поддержали начатый Кэт разговор. Адамс 
собирал уцелевшие бревна и доски для временного пристанища, он прислушался.
– Итак, нам нечего стало есть? – обратилась девушка к, Томасу. – Что же делать? 
Ведь индейцы как-то существуют в этих местах? Должны же они что-нибудь есть?
– Вы правильно рассуждаете, – сказал Томас, подталкивая к Адамсу бревно. – В 
этих местах, чтоб они трижды провалились, есть только одно, что может 
поддержать человека, – это бизоны.
– Значит, вы будете охотиться на бизонов?
– Если мы их найдем – будем. Но их не покличешь, как кур: цып-цьп-цып, и они – 
тут как тут. Бизоны! У них своя голова на плечах, свои пути-дороги. Поблизости 
их что-то не видно.
– А вождь и его род Медведицы? Что едят они?
– Ну и настойчивы же вы со своими расспросами! У них еще есть зимние запасы – 
сушеное мясо, замороженное, и если они их съедят, а бизоны еще не появятся, они 
будут танцевать со своими жрецами и петь: «Добрый дух, пошли нам бизонов, 
бизонов, бизонов…»
– В самом деле? Но ведь это же глупо?!
– А разве вы, мисс Кэт, не говорите: «… господи… хлеб наш насущный даждь нам 
днесь!»И вы щебечете это просто так, ведь вы никогда не голодали. А индейцы 
голодают каждую весну.
– Ну, а если бизоны все-таки не приходят?
– Если бизоны не идут к индейцам, индейцы сами идут к бизонам. Они разбирают 
свои типи и отправляются в другие места. Мужчины на быстроногих мустангах 
носятся по прерии и отыскивают стада. А если не находят в своих охотничьих 
угодьях, то ищут в чужих. И тут уж не обходится без кровопролития.
Кэт задумалась.
– Да, это не легкая жизнь, – сказала она и посмотрела на Адамса; тот отвернулся.
 – Вечно кочевать со своими палатками и никогда не иметь настоящего дома… Нет, 
такая жизнь не для нас. Не можем же мы тотчас сорваться с места и отправиться 
искать бизонов, хотя бы потому, что на нас могут напасть индейцы!
– Да, мисс Кэт, не можем. Нам нужно искать другой выход.
– Но какой?
Томас наморщил лоб.
– Майор уже отдал приказ, чтобы лейтенант Роуч с частью отряда вернулся на форт 
Рэндол и снова потребовал там провианта и оружия. Ну и вытаращат же они глаза, 
когда узнают, что тут стряслось. Здесь останется лишь несколько человек. 
Уцелевшего продовольствия им хватит. Вы поедете с Роучем.
– Это не ваша забота! – Кэт гордо подняла голову. – Я останусь с отцом. Скажите 
лучше, нет ли у вас портного?
Томас и Тэо рассмеялись.
– Спросите лучше, мисс, у кого-нибудь другого, мы еще плохо знаем людей 
гарнизона. Уж не собираетесь ли вы сшить костюм для верховой езды?
– Конечно. Я уже все придумала.
– Значит, вы действительно решили тут остаться!
– Не могу же я возвратиться к тетушке Бетти, я ведь обманула ее.
– Что же, она хуже индейцев?
Кэт улыбнулась, но ответила совершенно серьезно:
– Конечно хуже… Она так со мной обращалась! Мы, Смиты, не богаты, а у нее много 
денег, очень много денег… Она относилась ко мне как к ребенку, взятому в дом из 
милости. И я должна была целыми днями ублажать тетушку, потому что я ее 
наследница. Для меня, Томас, это невыносимо, я больше не вернусь в этот дом. Ну 
только представьте себе: брошенная невеста раскаялась и возвращается к ней… Нет,
 лучше уж пусть меня застрелит дакота, а тетушка Бетти пусть завещает деньги 
какой-нибудь богадельне. Я не собираюсь их заслуживать!
Щеки Кэт пылали. Адамс, опершись на топор, не спускал с нее глаз. Так вот что 
это за девушка, на которой он готов был жениться ради денег! Адамсу стало 
стыдно.
Кэт оглянулась и увидела неподалеку лейтенанта Роуча. Должно быть, и он слышал 
ее слова. Она резко повернулась и пошла прочь.
Наступил полдень. Работы по расчистке территории и постройке временного укрытия 
заметно продвинулись. Роуч с большей частью гарнизона покидал разрушенный форт. 
Холодно и равнодушно простился он с Кэт. Девушка не произнесла ни слова.
С майором на форту осталось всего десять человек, в том числе Тобиас, Адамс, 
Томас и Тэо. Кэт тоже настояла на своем.
К вечеру следующего дня спокойствие этой небольшой горстки людей снова было 
потревожено: Тобиас сообщил, что с юга приближается всадник. Разведчик подробно 
описал его: большой, сильный, рыжеволосый, с желтыми зубами, мочки ушей 
приросшие, едет на пегом коне,
Услышав эти приметы, Адамс даже перестал жевать.
– Томас, – сказал он, – нет никаких сомнений, это Рэд Фокс. Уж раз он снова 
здесь, значит, есть на то важные причины.
Томас и Тэо кивнули.
Щеки Адамса порозовели от волнения. Рэд Фокс пустил своего сильного пегого коня 
галопом. К его большой шляпе с загнутыми полями был приколот белый флажок – 
знак парламентера. Он остановился прямо перед Адамсом, не поздоровавшись с ним, 
спрыгнул с коня и поискал взглядом, кому бы поручить его. Обнаружив готового 
услужить парня, он вручил ему повод и развязной походкой направился прямо к 
майору.
Смит стоял на бывшем плацу между обугленными остатками блокгауза и вновь 
сооруженной постройкой. Он как раз осматривал сделанное за день и вопрошающе 
глянул на незнакомца. Рэд Фокс был на голову выше офицера, крепкий, 
широкоплечий – внешность его подчеркивала то превосходство над майором, которое 
дерзкий бродяга хотел выразить и всем своим поведением.
– Кларк, Фред Кларк! – представился он Смиту.
Рэд Фокс подал майору толстый пакет. Майор коротко кивнул, вскрыл пакет и начал 
читать.
– Содержание мне известно, – громко сказал Рэд Фокс, когда майор снова сложил 
письмо. – Ситтинг Булл и Токей Ито приглашаются на переговоры с полковником 
Джекманом сюда, на форт. Но как же быть? Тут, кажется, уже негде проводить эту 
конференцию! – Рэд Фокс прищурившись посмотрел на развалины. – Здесь, кажется, 
похозяйничал мой друг Гарри!
Майор нерешительно вертел в руках сложенное письмо:
– Думаю, что для встречи придется поискать другое место.
– Нет, – круто, словно равному, возразил Рэд Фокс. – Встреча состоится здесь. 
Форт должен быть восстановлен.
Смит удивленно поднял брови. Что за тон позволяет себе этот Кларк? Но было в 
характере прибывшего что-то такое, что заставляло подчиняться ему. Авторитет 
майора и его самоуверенность покоились на служебном положении, а не на личных 
качествах. Природная грубость Рэда Фокса сломала привычные майору условности, и 
Смит оказался перед ним бессилен. Адамс сочувствовал майору и вместе с тем 
презирал его.
– Быстро восстановить форт нет возможности, ведь поблизости нет леса, – ответил 
майор так, будто бы перед ним был начальник.
– Встреча произойдет еще не так скоро, – заверил Фокс. – Вы думаете, просто 
отыскать в прерии этих дакотов? Край немалый…
– Токей Ито и Ситтинг Булл… – как бы про себя проговорил Смит. – Действительно, 
недели нужны, чтобы найти их…
– Уразумели? Хорошо. И вот что я вам посоветую: ищите обоих в районе Блэк Хилса.
 Скорее всего там-то вы их и найдете!
– Да, я согласен с тобой, Фред Кларк! Значит, утром ты отправляешься, чтобы 
доставить эти приглашения?
– Я? Нет, я не такой дурак. Полковник Джекман поручил мне другие дела. Пошлите 
Тобиаса. Он знает язык дакотов.
– Краснокожего? Это рискованно. – Смит снова принялся складывать письмо. – 
Любопытное сочетание, – сказал он, – могущественный жрец целого племени и 
молодой вождь небольшого рода! Не будет ли это оскорбительно для Ситтинг Булла? 
Может быть, вместо этого главаря разбойничьей шайки пригласить какого-нибудь 
влиятельного человека… Крези Хорса или Рэда Клоуза?
– Вы слишком много возомнили о себе на этой куче пепла! – ответил Фред Кларк. – 
Уж не думаете ли вы, что Ситтинг Булл так к вам сюда и пожалует? Его имя – это 
украшение послания, оно придает ему вес. Явиться должен мой друг Гарри, вождь 
рода Медведицы. Нам не нужны знаменитые вожди, от которых все равно ничего не 
добьешься. За столом переговоров гораздо сговорчивее вожди рангом помельче. 
Подпои их, они и подпишут договор о передаче своих земель.
– Но ведь известно, что Гарри не пьет.
– Вам ли меня учить обращаться с краснокожими! С Гарри справлюсь я сам! Один! 
Можете об этом не беспокоиться.
Смит вложил письмо в конверт.
– Тогда я вручу эти послания Тобиасу.
– Вам следует содержание перевести на язык картинок. Это сумеет сделать Тобиас. 
Джекман приедет через несколько недель и, разумеется, лишь когда вы 
восстановите форт. Не собираетесь же вы испечь полковника в золе, как рыбу?
– Полковник и в самом деле сам прибудет сюда? – спросил Смит, не обращая 
внимания на насмешку. – Впрочем… да, в письме сказано, что полковник самолично 
собирается вести переговоры. Что ж, нам придется поспешить со строительством.
– Хорошо. Договорились. Я уезжаю.
Такая поспешность была странной. Удивительно было и то, что Рэд Фокс отважился 
здесь появиться. Он словно уверовал, что флажок парламентера спасает его от 
дакоты.
Рэд Фокс забрал коня и пошел с ним туда, где Адамс с Томасом и Тэо уничтожали 
свой скудный ужин.
– Хэлло… – приветствовал он Адамса. – Все еще в этих краях? Не хочешь ли хорошо 
заработать?
Адамс взглянул на Рэда Фокса, отрезал себе еще кусок совершенно затвердевшей 
колбасы, сунул его в рот и лишь тогда пожал плечами.
– Зачем? – только и спросил он; к чему кому-нибудь еще знать, какая буря гнева 
и ненависти поднялась в нем, когда он во второй раз услышал эти слова: «не 
хочешь ли хорошо заработать». Да, во второй раз. Адамс еще очень хорошо помнил 
тот вечер на форту Сент Пьер, когда впервые увидел Рэда Фокса. Адамс пытался 
там получить в долг денег у богатого торговца, но ничего не добился. Когда же 
он вечером, раздосадованный неудачей, пропустил несколько кружек виски, тут-то 
к нему и подсел Рэд Фокс. «Не хочешь ли хорошо заработать?»
– Зачем? – повторил за Адамсом Рэд Фокс. – Затем, что, думается, тебе бы не 
помешала хорошая пачка долларов!
Адамс опять пожал плечами.
– Есть тут у меня хорошенькое дельце, – где отставал Рэд Фокс, несмотря на 
уклончивость Адамса. – Верное дело. И нужно несколько крепких парней. Ну, что 
ты на это скажешь?
– Опять хочешь кого-нибудь укокошить?
Рэд Фокс усмехнулся:
– Это произвело такое впечатление на твою тонкую натуру? Нельзя быть таким 
чувствительным, так ты далеко не уедешь. Я думаю заняться торговлей, отличной 
торговлей. Идем со мной?
– Чем же ты собираешься торговать? На мехах не заработаешь. Это дело в руках 
Меховой компании.
– Спасибо за разъяснение. Какой рассудительный! Мне кажется, ты просто стал 
нерешительным. Бери-ка коня да поехали! А?
Адамс смерил Рэда Фокса взглядом.
– Нет, – сказал он.
– Ну и пропадай тут холуем при офицерах! Меня ждет кое-что получше! – Рэд Фокс 
вскочил на коня, рванулся галопом и исчез в сгущающихся сумерках.
Пока ужинали и назначали ночной дозор, исчез Тобиас. Никто не знал, куда он 
уехал. Вернулся он на следующий день к полудню. Где он пропадал, от него было 
не добиться.
– Этот индсмен заслужил палок, – сказал майор. – Ему не пошло на пользу, что я 
отменил после пожара назначенное наказание. – И майор сам ударил индейца по 
спине суховатой дубиной.
Тобиас не произнес ни слова, ни один мускул не дрогнул на его лице. Когда гнев 
майора остыл, индеец пошел к лошадям, завернулся в одеяло и, казалось, заснул.
Адамс лег, но долго не спал. Рэд Фокс не выходил у него из головы. Раз уж этот 
бандит появился здесь, значит, затеял крупную игру, иначе бы он не рисковал. 
Адамсу было ясно, что у Рэда Фокса две цели: разбогатеть и уничтожить Гарри, 
единственного человека, которого он боялся. По-видимому, он хочет решить сразу 
две задачи. Но удастся ли ему заманить молодого вождя на переговоры? И что за 
торговлю он затеял? Самое выгодное сейчас – незаконная продажа оружия борющимся 
за свои земли индейцам. Ни для кого не секрет, что индейцы стреляют из отличных 
ружей. Да, торгаши опять гребут деньги! Вероятно, одна сделка принесет больше, 
чем стоит вся ферма Адамса. Уж не пойти ли с Рэдом Фоксом?
Нет, Адамс ненавидел наглецов и насильников, этих молодчиков с тяжелыми 
подбородками. И снова мысли сына фермера обратились к молодому вождю. Он и сам 
себе не мог признаться в том, что этот индеец произвел на него особенное 
впечатление. Адамс девятнадцати лет оставил ферму отца, теперь ему было 
двадцать два. Гарри, по его подсчетам, было двадцать четыре. Вот уже два года, 
как он вернулся к своим и руководит теперь родом Медведицы в безнадежной борьбе.
 Несмотря на их храбрость, дакоты будут разгромлены. Они не умеют ни починить 
плуга, ни сделать ружья. Судьба их предрешена.
Так же как и Адамсу, индейцам придется рассчитаться с родителями. Их загонят в 
какую-нибудь резервацию и будут там муштровать. Мир создан для немногих 
избранных, а всем прочим дай бог отмучаться свое и спокойно умереть.
Адамс подумал и о молодом вожде, когда отказался идти с Рэдом Фоксом. Он не 
захотел быть пособником убийцы Матотаупы.



«ГЛАЗА МОИ ВИДЯТ ЖЕЛТЫХ БИЗОНОВ…»

Тобиас отправился в путь к Ситтинг Буллу и Токей Ито с посланием, снабженным 
еще и картинками. Он покинул гарнизон, ни с кем не простившись.
Майор Смит приказал ему ехать искать Ситтинг Булла и Токей Ито в Блэк Хилс. 
Тобиаса ни о чем не спрашивали, и он промолчал, но у него было свое мнение. 
Майор распорядился так по рекомендации Рэда Фокса. Но Рэд Фокс – человек, 
которому нельзя доверять. Тобиас был убежден, что за его советом кроется 
какая-то задняя мысль, и когда тот покинул форт, он потихоньку проследил за ним.
 Об этом никому не следовало знать, и Тобиас предпочел перенести побои, чем 
проговориться. Этот Красный Лис поехал сначала на северо-восток, но когда 
посчитал, что его уже никто не видит, он снова переправился на своем мустанге 
на южный берег реки и двинулся на юго-запад. Он что-то задумал. Тобиас слышал 
разговор Рэда Фокса с Адамсом. Что за торговлю затеял этот бандит? Тобиас решил 
не следовать совету Рэда Фокса, а значит, и приказу Сэмюэля Смита. Он взял на 
себя смелость поступать так, как найдет нужным.
Где находятся вожди, угадать было невозможно: прерии – широки, а мустанги – 
быстры. Проще найти стойбище, где оставались женщины и дети. Тобиас знал, что 
род Медведицы на зиму обосновывается в лесах предгорий, а первое летнее 
стойбище их на Лошадином ручье. Он решил ехать к Лошадиному ручью, на юго-запад.
 Туда же направился и Рэд Фокс.
Разведчик ехал, пока не стемнело и не засверкали звезды. Тогда он позволил себе 
и пегому отдохнуть. Ночь была холодна. Животное улеглось на землю, а Тобиас 
завернулся в одеяло и прижался к шее коня. В ногах у него остался дотлевать 
маленький костерок. Если он и привлечет разведчиков-дакотов, это не страшно.
Тобиас был под защитой белой волчьей шкуры – знака парламентера. А то, что он – 
посланец мира – вооружен, тоже никого не удивит, ведь когда кончается провиант, 
приходится промышлять охотой, и надо же чем-то защищаться от волков. К полудню 
третьего дня, по его расчетам, до среднего течения Лошадиного ручья оставалось 
несколько часов езды. Скалистые горы на западе уже заметно приблизились. Тобиас 
находился теперь в пограничном районе, разделявшем различные племена. Здесь 
охотились дакоты и их извечные враги – пауни.
Он осмотрелся. Перед ним лежала ровная долина, протянувшаяся среди холмов с 
севера на юг. Небольшой ручей, протекавший по долине, наполнялся водой, 
наверное, только в это благоприятное время года. На дне долины Тобиас заметил 
следы, которые сразу привлекли его внимание. Трава на большом протяжении была 
истоптана и объедена, а земля изрыта. Разведчик подъехал поближе к следам. 
Здесь паслось большое стадо бизонов. Странствуя с юга на север по старой 
«бизоньей тропе», неплохо было подкормиться у ручья. Следов было множество. 
Прошло тут, наверное, не меньше тысячи голов. С тех пор как прерии усиленно 
заселялись и началось строительство железных дорог, пути бизонов, кочевавших от 
Канады до Мексики, были нарушены и такие стада попадались все реже и реже.
Тобиас устремил взор на север. Поверхность долины казалась там желто-коричневой 
и словно волновалась в беспрерывном беспорядочном движении. В колеблющейся 
мохнатой коричневой массе выделялись отдельные животные: высокая холка, темная 
грива, в которой почти скрывались рога. Точно отдаленные раскаты грома 
доносился рев животных.
Где пасутся бизоны, там должны быть и дакоты. Но куда же попрятались разведчики 
и где наблюдатели, которые должны не допустить преждевременных выстрелов, пока 
не будет дан сигнал?
И тут из-за песчаной гряды, закрывающей Тобиасу обзор на юг, показалась черная 
голова и поднялась коричневая рука. Ему подали знак вести себя как можно 
спокойнее. Тобиас подобрал поводья. Он услышал топот копыт. С запада 
приближались всадники. Тобиас определил, что около сотни. Он прикинул и число 
воинов рода Медведицы: не больше сорока. Значит, для охоты на большое стадо 
объединилось несколько родов.
Вот уже отчетливо виден первый всадник. Он выехал на пригорок, и остальные 
развернулись за ним в широкую цепь. По обычаю, на охотниках за бизонами были 
только пояса. Обнаженные коричневые тела будто срослись с мустангами – 
«бизоньими конями», специально выдрессированными для охоты, на которых никогда 
не перевозили грузов. Охотники были вооружены луками. Некоторые еще и копьями. 
Тобиас узнал Токей Ито. Молодой вождь держал в руках светлый костяной лук и с 
полдюжины стрел; за спиной у него был колчан и в нем еще стрелы.
Дакоты заметили разведчика и подали ему знак отойти назад. Тобиас хотел 
спуститься восточнее по склону холма, но возбужденный конь уже не слушался его. 
Он встал на дыбы и повернулся. В тот же миг наверху, рядом с вождем, вырвался и 
мустанг одного дакоты. Удержаться больше было невозможно: вся цепь с шумом 
понеслась на север, к стаду бизонов, и увлекла за собой Тобиаса. Буланый Токей 
Ито промелькнул мимо разведчика. Тобиас оказался среди устремившихся за добычей 
дакотов. Он опустил поводья, сунул руку в подсумок и положил несколько пуль за 
щеку, чтобы быстрее перезаряжать ружье. Адамс выдал ему старое, никудышное 
ружье, которое заряжалось с дула, и дело это было довольно долгое. Но все равно 
– охота на бизонов!
Охота на бизонов – опаснейшее занятие и, в тоже время, страстно любимое 
индейцами прерий чисто национальное торжество – жизни не пожалеют тут 
краснокожие всадники. Как ураган неслись охотники по долине. И Тобиас был с 
ними. Да это и не охота, а бешеное состязание с бизонами не на жизнь, а на 
смерть! И в сердце Тобиаса звучала песня о бизонах, которую он слышал в 
канадских прериях:
Глаза мои видят желтых бизонов,
и я вдыхаю пыль, что подняли красные ноздри их
с песчаных троп наших прерии.
О добрый мой лук, натяни свою тетиву!
О добрая стрела, не измени в полете!
Бизоны насторожились. Они повернули свои тяжелые головы и смотрели на скачущих 
к ним всадников, Впереди стоял огромный бык. Животное сопя опустило было рога, 
но вдруг повернулось и бросилось догонять испуганное, несшееся галопом стадо.
Как стрела рванулся и конь Тобиаса. Он проскочил мимо страшного быка прямо в 
облако всклубившейся пыли. И вот он среди бизонов, бок о бок с возбужденными, 
теснящими друг друга животными. Тобиас уже не знал, где другие охотники, и едва 
соображал, что делает. Вокруг него в облаках пыли ревело и топотало бегущее 
стадо. Пегий несся вместе с бизонами, иначе бы его растоптали. Тобиас держал 
ружье наготове. Сквозь облака пыли разведчик на миг увидел впереди молодого 
бычка. Хорошо выученный мустанг пронесся рядом: пуля полетела в цель, под 
лопатку, в сердце. Как бычок упал, Тобиас уже не видел.
Скачущие дакоты и убегающие бизоны перемешались. В безумной скачке руки 
разведчика автоматически зарядили ружье. Он выстрелил еще раз и взял изо рта 
еще пулю. Рядом с ним мелькали мохнатые коричневые спины животных. Крики 
охотников были едва различимы в страшном шуме. Тобиас прицелился и выстрелил в 
третий раз. И вот ему показалось, что топот понемногу стихает. Стадо, видимо, 
растянулось и разделилось. Облака пыли стали нс так густы. Тобиас скакал вместе 
с тридцатью или сорока бизонами и пытался вырваться из этой сумятицы. Пегий 
устал. Два молодых бычка, что бежали рядом, теснили его, бодали своими 
маленькими острыми рогами. Тобиас тут заметил, что его подсумок развязался и 
пуст. Разведчик взялся за револьвер, но стрелял неудачно и только раздразнил 
бизонов. Пегий совсем изнемог и упал. Тобиас мгновенно спрыгнул и, пытаясь 
спастись, бросился бежать вместе с бизонами. Ноги несли разведчика с бешеной 
скоростью, но он сохранял самообладание. Далеко впереди виднелся огромный вожак,
 который уже замедлил бег.
Присоединившись к вожаку, стадо остановилось и повернулось. Животные злобно 
уставились на индейца. Бизоны пугливы, они бегут и от волка, и от охотника, но 
разъяренные становятся очень опасны. Тобиас попытался укрыться в траве на 
пологом склоне. Лошади он лишился, ружья и револьвера у него тоже не было. И 
тут на беду его заметил вожак и, видимо, собрался обрушить на него всю свою 
ярость. Высоко подняв хвост, животное бросилось к Тобиасу. Тобиас вскочил и изо 
всех сил метнул томагавк. Он попал быку в лоб, но животное отмахнулось от него, 
как от назойливой мухи. Разведчику не оставалось ничего другого, как спасаться 
бегством, но он знал, что это почти безнадежно. Тобиас бросился вверх по склону.
 Позади он слышал топот приближающегося быка и уже едва переводил дух; сердце 
его готово было вырваться из груди; в боку появилась острая боль. Расстояние 
между ними сокращалось. Несколько отчаянных прыжков из стороны в сторону, и 
Тобиас, раскинув руки и ноги, растянулся как загнанный заяц.
Бизон, казалось, понял, что теперь можно не спешить. Он перешел на рысь, 
склонил голову и, вспахивая рогом землю, поднял целое облако пыли. Он 
остановился перед Тобиасом, нацелившись проткнуть его рогами и затоптать, но у 
индейца еще хватило духа накинуть на голову зверя свою жилетку. Грозные рога 
оказались в проймах для рук. Ослепленный бык рванулся вперед и боднул все-таки 
индейца в спину. Страшная боль сковала Тобиаса, он уже не мог пошевельнуться и 
так, с ножом в руке, был готов умереть…
И тут совсем рядом раздался охотничий клич дакотов. Бизон замер. Тобиас 
мгновенно оторвал взгляд от быка, ища своего спасителя. По склону холма спешил 
на Буланом Токей Ито. Он еще раз глухо крикнул, и это привело быка в 
замешательство. Животное разорвало в клочья жилетку и повернулось к новому 
врагу.
Дакота приближался; его жеребец упрямился и шарахался. Бизон нагнул голову для 
решительной атаки. От смертельного страха Буланый взвился на дыбы. Но воля и 
умение всадника принудили дрожащего от страха коня повиноваться. Нервным, 
танцующим шагом он приближался к чудовищу, которое, будто примериваясь, мотнуло 
головой. Дакота хотел зайти сбоку, чтобы поразить бизона стрелой, но бык, 
словно сознавая свое преимущество, неожиданно ринулся вперед. Мустанг метнулся 
кверху и перемахнул через голову быка. Вождь тотчас повернулся и натянул лук. 
Тобиас глянул на его колчан – стрела была последней. Вождь выстрелил, но не 
попал под лопатку. Бык взревел. Стрела торчала в его огромном теле. Разъяренный 
бизон бросился на врага.
Беги, беги! – закричал Тобиас, не думая о себе.
Отважный дакота с коротким воинственным криком соскочил с коня. Тобиас едва 
успел уследить, как конь отскочил в сторону, а дакота оказался на спине быка. 
Бык словно окаменел, он так и застыл наклонив голову. Вождь спрыгнул. В руке он 
держал длинный нож. Колосс рухнул. Удар в затылок был смертелен.
– Победа! – крикнул Тобиас хриплым от волнения голосом. – Вождь племени дакота 
– величайший охотник прерий!
Оказалось, эту сцену видел не только Тобиас. Со всех сторон раздались 
восторженные крики. Охотники скакали сюда и смыкались в круг около убитого быка.
 Токей Ито подошел к разведчику. Тобиас попытался подняться – бесполезно. 
Молодой военный вождь помог ему сесть, подал томагавк, который, видимо, 
подобрал по дороге.
Тобиас жестом поблагодарил и ждал, что спросят его имя и поинтересуются целью 
поездки. Но случилось иначе. Токей Ито сам представил разведчика окружающим.
– Это – Тобиас. Сиксики называют его Вождь Волков, а на языке уайтчичунов – Шеф 
Де Люп.
Тобиас удивленно посмотрел на него:
– Откуда вождь племени дакота знает это имя, полученное мною далеко отсюда, на 
канадской границе?
– Имя Шеф Де Люп хорошо известно всем воинам от Миссури до Скалистых гор. Ты 
принес нам немало вреда. Нам стоило времени и трудов, – с тихой усмешкой 
добавил вождь, – ввести тебя в заблуждение, когда ты был в дозоре, а мы 
собирались напасть на колонну с оружием.
Разведчик не ответил на это замечание, разбудившее у него неприятные 
воспоминания. Он словно надел маску.
– Мое имя Тобиас! Я люблю дакотов, и я люблю белых людей, тех, что отважны и 
храбры. Я хочу, чтобы был мир между моими братьями. Так думает и большой вождь 
Длинных Ножей по имени Джекман. У меня его письма к Ситтинг Булу и Токей Ито.
– Посланнику уайтчичунов, Тобиасу, будет предоставлена возможность познакомить 
с этим письмом наших вождей и старейшин, – объявил Токей Ито и закончил на этом 
разговор.
Вождь поднялся и начал обдирать быка. Воины выколотили трубки и стали помогать.
Когда шкура была снята, вождь назначил нескольких юношей охранять добычу 
охотников и стал готовиться в путь. По его знаку к Тобиасу подошел худощавый 
воин с орлиными перьями и предложил сесть вместе с ним на коня.
Тобиас по перьям и волосяной кисточке догадался, что это Черный Сокол, или, на 
языке дакотов, Четанзапа – предводитель союза Красных Оленей. Он уселся сзади 
воина на коня и должен был крепко за него держаться, потому что ноги не 
подчинялись ему. Всадники направились через травянистые холмы на юго-запад, 
по-видимому к стойбищу. К ним с разных сторон присоединялись другие воины.
Солнце зашло. Звезды появились на небе, когда они достигли Лошадиного ручья. 
Берег на значительном протяжении был совершенно гол, но на открывшейся перед 
ними излучине расстилался луг, и виднелся небольшой лесок. Превосходное место 
для стойбища! Около ручья разбиты палатки – типи. От палаток навстречу 
охотникам высыпали юные всадники. Они приветствовали прибывших радостными 
криками. Голоса наполняли ночь.
По старому индейскому обычаю возвратившихся охотников старейшины и жрецы 
встречали у костров совета. В трепещущем свете пламени перед Тобиасом 
расплывались лица почтенных людей племени, старых и очень старых мужчин в 
богатой одежде.
Всадники остановились. Токей Ито поднял руку в знак того, что хочет говорить, и 
воцарилась тишина.
– Вожди и воины дакоты! Добрый дух послал нам бизонов; наши стрелы были метки. 
Убито двести бизонов. Завтра, когда взойдет солнце, женщины и девушки доставят 
мясо. Голод не придет в наши палатки!
Разведчик тоже не смог удержаться от буйного проявления радости. Голос Тобиаса 
влился в общий восторженный гул.
Участники охоты начали расходиться. Одни направились к своим палаткам, другие 
повели животных на пастбище, находившееся на берегу ручья. Подбежали мальчики, 
чтобы увести лошадей. Тобиас с трудом сполз с коня и едва стоял на ногах. Он 
вздрогнул, когда с ним заговорил дакота и пригласил быть гостем его палатки. 
Токей Ито протянул раненому руку и повел к себе в типи. На ее кожаных стенках 
были нарисованы большие четырехугольники – магические знаки, охраняющие от злых 
духов. Темный волкодав обнюхал Тобиаса, и разведчик с дакотой вошли в жилище.
По мягким одеялам и шкурам, устилающим пол, вождь провел Тобиаса мимо очага, 
неподалеку от которого разведчик скорее упал, чем сел.
Вождь накинул на себя одеяло из бизоньей шкуры и вышел из типи. Пропылившись в 
скачке на охоте, он решил искупаться в ручье, протекавшем возле самой палатки. 
Журчание воды вызвало у разведчика представление о прохладе, освежающей 
покрытое потом тело. Тобиас сразу же ощутил на коже едкую пыль и ему захотелось,
 по примеру вождя, окунуться в ручей. Но он был ранен и беспомощен.
Ожидая возвращения вождя, Шеф Де Люп продолжал осмотр типи. Прямые еловые жерди,
 установленные по кругу, сходились кверху. Жерди были старые, и, наверное, они 
видели, как рос Токей Ито и его отец, а может быть, даже и дед. На жерди были 
натянуты тяжелые бизоньи шкуры, нижние края которых прикреплялись к маленьким, 
вбитым в землю колышкам. Эти плотные шкуры тщательно выделывались в течение 
двух лет. Они не боялись влаги и хорошо защищали от непогоды. К вершине палатки 
поднимались тонкие струйки дыма и пар из котла. Ветровой клапан, привязанный 
снаружи к двум жердям, не давал дыму задерживаться, и воздух в типи был всегда 
свежий и чистый.
Разведчик откинулся на плетеный мат, свисавший с треножника. Эту подставку для 
головы и спины обычно использовали для сна. Тобиас, много лет спавший на 
холодной земле, нашел это нехитрое приспособление особенно приятным в его 
горестном положении.
Кроме Тобиаса в типи находились еще старая и молодая индианки. Обе тихо сидели 
в глубине палатки. Только старая однажды подошла к очагу, чтобы снять 
сварившееся собачье мясо и установить вертел, на котором было нанизано мясо 
бизона.
Полог типи открылся. Вернулся с купанья Токей Ито. Он тотчас побеспокоился о 
госте. Тобиас не привык, чтобы кто-то уделял ему внимание; с удивлением и 
благодарностью воспринял он хлопоты хозяина. Токей Ито помог ему снять 
разорванную рубашку и старые коричневые бархатные штаны, велел женщинам подать 
плошку медвежьего жира, который хорошо очищает кожу от пота и пыли. Он 
осторожно осмотрел рану гостя.
– Заживет, – сказал он, – но придется не меньше месяца пролежать в палатке. Не 
хочет ли гость спать?
Разведчик жестом отклонил предложение: он был слишком горд, чтобы признаться в 
своем бессилии.
– Тогда прошу Шефа Де Люпа принять участие в ужине, на который я пригласил 
нескольких гостей.
Вождь помог Тобиасу сесть поближе к огню, потом взял искусно разрисованную 
красками бизонью шкуру и набросил ее на разведчика так, чтобы она закрывала 
левое плечо, а правая рука оставалась свободной. Шкура была раскроена как 
накидка и хорошо прилегала к телу. Тобиас успел рассмотреть и рисунки. На них 
изображались подвиги Токей Ито на охоте, на поле брани. Раненый едва мог 
пошевелить рукой, и вождь сам стал приводить в порядок его волосы. Он пригладил 
черные пряди щеточкой из игл дикобраза, а чтобы волосы не спадали на лоб, 
вместо зеленого платка повязал их змеиной кожей.
Пока вождь, отойдя в глубину палатки, надевал праздничный наряд, к огню вышла 
молодая индианка и разложила вокруг очага пестрые циновки. Гость украдкой 
посматривал на ловкие движения девушки. На ней было длинное кожаное платье с 
круглым вырезом вокруг шеи. Рукава и подол завершались бахромой. На поясе висел 
нож в ножнах и мешочки для всякой мелочи. На индианке были вышитые кожаные 
штаны, опускавшиеся до мокасин. Длинные, шелковистые, иссиня-черные косы были 
закинуты за плечи. Пробор выкрашен ярко-красной краской. Тобиас слышал, что у 
Токей Ито есть сестра по имени Уинона. Она выглядела еще слишком юной, чтобы 
быть замужем, и Тобиас не особенно удивлялся, что вождь тоже как будто не женат.
 По обычаю свободных дакотов, воин только по достижении двадцати трех лет мог 
выбрать девушку племени для своей палатки.
Разложив плетеные циновки по кругу, девушка поставила для каждого гостя по 
большой глиняной миске и по две маленьких чашки, из темного плотного дерева. К 
деревянным чашкам она положила по ложке, вырезанной из рога горного барана. 
Снова появилась у огня и старая индианка. Она наполнила деревянные чашки: одну 
– желтоватым жиром, – приготовленным мозгом из костей бизона, другую – темным 
порошком, это было хорошо высушенное и растертое мясо бизона – пеммикан. 
Большие глиняные миски остались пусты. Девушка принесла еще десять кожаных 
мешочков с табаком. Для улучшения свойств табака в них было положено по кусочку 
бобрового жира. Девять мешочков она положила у мисок, а один – отдельно. Потом, 
как и старая женщина, она тоже отошла в сторонку. Обе молча ожидали 
распоряжений хозяина.
Токей Ито надел мокасины из козлиной кожи, легины и длинную, красиво вышитую 
куртку из кожи лося. Из оружия при нем остался только нож с резной рукояткой. 
Он взял обеими руками головной убор из орлиных перьев с длинным шлейфом, также 
из перьев орла, и надел на голову. В этом торжественном уборе вождя не было ни 
одного пера, которое бы не имело своего значения, каждое было связано с 
каким-либо подвигом своего владельца. Многочисленные пучочки пуха у основания 
перьев обозначали убитых врагов; вырезы на опахалах и рисунки на них объясняли 
знатокам, сколько раз Токей Ито ранил своих известных врагов и сколько раз был 
ранен сам. Перья были очень красивые и одинакового размера. И эта корона из 
перьев орла была отделана белым мехом горностая.
Токей Ито подошел к огню, и Тобиас с восхищением посмотрел на него. Он видел 
воина на фоне висящих на шестах палатки трофеев, которые свидетельствовали об 
охотничьих и военных подвигах вождя и его отца: бизоньи черепа и рога, огромная 
с головой шкура серого медведя, ожерелья из когтей и зубов медведя, палицы с 
гибкой и жесткой рукоятками, луки и разрисованные колчаны, круглый толстый щит 
из семи слоев кожи с холки бизона – такой не пробивала даже ружейная пуля. Не 
было только огнестрельного оружия. Добытое оружие вождь, скорее всего, 
распределил между воинами, а свое собственное, которое брал на охоту, видимо, 
было убрано.
Все было готово для встречи гостей, и Токей Ито отправился, чтобы препроводить 
в свою типи некоторых пользующихся особым уважением людей. Он вернулся, ведя 
под руку старика, согнувшегося под бременем лет. Белый как лунь старец был 
жрецом стойбища, к нему относились с суеверным благоговением, и на совете 
вождей он был наиболее авторитетным человеком. Рядом со старцем шел дакота, 
выражение лица которого свидетельствовало о незаурядном уме у большой силе воли.
 На плечах – накидка из разрисованной бизоньей шкуры. И опять же шлейф из 
орлиных перьев и украшение из рогов бизона, которого удостаивались лишь 
немногие воины и вожди, отличавшиеся особенной доблестью и мудростью. Рога на 
маленькой горностаевой шапочке по размеру были меньше настоящих. Бизоньи рога, 
распиленные поперек на небольшие кусочки, были подвижно соединены между собой. 
Они шевелились при каждом движении головы. Шлейф из перьев был прикреплен сзади 
к горностаевой шапочке. Тобиас догадался, что перед ним Ситтинг Булл, самый 
влиятельный вождь и жрец племени дакота. Итак, он тоже здесь, а не в Блэк 
Хилсе!
Токей Ито проводил обоих гостей на почетные места. За ними вошли в палатку 
остальные приглашенные и расположились у огня. Был здесь и посланник племени 
пауни – на его чисто выбритом, лоснящемся черепе шевелился клочок волос; был и 
богато разодетый абсарока – великолепно густые волосы его были распущены и 
искусно удлинены так, что доставали до земли.
Хозяин сел вместе с гостями. Старуха принесла ему длинную трубку, украшенную 
резными фигурками. Токей Ито набил ее накрошенными листьями ивы с небольшим 
количеством бобрового жира. Для жителей прерий это было жалкое подобие табака, 
который они когда-то возделывали на плодородных, давно захваченных белыми 
землях. Чтобы раскурить трубку, вождь не воспользовался пламенем очага, а, как 
предписывает обычай, применил огниво. Оно состояло из круглой палочки твердого 
дерева и дощечки с углублением из дерева более мягкого. В углубление была 
насыпана древесная мука. Ловко вращая палочку в углублении дощечки, вождь 
извлек огонь так же быстро, как это делали белые при помощи кремня, кресала и 
трута. Сделав две глубокие затяжки, вождь передал трубку соседу, и она, обойдя 
всех по кругу, снова вернулась к нему. Можно было приступать к ужину.
Ужин начался с жертвоприношения: Токей Ито бросил в огонь кусочек мяса. Затем 
он снял с вертела бизонью грудинку и собственноручно поделил между гостями. Те 
положили большие куски мяса в глиняные миски, достали свои ножи, начали резать 
мясо и есть. Тобиас тоже с удовольствием принялся за горячее, которого не видел 
уже несколько дней. Вместо хлеба или картошки мясо заедали костным мозгом и 
мясным порошком из деревянных чашек. Таким образом, весь ужин состоял из 
приготовленного различными способами мяса. Почвы плоскогорья, над которыми 
бушевали ветры, не давали иной пищи.
Сам хозяин, по обыкновению индейцев, ничего не ел. Все внимание он уделял 
гостям. Когда бизонья грудинка была съедена, настал главный момент ужина – 
подали жирное собачье мясо, которое появлялось только в особо торжественных 
случаях.
Гости еще ели, а Токей Ито снова набил и раскурил длинную трубку и в заключение 
трапезы еще раз пустил ее по кругу. Затем каждый взял приготовленный ему 
мешочек с табаком и закурил свою трубку. Гости устроились поудобнее и протянули 
к огню ноги. Женщины убрали миски, и мужчины начали свой разговор.
В центре внимания были происшествия на бизоньей охоте. Все присутствующие с 
нетерпением ждали рассказа Токей Ито о приключении с вожаком бизонов. Но 
молодой вождь попросил сначала рассказать об этом Тобиаса. Рассказчик не утаил, 
что спасался от быка бегством. Когда же он заговорил о том, как вступил в 
борьбу Токей Ито, и живо и красочно изобразил необыкновенную схватку и ее исход,
 то не только вызвал восхищение поступком вождя, но и расположил к себе 
слушателей.
После Тобиаса принялись рассказывать другие гости. И воскресали сотни 
воспоминаний о смелых, а подчас и забавных охотничьих приключениях. 
Увлекательные охотничьи истории доставляли индейцам не меньше удовольствия, чем 
белым. Только белые, рассказывая о подобных вещах, был не прочь прихвастнуть, 
индейцы же придерживались правды, даже если она была и не в их пользу.
Постепенно разговор переходил на более серьезные темы, и Тобиас заметил, что 
взгляд Ситтинг Булла все чаще и чаще останавливался на нем. Наконец верховный 
жрец сделал глубокую затяжку и обратился к посланцу Длинных Ножей:
– Мой младший брат привез говорящую бумагу?
Разведчику стало ясно, что Токей Ито сообщил обо всем Ситтинг Буллу. 
Почтительное обращение «младший брат» говорило ему о том, что влиятельнейший 
человек племени дакотов готов вести разговор. Честь, оказанная Тобиасу, 
позволяла ему чувствовать себя равным среди присутствующих.
– Мои глаза счастливы видеть главу отважного племени дакотов! Я прошу вождей 
выслушать послание Длинных Ножей!
– Вожди дакотов завтра в палатке совета расскажут об этом послании своим воинам,
 – с достоинством ответил Ситтинг Булл и взял протянутое Тобиасом письмо. – К 
какому племени принадлежат отцы Вождя Волков?
– Мои отцы и братья из племени ленапов, которых белые люди называют делаварами.
– Где живет это большое и могущественное племя ленапов? Наши старейшие воины 
слыхали от своих отцов, а те – от своих, что храброе племя ленапов живет там, 
где восходит солнце, на берегу Большой воды. Мудрейший вождь ленапов по имени 
Таменунд подписал с уайтчичунами договор на вечные времена.
– Это правда. Мы заключили договор с одним белым вождем. – Делавар запыхтел 
своей трубкой. – Но белых приходило все больше и больше, и все люди, которые 
ничего не знали об этом договоре, и нашим вождям приходилось заключать все 
новые и новые договоры. Так моих отцов оттеснили с берегов Делавэра до реки 
Саскуэханна, от Саскуэханны до Аллеганских гор, от Аллеган до реки Огайо, потом 
от Огайо к Иллинойсу, от Иллинойса к Миссисипи и, наконец, от Миссисипи к 
Миссури! Так они были обречены на скитания. Они странствовали летом, 
странствовали и зимой, когда женщины и дети гибли от холода и голода!
Тобиас говорил с возрастающей болью, и его со вниманием слушали – ведь также 
поступали и с дакотами: несмотря на все клятвенные заверения, им, среди 
жесточайшей зимы, было приказано с женщинами и детьми тащиться за сотни миль в 
резервацию.
– Мои отцы, – продолжал делавар, и возможность впервые за многие годы говорить 
с людьми, которые понимают его, казалось, придавала ему сил, – мои отцы пошли 
на зов вождя Текумзе, который созвал воинов многих свободных племен. С ним 
пошли и храбрейшие из дакотов. Все вместе они сражались в битве при Типпекану. 
Дакоты знают, как мы убитым белым набивали землей рты, чтобы они наконец 
насытились нашей землей. Но они не насытились. Наши мужчины, женщины и дети 
скитаются и умирают, а оставшиеся в живых топят свое горе в колдовской воде. 
Кое-кто из моего племени поселился в резервациях. А Белый Отец и состоящие у 
него на службе стражники предписывают, как им жить.
Его слушали не перебивая. Когда делавар закончил некоторое время длилось 
молчание. И это молчание было данью самоотверженной, но безуспешной борьбе 
великого и благородного народа.
– Наш брат Шеф Де Люп принадлежит к сыновьям ленапов, родившимся в 
резервации? – спросил Ситтинг Булл.
– Да, это так, мне было четырнадцать лет, когда я убежал оттуда и поступил на 
службу к белым: я любил прерии.
– Шеф Де Люп убежал из резервации. Советует ли он племени дакота подчиниться 
приказу и идти в резервацию?
Лицо делавара снова стало бесстрастным.
– Я не могу давать советов великим вождям. Я не знаю даже, что посоветовать 
своим людям. Нам не победить Длинных Ножей. Татанка Йотанка хочет войны? – 
Тобиас намеренно назвал Ситтинга Булла его настоящим именем, как его называли 
дакоты.
– Нам не нужно ничего, кроме наших прерий и верности договорам.
– Белые вожди готовы вести переговоры.
– Кто же хочет с нами встретиться?
– Полковник Джекман. Место встречи – дом Сэмюэля Смита на реке 
Миниатанка-вакпала.
– Большой Отец из Вашингтона не прибудет сам на переговоры с Татанкой Йотанкой?
– Это невозможно.
– Тогда и Татанка Йотанка не переступит порога дома Длинных Ножей. Зачем двум 
вождям дакотов говорить с одним вождем Длинных Ножей? Прибудет полковник 
Джекман, хорошо, прибудет и один вождь дакотов… – Татанка Йотанка сделал 
ударение на последних словах и посмотрел на Токей Ито, который молча слушал его.
 Седовласый старец с колючим взглядом тоже посмотрел на молодого вождя.
Токей Ито не спешил с ответом.
– От Длинных Ножей можно ждать предательства, – тихо проговорил он после 
продолжительной паузы. – Как ты сам говоришь, Татанка Йотанка, случается, что 
они хватают вождей, которые прибывают на переговоры.
Делавар потупил взор и подумал о Рэде Фоксе, который доставил послание Джекмана 
в блокгауз. Не его ли имел в виду Токей Ито? Тобиас разделял сомнения, 
высказанные молодым вождем, и ничего не возразил. Он смотрел то на одного, то 
на другого вождя и с нетерпением ждал, чем все это кончится.
Юный Токей Ито, военный вождь немногочисленного рода, с каждым днем укреплял 
свое положение, и не было сомнений, что сила и отвага не оставят сына 
изгнанника. И все же здесь, под этим пологом, таилась и ненависть к человеку, 
от руки которого пал родной брат и много смелых воинов.
Тобиас наблюдал на одним из молчаливых гостей, которого ему представили под 
именем Шонкавакан; он, по-видимому, был своего рода помощником старого жреца, 
из-за чего, наверное, и получил приглашение на торжественный ужин. Делавара 
пугали полные ненависти взгляды, которые тот время от времени тайно бросал на 
вождя. Да и выражение лица старого Хавандшиты было отнюдь не дружелюбным.
Молчание тянулось мучительно долго.
– Так не отправится ли Токей Ито… – медленно произнес Татанка Йотанка, 
возобновляя разговор, – не отправится ли он на переговоры в дом белого вождя 
Сэмюэля Смита? Вожди и воины дакота думают, пусть прежде чем поднят томагавк 
войны, говорят языки. Они надеются на разум и опыт Токей Ито: он годами юн, а 
делами мудр.
Военный вождь вопрошающе посмотрел на седовласого жреца своего стойбища. Но тот 
угрюмо молчал.
– Токей Ито выполнит решение совета вождей и старейшин, – коротко и решительно 
ответил вождь. Он, по-видимому, не хотел больше касаться этой темы, и 
окружающие отнеслись к этому нежеланию с пониманием.
Было за полночь, когда мужчины распрощались и оставили типи.
Татанка Йотанка и посланцы племен были гостями старого жреца, первого по 
значению человека стойбища, Токей Ито и Хавандшита проводили их к нему.
Когда вождь вернулся, кроме Шефа Де Люпа и женщин он застал еще в своей палатке 
Чапу – Курчавого и Четанзапу. Делавар заметил, как просветлело лицо вождя, 
когда он их увидел.
Токей Ито подошел к Чапе и положил ему на плечо руку:
– Как дела моего брата, храбрейшего из дакотов? Достаточно ли обилен был мой 
ужин? Наполнил ли мой брат как следует свой желудок, чтобы перенести голодные 
дни, которые готовят ему женщины его палатки?
Любитель пошутить – худощавый воин рассмеялся, но Чапа – Курчавый кисло 
поморщился:
– Друг моего детства, – ответил он вождю, – зачем после этого приятного ужина 
ты хочешь уколоть мое сердце, зачем твой язык говорит об этих женщинах – 
несчастье моей жизни?
– Удивительно! – вмешался неженатый Тобиас. – Зачем же хитрый воин привел к 
себе в палатку женщин, которые ему не нравятся? И ведь никогда не поздно 
прогнать их!
Худощавый опять усмехнулся, а Чапа посмотрел на делавара глазами загнанного 
оленя.
– Привел в свою палатку?… О Шеф Де Люп, я не привел ни одной женщины в свою 
палатку, хотя глаза мои видели уже двадцать четыре зимы. Всех этих женщин я 
получил вместе с палаткой, в которой вырос: это мать и три ее дочери, 
потерявшие в битвах мужей, и три дочери этих дочерей, которых еще никто из 
воинов не пожелал взять себе в жены.
– Так, значит, в палатке Чапы – Курчавого много рабочих рук! – сказал Тобиас.
Чапа исподлобья посмотрел на него.
– Шефу Де Люпу нужна работящая жена? Я могу предложить!
Делавар был женоненавистником и только покачал головой.
– Да, я бы тоже не посоветовал, – сознался Чапа – Курчавый. – Остер томагавк 
Токей Ито, но еще острее языки, которые хозяйничают в моей палатке!
Токей Ито угостил еще своих друзей Четанзапу – Черного Сокола и Чапу – Бобра, и 
оба тоже покинули типи.
Делавар и Токей Ито остались одни. Вождь попросил сестру подать ему миску мяса 
– надо же было и ему поесть, – а делавар закурил свою трубку. Женщины прикрыли 
огонь и приготовили постели. Измученный и утомленный Тобиас опустился на одеяла 
и шкуры, постеленные ему сестрой вождя. Его раненая спина от продолжительного 
напряжения разболелась. Вождь завернулся в старую потертую бизонью шкуру и 
улегся у стенки палатки. Полотнище в этом месте было не закреплено и поднято на 
рогульки, так что свежий ночной воздух проникал в палатку.
Вернулся волкодав – Охитика. Пес свернулся в клубок и улегся прямо под голову 
своему хозяину.
Делавар смотрел на спящего вождя. Он возмущался в душе, что молодого вождя 
хотят направить для переговоров к людям, намерения которых не внушают ни 
малейшего доверия.
В весенней ночи звучал незатейливый повторяющийся мотив флейты.
Это была любовная песня молодого воина. Сестра вождя Уинона оставалась к ней 
равнодушной. Зато песня, словно голос пробуждающейся от зимнего сна суровой 
степи, волновала сердце делавара. Угрюмый разведчик Тобиас уже давно не обращал 
никакого внимания на женщин. Но с именем Вождь Волков, с воспоминаниями о 
гордом племени делаваров и в нем проснулись теплые человеческие чувства, 
вызванные очарованием истинной дочери прерий. Безотчетное расположение к 
девушке невольно усиливало и симпатию делавара к ее брату, спасшему ему жизнь.
Шеф Де Люп так и не заснул в эту ночь. Не спал он и когда первые проблески 
рассвета проникли в палатку. Молодой вождь поднялся и поспешил на обычное 
купанье. До делавара доносились крики и смех пловцов. Дети прерий любили 
повеселиться, и если об этом не знали белые, то лишь потому, что слишком мало 
поводов для веселья давали они своим собратьям и слишком много – для огорченья 
и ненависти. Женщины убрали в палатке и приготовили гостю на завтрак пеммикан. 
Уинона созвала чуть ли не дюжину собак: черных, белых, коричневых, пегих, 
маленьких и больших. Веревками из бизоньих кишок она стала привязывать на спины 
неспокойных псов куски кожи. Собак индейцы использовали и как вьючных животных, 
и сегодня им предстояло помочь в доставке охотничьей добычи. Привели лошадей, и 
на площадке стойбища собрались женщины и девушки. Под предводительством сестры 
вождя они отправились в путь. Предстояло освежевать и разделать туши бизонов, 
мясо, кости и шкуры – доставить в стойбище, Шеф Де Люп смотрел вслед 
отъезжающим, пока они не скрылись из виду. Токей Ито вернулся с купанья, надел 
свой торжественный наряд и головной убор из перьев орла, чтобы отправиться в 
палатку совета для участия в совещании о посольстве к Джекману. Когда он ушел, 
старая индианка, догадываясь, что гостю до смерти хочется спать, опустила полог 
палатки.
Шеф Де Люп проснулся, когда уже наступил вечер. Токей Ито вернулся в палатку. 
Татанка Йотанка сам сопровождал его, а когда стал прощаться у очага с молодым 
вождем, сказал:
– Собрание совета решило направить на форт для переговоров с полковником 
Джекманом Токей Ито. Мы хотим не войны, а мира. Но я еще не встречал человека 
из Вашингтона, который бы говорил правду. Так пусть же Токей Ито сопровождает 
несколько вооруженных воинов! Я сказал, хау!
Токей Ито вручил делавару письмо с согласием на встречу, написанное языком 
картинок на коже. Впервые Шеф Де Люп порадовался, что его ранил бизон: при всем 
своем желании он еще не мог доставить послание в блокгауз и ни сам он, ни Токей 
Ито не были заинтересованы в посылке другого гонца.
Едва зажглись звезды, вернулись женщины с охотничьей добычей. Тюки с мясом, 
неочищенные шкуры, кости, потроха – все было сложено на площадке стойбища и 
оставлено под охраной от ненасытных собак.
Утром женщины принялись за работу. Шкуры очищали от остатков мяса и растягивали 
для просушки, мясо частью заворачивали в кожу, чтобы закопать потом в холодную 
землю, частью разрезали на длинные веревки из бизоньих кишок для сушки на ветру.
 Заготовка мяса впрок, разделка шкур на годные для шитья одежды, для 
изготовления щитов, для постройки типи, сортировка костей – все это делалось по 
решению собрания совета. Мелкую дичь каждый мог использовать в своей палатке 
как угодно, но о такой добыче каждый раз принималось решение совета племени. 
Бизоны – священные животные, основа существования охотничьего племени и 
свободно живущие индейцы не убивали их больше, чем было необходимо.
Когда добыча была подготовлена для дальней перевозки, приставшие к роду 
Медведицы воины – около семидесяти дакотов, с десяток пауни и пятеро абсарока – 
вместе с несколькими сопровождающими их женщинами принялись навьючивать лошадей.

На исходе дня Тобиас был в глубоком раздумье, когда в типи вошла девочка. 
Стройненькая девчушка, лет, пожалуй, восьми, уже расстающаяся с детством. Она 
не была красивой, но ум светился в ее живых глазах. Не обращая внимания на 
делавара, она, словно у себя дома, принялась искать что-то в свертке выкроенных 
для охотничьей куртки кож. Потом стала проворно и старательно шить. Быстро 
замелькало в ее руках костяное шило, заскользила сквозь отверстия в коже 
длинная жила, применяемая вместо нитки. Девочка отвлеклась от работы, лишь 
когда около палатки появился мальчик с луком и стрелами в руках.
– Хапеда! – крикнула она. – Ты снова долго приглаживал свои волосы, и косы у 
тебя отлично заплетены. А вот метки ли были твои стрелы? Не смеялись ли над 
тобой Молодые Собаки?
Мальчик остановился и заглянул в палатку.
– Мои стрелы всегда метки! Мальчики союза Молодых Собак избрали сегодня Часке и 
меня – Хапеду, сына Черного Сокола, – своими вожаками! – сердито заявил он, 
войдя наконец в типи.
Раздался выстрел. Сразу же смолкла болтовня работавших на площадке женщин. Все 
прислушались. Затаившее дыхание стойбище замерло, и тем более впечатление 
произвели новые, почти одновременно раздавшиеся выстрелы.
– Это далеко, – спокойно заметил делавар и повернулся к мальчику. – Можешь ты 
определить, кто это стрелял?
– Могу, – уверенно ответил одиннадцатилетний мальчик. – Уайтчичуны стреляли. 
Токей Ито с воинами отправился в поход на них. Это мацавакены уайтчичунов. Мы 
не станем расходовать пули на этих грязных крыс. Мы уничтожим их и стрелами.
– Хау! – крикнула маленькая девочка. – Пули надо беречь, и если Монито доставит 
нам даже сто штук таинственных железок, мы все равно не станем из них стрелять 
по этим койотам.
Тобиас прислушался. Это было окутанное тайное имя человека, ведущего запретную 
торговлю оружием. Рассказы о дерзких противозаконных сделках были связаны с ним.

– Замолчи! – прикрикнул Хапеда на девочку. – Что ты болтаешь? Ты из палатки 
предательниц! – Мальчик вышел.
Девочка низко опустила голову. Она снова принялась шить, но глаза ее 
наполнились слезами. Приняла ли она так близко к сердцу упрек, что в 
присутствии постороннего проговорилась о связи рода Медведицы с торговцем 
оружием? Или за упреком Хапеды скрывалось что-то большее? Что означают слова 
«из палатки предательниц»? Делавар пристально посмотрел на девочку.
– Ты не предательница, – утешил он ее. – Я буду молчать.
Взгляд девочки просветлел.
– Я шью эту куртку для Шефа де Лу, – поведала она. – Мое имя – Грозовая Тучка.
– Белые девушки не такие способные, как девушки дакотки, – уверенно сказал 
делавар и подумал о Кэт, которая была старше Грозовой Тучки более чем вдвое, но 
еще не умела сшить себе одежды. – У уайтчичунов есть воины, которые шьют платья 
для маленьких девочек, – сказал он.
Грозовая Тучка звонко рассмеялась.
– Уайтчичуны вообще очень странные люди, – заметила она. – Мой дядя Чапа 
рассказывал, что они надевают на себя перевернутые горшки и вешают над головой 
огонь. – Видимо, девочка слышала о шляпах и лампах.
– Да, они так делают. А Чапа – Курчавый, он очень храбрый, это твой дядя?
– Да, он храбрый, и я его люблю. Поэтому меня огорчает, что злой дух, который 
живет в матери моей матери, приносит ему много горя. Шеф Де Люп умеет 
разговаривать с духами?
– Нет.
– Хавандшита, наш жрец, тоже не может справиться со злым духом, который 
поселился в нашей палатке, – продолжала изливать душу Грозовая Тучка. – Этот 
дух много лжет, он все время говорит, что дакоты будут побеждены. Но это 
неправда. Хавандшита говорил с духами. Это же ясно, что мы победим, и 
уайтчичуны будут изгнаны из наших прерий и лесов. Но лживый дух, который 
вселился в нашу старую бабушку, даже избил меня раз, когда я ему возразила. Ты 
ведь знаешь, что ни мальчиков, ни девочек у дакотов никогда не бьют.
Тобиас почувствовал жгучий стыд, потому что подумал о побоях, которые ему 
приходилось переносить у белых людей. Грозовая Тучка причинила ему боль. Он 
теперь понял, почему Хапеда сказал о «палатке предательниц», но вместе с тем 
был убежден, что старуха из палатки Бобра предсказывала исход борьбы вернее, 
чем проницательный Хавандшита. Ему стало также ясно, что Чапе и его маленькой 
племяннице нелегко жить вместе со старой женщиной, в которую часто вселяется 
злой дух. Все проявления сумасшествия или других тяжелых нервных болезней, 
которые индейцы не умели объяснить, они приписывали действию особых духов и 
обращались с такими больными с необычайным терпением.
Стенки палатки были подняты. Шеф Де Люп видел заходящее солнце над заснеженными 
вершинами Скалистых гор. Женщины на площадке заканчивали работу. Сестра вождя 
возвратилась в типи, вместе с нею и старая женщина, вопрошающие глаза которой и 
высокий открытый лоб уже были замечены делаваром. Уинона называла ее Унчидой и 
бабусей, значит, это, наверное, была мать изгнанника, отца Токей Ито, – 
Матотаупы.
Делавар получил превосходный ужин: бизоньи мозги и почки. Обе приведенные с 
пастбища лошади были привязаны у палатки, они нежно положили друг на друга свои 
головы. Токей Ито все еще не вернулся. Уинона и Унчида не ложились. С тайным 
страхом ожидали они исхода борьбы и возвращения вождя.
Притихшее стойбище уже давно погрузилось в темноту, когда издалека донесся 
звучный победный клич. Женщины поспешили навстречу, залаяли собаки. Поселок 
приветствовал возвращение Токей Ито и его небольшого отряда. Четанзапа вел 
лошадь без всадника, а Чапа вез на своем мустанге тяжелораненого.
Токей Ито, сопровождаемый радостно лающим псом, вошел в свою палатку. 
Полураспущенные черные волосы рассыпались по его голым плечам, на запыленном 
теле запеклись капли крови, рана на левом предплечье кровоточила. Вождь подошел 
к постели гостя, поздоровался с ним, осведомился, как он себя чувствует. Лишь 
после этого он разрешил Уиноне заняться его раной.
– Только перевяжи, – сказал он – Это случайная пуля на излете попала в мякоть. 
Я ее уже вырезал.
Девушка приготовила повязку из лыка, смочила ее и наложила на руку. Высохнув, 
такая повязка держится плотно и не сползает. Как только рана была перевязана, 
Токей Ито отер кровь, стряхнул пыль и сел у огня Он закурил трубку. Уинона тем 
временем насадила на вертел кусок бизоньего мяса.
Пока жарилось мясо, вождь коротко рассказал гостю о случившемся. Как они 
отрезали бродягам путь к стойбищу и Скалистым горам, рассеяли их, поубивали.
– Это были ловкие парни, – заключил Токей Ито – Борьба оказалась нелегкой, но и 
добыча не плоха: ружья, револьверы и боеприпасы к ним. – Вождь затянулся 
трубкой и лицо его опять помрачнело. – Этих мы победили. Ну, а когда придут 
другие?..
– Другие? Этого я тоже не могу сказать, – ответил Тобиас сдавленным голосом. – 
Знаю только одно, сколько бы Токей Ито ни прогонял белых людей, всегда появятся 
другие… им нет числа, и всякая борьба с ними бесполезна, с ними не справиться и 
такому великому вождю, как Токей Ито. Длинных Ножей не одолеет и колдовство 
самого Татанки Йотанки. Хавандшита заблуждается, его духи обманывают. Дакоты не 
одержали победы. Зачем же Токей Ито борется, почему не посоветует примириться?
– Я послушался собрания совета и еду на форт, чтобы вести переговоры с 
Джекманом. Чего ты еще от меня хочешь? И почему ты сам Шеф Де Люп, борешься на 
стороне белых людей, которые без конца гонят и преследуют твое племя? Или ты 
стараешься покорить свободных дакотов, потому что покорены делавары?
– Борьба для меня – единственная возможность оставаться свободным, – ответил 
делавар дакоте и самому себе.
– Дакоты тоже принимают к себе смелых людей, как братьев по борьбе. Для дакотов 
борьба тоже единственная возможность оставаться свободными. Но воины-дакоты 
никогда не были рабами, что же нам становиться теперь рабами белых людей? Шеф 
Де Люп у нас никогда бы не был наемником. Он был бы нашим братом.
Делавар опустил глаза.
– Я дал клятву Сэмюэлю Смиту.
Выражение лица вождя тотчас изменилось. Разговор был окончен. Токей Ито стал 
есть поданный в миске пеммикан. После длительного молчания Тобиас сказал:
– У вождя Токей Ито теперь таинственного железа больше, чем воинов, это 
принесет ему новую славу. Семьдесят ружей он захватил у нас и сколько-то ему 
еще доставит Монито.
– Монито, – повторил вождь, не выказывая удивления, что делавар знает о 
предстоящем визите. – Монито придет в эту палатку. Что думает Шеф Де Люп об 
этом? Его язык может молчать?
Делавар отлично понял вопрос дакоты, ведь он служил белым. Токей Ито, вероятно, 
собирался закупить большую партию контрабандного оружия, и враги, конечно, не 
должны об этом знать.
– Язык Шефа Де Люпа будет молчать обо всем, что будет сказано в этой палатке. 
Тобиас и Шеф Де Люп – два разных человека. Они не разговаривают друг с другом.
– Хорошо. Значит, Шеф Де Люп увидит в моей палатке Монито.
У входа в типи показался Четанзапа.
– Прибыл наш разведчик Татокано, – сказал он. – Он сообщил, что Монито прибудет 
завтра ночью. У него пятнадцать человек и тридцать мулов. Сам Монито – высокого 
роста, его лицо закрыто кожей, в которой только две дырочки для глаз. Один из 
его людей – самый маленький – и с ним еще один – выехали вперед, чтобы скорее 
добраться до наших палаток. Этот карлик и его спутник, возможно, уже сегодня 
ночью будут у нас.
– Как только они прибудут, приведите их ко мне. Надо, чтобы они не заметили, 
как мало воинов в наших палатках. Пусть каждый показывается им на глаза как 
можно чаще.
Воин удалился передать приказ вождя. Токей Ито остался у огня дожидаться 
прибытия гостей. Уинона принялась готовить новый ужин. Тобиас думал об известии,
 доставленном разведчиком, и, чтобы убить время, принялся снова разглядывать 
трофеи вождя, развешанные на шестах палатки. Особенно занимала воображение 
завзятого охотника делавара шкуры гризли.
Токей Ито заметил, что гость не сводит взгляда со шкуры.
– Вот это, видно, был медведь! Таких мне никогда не попадалось! – заметил 
делавар.
– Самый большой из всех, что мне приходилось видеть! – подтвердил вождь. – Я 
был еще мальчиком, когда он, двенадцать зим назад, появился вблизи наших 
палаток. Матотаупа убил его. Он был лучшим охотником, каких, пожалуй, больше и 
не увидишь.
– Пока не было Токей Ито, вождя племени дакотов.
Вождь усмехнулся:
– Не знаю. Я еще не задушил ни одного гризли.
– Задушил?
– Да, задушил. – Вождь повторил это слово и остановился, словно сомневаясь, 
стоит ли продолжать рассказ.
Шеф Де Люп не осмелился просить его об этом, но поднял голову и пристально 
смотрел на сидящего у огня дакоту.
– Я бы не поверил, если бы белые люди сказали, что гризли можно задушить, – 
заметил он. – Но Токей Ито не может лгать.
– Шеф Де Люп знает уайтчичунов, – поддержал вождь делавара. – Они часто лгут.
– Это верно.
– Они обманули моего отца, я думаю, они и теперь не сдержат своего слова и 
схватят меня, едва я явлюсь на форт.
– Тебе надо держаться Сэмюэля Смита, – посоветовал разведчик.
– Да, он кажется честнее, хотя и ненавидит дакотов.
После этого отступления, в котором был затронут важный для него вопрос, вождь 
вернулся к рассказу об охоте:
– Этого огромного медведя уложил Матотаупа. Это была последняя добыча отца. 
Когда мы с ним вернулись к палаткам, он нашел в своем типи гостя по имени Рэд 
Фокс и тот встретил его колдовской водой… – Рассказчик замолк. Ненависть 
сверкнула в его глазах. – Но наступит день…
Делавар понимал тяжелые переживания вождя и молчал.
Потрескивал огонь, и пламя бросало свои колеблющиеся блики на кожаные стенки 
типи, на висящую медвежью шкуру.



ТОРГОВЕЦ ОРУЖИЕМ

Снаружи послышался шум. Полог типи распахнулся, и показался Черный Сокол.
– Ха! – усмехнулся он, когда Токей Ито подал знак говорить.
– Мы привели этого мужчину… такого мужчину… Токей Ито может сам убедиться. Это 
вестник Монито. Если и Монито подобен ему, то он спокойно может продать нам все 
свое оружие. Он все равно не сможет им воспользоваться! Не желает ли вождь 
увидеть у своего очага эту рыбину, выброшенную на берег?
– Токей Ито раздумывал недолго.
– Ведите его сюда.
Чатанзапа вышел и вернулся с высшей степени удивительным существом. Вошедший 
был похож на карлика. Его пестрый грязный наряд резко оттенял мертвенную 
бледность лица. Большая голова была сильно вытянута назад. Прямо от высокого 
выпуклого лба начинался острый нос, нависающий над ртом. Глаза так и бегали по 
сторонам. Четанзапа провел это создание к очагу и велел ему сесть. Карлик, 
дрожа от озноба, уселся на землю.
– Прерия – это ужас, – едва выговорил он. – Ужас! Мы три недели в пути. Три 
недели! Мы едем с юга, но и там стоят холода. Меня знобит. Меня тошнит! От меня 
осталась всего половина. Я не понимаю, как тут живут люди. А моя лошадь – это 
черт!
– Я сожалею, – холодно ответил Токей Ито.
– Уайтчичуну не всегда попадала такая смирная кобыла, как эта, на которой он 
приехал? – поинтересовался Четанзапа.
– Помилуй бог! Смирная кобыла! – вскричал карлик. – Спереди она кусается, сзади 
– лягается, а посредине такая скользкая! И как только вы держитесь на своих 
диких жеребцах?
Токей Ито улыбнулся.
– Не знаю… – откровенно сказал он. – Мне просто трудно было бы упасть с коня.
– Вот это да, вот это да! – проблеял карлик, все еще дрожа от холода. – Вы, 
наверное, так и родились вместе с вашими четвероногими дьяволами. А я? И зачем 
только я сюда поехал? И я должен тебе сказать, вождь Токайер, или как там тебя 
зовут, что есть на свете вещи получше, чем ваша скачка и стрельба!
Дакота, возможно, придерживался иного мнения, но вежливость не позволяла ему 
возражать гостю.
– Если людям стрельба ни к чему, – только спросил он, – тогда зачем же они 
покупают оружие у Монито?
– Монито? – закричал карлик. – Поостерегись, краснокожий, обзывать «обезьяной» 
человека, доставляющего тебе оружие. Пако Бакерико пришел к тебе, ты 
понимаешь?! Пако Бакерико!
– И далеко еще от нас этот Пако Бакерико с оружием и мулами? – спросил вождь.
– Бакерико? Ты что же, краснокожий, не понял, что я-то и есть Бакерико? Я!
По лицу вождя пробежала тень. Он взглянул на Четанзапу.
– Я не верю этой полураздавленной жабе, – резко возразил тот по-дакотски. – По 
сообщению нашего разведчика Татокано, у мулов распоряжается другой человек, в 
маске.
– Пусть Четанзапа разузнает все сам, – сказал Токей Ито.
Четанзапа тотчас отправился в путь.
– Хо-ло-ло-дно! – бормотал, поплотнее заворачиваясь в шкуру, карлик. – Какой я 
дурак! – Он шлепнул себя ладонью по лбу. – Я богат, и что мне еще надо? 
Проклятый пес! Он хочет меня убить!
– В палатке Токей Ито никого не убьют, – резко заметил вождь. – Скажи, чем тебя 
заманил этот чертов пес?
Монито поднял голову и уставился на вождя каким-то странным взглядом. Вождь 
посмотрел на этого назойливого человека, как на паука, словно раздумывая, 
раздавить его или прогнать.
– По правде сказать, ему вовсе не хотелось, чтобы я оказался тут, – зашептала 
эта образина дакоте. – Он хотел это дело обделать один. Я предлагаю тебе триста 
новых армейских ружей и боеприпасов к ним, понимаешь? Меня зовут Бакерико! 
Триста, сказал мне этот проклятый пес, триста, и он хорошо заплатит. Я сам 
доставлю их, сказал этот чертов пес, доставлю, и весь риск я беру на себя. 
Чертов пес хитер, но Бакерико еще хитрее. Триста, сказал я, ну путь будет 
триста, только тогда уж я поеду сам. Я хочу знать, сколько заплатят!
Вождь поднялся.
– Триста – хорошо. Какая твоя цена?
Гномик пронзительно хохотнул:
– Это ты еще услышишь, краснокожий!
Тобиас затрясся от возмущения. Какое вымогательство! Продажа оружия краснокожим 
была строго запрещена правительством. Однако несмотря на запрет, торговцы 
набивали себе карманы, сбывая индейцам старое, а иногда и негодное оружие по 
спекулятивным ценам. Но триста новых армейских ружей! Величайшее мошенничество 
или невероятно выгодная сделка, – подумал Тобиас. – Что же вознамеривается этот 
паук высосать из своей жертвы?
Карлик заохал, схватился за живот и опрометью бросился из палатки. Охитика, 
огромный черный пес, зло залаял вслед, по-видимому, ему не нравилось поведение 
этого гостя.
Когда Монито вернулся, кончик его носа даже позеленел. К нему подошла Унчида. 
Она завернула человечка в одеяла и шкуры, и этот сверток, из которого торчала 
отвратительная голова, пододвинула поближе к огню. Вождь подал знак спать.
Тобиас лежал в темноте с открытыми глазами. За целый день он хорошо выспался и 
не испытывал усталости. Все его мысли были заняты этим смешным и вместе с тем 
зловещим созданием и известием о человеке в маске.
Делавар раздумывал над этим под ровное дыхание обитателей палатки, и вдруг 
раздался писклявый голос:
– Эй! Кто-нибудь!
– Что тебе? – обратился к Монито Тобиас.
– Варвары! – прокаркал тот из-под одеяла. – Если вы не умеете строить домов, то 
хотя бы получше закрывали на ночь вашу палатку! Дует как в преисподней!
Разговор потревожил остальных обитателей палатки. Показалась одевшаяся Унчида.
– Опусти полог палатки! – сказал Токей Ито.
Женщина сделала, что ей было сказано. Потом пошевелила уголья.
– Ой, как у меня болит живот! Ой, какая резь! – вдруг сердито прошипел карлик.
– Что он говорит? – озабоченно спросила Унчида у делавара.
– У него болит живот.
Унчида кинулась к Уиноне.
– Оденься, дочь моя, – сказала она, – нагрей этой плешивой собаке камень.
– Что она сказала? – поинтересовался Монито.
– Она принесет камень и, если ты не успокоишься, разобьет тебе голову, – не 
моргнув глазом, ответил делавар.
– А-а-а-а! – завопил Монито, с неожиданным проворством выбрался из своих одеял, 
вскочил на ноги и бросился из палатки.
– Убивают! – орал он. – Убивают! Помогите!
Для Охитики, который уже не раз принимался рычать, это было слишком. Он тоже 
сорвался с места и бросился следом. Охитика мигом всполошил всех собак стойбища.
 Смешались вместе и ужасный вой, и тоненький дрожащий щенячий визг, и крики о 
помощи охваченного смертельным страхом Монито.
Тобиас попытался подняться с постели, но его опередил Токей Ито. Вождь отбросил 
одеяло, вышел из палатки наружу, и тут же послышался его властный голос:
– Спокойно!
Казалось, и псы знали этот голос. Ночной концерт четвероногих начал стихать. 
Затихли и крики Монито. И скоро Тобиас увидел, как открылся полог типи и вошла 
Унчида. Она поймала беглеца и внесла его на своих мускулистых руках, как 
хороший сторож обратно в клетку убежавшую обезьянку.
Уинона тем временем так раздула огонь, что обитатели палатки могли разглядеть 
друг друга. Тобиас, чувствуя свою вину, поплотнее завернулся в одеяло. Токей 
Ито подошел к Монито.
– Тебе никто не собирается разбивать голову, – объяснил он. – Ты получишь 
горячий камень, он согреет тебя, и ты сможешь заснуть. Хау. – Ничем не выразив 
неудовольствия, вождь вернулся на свою постель, где уже устроился Охитика.
Уинона с бабушкой вышли. Они отправились к речке, чтобы принести оттуда камень. 
Скоро они вернулись с небольшим камнем и положили его в очаг.
– О-ох! – вздохнул Монито и натянул одеяло до самых плеч. – Это безумная страна,
 безумные люди, бешеные животные! Что мне приходится переживать! Я уж думал, 
что эти псы разорвут меня! Какой ужас! И женщины здесь такие же, как и всюду, – 
настоящие змеи! И единственный, кто меня понимает, это ты – вождь Токайер! 
Нагретый камень! О золотая душа! Я благодарю тебя! С тобой можно договориться. 
Ты – настоящий мужчина!
– Что ты хочешь за свой товар? – спросил как бы между прочим вождь, глядя при 
этом куда-то под свод типи.
– Ничего, кроме участия в одном деле. Я устрою у вас концессию. – Карлик 
захихикал.
Делавару, который опять высунулся из-под своего одеяла, эти слова были 
непонятны, но вождь ничего больше не спросил у Монито, и они так и остались 
пока без объяснения.
Уинона смотрела за камнем в очаге, и когда он достаточно нагрелся, вынула его и 
положила около запеленутого длинноносого Монито. Карлик с удовольствием забрал 
его под одеяло.
В типи вождя вернулся желанный покой.
На следующий день после полудня поступило еще сообщение разведчиков о 
приближении торговцев. Токей Ито распорядился, чтобы по прибытии разместить их 
вместе с грузом в большой типи совета. Только человека в маске вождь собирался 
принять в своей типи. Охрана торговцев, которым слово вождя обеспечивало 
неприкосновенность, поручалась Хитрому Бобру, который хорошо говорил 
по-английски. Воины же должны были следить, чтобы чужаки не вздумали совать 
свой нос в палатки.
Когда наступил вечер, Уинона и Унчида снова принялись жарить на вертеле мясо, 
чтобы тотчас по прибытии накормить гостей. Снова были расстелены циновки, 
наполнены табаком кисеты, расставлены миски. Токей Ито проверил, как готовится 
стойбище к приезду торговцев, и вернулся в типи. Через раскрытый вход и 
поднятый полог Шеф Де Люп наблюдал, как вечерние сумерки сменяет ночная темнота.
 На площадке стойбища разожгли костер.
Быстрый топот копыт достиг площадки стойбища и затих. В палатку вождя 
проскользнул Четанзапа. Его глаза горели от возбуждения, вид у него был 
несколько растерянный. Он что-то шепнул вождю.
Токей Ито выслушал его. Только еле заметное движение пальцев, плотнее сжавших 
трубку, свидетельствовало о том, что сообщение было необычно.
– Его я не знаю! – резко сказал он. – Я Монито дал слово, что он и его люди 
беспрепятственно могут приехать к нам и покинуть нас…
Ночью в лагере началось движение. Пришел караван торговцев оружием. Длинной 
цепочкой тянулись на площадку мулы, погонщики. Люди в больших кожаных шляпах 
принялись снимать с мулов ящики и тюки и носить их в отведенную палатку. 
Человека в маске среди них не было. Но вот на другой стороне площадки 
повернулся рослый широкоплечий мужчина и, слегка приподняв кожаную маску на 
лице, закричал во весь голос:
– Где же Монито?
Тобиас вздрогнул. Он знал этот голос. Сомнений не оставалось – Фрэд Кларк. К 
широкоплечему подошел Четанзапа и, видимо, объяснил ему, где находится Монито.
Шеф Де Люп протащил ноги немного в глубь палатки, так что голова его сползла с 
изголовья и растянулся на земле; он накрылся с головой одеялом, оставив лишь 
небольшую щелку. Ему надо было видеть происходящее, оставаясь незамеченным, 
хотелось убедиться в том, что Фрэд Кларк, или Красный Лис, состоящий на службе 
в армии, доставляет в стан врага триста ружей. Так вот почему он направлял 
Тобиаса не сюда, а в район Блэк Хилса…
Токей Ито стоял позади очага, напротив входа. Вошел одетый в кожу мужчина. На 
лице у него была маска с прорезями для глаз. Он остановился перед очагом против 
дакоты; у его ног оказался сидящий на корточках, завернутый в шкуры с нагретым 
камнем Бакерико.
Какое-то время в палатке царила тишина, мужчины молчали. Только Охитика, 
ощерившись, глухо ворчал. В полутьме зло сверкали его глаза. Наконец незнакомец 
сорвал с себя широкополую шляпу и снял кожаную маску. Он скривил рот, показав 
выступающие вперед желтые зубы.
– Хе! Гарри! Привет! Ты узнаешь меня, старый друг?!
Индеец не ответил. Он стоял как каменное изваяние, и даже глаза его были 
какие-то безжизненные.
– Хелло! Гарри! – повторил вошедший. – Ты что, остолбенел от радости! Ты не 
веришь, что видишь меня живым и невредимым в своей собственной палатке? Я, как 
старый добрый дядя, постарался сделать тебе приятное – три сотни ружьишек! Итак,
 давай начистоту. – Пришелец опустился на циновку. – Что заплатишь?
Индеец невозмутимо смотрел на рыжеволосого.
– Белый человек ошибается, – спокойно сказал он. – Здесь нет воина по имени 
Гарри. Белый человек находится в палатке Токей Ито, вождя племени дакота!
– Ого! Куда загнул! Так ты меня и знать больше не хочешь? Твой старик был 
покладистее… если не ошибаюсь, именно в этой палатке мы распили с ним по первой 
стопке… Ну, оставим это. Тебе, надеюсь, ясно, что, дав слово благородному 
Монито, ты и мне гарантировал неприкосновенность?
Дакота не ответил. Пришелец вызывающе посмотрел на него, но продолжал уже не 
так уверенно:
– Ну, оставим это, мой друг. Если уж хочешь все так официально, мне придется с 
этим считаться, То-кей И-то! Звучит недурственно! Та-а-а-к, та-ак, – протянул 
он и сразу же сменил тон. – Значит, я на службе у Монито и прибыл договориться 
о продаже доставленного оружия. Триста армейских ружей и боеприпасы к ним! 
Токей Ито может осмотреть и опробовать оружие!
– Идем!
– Так скоро? Хоть ты и делаешь все быстро, но это уж слишком. Угости меня 
сперва бизоньим мясом, которое так раздражает мой аппетит! Вежливость так 
вежливость! Я все же гость вождя племени дакотов? Или я не так понял?
– Ты в палатке Токей Ито, но я не говорил, что ты мой гость, – сухо ответил 
дакота.
– Да-а, но не умирать же мне здесь с голоду! Это противоречило бы твоему 
обещанию – свободно, беспрепятственно и так далее… Итак, с твоего разрешения!
Белый вытащил нож и отрезал немалый кусок бизонятины. С нескрываемым 
удовольствием, нагло ухмыляясь, он принялся есть. Вождь не садился, он стоял 
совершенно неподвижно.
Слышно было чавканье непрошеного гостя, утолявшего первый голод. Потом он 
повернулся к Монито, который словно злобная обезьяна сидел рядом с ним на 
корточках.
– Ну, – спросил он карлика, – что, я тебя убил? Я тебя невредимым доставил в 
эту палатку, но это была работка! Хватит с меня!
– Хватит, – взвизгнул карлик. – Хватит, изверг!
Рэд Фокс вызывающе захохотал.
– Ну и запеленали же тебя, мой золотой жук! Кто это так о тебе позаботился? 
Красивая юная леди? Или старая почтенная бабуся? А? А вон висит еще одна 
медвежья шкура, не хочешь ли ты и ее на себя напялить? – Однако тут рыжий 
замолк и прикрыл рот рукой. – Я не хочу обидеть Гарри – Токей Ито, – сказал он.
 – Болтаю тут, что взбредет в голову. Но к чему мне лишние хлопоты, я 
постараюсь не потревожить твоих нежных чувств! Эта бизонья грудинка 
великолепна! Ты ведь всегда был отличным охотником! И вообще ты молодец! Если 
бы не твой вероломный характер, мы с тобой уже бы кое-чего добились!
Фрэд Кларк закончил свой ужин, так и не съев всего приготовленного на вертеле 
куска.
– Хорошо! – еще раз похвалил он. – Ты не скуп, это верно! Всегда – джентльмен! 
Это, наверное, у тебя в крови. Ну и что же теперь? Могу ли я расположиться тут 
на ночлег? А уж утром мы договоримся?
– Нет, – ответил индеец. – Мы договоримся сейчас, и ты покинешь палатку.
Рэд Фокс пристально посмотрел на дакоту.
– Надо сказать, ты не особенно приветлив! Ты, видно, думаешь, что если я устал, 
как собака, так тебе удастся меня провести? Ошибаешься! Таким раскисшим, как 
эта обезьяна, я себя не чувствую, разума я не потерял! – Он повернулся к 
Монито: – Что ты скажешь? Хочешь совершить сделку, да и в сторону? Кажется, 
честное слово этого индейца не надолго!
Карлик преобразился. Кровь бросилась у него к вискам, дыхание участилось, глаза 
в свете очага засверкали, словно ножи. Паучьи пальцы его стали описывать круги 
в воздухе, как будто он что-то хотел объяснить. Вот когда наконец в нем 
проявилось что-то от всесильного короля контрабандистов.
– Да! – возопил он пронзительным голосом. – Я готов! Я хочу знать, нс 
обманываешь ли ты меня, негодяй!
– Ха-ха! Мой дорогой, что значит – обманываешь? Ты сам имеешь возможность 
увидеть, чем это обернется! Ну ладно! – Рэд Фокс повернулся к своему 
смертельному врагу – Токей Ито и поднялся. – Ты хочешь осмотреть оружие? Идем!
Индеец молча вышел из палатки. Рэд Фокс последовал за ним.
Когда оба ушли, Тобиас услышал тихий всхлип. Уинона склонила голову на плечо 
Унчиды. Старая индианка поглаживала девушку по волосам.
– Идем! Идем со мной! – И она вывела сестру вождя из типи.
Монито сидел на корточках у огня и разговаривал сам с собой; он опять был 
бледен, руки у него тряслись, глаза потухли.
– Они хороши! – бормотал он себе под нос. – Очень хорошие, новые. Пусть 
посмотрит. Он захочет их взять. Никто больше таких ему не доставит. И он должен 
заплатить. – Урод захихикал.
Скоро Токей Ито и Рэд Фокс вернулись.
– Ну? – с нетерпением обратился Монито к вошедшим.
Токей Ито сел на свое обычное место у очага, против входа. Неторопливо, 
старательно набивал он свою трубку.
– Пако Бакерико не солгал, – спокойно произнес затем вождь. – Оружие новое и 
боеприпасы хорошие. Я готов купить. Какую цену просит маленький белый человек?
– Мы слово сдержали, – вместо Монито ответил Рэд Фокс. – Сдержит ли свое слово 
Токей Ито? Вождь обещал, что, если сделка и не состоится, он не задержит нас.
– Я так сказал. Хау!
– Хорошо. Какую цену предлагает вождь дакотов? – Глаза Рэда Фокса заблестели, а 
карлик даже высунул из-под одеяла нос.
– За оружие и боеприпасы Токей Ито заплатит столько же, столько платит армия 
Большого Отца из Вашингтона. За риск и за доставку Токей Ито заплатит еще такую 
же сумму.
– Хм! Что значит – сумму? Уж не собираешься ли ты рассчитываться бобровыми 
мехами и бизоньими шкурами?
– Бакерико может получить и мехами.
– Нет, я не хочу! Не хочу! – закричал карлик. – Может быть, Токей Ито и в самом 
деле думает, что Пако Бакерико скакал через прерии, чтобы получить бобровые 
шкурки? Токей Ито понимает, что это не обычная сделка! Бакерико богат и не 
собирается торговать мехами. Бакерико живет отлично, и ему нет смысла рисковать 
из-за каких-то шкурок. Известно ли Токей Ито, что теперь каждый, кто продает 
оружие восставшим индейцам, приговаривается к смертной казни?
Токей Ито спокойно кивнул.
– Понимает ли Токей Ито, что Бакерико, несмотря на это, все-таки пришел?
– Да.
– Да?! Тогда мы быстро сойдемся. Значит, Токей Ито знает… чем надо платить?
– Это так. – Вождь встал и вынес из глубины палатки несколько небольших 
мешочков, развязал их, и отблески пламени заиграли на монетах; он принялся 
вынимать их по одной и раскладывать у очага в ряд, одинаково растущими на 
глазах столбиками. – Половину – золотом, – твердо сказал он.
Торгаш оцепенел, потом принялся хохотать, словно издеваясь над Токей Ито и над 
самим собой.
– Токей Ито, – наконец проговорил он и так толкнул крючковатыми пальцами 
столбики монет, что они покатились во все стороны. – Токей Ито, тебе больше 
нечего предложить мне?
– Я уже не раз предлагал белому человеку назвать свою цену. Может быть, он это 
сделает, наконец?!
– Токей Ито! Ты не хуже меня понимаешь, в чем дело, – начал Рэд Фокс, грубо 
оттолкнув урода. – Мы, как мужчины, можем говорить напрямую! Тебе известно, что 
один дакота в прерии, если у него есть ружье и патроны, стоит пятидесяти или 
даже ста наших одетых в униформу болванов. И он ничего не стоит, если ружья у 
него нет. С оружием ты победишь. Но если мы завтра уедем и продадим это оружие 
армии…
– Пако Бакерико не сможет этого сделать, – перебил вождь Рэда Фокса. – Оружие 
краденое, Бакерико не может увезти его обратно и заставить еще раз платить. 
Может быть, он это оружие, из-за которого ему еще раз придется проехаться 
верхом через прерию, может быть, он бросит его в воду, вместо того чтобы взять 
то, что вождь дакотов выложил перед ним?
– Дакота, неужели у тебя не хватает ума, чтобы понять, что не зря я привез 
оружие, даже не договариваясь о цене? Кто бы такое сделал? А я тебе его 
доставил, я, Бакерико, и доставил для того, чтобы ты видел, что ты потеряешь, 
если не заплатишь! Ты должен мне дать за него настоящую цену, краснокожий! Или… 
или я и верно выброшу это оружие в реку. Я проживу без этой сделки, я, но не ты,
 тебе – не прожить! Говори же свою цену, краснокожая… – Несомненно, Монито 
хотел сказать: «краснокожая собака», но в последний момент удержался, и 
оскорбительное слово не сорвалось с его уст.
– Хорошо! Токей Ито добавит еще сто шкур бизонов.
Делавар готов был плюнуть в лицо карлику. Половину добычи такой удачной охоты 
подарить барышнику!
Рэд Фокс громко рассмеялся.
– Токей Ито, кажется, все еще принимает нас за обычных торговцев. Ты заплатишь 
нам тем, что мы потребуем, или мы завтра же навьючим мулов и уйдем. Вот тогда и 
поговори вождь со своими воинами, нужно им это оружие или нет.
– Чего же ты хочешь?
Рэд Фокс встал. Токей Ито тоже поднялся и невольно отступил от него на шаг, как 
от ядовитой змеи.
– Токей Ито! Ты – сын Матотаупы! Ты думаешь, я так и отстану от тебя не солоно 
хлебавши?
При имени Матотаупы вождь побледнел, сжал губы.
– Токей Ито! Ты все еще не можешь понять? – продолжал Рэд Фокс, и его тоже 
трясло от волнения, а голос, казалось, вот-вот оборвется. – Тринадцать лет я 
мечтаю об этом золоте, тринадцать лет охочусь за ним! Я первый пришел сюда! 
Десять лет я провел среди дакотов, десять лет я рыскал вокруг – ты сам знаешь, 
что это было за время. Вот уже два года ты преследуешь меня своей местью! И 
теперь являются эти блудливые собаки, эти молокососы! Они стадами прут, чтобы 
под защитой войска искать мое золото! Мое золото! Я их ненавижу еще больше, чем 
ты! Идем же вместе, мой старый друг и враг! Мы, бродяги прерий, пойдем с тобой 
против этих жалких баранов! Ты – парень что надо, я это знаю; я тоже, как 
видишь, не промах! Вдвоем мы кое-чего добьемся. Тринадцать лет я охочусь за 
этим золотом! Это цель моей жизни! Ты скажешь мне о золотых россыпях… – Рэд 
Фокс сжался, впился взглядом в черные глаза индейца. – Ты должен сказать!
Вождь вздохнул и заходил взад и вперед по палатке.
– Токей Ито, я не обижу тебя. Ты достаточно умен, чтобы это понять. Золотые 
россыпи могут быть велики. Мы вместе будем владеть ими. Монито богат, у него 
связи. Он сделает так, что мы получим концессию. Что же, мы зря столько лет 
блуждали в прериях?..
Вождь издал какой-то свистящий звук.
– Не своди меня с ума, Гарри! Уж не думаешь же ты, что тебе еще долго удастся 
хранить эту тайну: не мы, так другие сделают это… нет, я не позволю им!.. Мы 
добудем золото… Мы станем большими господами и наплюем на всех, кто презирает 
нас и называет грязными бродягами! А если ты захочешь сохранить свое 
благородство, то, имея много денег, сможешь помогать своим грязным краснокожим, 
слышишь, что я говорю? Подумай же наконец! Ты был среди нас. Ты знаешь Длинных 
Ножей, знаешь, сколько их и какое у них оружие. Ты знаешь, что эту войну 
проиграете вы, дакоты. Неужели ты согласишься на роль несчастного побежденного 
вождя и будешь жить в резервации, как кролик в клетке, и питаться объедками?
– Рэд Фокс, убийца Матотаупы, можешь быть уверен, что Токей Ито никогда не 
будет жить в резервации, как побежденный вождь и питаться объедками. Пусть это 
тебя не беспокоит.
Рыжий скривил рот:
– Хорошо. Если ты думаешь, что способен выиграть битву, так позаботься тогда 
своевременно об оружии для своих воинов. А за оружие тебе придется выдать мне 
тайну золота…
– Выдать? – повторил Токей Ито. – Наконец-то Красный Лис нашел верное слово. – 
Дакота выпрямился. – Я не сделаю этого!
– Что ты ломаешься, Гарри, сын Топа! – заорал янки, захлебываясь от ярости. – 
Разве ты, грязный дакота, не сын предателя?
Вождь подошел вплотную к Рэду Фоксу.
– Замолчи! – сказал он тихо. – Я обещал сохранить тебе жизнь, пока ты в местах 
нашей охоты. Как только на обратном пути ты покинешь их, я свободен от слова.
– Я не боюсь твоей мести, дакота! – глаза Рэда Фокса блестели, как у 
сумасшедшего. Он хрипло рассмеялся: – Золото! Золото или оружие пойдет армии! 
Это мое последнее слово!
Рэд Фокс не спускал взгляда с вождя, словно дикая кошка, подкарауливающая свою 
жертву. Он видел, как вождь побледнел. Шкура бизона сползла с плеча. По руке 
струйкой текла кровь. Видно, снова открылась рана. Вождь отступил к стенке 
палатки и оперся правой вытянутой рукой на тонкую еловую жердь.
– Нет, – повторил он еще раз с необыкновенным спокойствием.
Ноздри янки раздулись.
– Гарри! – глухо сказал он после долгого молчания. – Гарри, меня радует, что и 
твое самообладание имеет границы. Впервые в жизни я вижу такое, хотя мы знакомы 
уже десять лет. Ты побледнел, дружище, твоя кровь выдает тебя. Я не такой 
нетерпеливый, как ты, и могу подождать. Эту ночь и еще одну ночь. Ты можешь как 
следует все обдумать, а потом я побеспокоюсь, дорогой, чтобы твои воины узнали, 
что из-за глупого упрямства ты хочешь лишить их трех сотен армейских ружей, 
которые уже здесь.
Токей Ито отошел от жерди, чтобы не подумали, что он нуждается в опоре. Он 
наклонился, поднял бизонью шкуру и снова накинул ее на плечо, прикрыл рану. 
Потом он подошел к очагу. Враги стояли друг против друга лицом к лицу. Токей 
Ито молчал.
– Гарри, ты еще не знаешь меня. Я прикончил твоего старика, это верно, и скажу 
тебе, что и тебя уничтожу, если мы с тобой не сойдемся. Золото должно быть 
моим… золото будет моим!
– Моим! – пронзительно закричал карлик. – Моим, собака!..
Рэд Фокс со всего маха пнул Монито ногой. Карлик вскрикнул от боли, скрючился и 
затих.
– Так, от этого пока избавились. Теперь все будет между нами, Гарри. Я не стану 
больше с тобой торговаться, понимаешь? Ты упустил эту возможность. Ты думаешь, 
что я глупый белый, который не знаком с вашими порядками и которого легко 
перехитрить? Не обманывай себя. Мне известно так же хорошо, как и тебе, что 
военный вождь дакотов не всегда может делать все, что ему вздумается, и что в 
таком серьезном деле, как закупка оружия, он должен прислушаться к собранию 
совета. Твое «нет» ничего не стоит! Старый колдун Хавандшита и собрание совета 
значит больше, чем ты. Ты сын предателя и из милости принят снова в свое племя. 
Тебе придется подчиниться решению совета. Если ты завтра же не соберешь совет, 
я сам позабочусь, чтобы его созвали. Твое упрямство сломят!
Услышав эту угрозу, Тобиас подумал о Шонке, который во время ужина бросал на 
вождя взгляды, полные ненависти.
– Если ты хочешь завтра обратиться к совету, то ложись спать, – ответил Токей 
Ито, и только дрожащие нотки в голосе свидетельствовали о его недавнем волнении.
 – Вся палатка в твоем распоряжении. – Он свистнул свою собаку и вышел из типи.
Никто не знал, что он задумал. Рэд Фокс недоверчиво посмотрел ему вслед. Он 
прошелся вокруг очага, пнул неподвижного Монито и тихо выругался. Тобиаса он 
так и не заметил.
– Проклятый мальчишка… – пробормотал он. – Теперь пойдет бродить по стойбищу и 
восстанавливать всех против меня. Если бы знать, где палатка Шонки… – У Рэда 
Фокса вырвался даже вздох облегчения, когда он произнес это имя. – Шонка мне 
поможет. Старый колдун тоже терпеть не может Токей Ито…
Рэд Фокс направился к выходу из палатки, но тут полог раскрылся, и перед ним 
вырос Чапа – Курчавый.
– Фрэд Кларк? – осклабившись спросил хитрец.
– Да, – раздраженно ответил Рэд Фокс. – Ты ведь охраняешь большую палатку с 
оружием? Я как раз к тебе.
– Поговорим лучше здесь. – И Хитрый Бобер сел. Рэд Фокс недоуменно посмотрел на 
него и тоже сел у очага.
– Ну, так начинай…
– Ты привез нам очень хорошее оружие, и поэтому я хочу предупредить тебя как 
брата.
– Токей Ито пошел настраивать всех против меня?
– Нет, есть кое-что другое… Должны ли Длинные Ножи знать, что ты доставил нам 
оружие?
– Черт побери?! Совсем ни к чему им об этом знать. Если вы хотите получить 
что-нибудь от меня, смотрите, не раскрывайте и рта!
– Мы будем молчать. Но можешь ли ты рассчитывать на Шефа Де Люпа… я имею в виду 
вашего разведчика Тобиаса?
– Что это ты заговорил о нем? Он же в Блэк Хилсе.
– Он в стойбище.
– Проклятье! Этот бродяга знает?..
– Нет, не знает. Но расспрашивает тут. Я тебя не выдал.
Тобиас с интересом прислушивался, что еще о нем скажут.
Рэд Фокс подбоченился.
– Я хочу тебе кое-что сказать… Тебя как зовут?
– Чапа. По-вашему значит Бобер.
– Так вот, за оружие я… вот ведь какая чертовщина. Несчастный проныра, 
краснокожая собака этот Тобиас… осмелился приехать сюда! Как только я вернусь 
на форт, я уж позабочусь, чтобы его наказали как следует. Он расспрашивал тебя?
– Да.
Рэд Фокс затопал ногами.
– Все пропало!.. Как же сломить Токей Ито!.. Как?.. Нет – бежать, как можно 
скорее бежать, прежде чем Тобиас что-нибудь разнюхает… Но кто же заплатит? Черт 
побери!
Чапа сочувственно улыбнулся.
Рэд Фокс побледнел, невероятное возбуждение внезапно уступило место страху. В 
гневе он схватил пригоршню разложенных золотых монет и швырнул их в стенку 
палатки.
– Тобиас еще за это поплатится! – И Рэд Фокс выбежал из палатки.
Тобиас приник к земле. Прошло немного времени, и он различил топот уносящегося 
галопом коня. Делавар отбросил одеяло.
– Неплохо! – с восхищением сказал он Чапе. – Убрался.
Хитрец кивнул:
– Зато он теперь возненавидел тебя.
– Если мне и попадет от белых, я хоть буду знать, за что, – отмахнулся Тобиас.
– Ладно. Надо позвать остальных. Тебе больше нечего прятаться. – Чапа подошел к 
Бакерико. – Смотри-ка, Монито открывает глаза. Это хорошо. С ним-то мы и 
заключим сделку.
Чапа – Курчавый покинул палатку, он скоро вернулся с двумя бородатыми 
контрабандистами, старым и молодым. Оба выглядели обыкновенными охотниками. 
Лица их огрубели от солнца и ветра, куртки были старые, заплатанные, но ружья 
блестели.
– Так, – начал Чапа. – Поговорите с Бакерико, вот он сидит.
Бородатые подошли к Бакерико.
– Ну-ка скажи нам, – сказал старший Монито, – скажи еще раз, сколько ты 
собираешься нам заплатить и сколько сам заработаешь на этом деле? Только не ври,
 вампир, нам все известно!
Бакерико уставился на них.
– Собаки! – прохрипел он. – Я обещал вам по десять долларов, если сделка 
состоится. Но ничего не вышло. И я вам тоже не дам ничего… ничего… ничего… 
Бездельники!
– Ты нам тоже не дашь ничего, ах ты обезьяна! – крикнули мужчины. – Мы сами 
возьмем, что нам причитается! – И они стали подбирать лежащие вокруг золотые 
монеты. Бакерико вскочил и замахал кулаками:
– Не сметь трогать! Негодяи! Я вам сверну шеи!
Молодой контрабандист подошел к Монито:
– Заткни глотку, а то мы свернем тебе шею! Мы в прерии… И здесь хозяева мы, а 
не ты! Запомни это! Оружие принадлежит нам, и мы уже договорились с этим 
краснокожим или негром или кто он там еще… во всяком случае, парень рассказал 
нам обо всем. Так что залезай под свое одеяло и помалкивай.
– Измена! – завопил Монито. – Убивают! Грабят! Помогите!..
Но никто не услышал его, никто не пришел, никто не помог.
– Тебе лучше помолчать, – посоветовал ему Чапа. – Посмотри вокруг. Вот лежит 
Тобиас. Если ты не замолкнешь, он донесет на тебя, и как только ты вернешься в 
город, тебя повесят.
Лицо Бакерико перекосилось.
– Но и этих… – простонал Монито, – и этих грабителей!
– Нет, – захохотали бородачи, – Нас – нет. Мы не собираемся возвращаться в 
город, мы останемся в прерии, а здесь до нас никому нет дела. Но вот тебя, тебя,
 наш дорогой… тебя вздернут, если ты будешь продолжать нам угрожать…
Бакерико скорчился. Руки его свела судорога, он закашлялся и икнул. Сердце не 
выдержало. Голова упала на грудь. Алчность и ненависть в его последнем взгляде 
потухли навсегда.
Чапа накрыл мертвого одеялом.
Контрабандисты собрали монеты и вместе с Чапой пошли в палатку совета, чтобы 
разделить деньги со своими товарищами…
Когда Чапа вернулся, топот копыт уже затихал вдали.
– Уехали, – сказал Чапа делавару. – Оружие и мулов оставили нам. Мы победили. – 
Он присел к очагу и закурил трубку.
В палатку вошел вождь и молча сел против Чапы.
– Ты меня просил позволить тебе делать то, что ты найдешь нужным, – сказал 
спустя некоторое время вождь, и голос его был еще нетвердым. – Скажи же, что ты 
сделал и что произошло? Почему эти люди уехали и оставили нам оружие?
– Я купил это оружие, – ответил Чапа, – купил на деньги Токей Ито. Это была 
честная сделка. Я не виноват, что они слишком спешили и оставили тут несколько 
золотых монет, – он показал на две кучки долларов, которые обнаружил среди 
одеял.
– Возьми их себе, Чапа. Ты оказал большую услугу своему племени.
– На что мне золото? Пусть Токей Ито даст мне лучше хороший кусок нежной 
бизоньей грудинки. Мне надо подкрепиться.



МОЛОДОЙ ВОЖДЬ

Дважды народился молодой месяц после этой необыкновенной сделки. Тобиас 
выздоровел и отправился обратно на форт. Он увез письмо, в котором сообщалось, 
что для переговоров с полковником Джекманом прибудет Токей Ито.
Спокойно текли воды Лошадиного ручья к Северному Платту. В прибрежных 
кустарниках щебетали птицы. В открытой на юг излучине все еще стояли палатки 
рода Медведицы.
Ранним утром к лошадиному табуну, который пасся неподалеку от стойбища под 
присмотром мальчиков, направился молодой вождь. Он приветствовал своего лучшего 
мустанга и подождал еще двух воинов, двух пожилых мужчин, которые должны были 
сопровождать его и присутствовать при переговорах. Токей Ито сел на коня. Сели 
на мустангов оба старика и подошедший Бобер.
С заходом солнца индейцы остановились на ночлег. Когда вождь, которому 
предстояло бодрствовать во второй половине ночи, проснулся, он по расположению 
звезд определил, что был час пополуночи. Поднявшись, он прошмыгнул к Чапе, 
который лежал на вершине холма и наблюдал за долиной Платта.
– Смена! – сказал вождь воину, но тот и не пошевелился.
– Побудем вдвоем. – Бобер еще не чувствовал усталости. – Я хочу тебе кое-что 
сказать.
Токей Ито расположился рядом с ним.
– Харка! – произнес Бобер имя своего товарища юных лет, прозвучавшее 
напоминанием о дружбе детства. – Почему ты не настоял, чтобы тебя сопровождало 
больше воинов? В блокгаузе тебя дожидается Красный Лис!
– Ты знаешь, где нам сейчас нужнее люди. Генералы ведут Длинных Ножей по 
прериям севернее Блэк Хилса, и наши верховные вожди должны их там встретить. 
Борьба дакотов – это решающая борьба в прериях. Если разобьют нас, – значит, 
разобьют всех. Воины дакоты не могут менять своих планов и отправиться охранять 
сына изгнанника, словно маленькую пугливую девочку.
– Молчи, ты не прав. Лучше бы уж ты пошел вместе со всеми нашими воинами и 
вождями сражаться против Длинных Ножей и их генералов, чем быть вероломно 
убитым на Найобрэре. Скажи лучше, что мне делать, если Длинные Ножи нарушат 
договор?
– Этого я сказать не могу. Я и сам не знаю, что может случиться. Но ты 
оставайся поблизости.
– Хорошо! Я оставил себе двадцать воинов. Они будут ждать меня по ту сторону 
Миниатанка и помогут, если потребуется.
Вождь немного помедлил.
– Я знаю, – сказал он. – Татанка Йотанка сообщил мне об этом. Но вам не под 
силу напасть на форт. Его отстроили заново и хорошо охраняют. Если уговор будет 
нарушен, попытайся пробраться один и потихоньку помочь мне.
– Хау! И убить Красного Лиса!
Вождь не ответил, и Бобер понял, что разговор окончен. Однако он не отправился 
спать, а до конца ночи оставался со своим вождем и товарищем детства и тихо пел 
боевую песню дакотов.
Если беда над тобою, мой брат,
Я за тебя постою
Крикни меня, и пусть громы гремят,
Жизни за друга у нас не щадят,
Рядом я встану в бою
С наступлением утра оба вернулись к своим спутникам и двинулись в путь. Два дня 
ехали индейцы на своих мустангах и к середине третьего достигли форта.
Всадники остановились в излучине речной долины Вождь оставил здесь Бобра, а сам 
с двумя старыми членами совета поднялся на холм, с которого хорошо 
просматривался форт.
Токей Ито видел теперь своими глазами то, что было известно ему по сообщениям 
разведчиков. Белые быстро восстановили разрушенное во время его дерзкой вылазки.
 Теперь оба блокгауза стали больше и вместительнее. Снова возвышалась 
сторожевая башня, но теперь в стороне от дома коменданта. Вода уже не достигала 
палисада – река вошла в свое русло.
Из форта доносились голоса людей, топот и ржание лошадей, слова команды. 
Усиленному гарнизону было, видимо, тесно в его стенах, и, несмотря на это, все 
люди и лошади размещались внутри ограды. Дакота услышал как щелкнул большой 
замок ворот, обращенных на запад. Створки ворот со скрипом распахнулись, и 
наружу выкатились всадники. Вождь дакотов даже издалека узнал подтянутого 
седовласого майора на его резвой рыжей кобыле; несколько позади него держались 
три офицера, из которых индейцу был известен только один – Энтони Роуч.
Майор Смит пустил свою кобылу легким галопом и выехал с тремя офицерами на 
вершину холма. Он приветствовал вождя.
– Мы приехали по приглашению Длинных Ножей, – спокойно произнес дакота. – 
Майору Смиту известна говорящая кожа, которую совет дакотов направил ему с 
разведчиком Тобиасом. Там был один вопрос.
– Да, там был один вопрос. Я надеялся, что Токей Ито не станет возвращаться к 
нему. Этот вопрос – неслыханное оскорбление нашей армии! – Майор заметно 
покраснел.
– Майор Смит может дать слово мужчины, что не допустит во время встречи 
вероломства? Что Токей Ито и воины дакоты смогут свободно покинуть форт, когда 
найдут нужным?
– Да. За это я ручаюсь, как и каждый из нас!
– Токей Ито и его воины готовы следовать за тобой на форт.
Офицеры и индейцы спустились с холма и поскакали к форту.
Как только они въехали, часовой закрыл ворота и навесил тяжелый скрипучий замок.
 Лица индейцев были невозмутимы, но они с недоверием смотрели на многочисленное 
войско. Когда Смит и его офицеры спрыгнули с коней, спешились и индейцы. 
Подошли люди, чтобы отвести коней. Мустанг Токей Ито укусил за руку солдата, 
потянувшегося к уздечке. Тот испуганно отпрянул. Вождь оглянулся, словно ища 
кого-то.
– Где Тобиас, ваш разведчик? Конь послушает его.
– Тобиас! Эй, Тобиас! – закричал драгун на весь двор.
Позади толпы от бревенчатой стены отделилась длинная фигура разведчика. Он 
подошел. На Тобиасе был кожаный костюм, сшитый Уиноной и Грозовой Тучкой, но на 
голове, вместо повязки из кожи змеи, был снова зеленый платок. На лице – 
прежнее равнодушие. Не взглянув на вождя, он взял под уздцы Буланого, и конь, 
подчиняясь знаку, поданному Токей Ито, покорно пошел за ним.
Майор Смит с вождем направились в дом коменданта; офицеры и индейцы последовали 
за ними.
Войдя внутрь, Токей Ито окинул взглядом длинное помещение. Прямо перед ним 
стоял тяжелый деревянный стол с обугленной дубовой крышкой. Пристенные скамьи с 
трех сторон охватывали стол. Единственное окно выходило на запад. Свет из него 
падал на стол и скамейки. Кроме того, в стенах было несколько бойниц.
У наружных стен на скамьях сидело восемь офицеров. Перед ними на столе была 
развернута карта. Офицеры встали. Токей Ито различил среди них по форме 
полковника. Майор Смит и Токей Ито взаимно представили друг другу участников 
переговоров. Полковник Джекман сдержанно приветствовал вождя и предложил 
индейцу и его воинам сесть. Дакотам осталась одна незанятая скамья.
Вождь незаметно принялся разглядывать своего партнера по переговорам. Полковник 
был среднего роста, короткошеий, на его лице выражалось непомерное честолюбие, 
губы поджаты. Его беспокойный взгляд, не останавливаясь на индейце, все 
устремлялся на входную дверь. И вот она еще раз отворилась, и в свободную часть 
помещения, тяжело стуча сапогами, стали входить вольные всадники: блондины, 
брюнеты, шатены; они были без шляп, и волосы у некоторых спадали до плеч, как у 
индейцев. За поясами – разное оружие: ножи, револьверы. Когда вошел последний, 
Токей Ито насчитал четырнадцать человек. А этот последний захлопнул за собой 
дверь и закрыл на замок. Большими шагами он подошел прямо к столу. Руки у него 
были большие и сильные, как и он сам. Он бросил быстрый взгляд на дакоту и 
небрежным движением руки направил двух человек занять места так, чтобы в случае 
необходимости блокировать индейцев.
Токей Ито узнал своего врага.
Джекман кивнул Рэду Фоксу.
– Я рад, – сказал он Токей Ито, – что вожди дакотов прибыли в назначенное время.
 У меня все материалы для переговоров подготовлены. Я думаю, можно начинать?
Токей Ито наклонил в знак согласия голову.
Джекман взял лежащий на столе рядом с картой запечатанный пакет, вскрыл его и 
осторожно развернул документ.
– Послание Большого белого Отца из Вашингтона вождям дакотов, – сказал он и 
начал медленно и отчетливо читать.
Токей Ито внимательно слушал. После вступления, в котором шла речь о мире, 
справедливости и доброй воле, следовала деловая часть. Вождь слушал, а глаза 
его были направлены на развернутую на столе карту, на нанесенные там черные 
линии. Когда Джекман закончил, индеец не проронил ни слова.
Полковнику показалось, что индеец ничего не понял.
– Документ, который я только что прочитал, определяет границы резерваций 
дакотов, – начал объяснять он. – Вопрос о резервациях и их границах не подлежит 
обсуждению, они определены окончательно. Вожди дакотов должны подтвердить 
подписями, что им известно об этом. На наших переговорах речь будет о том, 
когда и по каким дорогам направятся племена дакотов в отведенные для поселения 
места. Токей Ито умеет читать карту?
– Да.
– Тогда прошу посмотреть! – Джекман склонился над столом, провел пальцем по 
карте. – Черные линии ограничивают области, которые Большой Отец из Вашингтона 
выделяет из своих земель…
– Из наших земель, – поправил его Токей Ито.
Джекман выпрямился. Жестом выразил недоумение.
– Большому Отцу из Вашингтона принадлежат все земли от Атлантического до Тихого 
океана. Но Большой Отец готов выделить немало этих земель племени дакота, если 
вожди возьмут на себя обязательство соблюдать мир.
Токей Ито взял в руку свою трубку.
– Полковник Джекман ошибается. Краснокожим людям принадлежат все земли, начиная 
от Большой воды, где восходит солнце, и до Большой воды, где оно заходит. Но 
они готовы оставить Большому Отцу немало этих земель, на которых уже поселились 
белые люди. Они также готовы, за тем мы и приехали сюда, обсудить с белыми 
людьми, если это необходимо и если имеется возможность, передать Большому Отцу 
из Вашингтона и его народу еще некоторые земли, чтобы он мог прокормить своих 
мужчин, женщин и детей. Однако вождям дакотов надо подумать и о том, чтобы их 
воинам, их женщинам и их детям также осталось достаточно земель, чтобы они 
могли жить. Еще несколько зим назад белые люди заверяли нас и клялись, что 
земли от Найобрэры до верховьев Миссури остаются за нами навечно.
Наступила пауза. Джекман уставился на стол.
– Обстоятельства быстро меняются. Открываются месторождения золота, строятся 
дороги, возникают города… ваша земля становится цивилизованной, – он нервно 
забарабанил пальцами по столу; наконец ему удалось собраться с мыслями: – То, 
что ты тут сказал, удивительная смесь бунтарства и здравого смысла.
Он откинулся назад, со свистом втянул в себя воздух и кивнул вольным всадникам. 
Двое из них удалились и вскоре вернулись с виски и бокалами. Бокалы расставили 
на столе, и Джекман собственноручно наполнил их.
– Выпьем! – сказал он голосом, в котором как будто послышались задор и доверие, 
что не вязалось с обликом этого человека и только усиливало чувство неловкости.
 – Нам не следует горячиться. Подкрепимся сперва немного. Огненная вода, как вы,
 краснокожие, ее называете, еще лучше, чем табак, смягчает сердце. Вы ведь уже 
давно в дружбе с этой живительной влагой, а?
И Джекман взялся за бокал, но так как Токей Ито не притронулся к своему, то и 
полковник не спешил поднимать его.
– Название «огненная вода» пошло не от краснокожих людей, – холодно ответил 
Токей Ито. – Белые люди вложили его в наши уста. Воины дакоты обычно называют 
ее «мини-вакен», что значит «колдовская вода», а у белых людей она еще и 
«святая».
Джекман с офицерами засмеялись.
– Святая вода? – ухватился полковник за нить для продолжения разговора. – Как 
же это вам пришло в голову?
– Уши наши слышали, что белые люди пьют такую воду там, где они служат своему 
великому духу.
– В церкви… а черт побери, вы имеет в виду вино… – Джекман смутился. – Да, но 
это все-таки совсем не то, что виски, хотя и от нее можно опьянеть. Так, значит,
 святая… так, так… но здесь не место для проповедей. Лучше выпьем!
– Мы не пьем. Мы поклялись не пить. Но пусть это не смущает полковника Джекмана.
 Мы любим смотреть, как пьют.
– Такое воздержание тоже не годится. Значит, одна сторона не желает 
присоединиться. Ну и несговорчивый же вы господин!
– Благодарим.
– Общество трезвости дакотов! – натянуто усмехнулся Джекман и недовольно 
отодвинул бокал, увидев, что его маневр не удался. – Что ж, тогда поговорим 
иначе! – Полковник положил руки на стол, склонился над ним с показной 
любезностью. – Мы ведь не чудовища какие-нибудь! Все должно быть урегулировано 
таким образом, чтобы не ущемлять прав обеих сторон.
– Полковник Джекман хочет что-то предложить?
– Ради сохранения мира я согласен рассмотреть сотню вариантов, но надо бы 
сначала знать, чего, собственно, хочешь ты? Твои люди, кажется, доверяют тебе… 
а как, собственно, велики твои полномочия? – вдруг заинтересовался Джекман.
– Так велики, как об этом сказано в говорящей бумаге совета. Мои уши должны 
выслушать предложения Длинных Ножей, а мой язык должен передать все вождям и 
старейшинам дакотов.
– Ах так… хм. Значит, ты не имеешь права подписывать или отклонять наши 
предложения от лица дакотов?
– Нет.
– О-о, значит, мы совершенно напрасно чуть было с тобой из-за этого не 
поссорились. Нам тогда бессмысленно рассуждать на эту тему. И я должен… я 
должен заявить, что это, мягко говоря, дерзость, посылать мне человека, не 
наделенного полномочиями… Да представляете ли вы себе, что такое полковник?
– Начальник Длинных Ножей, который по поручению Большого Отца и своих старейшин 
пригласил сюда на форт Татанку Йотанку и Токей Ито. Но если мое лицо им не 
нравится, то я могу и уйти. – Индеец произнес это совершенно спокойным, 
обезоруживающим тоном, и это было особенно неприятно Джекману.
– Ну, не будем больше скрещивать клинки. Мы позвали тебя потому, что твоя слава 
и твой авторитет среди дакотов исключительно велики. Мы считаем, ты достоин 
сравнения с Понтиаком. И очень жаль, что такому человеку, как ты, не дали 
больших полномочии Но ты все-таки вождь рода Большой Медведицы?
– Военный вождь сыновей Большой Медведицы
– Хорошо. Сейчас война, и ты – вождь. Ты ведь вправе говорить от имени своего 
рода?
– Да, вместе с этими двумя членами совета, которых ты видишь рядом со мной. Мне 
дано право принимать ваши предложения.
– Очень хорошо. Это путь, которым мы можем следовать далее. Ты уже довольно 
определенно высказался о том, что не настаиваешь на определенных местах охоты и 
готов пойти на уступки. Вы живете сейчас у Лошадиного ручья. Не могли бы вы так 
же хорошо обосноваться на Уайт-Ривер?
– Там расположены палатки другого рода дакотов.
– Возможно. Но это тебя не касается. Ты же сам сказал, что не можешь отвечать 
за других. Речь идет только о роде Медведицы. Вы могли бы поселиться, ну вот, 
например, здесь, смотри, здесь вот… и мы бы платили тебе, лично тебе, приличную 
ренту.
– Понимает ли полковник Джекман, что он оскорбляет Токей Ито? Полковник Джекман 
может спросить у своего разведчика Фрэда Кларка, нуждается ли Токей Ито в вашей 
ренте.
Полковник недовольно взглянул на Рэда Фокса. Дакота презрительно сжал губы, 
увидев, какой полный ненависти взгляд бросил на него Фрэд Кларк, – он боялся, 
что Токей Ито скажет о его торговле оружием. Но дакота замолчал, и Джекман 
заговорил снова:
– Ага, ты отказываешься? Однако ты не откажешься от жирных пастбищ для своих 
воинов? Это не уронит твоей чести?
– Для каких воинов?
– Для рода Медведицы. Да и сколько там вас? Ну, тридцать, сорок? С женщинами и 
детьми не больше сотни, ста пятидесяти?
– Полковник Джекман, кажется, нас уже пересчитал.
– Больше и быть не может. Горсточка людей. Но и их надо должным образом 
разместить! Поищи на карте, что бы ты для них хотел! Между этими черными 
линиями найдутся неплохие земли, есть даже вполне пригодные кусочки, на которых 
можно жить!
– У меня нет полномочий выбирать земли для сыновей Большой Медведицы.
– Полномочий! Полномочий! Дело не в юридических тонкостях. Многие вожди дакотов 
уже договорились с нами…
– С кем?
– Ну, не со мной лично, однако я могу показать их подписи, если тебя это 
интересует.
– Да.
Джекман раскрыл папку, которая лежала рядом с ним на скамье, и вытащил 
несколько листов.
– Пожалуйста! – передал он их Токей Ито. – Тебе, конечно, известны тотемы твоих 
собратьев, которые не умеют писать.
Индеец взял листки, перечитал их один за другим, потом негромко перевел 
содержание своим спутникам. Джекман не обманывал. С полдюжины подписей стояло 
под договорами о продаже земель дакотов, и среди них подпись одного из 
верховных вождей о передаче довольно значительной территории.
Полковник торжествующе усмехнулся:
– Теперь ты убедился, вождь Токей Ито? Дело идет полным ходом. Тебе следует 
поторопиться, если не хочешь остаться с носом.
– Эти люди напились виски, вот и подписали. – Дакота спокойно разорвал листки и 
швырнул клочья на стол.
Джекман вскочил:
– Краснокожая собака! Как ты посмел!
– Я не допущу измены!
– Что значит – измена! Эти уважаемые люди заключили с нами договоры по закону. 
То, что ты сделал, это настоящий бунт, и как бунтовщика я тебя покараю по нашим 
законам!
– Мы находимся на земле дакотов, и белые люди не имеют права нас судить, – 
невозмутимо возразил вождь. – Договоры, которые я разорвал, – незаконны. 
Предатели, которые их подписали, не имели права делать этого без согласия 
совета.
– Придержи язык, краснокожий! – Джекман покраснел как рак. – Вот договор, по 
которому вам навечно отводится резервация и назначается рента. Заткни глотку и 
малюй свой тотем!
– Я не подпишу! Вы оставляете нам худшие, бросовые земли. Охота на бизонов – не 
легкий труд. Мы готовы поучиться у белых работе полегче, но как свободные люди 
и на хорошей земле. Мы не пойдем в хлев, где нас будут содержать и кормить, как 
загнанных кроликов. Я не имею полномочий подписывать, и я не подпишу без 
решения совета моего племени. Я сказал. Хау!
Джекман замахал перед ним кулаком:
– Подписывай, или я тебя арестую!
Вождь не ответил Джекману. Он посмотрел на Смита.
Майор Смит поднялся и подошел к торцовой части стола, так что стоявшим здесь 
Фреду Кларку и двум вольным всадникам пришлось посторониться.
– Полковник Джекман, прошу несколько слов по этому поводу. На приглашении, 
посланном вождям дакотов, стоит и моя подпись. В этом письме вождей просили 
прибыть на переговоры и заверили, что им гарантирована свобода и они могут уйти,
 когда им заблагорассудится. При этом не было поставлено каких-либо условий или 
ограничений…
– Майор Смит, я не спрашиваю вашего мнения. – Джекман был взбешен. – Мне не 
требуются ваши пояснения! – Полковник снова обратился к Токей Ито. – Ну как? Ты 
опомнился? Подписывай!
– Я не подпишу! Мои воины и я оставляем форт.
– Для начала вы арестованы! Сдайте оружие!
Двадцать револьверов и винчестеров были при этих словах направлены на индейцев. 
Дакоты не шелохнулись.
– Полковник Джекман! – крикнул Смит. – Как вы смеете так поступать? Речь идет о 
чести нашей нации!
– Об интересах нашей нации! Замолчите, майор Смит!
– Я не замолчу! – Майор снял саблю и бросил ее к ногам полковника. – Вот… раз 
вы тут все негодяи и предатели!
Джекман захохотал:
– Вы навсегда сдали вашу саблю, майор! Я вынужден буду возбудить против вас 
дело. Вы уже однажды выпустили этого дакоту в благодарность за то, что он 
разграбил наше оружие. Лейтенант Роуч доложил обо всем. Вы, майор, тоже 
арестованы!
Смит рухнул на стул, согнулся, закрыл лицо руками.
Джекман хотел еще что-то сказать, но дакота бросил на него такой взгляд, что 
наглый карьерист не раскрыл больше рта.
Не говоря ни слова, индейцы принялись складывать оружие на большой стол. Токей 
Ито положил ружье поперек карты с черными линиями, потом вынул из-за пояса 
револьвер, потом – нож. Ни взгляд не выдал его, ни дрогнувшая рука. Джекман 
напряженно и злобно следил за ним. Но вот его водянистые глаза с нескрываемым 
любопытством так и впились в рукоятку ножа.
– Культовый нож, древняя резьба, – сказал он. – Северо-западная культура! Как 
это попало в руки дакоты?
Он кивнул своим людям, и те подошли к индейцам с наручниками и ремнями. Рэд 
Фокс не мог отказать себе в удовольствии собственноручно заковать Токей Ито.
И тут поднялся майор Смит.
– Полковник Джекман, – сказал он, с трудом переводя дыхание, – довольно этой 
игры. Я вижу, что вы силой хотите вырвать у вождя подпись. Не идите дальше, 
вернитесь к серьезному свободному обсуждению.
Джекман с досадой бросил нож Токей Ито, который он вертел в руках, обратно на 
стол.
– Майор Смит! Я прошу вас прекратить эти разговоры.
– Пока я жив, я этого не допущу! Это подлость! – Смит подошел к Рэду Фоксу, 
который надевал Токей Ито наручники. – Прекрати! – схватил он его за руку.
Рэд Фокс оставил дакоту и ударил Смита кулаком в грудь.
– Собака! Это меня… – Майор покачнулся, глаза его закатились, губы посинели, он 
начал оседать на пол.
Офицеры подскочили к нему, подхватили, опустили на пол.
– Уотсона! – крикнул кто-то.
Один из вольных всадников выбежал за фельдшером.
Рэд Фокс снова подошел к вождю к захлестнул ему петлей ноги. Оба дакоты стояли 
уже связанные, но ноги им оставили свободными. Их повели. Они в последний раз 
взглянули в глаза вождя.
Помещение постепенно пустело. Кроме Рэда Фокса тут остался еще один вольный 
всадник. Он наклонился и поднял вырезанную в полу крышку. Рэд Фокс схватил 
вождя, поволок к зияющему темному провалу и сбросил его вниз.
Подвал был довольно глубок, и Токей Ито сильно ударился о пыльный земляной пол. 
Чуть брезжило крохотное оконце, выходившее во двор. Попадал свет и через 
отверстие в полу из комнаты коменданта. Дакота глянул наверх.
– Лестницу! – раздалось там, и он услышал, как скрипнула дверь и вольный 
всадник тяжело затопал сапогами.
Но Рэд Фокс не стал дожидаться его, он спрыгнул вниз. Пыль взвилась у него 
из-под ног.
– Ну вот ты и на месте! – сказал он, схватил пленника за руку и потащил к 
стене: к толстому бревну ее была привернута цепь с железным кольцом.
Рэд Фокс обхватил концом цепи тело индейца и сомкнул ее замком; цепь не 
позволяла пленнику отдалиться от стены больше чем на метр. На всякий случай 
рыжий проверил наручники и кожаные путы на ногах. Все оказалось в порядке.
– Вот так, Гарри! – произнес он после длительного молчания. – Я наверху, на 
солнышке, и мне приятно будет сознавать, что ты подыхаешь тут в подземелье. И 
так будут тянуться дни, недели, месяцы, а если тебя не повесят как сбежавшего 
разведчика, бунтаря и убийцу, то и годы.
Рэд Фокс замолк. Дакота внешне оставался спокоен, но внутренне содрогнулся, 
выслушав своего врага. Месяцы… годы… петля…
Рэд Фокс снова заговорил, голос его изменился:
– А нет ли у тебя с собой денег? – спросил он и принялся ощупывать пояс 
пленника; выражение лица индейца нисколько не менялось. – Ого! – Рэд Фокс 
нащупал кошелек с монетами, вытряхнув из него блестящие доллары, стал со звоном 
перебрасывать их с руки на руку, потом сунул к себе в карман.
Однако уходить он не спешил.
– Ну, а что у тебя за перья? – продолжал он, снимая головной убор с головы 
связанного индейца. – Жаль, что ты не захватил торжественного наряда со шлейфом,
 ты бы выглядел в нем посолиднее. Что ж, будем довольны и этим. Джекман 
собирает такой хлам. Снесу, порадую его. Он, конечно, жмот, но несколько 
долларов ему выложить придется. Без меня ему бы и не видать никогда этой штуки…
Из сказанного дакота заключил, что подозрения его были обоснованны. Пустой 
подвал тоже свидетельствовал о том, что все было подготовлено заранее. Просто 
невероятно, чтобы такое помещение никак не использовали.
Тут с грохотом ухнула вниз лестница, из толстых березовых жердей, и Рэд Фокс 
поднялся по ней. Он втащил за собой лестницу и закрыл крышку. Токей Ито остался 
один.
Было чуть за полдень, и косые лучи солнца падали на пыльный пол подвала. 
Наверху в доме слышался топот сапог, доносились голоса офицеров, которые 
хлопотали с фельдшером около Смита. Он все еще не приходил в себя, и его 
перенесли в соседнюю комнату, уложили на походную кровать.
Через окно узник видел ноги снующих по двору солдат. Слышалась злобная 
перебранка. Старые солдаты майора открыто выражали свое возмущение. Едва стало 
темнеть, в казарме поднялся шум, завязалась потасовка. Потом шум и крики 
раздавались уже во дворе: кажется, Томасу, Тэо и Адамсу удалось, собравшись с 
силами, вышвырнуть сторонников Роуча.
Когда Токей Ито понял, что уже далеко за полночь и гарнизон погрузился в 
глубокий сон, он свернулся, как еж, и принялся ощупывать путы на ногах. Они 
были крепко затянуты, кровь застоялась, и ноги ныли все сильнее и сильнее. 
Токей Ито попробовал ослабить узлы. После долгих и упорных попыток ему это 
удалось. Совсем развязать узлы он и не стремился, ведь надо было ждать действий 
Чапы и пока не возбуждать зря подозрений. Но вряд ли его верный друг мог 
что-нибудь предпринять в эту ночь. Чапа – Курчавый должен был сначала как 
следует все разузнать и по-настоящему подготовиться, на это могли, пожалуй, 
потребоваться недели. И Токей Ито решил поспать, ведь сил терять ему было 
нельзя.
Проснулся он ранним утром. От колонки доносился шум, грубые шутки, плеск воды: 
солдаты и вольные всадники умывались. Дакота, как и все его соплеменники, с 
детских лет был приучен по утрам купаться в реке, плавать, нырять. Ему так 
нужно было сейчас освежиться, так претила грязь на полу этого подвала – сухая, 
перемешанная с золой земля…
Наступило время обеда, и крышка люка поднялась. Показался какой-то неуклюжий 
вольный всадник. Он развязал узнику ноги, дал воды и солонины.
– Теперь мне придется таскаться к тебе каждый день, – с упреком в голосе 
пояснил он.
Медленно тянулись послеобеденные часы. Токей Ито прислушивался к шумам снаружи, 
и это было его единственным занятием. То и дело скрипели петли западных ворот. 
Раздавались громкие голоса, ржали лошади, глухо доносился по земле топот копыт. 
Когда стемнело и этот шум стих, вождь заставил себя не прислушиваться к голосам 
прерий, вою волков, шуму реки. Он заснул. Первый день заточения остался позади.
Монотонно и однообразно потекли дни за днями. Слабые лучи света проникали в его 
подвал, визжал насос на колонке, скрипели солдатские сапоги. Люди болтали, 
ругались, кричали, приказывали, пели. Индеец научился различать их по голосам, 
по звуку шагов. Он легко узнавал Томаса и Тэо. Из их разговоров понял, что они 
на стороне майора.
Когда наступал обед, угрюмый охранник приносил солонину.
Узник установил, что цепь позволяет ему сделать десяток шагов по полуокружности.
 И он бегал взад и вперед, усаживался, свертывался в клубок, вытягивался, снова 
вскакивал. Словом, двигался, насколько это было возможно на цепи и в наручниках.

Потянулись недели, прошел первый месяц. Осталась позади весна, и в подвал 
пахнуло теплом лета. Хмурый страж больше не заговаривал с ним. А тут вдруг стал 
оставлять до вечера без еды, забывал приносить воду. Об уборке подвала он уже и 
думать забыл. Он что-то бормотал себе под нос, сыпал проклятьями, которые, 
несомненно, свидетельствовали о его скверном настроении, все чаще слышались и 
бранные слова, на которые белые не скупятся по отношению к индейцам. Он пихал 
узника, пинал его ногами. Токей Ито все сносил. Он не хотел доставлять белому 
удовольствия напрасной защитой. Настроение стража внушало ему надежду, что 
Длинные Ножи терпят в войне поражения и он срывает на нем, беззащитном, свое 
зло.
– Я знаю, – сказал он однажды вечером, – почему тебе хочется меня ударить. Ваши 
генералы потерпели поражение от дакотов.
– Ах ты паршивый пес… и кто тебе об этом сказал?! – И он замахнулся на узника 
котелком. – Собака! Краснокожая собака! Как только подумаю, что ваша шайка 
погубила генерала Кастера с его людьми, так и хочется свернуть тебе шею! 
Нет-нет, не радуйся раньше времени! Прежде чем кто-нибудь попытается тебя 
освободить, мы вздернем тебя. Знай это!..
Вступило в свои права лето. Голоса птиц смолкли, не ржали больше лошади. Все 
сильнее припахивала солонина, к которой у узника выработалось непреодолимое 
отвращение. Большая часть гарнизона разъехалась. Неужели Бобер забыл о своем 
вожде?
Потом задули горячие ветры. Воздух в подвале стал тяжелым. Пахло гарью. Должно 
быть, где-то в высохшей степи бушевал огонь.
Как-то вечером разразилась сильная буря. Она сотрясала частокол и блокгаузы, в 
один миг сбросила дощатую крышу с башни. Голоса людей заглушало грозное дыхание 
прерии. Застучали первые капли дождя, и тут же, словно разверзлись небеса, 
обрушились потоки воды. Двор был мгновенно залит. Вода хлынула через оконце в 
подвал, перемешалась с пылью.
Но сколь быстро налетела непогода, так же скоро и миновала. Не более двух минут 
лил дождь. Улегся и ветер. Умиротворенно булькали падающие с крыши капли. Люди 
отважились выйти на улицу и шлепали сапогами по воде. Вода со двора сходила: 
струя, бьющая в подвал, становилась все тоньше и тоньше. Токей Ито вдыхал 
посвежевший воздух; живительная прохлада проникала теперь и сюда, лаская его 
измученное оковами тело.
К вечеру открылась крышка люда. Была опущена лестница, и по ней затопали 
тяжелые сапоги. Сапоги не его стража. Дакота не сводил взгляда со спускавшегося,
 пока не появилась белокурая голова. Адамс! Этот человек был ему известен. 
Смутная надежда затеплилась в душе. Вольный всадник принес воду и солонину.
– Ну вот, – сказал он, – Томас и Тэо все подготовили. Они мне просто все уши 
прожужжали, что знают тебя с детства и что нужно тебя освободить. – Он полез к 
себе в карман. – Вот тебе напильник. Надо распилить звено цепи. Она не толстая, 
и к полуночи ты справишься. Томас связался с воинами Бобра. Они предпримут 
ложную атаку и отвлекут охрану. Бобер тем временем проскользнет в западные 
ворота и через окошко к тебе в подвал. Он поможет выбраться. На сторожевой 
вышке буду я, в первом дворе у ворот – Тобиас, вахту у лошадей после полуночи 
несут Томас и Тэо. Я думаю, все будет в порядке. Ты готов?
– Да. А что со старейшинами совета, которые пришли со мной?
– Их убили в тот же день. Они оказались настолько неблагоразумны, что пытались 
сопротивляться.
– Рэд Фокс здесь?
– Да. Он спит наверху в комнате коменданта. Это единственная опасность. Но я 
думаю, нападение отвлечет его. Итак после полуночи. Напильник заберешь с собой.
Токей Ито посмотрел на блондина:
– Ради чего ты взялся мне помогать?
– Ради чего?.. Да тут кругом сплошная подлость…
– Жив еще Смит?
– В параличе и впадает в забытье. Его сразил удар. И он как бы под арестом. 
Дочь с ним. Она тоже теперь бесприютная сирота. Но девочка держится молодцом.
– Ты ищешь золото, Адамс сын Адамса?
– Ты же знаешь, я тебе как-то говорил об этом.
– Да, знаю. Ты думаешь, Токей Ито заплатит тебе за помощь?
Адамс вспыхнул:
– Не вздумай еще раз повторить это, дакота!
– Хорошо. Но знаешь, что ты делаешь? Ты изменяешь белым людям, к которым ты 
принадлежишь.
– Можешь называть это как хочешь.
– Хау. Если мне удастся бежать, я возьму с собой твой напильник, чтобы не 
выдать тебя.
Адамс кивнул и удалился, унося миску и кружку.
Сердце узника забилось сильнее. Он продолжал неподвижно сидеть у бревенчатой 
стены до тех пор, пока совсем не стемнело и снаружи не установилось спокойствие.
 Тогда он достал напильник и принялся за работу. Это было нелегкое дело, но 
времени у него было достаточно. Еще до наступления полуночи звено было 
распилено. Только ручные оковы он одолеть не смог.
Токей Ито ждал. В два часа пополуночи снаружи послышался шум. Раздался ружейный 
выстрел. Это подал сигнал тревоги со сторожевой вышки Адамс. Узник услышал, как 
захлопала дверь казармы и вольные всадники с проклятьями посыпали наружу. Токей 
Ито услышал повелевающий рев Рэда Фокса и картавые выкрики Роуча.
– Хи-юп-юп-хи-яах! – донесся из прерии военный клич дакотов.
Прогремели новые выстрелы. По крикам во дворе Токей Ито понял, что дакоты 
пустили в ход зажигательные стрелы и люди тащат бочки с водой.
Токей Ито подошел к окошку. Он попытался подпрыгнуть и ухватиться за него 
скованными руками, но не удалось. Надо было ждать помощи Чапы. И верный друг 
пришел. Он с трудом втиснулся в узенькое оконце и просунул руки. Токей Ито 
подпрыгнул, чтобы Бобру было легче вытянуть его. Но тут же он почувствовал, что 
обстановка во дворе меняется.
По голосу и очертаниям приближающейся фигуры он узнал Рэда Фокса, спешившего к 
подвалу. Тотчас опустив руки товарища, Токей Ито спрыгнул назад.
– Рэд Фокс! – крикнул он Чапе.
Чапа – Курчавый успел выбраться наверх и встать на ноги, прежде чем тот схватил 
его сзади. Токей Ито видел ноги борющихся. Он еще раз попытался самостоятельно 
выбраться в окошко, но оно было слишком высоко и узко. Со скованными руками 
преодолеть его не было возможности. Рэд Фокс что-то проорал. Токей Ито не 
разобрал слов, но понял только, что это относится к нему. Крышка люка в подвале 
открылась, и два человека спрыгнули вниз. Токей Ито понимал, что противиться им 
он не в силах, и быстро уселся к стене, чтобы скрыть разорванную цепь.
Один из спустившихся размахнулся прикладом и с безумной яростью ударил его. 
Токей Ито потерял сознание.
Борьба наверху продолжалась. Бобру удалось избавиться от Рэда Фокса, но ему не 
оставалось ничего другого, как дать своим сигнал к отступлению. Пятеро воинов 
было убито, у оставшихся не было никаких шансов противостоять превосходившим 
силам поднятого по тревоге гарнизона. Ловкие, как пантеры, дакоты прорвались и 
перемахнули через палисад. Но горько было оставлять вождя в руках врага.
Бобер тяжело ранил Рэда Фокса ударом ножа, и ему было не до преследования 
индейцев. Роуч был слишком труслив, чтобы вывести свой отряд в полуночную 
прерию. Он подозвал нескольких человек, в том числе и тех, что получили от Рэда 
Фокса приказ убить Токей Ито, и стал уточнять обстановку.
– Итак, эта свинья мертва? – хрипло спросил он.
– Если не верите, кэптен, спуститесь поглядите. Он плавает в крови. Что такое 
его череп в сравнении с моим прикладом?
– И еще вот, – сказал второй и протянул напильник. – Кто бы мог это дать 
краснокожему бандиту? Цепь перепилена.
– Черт побери! Кто?..
Адамс потихоньку вышел. В темном дворе он наткнулся на Томаса.
– Адамс! Да убирайся ты наконец поскорей из этой крысоловки! Токей Ито, кажется,
 убит, а твой напильник они…
– Я знаю.
– Действуй же, прежде чем тебя повесят. Тобиас на вышке, а у ворот стоит Тэо.
– Где Кэт? Я хочу с ней проститься.
– Хватит этих глупостей, я передам ей от тебя привет. Иди!
Томас решительно схватил Адамса за руку, но тот вырвался и, несмотря на 
предостережение, поспешил в каморку к майору.
Из домика коменданта выскочило несколько человек.
– Где Адамс?..
Томас вытянул шею, будто бы он удивлен и заинтригован:
– Адамс? Чего это он вам понадобился?
– Брось болтать… по нем плачет виселица… он только что вышел отсюда, ты должен 
был его видеть?!
– Ну, видел, видел. Он вышел глянуть на лошадей, что снаружи, а до ворот не 
так-то близко, так что он махнул через палисад. Неизвестно, что дакоты с нашими 
лошадьми…
– А-а! Через палисад! Проклятье! Ну он нам еще попадется!
Однако мужчины не побежали к воротам, они бросились назад, в дом коменданта, 
чтобы сообщить эту новость. Вылезать за пределы форта в ночной темноте никому 
не хотелось.
Адамс же был в комнатушке больного, где его никто не искал. Войдя, он сразу же 
потушил горевшую там свечу. Майор Смит тяжело дышал, он был в полузабытьи. Кэт 
сидела на краешке кровати. Она поднялась было, но Адамс усадил ее обратно.
– Только не волнуйтесь, – медленно прошептал он. – Мы просчитались. Лучше бы 
ничего и не предпринимать, тогда и узник был бы жив и я бы мог остаться тут. 
Теперь приходится бежать.
– Я слышала, что они кричали. Они грозят виселицей.
– Ну, повесить-то им меня не удастся! Прощайте, мисс Кэт!
– Куда же вы теперь? Где вы укроетесь?
– Америка велика. Нету мне счастья, вот и приходится странствовать.
– Зато у вас отважное сердце, Адамс! Не забывайте меня…
– Я запомню эти слова, мисс Кэт. Вам тоже не повезло, но я желаю вам всяческого 
благополучия. Если бы я мог взять вас с собой…
– Я еще нужна отцу.
– А можно мне подать вам весточку?
– Конечно, Адамс! Я буду очень рада.
– Скажите Томасу и Тэо, пусть уходят как можно скорее. У Роуча им не дождаться 
хорошей жизни…
– Я предупрежу их.
Адамс прислушался:
– Кажется, спокойно. Попытаюсь, пока в воротах еще стоит Тэо, а вахту на вышке 
несет Тобиас… – И он покинул помещение.
Кэт осталась сидеть на постели отца. Сложив руки, она прислушивалась к его 
дыханию. Многое она передумала за эти минуты. Ей стало ясно, что она любит 
Адамса. Многим ей был чужд этот упрямый, выросший в суровой среде сын фермера, 
который ни о чем, казалось, больше и не мог думать, как о крестьянском труде. 
Но чувства и мысли девушки были обращены к нему. Он казался ей 
противоположностью всего, что она научилась ненавидеть. Он не был честолюбив, 
не был лжецом. Временами он казался ей сухим и расчетливым, но вот ведь, рискуя 
жизнью, пытался помочь человеку, индейцу, только во имя торжества 
справедливости. Это был поступок, достойный ее старого отца, которого она очень 
любила. Девушка надеялась, что получит от Адамса обещанную весть.



УИНОНА

Пожар, дым которого донесло до подвала узника, бушевал в иссушенной прерии 
много миль западнее. За последние тринадцать лет поросшая травой равнина не 
знала такого опустошительного бедствия.
У палаток на Лошадином ручье стояла с пустым кожаным мешком для воды в руках 
Грозовая Тучка. Девочка наблюдала за прерией к западу от стойбища. Вся трава, 
насколько достигал глаз, выгорела, Далеко на юго-западе горизонт еще алел от 
пламени и чернел от дыма. Там продолжал бушевать встречный пал, зажженный 
индейцами рода Медведицы. Таким образом они лишили наступавший на них огонь 
пищи, не дали ему перенестись через реку и спалить палатки.
Девочка побежала к излучине Лошадиного ручья. В летние месяцы он сильно 
пересыхал, и Грозовой Тучке пришлось порядочно пройти. Наполнив мешок водой, 
она понесла его к палаткам. На опаленном лугу повсюду валялись еще дымящиеся, 
наполовину обуглившиеся звери: антилопы, бизоны, мустанги, которые в отчаянном 
бегстве были застигнуты огнем или попали во встречный. Женщины уже отправились 
за обгоревшими животными. Грозовая Тучка увидела среди них и свою старшую 
сестру Медовый Цветок.
– Молодец, Грозовая Тучка! – крикнула та. – Ты хорошо наполнила мешок, как надо.

– Это вода для Уиноны и Унчиды, – ответила она и была немного огорчена 
недоумением, отразившимся на лице сестры.
В палатке вождя было пусто. В очаге остыла зола. Грозовая Тучка оставила 
наполненный водой мешок, вышла наружу и отправилась вон из стойбища.
В утренней тишине до нее донеслось пение, и она увидела на высотке женщин, 
которых искала. Сердце ее заколотилось. Медленно, словно бы ступая по ступеням 
святилища, поднялась она по луговому склону к Уиноне и Унчиде. Вместе с ними 
устремила взор на восток. Темные полосы ливня протянулись от неба к земле, и 
лучи утреннего солнца не могли пробиться сквозь них. Далеко-далеко, позади 
дождя и туч, находился форт, где томился Токей Ито. Тихо лилась печальная песня 
Уиноны и Унчиды, но это не было плачем. Гнев и возмущение слышались в их пении. 
Женщины тревожились за судьбу вождя и вместе с тем надеялись, что скоро он 
будет на свободе. Грозовая Тучка присоединила свой чистый голосок к их пению.
Наступил день, и женщины пошли назад к осиротевшей палатке вождя. Грозовая 
Тучка медленно приближалась с ними к входу, но не решилась сама войти. Уинона 
обняла маленькую девочку за плечи и ввела внутрь. Унчида обнаружила наполненный 
водой мешок и с благодарностью посмотрела на Грозовую Тучку, а девочка нашла 
себе в палатке вождя какую-то работу.
День за днем ходила Грозовая Тучка по утрам в прерию, на холм, где Уинона и 
Унчида пели, обратив свои взоры к востоку: не возвращается ли Чапа – Курчавый и 
его воины с освобожденным вождем. И вот спустя пять дней после пожара, рано 
утром на востоке показались всадники. Числом около пятнадцати, они скакали 
галопом друг за другом. Вскоре Грозовая Тучка даже узнала мужчин рода Медведицы 
во главе с Чапой – Курчавым.
Унчида и Уинона прекратили пение. Унчида повернулась, подав этим знак идти 
назад, в стойбище, Грозовая Тучка поняла: значит Бобер, как только сообщит обо 
всем жрецу и Старому Ворону, наверное, придет в палатку вождя и все расскажет.
Унчида и Уинона не проявляли нетерпения. Так требовали обычаи. Каково бы ни 
было известие Бобра о Токей Ито, женщины хотели в спокойствии дождаться его. 
Чапа – Курчавый приходился Грозовой Тучке дядей, и девочка могла бы встретиться 
с ним в своей собственной палатке, могла бы попробовать и что-нибудь разузнать 
при этом. Но ей казалось невозможным выслушать известие о Токей Ито без Уиноны.
Женщины сели. Уинона принялась раздувать огонь. Не прошло и получаса, как в 
типи проскользнул Чапа – Курчавый. Он опустился на землю около огня. Унчида и 
Уинона придвинулись поближе к нему. Грозовая Тучка оставалась в глубине палатки.

– Он мертв, – не увиливая от прямого ответа, сказал Чапа.
Женщины не проронили ни слова.
– Мы хотели его освободить, – продолжал воин, и девочке казалось, будто бы эти 
какие-то незнакомые слова откуда-то издали долетают до ее ушей… – Рэд Фокс 
помешал нам… Он велел убить Токей Ито… И они убили нашего вождя. Так сказал мне 
Томас, который вместе со своим братом Тэо и белокурым Адамсом той же ночью 
бежал из форта… – Чапа – Курчавый помолчал и тихо добавил: – Мы потеряли 
пятерых воинов…
– Где же тело сына моего сына? – спросила Унчида; голос ее звучал ровно, но 
Грозовая Тучка видела, как дрогнули у нее веки и губы.
– Томас объяснил мне, что Длинные Ножи хотят зарыть его тело. – Произнося эти 
слова, он развернул платок: на свет появился головной убор Токей Ито из перьев.
 – Тобиас, делавар, обнаружил его среди добра Рэда Фокса и забрал. Он дал его 
Томасу, а тот – мне.
Уинона взяла нарядный убор и бережно провела рукой по красивым орлиным перьям.
– Этот убор он надел в день, когда был избран нашим вождем, – сказала она и 
поднялась, чтобы спрятать наряд.
Но спокойствие ее вдруг сломилось, как дерево, не выдержавшее напора 
разрушительной бури. Головной убор из орлиных перьев выпал из ее рук. С громким 
криком, она упала на землю.
– Это неправда!.. Неправда!.. – закричала она.
Унчида подошла к девушке. Уинона села, оперлась на руки. Ее неподвижные глаза 
сверкали огнем. Возможно, это был блеск подступающего безумия. Унчида молча 
стояла радом с девушкой, не отваживаясь дотронуться до нее.
Уинона поднялась на ноги. Она снова схватила головной убор и спрятала его, без 
торопливости, но с удивительной после происшедшего быстротой и ловкостью. Затем 
она подошла к очагу. Чапа встал. Девушка остановилась перед ним. Она посмотрела 
на него, и он вздрогнул, но не уклонился от взгляда. Сестра вождя заговорила 
спокойно, словно бы не своим голосом.
– Так вот как вы поступаете… воины племени дакота-оглалла! – сказала она. – Вы 
избрали моего брата Токей Ито военным вождем и вы доверили ему бороться и 
руководить вашей борьбой! Потом вы заставили его отправиться в ловушку. Вы 
отдали брата в руки убийцы моего отца. Вы принесли в жертву моего брата, потому 
что слова «сын предателя» все еще не были забыты. Теперь вы говорите, Токей Ито 
убит, и опускаете руки, вместо того, чтобы взяться за оружие. Но я вам не верю, 
и я говорю вам, что Токей Ито вернется. Я буду ждать, пока мой брат сам не 
скажет мне, жив он или мертв.
Чапа молча выслушал все эти слова.
– Уинона… – пробормотал он.
Грозовая Тучка начала опасаться, что Уиноной овладел дух. И кто знает, добрый 
он или злой?
Унчида слегка тронула Чапу за плечо. Воин обернулся к ней.
– Чапа, этот Томас видел сына моего сына убитым?
– Томас был после схватки в подвале и видел вождя в луже крови, – тихо ответил 
Чапа.
Унчида опустила руку и прикрыла веки.
– Это не твоя вина, Чапа.
Снаружи послышался плач по воинам, которые ушли вместе с Чапой и не 
возвратились.
Опаленная земля, плач людей – вот как запомнились Грозовой Тучке этот день и 
эта ночь, когда девочка окончательно простилась со своим детством.
Шли дни, и очень скоро Грозовой Тучке из разговоров в палатках стало известно, 
что в прериях дакотов появляются новые отрады Длинных Ножей. Она встретила 
Часке Широконогого, друга Хапеды. С раннего детства он дружил с Грозовой Тучкой,
 вместе с ней, с ее подружкой Ящеркой и с Хапедой они лепили раньше из глины 
бизонов. Грозовая Тучка была из «палатки предательниц», как сказал однажды 
Хапеда. А Часке был сиротой, и ему приходилось жить в палатке своего, всеми 
ненавидимого дядюшки Шонки. Горечь переживаний сближала их.
– Что же происходит вокруг? – спросила его девочка.
– Ничего, – ответил Часке и посмотрел в серую даль, чтобы не выдать своего 
волнения. – Ничего. На севере у Черных Гор произошла большая битва. Там дакоты 
победили генерала Кастера. Четанзапа был там. Надо ждать его возвращения с 
воинами союза Красного Оленя.
День за днем ждали мальчики и девочки, женщины и старики и немногие способные 
носить оружие мужчины возвращения Четанзапы. Наконец он вернулся. Через 
почерневшую от огня степь прискакал он с десятью воинами к родному стойбищу. И 
Грозовая Тучка с радостью смотрела на военные трофеи, которые Четанзапа и его 
воины везли с собой. Но она видела также и мрачное выражение лица вождя, и ее 
радость опять была подавлена новым страхом и неизвестностью.
Четанзапа соскочил с коня и передал своего мустанга Хапеде, чтобы тот отвел его 
в табун. Прежде чем зайти в свою палатку, даже прежде чем навестить жреца 
Хавандшиту, он подозвал в сторону Чапу – Курчавого.
– Где Токей Ито? – был первый вопрос Четанзапы.
– Убит на форту.
Рука Четанзапы невольно сжалась в кулак:
– А вы? Почему вы не захватили форт?
– Он слишком сильно укреплен. А что произошло у вас? – спросил Бобер.
– Мы убили много Длинных Ножей. Потом мы расстреляли все свои пули. Пришли 
новые больше отряды Длинных Ножей с новым генералом. Они скачут по нашим 
прериям. Татанка Йотанка и Тачунка Витко отступают с нашими отважными воинами к 
северу, к реке Желтых Камней. Но много наших палаток уже сдались и отправляются 
в резервации.
– Я знал, что так и получится, – внятно произнес Чапа, обращаясь больше к 
самому себе, чем к собеседнику.
– Длинные Ножи еще не были у наших палаток?
– Нет.
– Значит, скоро придут. Они погонят нас в резервацию… Но разве для этого мы 
убивали Длинных Ножей, разве ради этого гибли наши воины? Нет! – воскликнул 
Четанзапа. – Мы двинемся с нашими палатками в северные прерии, которые еще 
свободны, к Татанке Йотанке и Тачунке Витко. Я вернулся только для того, чтобы 
привести вас.
На следующий день Старый Ворон и Четанзапа созвали совет воинов. Чапа – 
Курчавый к нему до сих пор не принадлежал, но речь шла о том, быть или не быть 
племени, и мужчины позвали его, чтобы с ним посоветоваться. Совет продолжался 
долго. На следующий после совета день с восходом солнца Старый Ворон и 
Четанзапа отдали приказ к выступлению.
Перед палаткой вождя, на кожаном полотнище которой был начертан четырехугольник,
 означавший четыре стороны света, стояли Унчида и Уинона. Они слышали приказ. 
Уинона первая принялась свертывать полотнища. Грозовая Тучка стала ей помогать.
Очень скоро все палатки были разобраны. Шесты палаток концами связали на спинах 
лошадей; другие концы их волочились по земле справа и слева. Между шестами 
натянули полотнища палаток, на них женщины нагрузили имущество и посадили детей,
 которых матери уже не носили у себя за спиной, но которые еще не доросли до 
того, чтобы ехать верхом.
Грозовая Тучка и ее подружка Ящерка, внучка Старого Ворона, ехали на груженных 
имуществом лошадях. Колонна двинулась на север тем самым путем, которым 
тринадцать зим назад с Матотаупой, отцом Токей Ито, во главе двигалась на юг, 
на Лошадиный ручей. Грозовая Тучка слышала об этом от взрослых. Старшие помнили 
ту весну. Тогда Токей Ито был еще мальчиком по имени Харка и ему было столько 
же лет, сколько сейчас было Хапеде или Часке, которые верховодили Молодыми 
Собаками.
Было холодно. Дул резкий ветер. Воины распределились справа и слева от колонны. 
Старый жрец Хавандшита выступал во главе колонны с копьем в руках. Хапеда и 
Часке ехали рядом с колонной как воины.
На второй день вечером, когда дакоты только расположились на отдых, поставили 
палатки, прискакал на разгоряченном коне разведчик и сообщил, что приближается 
большой отряд драгун и вольных всадников. Послышался резкий звук военного 
свистка, Четанзапа созывал воинов. Воины собрались вокруг своего вожака, потом 
вытянулись в линию восточнее лагеря. Они выглядели хорошо вооруженными: у 
каждого было армейское ружье. Но и женщины и дети знали, что боеприпасов у них 
не было и они могли рассчитывать только на луки со стрелами.
Внезапно появился вражеский отряд – полторы сотни всадников. У них были ружья и 
наверняка достаточно боеприпасов.
Даже Грозовой Тучке было ясно, что борьба может окончиться только их гибелью. 
Были бы мужчины одни, они бы могли рассеяться, из укрытий нападать на отряд, 
возможно, посеять панику и, быть может, даже принудить его к отступлению. Но 
при такой тактике они не в состоянии были бы защитить лагерь. Вражеский отряд 
приблизился и остановился. Один из всадников на рыжей кобыле хороших кровей под 
защитой белого флага парламентера выехал вперед. Он был в большой шляпе с 
загнутыми полями. Грозовая Тучка обратила внимание на приросшие мочки ушей. Она 
уже видела однажды этого человека и тотчас же узнала его. Это был Рэд Фокс, 
убийца.
– Приветствую вас, господа! Эко далеко вы забрались! – начал всадник на языке 
дакотов, добавляя и английские слова. – Ваши верховные вожди удрали. Все 
стойбища дакотов в пути. Так что свертывайте палатки – ив резервацию! Даем вам 
двадцать минут. Не будете за это время готовы – откроем огонь!
Старейший воин рода Медведицы с орлиными перьями в волосах выехал вперед и 
сказал.
– Красный Лис! Мое имя Старый Ворон! Я видел много лет и зим, много краснокожих 
и много белых людей. Ваши требования несправедливы. Приходи к нам в палатку 
совета! Мы поговорим тогда о том, когда и куда нужно вести наше племя.
– Можете говорить где угодно и сколько угодно! – закричал Рэд Фокс. – Но две 
минуты уже истекли! Если через восемнадцать минут ваши палатки не будут 
свернуты, мы стреляем!
Старый Ворон понял: перед ним беспощадный враг.
– Восемнадцать минут! – проревел Рэд Фокс. – Вы можете оставить себе оружие, вы 
можете оставить при себе детей! Мы ничего не отберем у вас! Но вперед! Со всем 
вашим добром в резервацию! Еще семнадцать минут – и от вас останется куча 
трупов.
Старый Ворон, Четанзапа и Чапа – Курчавый повернулись друг к другу и только 
обменялись взглядами.
– Мы пойдем в резервацию, – сказал Чапа – Курчавый командующему отрядом. – Но 
наши женщины и дети уже целый день в пути. Мы отправимся завтра с восходом 
солнца.
– Вы выступите через шестнадцать минут или смерть! – крикнул Рэд Фокс.
Четанзапа тоже больше не раздумывал. Он подал знак свертывать палатки и 
складывать имущество. Усталые, голодные женщины повиновались, и снова 
потянулась колонна.
Грузовая Тучка на своей вьючной лошади была в общем раду. Она смотрела прямо 
вперед. Справа и слева ехали вражеские всадники, сопровождавшие колонну. Она не 
хотела видеть врагов, которым вынуждена была покориться. Поэтому-то она и не 
смотрела по сторонам. Перед ней ехала Уинона. Ни женщины, ни мужчины, ни дети 
рода Медведицы за все время ночного марша не издали ни звука, но из рядов 
драгун и вольных всадников то и дело слышались крики и брань. Никто, кроме Чапы,
 не понимал, что говорят эти люди, а Курчавый не переводил бранных слов.
Когда стало светать, дакоты под вражеским конвоем достигли нижнего течения 
Лошадиного ручья, который впадал в Северный Платт. Все утро и весь день их 
гнали дальше и дальше. Только вечером, окончательно измученные, они смогли 
остановиться отдохнуть. Женщины и дети по приказу Четанзапы собрались в тесный 
круг и, по четверо, по пятеро завернувшись в одно палаточное полотнище из 
бизонье шкуры, улеглись спать. Воины уселись вокруг них на корточках.
Едва забрезжило утро, тронулись в путь.
Двигались до полудня, двигались после. Мустанги хотели есть, принюхивались к 
траве, но конвоиры не давали остановиться. Грозовая Тучка не понимала слов, 
которыми давали распоряжения Длинные Ножи, но ей было неприятно само звучание 
их. Рэд Фокс единственный из них мог говорить на языке дакотов. Когда зашло 
солнце, он заставил своего коня ехать рядом с белой кобылой Уиноны.
– Прекрасная сестра моего большого врага Токей Ито, – произнес он елейным 
голоском. – Я снова вижу тебя! Мы встречались еще в вашей палатке. Ты очень 
красивая девушка. Тебе надо носить другую одежду, тогда ты сможешь увидеть 
города белых людей. Ты нравишься кэптену Роучу. Что скажешь, а? Нет ли у тебя 
желания распроститься с этой собачьей жизнью в прерии?
Уинона молчала.
– Вся в брата! – ухмыльнулся Рэд Фокс. – Что-то я проникся симпатией к тебе и 
хочу, чтобы ты все точно знала. Вы направляетесь со своими палатками в Бэд Ленд,
 это пустыня, северо-западнее Уайт Ривер. Отвратительная местность! Агент вашей 
резервации – экс-майор Джонс, а я его правая рука. Мы подыскали для вас, 
индсменов, великолепный скалисто-песчаный уголок! У вас там будет достаточно 
времени поразмыслить обо всем. Кое-что из скота и немного консервов вам будет 
выдано. А там – плетите всякую ерунду о старых временах и о ваших великих 
подвигах. Смотри же, вспомнишь меня! Слишком много вас там будет, с 
продовольствием станет туговато. Детей сразу отправят в школу-интернат. Их 
будут воспитывать, чему-нибудь научат, и они не будут страдать от голода. Ну, 
пока!
– Уинона, должно быть, наши воины не знают, что уайтчичуны хотят завладеть нами,
 детьми? Я не пойду к этим грабителям! – сказала Грозовая Тучка, слышавшая этот 
разговор.
– Красный Лис говорил громко. Наши воины знают все, – ответила Уинона, и 
девочке послышалась в ее голосе готовность бороться за детей.
С этой ночи Грозовая Тучка стала наблюдать за воинами. Четанзапа, Чапа, Чотанка 
и Острие Копья, оба сына Старого Ворона – братья Вороны, Ихазапа, сын Антилопы, 
старший брат Татокано несомненно стали настороженнее. А Шонка, Красное Крыло и 
сам Татокано начали заговаривать с Рэдом Фоксом. На одной из остановок эти трое 
не постыдились подойти к драгунам и вольным всадникам, усесться с ними у костра 
и вместе с ними есть их пищу, в то время как женщины и дети голодали. Два дня 
спустя девочка заметила, что эти трое молодых мужчины получили патроны для 
ружей и ехали дальше уже не как воины рода Медведицы, а как скауты вражеского 
отряда. «Какой позор, какой позор!»– Грозовая Тучка побледнела от гнева.
Кэптен Роуч отделился от колонны и исчез с частью отрада в восточном 
направлении. Прерия, несмотря на осенние холода, в эти дни становилась все 
оживленнее. Появлялись и исчезли конные патрули, подразделения драгун, 
разведчиков. Роду Медведицы встретились следы другой группы дакотов. Потом 
показалась и сама колонна, тоже следующая в резервацию. Однако конвой 
предотвратил соприкосновение этих групп.
Колонна рода Медведицы достигла маленького ручья. Он пересох и был занесен 
песком. Мужчины, женщины и дети не смогли и тут утолить свою жажду. Мустанги 
спотыкались. Хавандшита настолько обессилел, что вынужден был ехать верхом. Со 
слезами на глазах смотрела Монгшонша на своего грудного ребенка. У нее почти не 
было молока. Грозовая Тучка сжимала зубы, чтобы только не показать врагам и 
изменникам, какое у нее настроение.
В эти дни Рэд Фокс покинул колонну. Шонка, Татокано и Красное Крыло уехали с 
ним. Чапа объяснил, что они уже достигли территории резервации. Грозовая Тучка 
увидела вдали деревянный домик. Там, должно быть, «агентура». Грозовая Тучка 
узнала это новое слово от Чапы. Там, наверное, будет жить Рэд Фокс и как правая 
рука Джонса повелевать воинами-дакотами.
В этой засушливой песчаной местности, где предстояло поселиться дакотам, 
драгуны и вольные всадники больше не торопили индейцев. Дакоты отдыхали чаще. 
Лошади щипали жесткую траву.
Однажды около полудня, когда колонна остановилась, с юга прискакал отряд драгун.
 С ним был и один штатский. Грозовая Тучка недоверчиво смотрела навстречу им.
Конные остановились. Громко прозвучал приказ. Бобер понял английскую речь и 
закричал:
– Наши дети! Берегите детей!
Моментально женщины сомкнулись вокруг детей, как бизоны или мустанги, которые 
защищают молодняк. Мужчины схватились за ружья. Ножи, боевые топоры, палицы 
были наготове. Четанзапа и Чапа оказались во главе воинов. Грозовая Тучка и 
Ящерка стояли внутри круга вместе с Хапедой и Часке. У мальчиков в руках были 
камни.
Драгуны подъехали.
Предводитель приказал выдать детей. Штатский объяснил, что их будут учить 
читать, писать, обрабатывать землю и молиться. Он доказывал преимущества 
школы-интерната, а когда закончил, лейтенант снова повелевающе кивнул.
– Пока мы живы, вы не завладеете нашими детьми! – вне себя выкрикнул Чапа.
– Проклятый ниггер!
Один из драгун вытащил револьвер и хотел выстрелить в воина, но Четанзапа 
прыгнул и вырвал у него револьвер. Стоящий рядом драгун ткнул Четанзапу клинком 
в голову. Брызнула кровь. Но в тот же миг и драгун, поднявший саблю, зашатался 
в седле. Ему в висок попал камень. Хапеда держал наготове второй. Командир 
драгун не ожидал встретить сопротивления, но он не был болезненно честолюбив и 
отметил свой приказ.
Из раны Четанзапы текла кровь. Чапа и Чотанка поддерживали его. Унчида подошла 
сделать перевязку. Лыковая повязка потемнела, но постепенно кровотечение 
остановилось.
Наступил вечер. Род Медведицы остался на месте. Лицо Четанзапы стало серым, 
только невероятным усилием воли держался он на ногах. На следующее утро 
появились вольные всадники. Род Медведицы погнали дальше, и они скоро достигли 
сборного пункта.
Здесь им был зачитан и переведен приказ о сдаче оружия. Им разрешили оставить 
только ножи, ведь это было для них не только оружие, но и орудия труда.
Драгуны со всех сторон окружили индейцев. Они взяли карабины наизготовку. 
Начался сбор оружия.
– Мы все станем теперь, как женщины, – сказал Четанзапа.
Он первым положил свое оружие: ружье без боеприпасов, лук, боевой топор. Чапа 
последовал его примеру. В лагере стояла мертвая тишина, только солдаты 
бранились, если дело где-нибудь шло недостаточно быстро.
Мужчины рода Медведицы сдали оружие и, опустив руки, стояли рядом с женщинами и 
детьми. Эти мужчины с четырехлетнего возраста приучались к охоте и сражениям и 
вдруг лишились сразу и занятий своих, и свободы. Они не смели взглянуть друг на 
друга. Так и стояли они, обезоруженные, пленные.
Раздались три выстрела. Индейцы рода Медведицы не видели, кто стрелял. Но 
опытные воины в долю секунды поняли, чем ответят драгуны. Четанзапа крикнул: 
«Ложитесь!»– и сам бросился наземь.
Прогремел залп.
Закричали дети, раненые, потекла кровь.
И все это произошло за несколько секунд.
Медленно поднялся Четанзапа. Он бросил взгляд в сторону стрелков, которые снова 
зарядили ружья. Грозовая Тучка поняла, что подумал Четанзапа. Но он был 
мужчиной без оружия.
На руках Монгшонши лежал исхудалый маленький ребенок, он был мертв. У Чапы 
текла кровь из бедра. Жена старого Ворона лежала в луже крови. Ее племянница 
Ящерка беспомощно стояла рядом. Маленькому брату Ихазапы пуля попала в живот.
Унчида и Уинона вместе с другими женщинами оказывали помощь, где еще можно было 
помочь. Грозовая Тучка старалась быть им полезной. Пуля в бедре Бобра засела 
довольно глубоко, – ее пришлось вырезать, и кровь била струей до тех пор, пока 
Хавандшите и Унчиде не удалось перевязать рану. Жена Старого Ворона была ранена 
в грудь. Взгляд ее угасал. Брат Ихазапы, мальчик лет десяти, погибал в страшных 
муках.
К полудню поиски оружия в лагере были закончены. Снова были сформированы 
походные колонны, и безоружные мужчины вместе со своими женщинами и детьми были 
разогнаны в различных направлениях к определенным для них местам в резервации.
Ихазапа взял к себе на лошадь раненого Бобра, который не мог ехать верхом. 
Убитых, завернутых в кожаные полотнища, положили на волокуши. Монгшонша несла 
на спине люльку-носилки с убитым младенцем. Невидящим взглядом смотрела она 
перед собой и, кажется, не замечала даже собственного сына Хапеду.
На второй день после бойни род Медведицы достиг места своего поселения. 
Грозовая Тучка осмотрелась. Со всех сторон ее окружала пустыня: песок и 
выветренные скалы, жалкая трава. И нигде не видно воды. Четанзапа и Хавандшита 
распорядились разбить палатки. Женщины и мужчины сошли с мустангов. Мальчики 
собрали лошадей. Грозовая Тучка вместе с Медовым Цветком поставили типи Бобра и 
внесли с сестрой внутрь имущество. Затем они вышли из лагеря, чтобы 
присутствовать на похоронах. Трое убитых были запеленуты в шкуры, подвешены на 
суках засохшего дерева и таким образом защищены от волков. Происходило все это 
в полной тишине. Скорбное молчание было единственной формой протеста, которая 
еще оставалась у покоренного народа.
Теперь Грозовая Тучка пошла к Уиноне и Унчиде. Из полувысохшей лужи она 
принесла немного воды и пошла с Унчидой собирать топливо. Уинона тем временем 
сделала углубление для очага.
– Вы можете принести еду, – сказала она глухо. – Четанзапа выдает из запасов.
Грозовая Тучка побежала за скудным пайком. Уинона села у очага, и Унчида 
подошла к ней. Но женщины ничего не сказали друг другу. Уинона взяла нож и 
отрезала в знак скорби свои длинные черные глянцевитые косы. Вернулась Грозовая 
Тучка. Уинона отдала ей свою долю пайка. Девочка отказывалась принимать такой 
подарок, но Уинона была погружена в свои мысли и не слышала, что говорит 
Грозовая Тучка.
Девочка поела и осмотрела как следует палатку, ведь это была палатка Матотаупы, 
палатка Токей Ито. Кое-что изменилось тут, и Грозовая Тучка заметила, в чем эти 
изменения. Шкура большого серого медведя, которого Матотаупа когда-то уложил с 
помощью своего одиннадцатилетнего сына Харки, не висела больше на шесте палатки.
 Она лежала на земле. Грозовая Тучка недосчиталась еще белого лука, костяного 
лука Токей Ито. Где же он? Девочка не заметила, чтобы Уинона отдавала его, но 
на шесте палатки он тоже не висел.
Пока женщины тихо сидели в палатке, мужчины, юноши и мальчики стояли и смотрели,
 как драгуны едят консервы и подготавливают ночной лагерь. Чапа – Курчавый 
заключил, что они завтра поедут в агентуру. Часке слушал разговоры мужчин.
– Они хотят оставить нас здесь голодать? – услышал он вопрос Четанзапы.
– Надо к ним подойти и поговорить об этом.
– Это должен сделать ты.
Чапа скривил губы и обратился к Старому Ворону и воину по имени Чотанка, чтобы 
они пошли с ним к командиру драгун. Пришлось долго ждать и выслушать много 
насмешек, прежде чем им дали возможность говорить.
– Скажи нам, – начал Чапа – Курчавый. – Скажи, чем мы здесь будем жить? Наши 
запасы подходят к концу.
– Хо-хо! Дакота-ниггер! Вы лучше станете здесь жить! Вы станете рантье! Мы бы 
тоже не прочь так устроиться! Мы поедем завтра в агентуру, и послезавтра вам 
будут доставлены продукты!
Чапе в голову не пришло сомневаться в этих уверениях; не было ведь никакого 
смысла врать, и он перевел разговор своим товарищам.
Наступила ночь. Хапеда сидел на корточках в палатке родителей. Он молча смотрел 
на своего отца Четанзапу, который опустился у вновь устроенного очага. Язычки 
пламени лизали сучки, они освещали костлявые плечи и лыковую повязку на голове. 
Рана у Четанзапы, должно быть, сильно болела, но в глазах его сквозила другая, 
еще большая боль. И Хапеда хорошо понимал отца. Четанзапа собирался вести 
воинов дакота туда, где были со своими отрядами Татанка Йотанка и Тачунка Витко.
 И это ему не удалось.
В глубине палатки сидела Монгшонша; руки ее беспрестанно скользили по 
опустевшей люльке. Она наполнила ее в знак скорби черными перьями. Словно 
летучие мыши, налетали на юношу мрачные мысли. Детство для него кончилось.
Еще до рассвета он выбрался из палатки, выбежал вон из стойбища и в одиночестве 
молча смотрел вдаль на уже покрытые снегом вершины Блэк Хилса. За этими горами 
лежали прерии, где еще были дакоты, воины, победившие Длинных Ножей, воины, не 
сложившие оружия. Не придут ли они освободить своих забранных в плен братьев и 
сестер?
Чапа – Курчавый тоже, как и Хапеда, выскользнул из типи, а Грозовая Тучка, 
увидев своего дядю в одиночестве, подошла к нему. Они стояли на краю лагеря под 
бледнеющим звездным небом среди песка и скал. И Чапа должен был признаться ей, 
что мечты, которые он лелеял, рухнули. На этой земле род Медведицы никогда не 
сможет разводить скот и собирать такой урожай, чтобы обеспечить свое 
существование. Свободные люди превратятся здесь в узников и нищих. И не мог он 
сказать ни одного ободряющего слова девочке, что стояла рядом с ним.
Прошел день, миновала ночь. Солнце снова поднялось над горизонтом, его лучи 
озарили и эту убогую землю. Многие воины вышли из своих палаток и смотрели, не 
уедут ли наконец уайтчичуны, как обещали два дня назад. Но драгуны и не думали 
собираться. Более того, дакоты своими зоркими глазами разглядели, что 
приближается еще группа всадников. Всадники скакали по индейскому обычаю один 
за другим. Они были вооружены винтовками.
Всадники приблизились, и все узнали Шонку, Красное Крыло, Татокано и старого 
воина по имени Кровавый Томагавк, который не принадлежал к роду Медведицы. С 
ними – десять вооруженных белых. У лагеря драгун они спешились, быстро 
переговорили, и командир, видимо, дал какое-то разрешение.
Хапеда и Часке увидели, как Шонка, Красное Крыло и Татокано направились к 
палатке вождя. Они вошли в типи и вывели Уинону и Унчиду наружу. Потом, на 
глазах у всех, принялись разрушать палатку. Поломали шесты. Хапеда и Часке с 
отчаянием смотрели на Четанзапу. Но безоружные мужчины на площадке стойбища не 
могли этому помешать. Уинона и Унчида не шевелились. Старый Хавандшита тоже 
вылез из типи.
Когда палатка Токей Ито была разрушена, Шонка подошел к Чентанзапе.
– Созовите собрание совета! – приказал он громким голосом. – Отец резервации 
так желает. Когда соберется совет, вы узнаете, что произошло, почему это 
произошло и что еще должно произойти! У дакотов теперь новый вождь. Ваш старый 
недостойный предводитель не будет больше вами распоряжаться, и палатка Токей 
Ито – сына предателя – уничтожена навсегда! Хау!
Четанзапа подскочил к нему.
– Грязный койот! Изменник! Трус! – крикнул он Шонке, и вся накопившаяся в нем 
злоба вырвалась в этом крике наружу. – С оружием, которое тебе дал этот убийца 
Рэд Фокс, ты хочешь давить на нас! Не думай, что мужчины тебе покорятся! Оставь 
нас! Надо бы разрушить твою палатку и прогнать тебя, чтобы ты не поносил Токей 
Ито! Я сказал, хау!
Шонка, Красное Крыло и Татокано подняли револьверы:
– Молчать!
– Я не замолчу…
Все трое спустили курки, но Четанзапа уже отскочил в сторону, пули только 
задели его. Он швырнул Шонку наземь, ткнул Красное Крыло ножом в плечо и исчез 
между палатками и скалами. Взвыв, все трое понеслись за ним. Собравшиеся на 
площадке стойбища услышали беспорядочные выстрелы. Грозовая Тучка и Ящерка 
стояли рядом с Хапедой и Часке. Они дрожали от гнева и страха.
Наконец стрельба затихла. Красное Крыло появился у драгун и стал перевязывать 
рану. Шонка и Татокано, тяжело дыша, вышли из-за скал, размахивая револьверами.
– Вшивый койот убежал, – крикнул Шонка. – Это – смутьян и заводила, это – друг 
предателя. Он получит нашу пулю. А кто попытается помочь ему, спрятать его, 
того тоже ждет смерть! И я требую от членов совета, чтобы они содействовали нам.
 А не то я скажу Длинным Ножам, и они разрушат ваши палатки, а вас, ваших жен и 
ваших детей расстреляют! Я сказал, хау!
Воины, которые считались членами совета, смотрели в землю. Наконец вперед 
тяжело выступил Старый Ворон:
– Пусть между дакотами и Длинными Ножами будет мир! То, что вы сделали, было 
необходимо. Мы пустим по кругу в палатке совета трубку и закрепим наше 
согласие! Я сказал, хау!
В палатке ждали, прислушивались. Надеялись, что Четанзапа все-таки сумеет 
убежать. Медленно текли часы ожидания.
На следующее утро уехали драгуны. Днем позже ушли и индейцы-разведчики, 
исполняющие одновременно и обязанности полицейских. И тут же через день 
появился другой отряд. Обещанного продовольствия, однако, не доставляли. Хапеда,
 Часке, Грозовая Тучка, Ящерка, как и все, голодали. Щеки у них ввалились, руки 
стали худые. Один из драгун подошел и хотел дать девочке открытую банку 
консервов. Запах их вызывал у девочки отвращение, мужчина – ненависть, потому 
что это был враг. «Потом еще станет рассказывать, что накормил дакотскую 
девочку, словно голодную собачонку». Горе и отчаяние владели чувствами девочки, 
она молчала отвернулась. Драгун с консервами в руках отправился назад к своим и 
был осмеян товарищами.
Этот отряд тоже скоро убрался, а продовольствия все не было.
На четвертую ночь, когда все вокруг было тихо и спокойно, Хапеда испуганно 
вскочил со своего ложа. Он услышал, что у входа в палатку кто-то шевелится. Это 
был его отец, Четанзапа. Измученная мать спала так крепко, что ничего не 
слышала, а отец приложил палец к губам и дал понять, что будить ее не надо. 
Четанзапе нужно было перевязать раны. Мальчик знал, где у матери хранятся 
лыковые повязки, и помог отцу найти их. В две раны, видно, попала грязь, и они 
уже стали гноиться. Хапеда сунул отцу трех пойманных им ящериц, и Четанзапа 
проглотил их. Юноша позаботился и о зимней меховой куртке для отца, достал ему 
одеяло из шкуры бизона. Четанзапа взял вещи и дал мальчику поручение: Чапе – 
Курчавому и Чотанке нужно было поехать в агентуру и потребовать продовольствия, 
а Ихазапе и Острию Копья – разузнать что-нибудь о верховных вождях.
– Ты еще придешь, отец? – прошептал юноша. – Или мне с тобой где-то 
встретиться?
– Я прячусь в скалах. Если этих изменников и койотов не будет, каждую третью 
или четвертую ночь я буду приходить в палатку. Если случится что-то важное, 
найдешь меня у скалы, похожей на голову коршуна.
Четанзапа исчез так же тихо, как и появился.
Когда ночь была на исходе, Хапеда поднялся. До восхода солнца оставалось около 
часу. Воды было мало, и юноша обтерся снегом. Едва забрезжило утро, он вызвал 
из палатки восьми женщин Чапу – Курчавого и сообщил ему о тайном поручении 
Четанзапы.
– Хорошо… очень хорошо… – Казалось, это поручение и в Чапу вдохнуло новую жизнь.
 – Хорошо. Твой отец выбрал настоящих мужчин. Ты можешь идти, Хапеда, Остальным 
займусь я.
Когда солнечные лучи засияли над пустынной землей, над палатками, четыре воина 
тронулись в путь. Чапа – Курчавый и Чотанка поскакали на юг, к агентуре. Там 
сидели белые люди, которым было предоставлено право распоряжаться на землях 
дакотов, как в большом лагере для заключенных. Ихазапа и Острие Копья ушли 
пешком. И никто не помешал им.
Хапеда встретился с Часке, своим другом и вторым руководителем Молодых Собак. 
Они решили, что надо начать охоту на птиц. Можно было ставить петли, можно было 
пустить в ход камни. Оба вожака так были уверены в успехе, что дети повеселели, 
и приподнятое настроение проникло во все палатки.
Прошел день, другой, третий. Юноши все чаще и чаще посматривали, не покажется 
ли кто-нибудь из мужчин, покинувших стойбище. Утром пятого дня что-то появилось 
на юге. Хапеда и Часке выехали навстречу. То, что они увидели, очень удивило их.

Большой фургон тащили два рогатых, худых, как щепки, отвратительных пятнистых 
животных. Позади были привязаны еще четыре таких же твари; шли они неохотно, 
спотыкались, далеко вытягивали шеи. На повозке сидел Чапа – Курчавый и погонял 
упряжку. Его мустанга вел в поводу Чотанка, который шагом следовал за ними. У 
палаток повозка остановилась. Одно из животных в упряжке от усталости свалилось.
 Мужчины, женщины и дети молча смотрели, что же предпримут Чапа – Курчавый и 
Чотанка.
Чапа спрыгнул с телеги и выпряг обеих коров. Хапеда и Часке помогли ему. Эти 
животные, думали они, пожалуй, немного похожи на бизонов – у них есть рога, 
четыре ноги и шкура, но уж воняют они невыносимо. Чапа – Курчавый и сам едва не 
плакал.
– Шесть коров! – сказал он. – Но мы их можем только заколоть, потому что они 
вот-вот околеют. А здесь, у наших палаток, да еще зимой, для них нет никакого 
корма!
Этим утром мальчики и девочки поняли разницу между охотой и убоем. Но что 
значит разводить животных, они из этого примера усвоить не могли.
Подошел Хавандшита. Вместе с Чотанкой они определили, как разделать тушу. Затем 
мужчины принялись снимать шкуру, а женщины отгоняли плетками голодных собак.
Хапеда, Часке, Грозовая Тучка и Ящерка стояли вместе с остальными вокруг пустой 
повозки. Только Чапа умел с ней обращаться. А что перевозить? Время больших 
кочевий миновало. Начиналась зима, в палатках было холодно, а дров не хватало. 
Мужчины решили сломать ее и понемногу жечь. Только одно колесо Чапа поставил у 
своей палатки. Он объяснил Грозовой Тучке, что ему хочется получше разобраться, 
как оно сделано.
Прошло еще три дня, и вернулись в стойбище Ихазапа и Острие Копья. Было созвано 
собрание совета, и скоро во всех палатках стало известно, что верховных вождей 
они нигде не нашли. Должно быть, они отправились со своими воинами через льды и 
снега далеко на север. Если они еще свободны, то прячутся от преследования 
Длинных Ножей, потому что боеприпасов мало. А над дакотами в резервациях 
поставлены теперь новые вожди. И неоткуда ждать помощи. Шонка сказал правду.
Когда вся тяжесть известий была осознана, а мясо тощей коровы съедено, 
состояние у мальчиков и девочек стало такое, как будто им не вздохнуть полной 
грудью. Лужа поблизости совсем пересохла, и женщины тащились за несколько миль, 
чтобы принести питьевой воды. Умываться не приходилось. Непривычная грязь 
унижала, безнадежность угнетала узников резервации.
Хапеда, его друг Часке и Грозовая Тучка только по вечерам ненадолго забывали о 
своем отчаянии и усталости. Вечерами они могли посидеть с Уиноной в палатке 
Четанзапы. И Унчида, которая жила теперь в палатке жреца, старалась в это время 
приходить сюда. Уинону на время покидала ее печаль. Она шила в сумерках одежду 
из меха, мокасины. Работала она не торопясь.
– Для кого же ты шьешь? – спросила как-то Грозовая Тучка.
– Я работаю ради своего сна, – ответила Уинона.
– Что же у тебя был за сон? – допытывался Часке: от тайком посещал палатку 
бежавшего Четанзапы, ведь его приемная мать Белая Роза и ее муж, Шонка, не 
должны были знать об этом.
– Что за человека ты видела во сне? – спросил Хапеда, ощупывая меховую куртку, 
которая, по-видимому, предназначалась для рослого стройного воина.
– Моего брата, – призналась Уинона.
– Он убит, – сказал Хапеда.
– Я не видела его тела.
Грозовая Тучка испуганно подняла голову. Она боялась лишиться последней надежды.

– Он убит, – повторил Хапеда, ощущая такой же страх, что и Грозовая Тучка.
– Но его дух не покорился, – строго возразила Уинона. – Он являлся мне во сне. 
Он вернется.
Шли дни, недели, месяцы. Снова как-то вечером сидели мальчики и девочки у 
сестры Токей Ито. Уинона работала теперь реже. Вот и этот вечер она сидела 
сложа руки. И хотя почти не о чем было им говорить, они все равно собирались, 
искали поддержки друг в друге: Часке, Хапеда, Грозовая Тучка и Ящерка.
Было уже темно, когда послышался конский топот.
Это был топот крепких здоровых коней. Значит, кто-то чужой. Мальчики и девочки 
прислушались.
Всадники доскакали до площадки стойбища. Топот смолк. Часке предположил, что 
приехало шестеро. Слышно было, как они спешились и направились к палатке 
Четанзапы. Дети так и оставались рядом с Уиноной.
Полог распахнулся, и вошел Шонка, за ним – Татокано, три незнакомых воина и 
белый человек. Белый был в штатском. Татокано вырядился в какую-то совершенно 
немыслимую форму.
– Раздуть огонь! – приказал белый, вероятно служащий агентуры; его сиплый, 
надорванный голос срывался на визг.
Татокано перевел приказ. Грозовая Тучка выполнила его: она решила избавить 
Уинону от подчинения этому противному койоту. Пламя весело взвилось и осветило 
всех находящихся в палатке.
– Вон, поросята! – цыкнул мужчина на детей.
Медленно, сохраняя чувство собственного достоинства, поднялись мальчики и 
девочки, направились к выходу. Вторгшиеся в палатку мужчины расступились, давая 
им дорогу.
Шонка бросил угрожающий взгляд на своего приемного сына Часке, а Хапеду схватил 
за руку:
– Ты останься здесь!
Мальчик остановился, не поворачивая головы.
Грозовая Тучка, Ящерка и Часке выбрались наружу, но не стали отходить далеко от 
палатки, чтобы услышать, что произойдет.
Шонка не спускал глаз с Уиноны и Монгшонши.
– Встать! – заорал он на них, после того как белый человек провизжал это 
по-английски.
Женщины поднялись.
– В палатке будет произведен обыск.
Женщины молчали.
– Где вы прячете Четанзапу, этого изменника и убийцу? Он будет повешен! Красное 
Крыло умер от его ножевой раны!
Женщины продолжали молчать.
Лагерные полицейские принялись поднимать с пола одеяла и расшвыривать по 
сторонам.
– О! – сказал Шонка и направился к Уиноне. – Ты держишь свои ноги в тепле! 
Ну-ка сойди с этой медвежьей шкуры!
Уинона отступила в сторону. Белый с помощью Шонки развернул тяжелый серый мех. 
Хапеда впервые увидел, что тут было завернуто: длинная священная трубка, 
которую пускали по кругу, прежде чем приступить к трапезе у вождя, головной 
убор из перьев орла, недошитая куртка из бизоньего меха, крой для меховых 
мокасин и основание для ступательных лыж.
Лица Шонки и маленького человека с визгливым голосом скривились в 
издевательской усмешке:
– Собираешься одеть Четанзапу?
И Шонка, и четверо других индейцев понимали, что женщины не будут отвечать. 
Однако белый ждал ответа.
– Где Четанзапа? – прерывающимся от раздражения голосом спросил белый.
Женщины молчали.
Шонка схватил Хапеду за плечо и пихнул его к матери:
– Я заберу этого щенка с собой, если ты не скажешь, для кого шила одежду?!
Монгшонша задрожала:
– Я не шила ее.
– Ты ее не шила? – Шонка оставил Хапеду и подступил к Уиноне. – Зачем шила 
ты? – Он выставил вперед подбородок.
Белый собрал одежду.
– Хау. Шила я, – сказала Уинона, и всех поразил ее новый незнакомый глухой 
голос.
– И ты хочешь изготовить снегоступы?
– Хау. Я натяну на них жилы.
– И ты шьешь мокасины?
– Хау. Я шью мокасины.
– Так это ты, подлая волчица, помогаешь жить Четанзапе?
– Нет.
Белый окончательно потерял терпение:
– Дай же ты этой бабе по роже! Отлупи это лживое отродье! Что она там лепечет? 
Кому она приготовила одежду?
– Для кого ты шила одежду? – снова заорал Шонка.
– Для Токей Ито.
Шонка отпрянул и недоуменно уставился на девушку:
– Ты что, рехнулась?
Уинона молчала.
– Для кого ты шила одежду?
– Я тебе уже сказала.
– Ты лжешь. Тот, о ком ты говоришь, давно сгнил!
– Я с ним говорила.
Шонка отступил еще на шаг, подтащил к себе Хапеду.
– Если вы, женщины, будете помогать Четанзапе, я укокошу этого щенка! Поняли?
Монгшонша закричала, как раненое животное:
– Мой мальчик!
– Поняла?! – Шонка снова сделал шаг у Уиноне.
Уинона молчала.
– Твой брат давно подох и закопан!
– Я с ним говорила.
Шонка пришел в замешательство. Белый был вне себя.
– Хватит! – крикнул он Шонке. – Хватит возиться с этой идиоткой! Меня зовут 
Лэвис, и я еще в цирке Майерса научился обращаться с этими краснокожими 
свиньями.
Уинона подошла к белому и, не говоря ни слова, выхватила у него из рук меховую 
одежду, положила ее на медвежью шкуру и уселась сверху.
– Вы воры! – сказала она Шонке и мужчине, назвавшемуся Лэвисом. – Одежда 
принадлежит Токей Ито.
Белый смотрел на индианку. «Пятеро вооруженных против такой штучки и эта штучка 
– побеждает!» Он готов был расхохотаться, но только свистнул.
– Кто-то тут из вас сошел с ума, либо эта тетка, либо ты!
– Она, – сказал Шонка. – Она помешалась. А кроме того, она еще умеет и 
колдовать. Ведьма!
– Ведьма! – Белый решительно шагнул вперед и вдруг опешил: остановившийся 
взгляд Уиноны был устремлен на него, и он медленно отступил. – У нее 
действительно недобрый взгляд, – пробормотал он, и впервые голос его прозвучал 
тихо: ведь хотя он и не признавал никаких духов и колдунов, в глубине его 
сознания тоже жило суеверие.
Он глянул на Монгшоншу. Когда Уинона села, села и та. Она снова поглаживала 
наполненную черными перьями люльку.
Белый постучал пальцем по лбу.
– Обе спятили! Пошли! А ты, – повернулся он, выходя из палатки, к Хапеде, – ты 
будешь повешен, если попытаешься что-нибудь сунуть отцу! Мы вернемся! Оставьте 
напрасные надежды! Ваш вождь Крези Хорс, или, как вы его зовете, Тачунка, 
сдался со своими воинами. Генерал Майлс преподал ему хороший урок. Крези Хорс с 
двумя тысячами людей, полу замерзшими, полуголодными, на пути в агентуру. Это 
для вашего сведения. Так что имейте в виду!
Шонка со злорадством перевел эти слова.
Пятеро индейцев и белый покинули палатку.
Часке, Грозовая Тучка и Ящерка еще стояли неподалеку.
– Проваливайте прочь, поросята! – И Шонка дал Часке пинка, как бы показывая, 
чему он успел научиться у белых.
Дети отошли в сторонку и долго еще смотрели вслед ненавистным предателям и 
белому человеку. Всадники уже исчезли из поля зрения, а они все не двигались. 
Перед ними лежала бесплодная земля, над ними простиралось зимнее звездное небо.
В палатках никто не собирался ложиться, пока лагерная полиция не покинула 
стойбище. Из типи Четанзапы выскользнул Хапеда и присоединился к друзьям. Он 
попросил девочек отойти в сторонку, потому что ему надо было поговорить с Часке 
о важном деле. Без всякой обиды девочки удалились.
Мальчики остались вдвоем и Хапеда начал:
– Часке! Я верю тебе, как самому себе. Никому не говори о том, что я тебе 
сейчас скажу!
– Хау. Я буду молчать.
– Тачунка Витко разбит. Он идет со своими в резервацию.
Часке не проронил ни слова.
– Дальше, – продолжал шептать Хапеда, – сегодня ночью придет мой отец. Я должен 
дать ему какой-нибудь еды, но у нас в палатке ничего нет, а мать боится у 
кого-нибудь спросить, потому что Шонка и этот злой человек по имени Лэвис 
пригрозили меня убить. Ты должен мне помочь. В палатке Шонки, где живет Белая 
Роза, сестра твоей умершей матери, нет ни в чем недостатка. Иди к своей 
приемной матери Белой Розе, скажи, что ты голоден, и попроси у нее мяса!
– Я лучше бы откусил себе язык, чем стал попрошайничать. Да еще у жены 
паршивого койота.
– И все же сделай это, Часке.
– Хорошо, я сделаю это, хау.
Часке с тяжелым сердцем направился к палатке, где жила Белая Роза, к палатке, 
которая и для него самого служила пристанищем. Белая Роза, жена Шонки, всех в 
стойбище сторонилась.
В щель полога палатки виднелся свет, значит, огонь в палатке еще не потушен. 
Часке решительно шагнул внутрь, чтобы вдруг не отказаться от своего решения.
Белая Роза сидела у огня и вышивала пояс. Подняв взгляд, она заметила Часке, и 
так как тот молчал, она спросила:
– Чего ты хочешь?
– Мяса! – ответил Часке, и слово это прозвучало так, будто он его выплюнул.
– Поэтому-то ты и пришел в палатку?
– Да.
Пояс, который вышивала Белая Роза, выскользнул из ее рук.
– Для кого тебе нужно мясо?
– Не для меня. Разве ты не знаешь, что все голодают? Только в твоей палатке 
хватает еды.
Белая Роза снова окинула мальчика, вроде бы неприязненным взглядом, в то же 
время мучаясь от стыда. И вдруг она поднялась, достала четыре банки консервов, 
сунула их мальчику.
– Вот возьми! И я не спрашиваю, кому ты их даешь. – Она снова уселась к огню 
продолжать вышиванье.
Часке не мог произнести ни слова. Проворно, как ласка, выскользнул он со своей 
добычей наружу.
Белая Роза оставалась у огня. Она больше не работала. Руки ее праздно лежали на 
коленях. Куда был направлен ее взгляд, она и сама не знала. Ее мысли были в 
прошедшем, в тех временах, когда она была маленькой девочкой, подругой Уиноны. 
Она была тогда весела и счастлива. Когда Шонка взял ее в свою палатку, начались 
ее страдания. Он не пользовался уважением воинов стойбища; к жене своей он 
относился пренебрежительно. Уинона, сестра Токей Ито, стала чураться Белой Розы.
 Все презирали Шонку. Никто не разговаривал с его женой. Словно бы между ней и 
всеми остальными пролегла пустота, которая не пропускала ни слова, ни взгляда, 
ни жеста, ни улыбки. Даже сирота Часке, который принадлежал к палатке Шонки, 
редко в ней появлялся, а с тех пор как Шонка пошел на службу к белым людям, 
мальчик тоже перестал разговаривать с Белой Розой. Только теперь, обратившись 
за мясом, он впервые снова заговорил с приемной матерью.
Белая Роза не жаловалась мужу на свое безрадостное существование. Ела она мало, 
спала мало, захочется – поработает немного. И чувствовала она себя так, словно 
бы уже умерла, только мужчины и женщины рода Медведицы забыли ее похоронить. 
Когда Часке заговорил с ней, она испугалась. Когда ушел, она снова впала в свое 
уныние, из которого не видела выхода.
Мальчик поспешил к Грозовой Тучке, чтобы отдать ей жестянку с мясом. 
Сверкнувшие глаза девочки были ему благодарностью. Две банки предназначались 
Хапеде. Тайно, за пределами стойбища, в укромном уголке среди скал, передал он 
их ему. Последнюю банку он сохранил для матери Хапеда – Монгшонши и знал, что 
та поделится с Уиноной и Унчидой.
Чувствуя, что Белая Роза, жена Шонки, все же совершила какое-то доброе дело, 
Часке теперь, после долгого перерыва, пришел на ночлег к ней в палатку. Постель 
ему была приготовлена.
Стойбище затихло. Под звездным небом, среди пустынной земли уснули люди. Они 
спали так, как спят узники, голодные, усталые, преследуемые сомнениями, 
тревожными мечтами, в осуществление которых они не осмеливались верить, но и 
отказываться от которых тоже не могли.
Хапеда проскользнул в типи и улегся на свое ложе. Сон не шел к нему. Без конца 
думал о побежденном большом вожде Тачунке Витко, который теперь так же, как и 
он, Хапеда, должен жить по указке белых людей, думал об отце, который с 
гноящейся раной погибал в пустыне. Хапеда хотел отдать ему обе банки консервов, 
но Четанзапа взял только одну. В эту ночь не только Уинона видела сны, видел 
сон и Хапеда. Он видел, что Токей Ито жив и что он вернется, чтобы помочь своим.

Далеко от Бэд Ленд – «плохой земли», – на берегах Миссури, тоже было темно, и 
сверкали звезды. Когда миновала ночная пора и занялся день, мутная мгла не дала 
ему разогреться. Воды Миссури шумели вольно и спокойно, скрывая свое коварство. 
Осенние дожди давно поливали землю. Трава от ночных заморозков покрывалась 
инеем. На форту Рэндол готовился к отъезду отслуживший срок майор Джонс. В 
помещении, которое было обставлено для форта слишком комфортабельно, но для 
городской квартиры слишком скромно, миссис Джонс, супруга экс-майора, 
устраивала прощальное чаепитие. Она весело смеялась, взыскательно осматривала 
стол. Ее старая черная служанка устроила все очень мило. Чашки и тарелки на 
шесть персон, серебряные приборы, сияющие в белом свете, что проникал через 
поднятую раму окна, глянцеватое полотно камчатной скатерти. Назначенный час 
близился. Появился мистер Джонс. Он был в штатском. Супруга объявила ему 
порядок застолья.
– Твоей дамой будет кузина Бетти. Этого, Дик, не избежать…
Мистер Джонс был человек опытный в таких делах и покладистый. Кузина Бетти, 
состоятельная вдова, владелица мельниц, требовала внимания. Дик кивнул, не 
пытаясь возражать.
– Я не могла тебя найти и на свою ответственность пригласила господина Морриса, 
вместе с этим известным его постоянным спутником. Ты не возражаешь?
– А с ним Длинное Копье. Он будет прилично вести себя, не надо только слишком 
много уделять ему внимания и слишком много лить ему в чай рому. Такова уж 
причуда знаменитого художника таскать с собой повсюду этого шайена. Но воспитал 
он его неплохо. Ты поступила правильно, Китти.
Миссис Джонс была счастлива похвалой супруга.
– И еще шеф-инженер Браун. Он только вчера приехал, но приглашение принял.
– Это уж твой кавалер в застолье, Китти. Один из известнейших строителей Юнион 
Пасифик. Правда, говорят, рассказывать его о тех временах не заставишь…
Гости собрались. Когда мистер Джонс вознамерился представить их друг другу, 
оказалось, что художник Моррис и шеф-инженер Браун уже знакомы.
– Со вчерашнего дня? – не могла скрыть своего любопытства кузина Бетти.
– Не только со вчерашнего, – с улыбкой заметил Моррис; он сидел справа от 
полной, напудренной вдовы.
– О-о! Мистер Моррис? Мистер Браун? Так вы знакомы еще с этих страшных времен 
нашего Дальнего Запада?
Моррис ответил легким наклоном головы.
– Страшные времена, к счастью, миновали, – вмешался экс-майор Джонс. – У меня 
есть добрые вести из резерваций. Дакоты обузданы. Я думаю сформировать 
индейскую лагерную полицию.
– Вы стали агентом резервации? – спросил Моррис.
– Да.
– И вы взялись за такое дело! – театрально удивилась кузина Бетти. – В этакой 
глуши и такая ответственность! Случись что… Да ведь вы и жизнь свою подвергаете 
опасности!
– Приходится, – снисходительно улыбнулся Джонс.
– Мы уже открыли интернат для индейских детей, будем воспитывать цивилизованных 
людей, – объявила миссии Джонс, чтобы поддержать супруга. – Но многое еще надо 
сделать. Приходится позаботиться о кроватях, хотя эти дикари спят у себя дома 
прямо на земле. И все-то берешь на себя…
– Ну вот видишь, Китти, сплошные хлопоты, – сказала кузина Бетти. – Надеюсь, вы 
не переезжаете в эту агентуру?
– Что ты, Бетти, конечно нет! Мы едем в Сент Луис, где у нас дом. В агентуре у 
моего мужа будет надежнейший помощник.
– Сент Луис! Ну уж там-то я вас могу и навестить, – как бы облегченно вздохнула 
Бетти.
– Милости просим, – откликнулся мистер Джонс.
Джонс и Браун занялись ромом, Моррис – ватрушками. Длинное Копье, казалось, 
рассматривал золотисто-коричневый чай в чашке. Кузина Бетти почувствовала, что 
обязана прервать молчание.
– Вы слышали, акции снова поднимаются! Наша победа над краснокожими бандитами и 
доступ к ископаемым Блэк Хилса отражаются на деловой жизни. Какие огромные 
задачи стоят перед нашей доблестной республиканской партией!
– И для решения этих задач наши люди вполне подготовлены, – подхватил мистер 
Джонс, обрадованный, что тягостное молчание нарушено. – Они прошли такую 
закалку! Пионеры Запада: солдаты, офицеры, инженеры, предприниматели, даже 
художники. Какие интересные портреты вождей написал мистер Моррис с опасностью 
для жизни… а о ваших необыкновенных приключениях на Юнион Пасифик, мистер Браун,
 до сих пор говорит вся страна!..
– Вот как бы мне узнать, что произошло с Генри, – заметил Браун, пресекая эту 
болтовню.
Все взгляды обратились на шефа-инженера крупного железнодорожного концерна.
– Вы ищете пропавшего сына? – спросил мистер Джонс.
– Племянника? – предположила миссис Джонс.
– Внука? – вполголоса переспросила кузина Бетти.
– Где-то у меня есть и они, но я не потерял никого из них. – Складки в уголках 
его рта опустились. – Своего юного друга ищу я. Поиски привели меня сюда, на 
форт Рэндол!
Шайен Длинное Копье был словно бронзовое изваяние. Его коричневое лицо 
оставалось неподвижным, черные глаза были устремлены за окно на холмы и небо. 
Художник Моррис покраснел, услышав слова инженера.
– Генри поехал весной прошлого года на Найобрэру, – дал он справку инженеру. – 
Я предупреждал молодого человека, но он пренебрег моими предостережениями и 
отправился в сопровождении двух скаутов на форт.
– Комендант сообщил мне вчера то же самое. Только на форт Генри не прибыл. Он 
исчез. Скаутов тоже больше не видели.
– Одни из этих скаутов был на самом деле Токей Ито, молодой вождь одной из 
групп дакотов.
– Какой ужас! – Кузина Бетти невольно звякнула о блюдце чайной ложечкой. – 
Тогда была захвачена индейцами и колонна с оружием, – важно заявила она. – О, 
какое это было время!
– Ах, Бетти, – обратилась к воспоминаниям и миссис Джонс, – помнишь, мы еще 
сидели в Янктоне за чаем с Кэт Смит, твоей симпатичной племянницей. Жених ее 
проехал мимо с драгунами… Разве могли мы предположить, что потом случится!..
– Не могли предположить? Я отлично понимала, Китти, что моя племянница плохо 
кончит. И что ты нашла в ней симпатичного? Она всегда была неблагодарной и 
невнимательной. Как ни пыталась я ее воспитывать, но роковое влияние отца… 
собственно, жив ли он, мой брат, майор Смит? – Вопрос был обращен к Джонсу.
– Скончался в Найобрэре. Он допустил серьезный промах в отношениях с 
краснокожими… Может быть, и лучше, что он умер. Ему прямо-таки не место было на 
этом свете…
– Мир праху его, не умел он, не умел никогда обращаться с деньгами, не сумел и 
дочь свою воспитать. Скакать верхом, править лошадьми, стрелять – вот чему он 
ее научил. И не удивительно, что она теперь, как я слышала, связалась с 
каким-то вольным всадником по имени Адамс.
– Будем надеяться, что Кэт Смит еще устроит свою судьбу. – Мистер Джонс был за 
соглашения и против всяческих беспорядков. – Возможно, Кэт все же помирится с 
капитаном Роучем?
– Нет, нет, это исключено! Они раз и навсегда разошлись, и я лишила Кэт 
наследства, – снова разгорячилась кузина Бетти. – Она была и остается дочерью 
своего отца. Она просто пренебрегла мной и отправилась с этой колонной на форт… 
Тебе известно, Китти, что в результате у меня был тяжелый сердечный приступ. 
Кэт для меня мертва, ее больше нет…
– Но вне вашей сферы Кэт еще существует, и, может быть, она сообщит что-нибудь 
о нападении на колонну, с которой ехала? – спросил Браун.
После такого высказывания кузина Бетти про себя определила инженера как 
человека с ковбойскими манерами.
– Обстоятельства сложились так, что, пожалуй, только от какого-нибудь индейца 
можно что-нибудь узнать о вашем Генри, – высказал свое мнение мистер Джонс. – 
Но дакоты крайне упрямы. – Сам же Токей Ито, который прикинулся тогда скаутом, 
а потом руководил нападением на колонну, насколько мне известно, мертв.
– Время мое ограничено, – заключил разговор Браун. – После того что мне стало 
известно, я воздержусь пока от дальнейших поисков. Может быть, случай прольет 
свет на это дело.
К досаде хозяйки дома, художник откланялся и как бы подал знак к окончанию 
чаепития. Кузина Бетти все-таки осталась еще с супругами Джонс. В то время как 
они по обыкновению продолжали болтать, Моррис, Длинное Копье и Джо Браун шли 
через двор, с чувством облегчения вдыхая свежий воздух.
– Не зайдем ли еще к нам? – предложил Моррис. – Я приглашу человека, который, 
возможно, что-нибудь знает о Генри. Это индеец, который привез вчера почту с 
Найобрэры.
– Ах, вот что! Хорошо.
Художник и Длинное Копье провели Брауна в светлую комнату в башне, где они уже 
давно жили как гости коменданта. Инженер сел в углу, раскурил дорогую сигару и 
несколько оживился.
– Спасибо вам! – сказал он художнику. – Эти пошлые женщины и Джонс просто 
невыносимы. Линкольн перевернулся бы в могиле, если бы увидел, что у нас 
делается! Чего стоит хотя бы сам предлог для чаепития:
агент резервации отставной майор Джонс отправляется в Сент Луис, чтобы там 
спокойно проживать свои денежки! Вопиющая безответственность! Когда же наконец 
у нас установится порядок, подорванный во время гражданской войны? Разве мы для 
этого работали и боролись?
– Прямо мои мысли, мистер Браун! Но вы-то во всяком случае работаете в области, 
где нет места расхлябанности.
– Вы просто давно не читали газет, Моррис! Большинство железнодорожных 
катастроф происходит вовсе не по вине индейцев, а благодаря нашей поспешности в 
работе. Это величайший скандал! Я рад, что нашел в вас единомышленника. Но 
изменить что-нибудь мы пока не в состоянии. Одна надежда на предстоящие выборы. 
Ну, а как же индеец, с которым я собирался говорить?
Длинное Копье поднялся:
– Я приведу его.
Не прошло и десяти минут, как вместе с шайеном вошел высокий худой человек лет 
тридцати. На нем была индейская вышитая куртка, бархатные штаны и зеленая 
налобная повязка.
– Тобиас, – представил его шайен. – Разведчик. Последние два года – в Найобрэре.

Джо Браун протянул индейцу сигару, тот взял ее, но закуривать не стал.
– Ну как хочешь, – сказал инженер, чуточку сердясь на себя за то, что 
недооценил этого человека. – Я ищу Генри-Генри. Тебе знакомо это имя?
– Да.
– Генри исчез прошлой весной. Один из его скаутов был, должно быть, вождь 
дакотов по имени Токей Ито.
– Да.
– Что ты знаешь о Генри?
– Я думаю, что он мертв.
– Ты видел его труп?
– Возможно, его.
– Почему же ты не можешь сказать точно?
– Койоты и стервятники разодрали.
Джо Браун не показывал своего волнения.
– Тобиас, кто руководил тогда нападением на колонну?
– Военный вождь рода Медведицы, которого белые люди знают как Гарри. У дакотов 
он носит имя Токей Ито.
– Гарри? Скаут? Дакота? – Джо Браун так и вскочил с места. – Так ведь я же его 
хорошо знал, и вы, Моррис, его тоже знали. Он еще совсем юнцом был разведчиком 
на дороге. Он мне однажды спас жизнь. Но потом…
– … потом Рэд Фокс убил отца Гарри Матотаупу!
– Гарри и самого ведь уже нет в живых?
– Его тоже убили, – сказал Моррис. – После смерти отца он вернулся в свое племя.
 В начале лета его пригласили для переговоров на Найобрэру. Там он был пленен и 
предательски убит.
– Чертово безобразие! – Джо был возмущен.
Тобиас посмотрел из-под опущенных век по очереди на каждого из мужчин, перед 
которыми стоял. Потом спросил:
– Вы считаете, что не все белые люди справедливы?
– К сожалению, большею частью мы несправедливы, – отозвался Моррис.
– Иногда несправедливы, – подтвердил Тобиас. – И очень невнимательны.
– Ваших глаз и ушей у нас, конечно, нет. Почему ты сейчас заговорил об этом? – 
поинтересовался художник.
– Гарри – Токей Ито еще жив.
– Что? Жив?
– Да.
– Где же он?
– В подвале.
– Невероятно! Рассказывай, что же там произошло?
– Воины хотели его освободить. Завязалась схватка. Два вольных всадника по 
приказу Рэда Фокса спрыгнули в подвал. Когда мы потом пришли туда, Токей Ито 
лежал в луже крови. Все подумали, что он мертв. Вольный всадник Томас вскоре 
бежал из форта вместе со своим братом и Адамсом. Они принесли ложное известие о 
смерти Токей Ито дакотам. Но Гарри – Токей Ито не умер. Через несколько дней и 
ночей он снова пришел в себя. Его раны затянулись. Он жив.
– Это же на форту все должны знать!
– В форте все об этом знают.
– По какому же праву Роуч держит дакоту в заключении? Есть ли над ним начальник,
 который мог бы исправить дело?
– Полковник Джекман. Он приказал держать Токей Ито под арестом. Длинные ножи 
хотят поставить ему в вину, что он, будучи их разведчиком, совершил измену, 
убежал к своему племени, что он убивал людей из гарнизона Найобрэры и уничтожил 
колонну со снаряжением. Полковник Джекман предложил его судить и повесить. 
Только на его предложение еще не получено ответа.
– Но молодой дакота жив! И ведь никто не сообщил об этом!
– Никто. Токей Ито долго осаждал форт и убил много людей. Его ненавидят и 
желают ему всяческих мук. И нет никого, кто бы мог написать о нем, кроме 
кэптена Роуча. Но тот, наверное, ненавидит и боится Токей Ито больше всех.
– А если мне туда сейчас поехать и спросить узника, что он знает о смерти 
Генри?
– Кэптен Роуч ни за что не допустит вас говорить с узником.
– Что же будет? – спросил Моррис.
– Дакота умрет.
– Какая подлость! Вы слышите, Браун! Мы должны этому воспрепятствовать! Была 
война. Гарри – Токей Ито боролся за свой народ. За это нельзя казнить! Он не 
преступник!
– Подлость. Согласен с вами, Моррис. Но мы тут помочь ему не в силах. Гарри 
находится в руках своих смертельных врагов. И если мы зашевелимся, мы только 
ускорим его смерть.
– Я думаю иначе! Если я и не смогу ничего сделать для дакоты, который был моим 
другом, в палатке которого я часто и подолгу гостил, так я хоть подниму свой 
голос в его защиту! Пусть даже мне придется для этого дойти до Вашингтона. На 
предложение Джекмана не ответили. Еще есть время!
Браун и Тобиас с удивлением посмотрели на художника.
– Вы мечтатель, Моррис, – произнес Браун, – но я не могу препятствовать вам 
следовать зову вашей совести. Я хотел найти Генри. Теперь выяснилось – он мертв.
 Вы хотите спасти человека, который его убил, – это более чем ошеломляющий 
результат наших разговоров. Вы мечтатель, Моррис… и я бы хотел мечтать, мечтать 
о чем-нибудь ином, чем рельсы, виадуки, сроки…
– Вам недостает людей, близкого человека!
Браун словно защитился движением руки:
– Близкого?! Вы, наверное, думаете о Генри? Да… верно… я ведь пустился 
странствовать, чтобы узнать, где и как окончил он свои дни. Где и как 
прекратило существование его тело, в котором, как мне иногда думалось, нашла 
себе приют молодая свежая душа. Я давно узнал, что… – тут Браун запнулся, – что 
Генри превратился в мелкого негодяя, интригана. Он был немногим приличнее этого 
кэптена Роуча, и он слишком много пил. То, что я еще люблю, это не более чем 
воспоминания, нареченные именем Генри. Я просто стал одинок.
Моррис молчал.
– Я снова уйду в работу, – переменил тон инженер. – Норт Пасифик будет 
построена. Завтра я еду туда…
– Ну, а я начну бороться за человека, – сказал себе вслух Моррис. И пусть мое 
оружие только слабый голос и перо, и пусть речь идет лишь о молодом дакоте, 
который научился нас ненавидеть…



УЗНИК

Рождество и солнцеворот были давно позади. Дни стали уже длиннее, чем ночи, но 
холода, которые обрушились с опозданием, не хотели отпускать. Маленький форт на 
Найобрэре не стал более оживленным и обжитым.
Пит в меховой одежде нес вахту на вышке. Без особого внимания взирал он на 
холмистую безлесную местность, песок и чахлую траву, на мелководную реку с 
изрытыми половодьями берегами. Вахта ему выпала как раз на тот самый день, 
которым он год назад впервые приехал на этот форпост прерии. За истекший год 
как в форту Рэндол на Миссури, так и здесь, на Найобрэре, Пит видел больше 
плохого, чем хорошего. И ему хотелось как можно скорее покончить с этой службой 
и перебраться в агентуру новой резервации дакотов. Наверное, там подыщется 
более подходящее для маленького человека местечко. Рэд Фокс, опытнейший охотник 
прерий и прожженный мошенник, подал ему на этот счет надежду.
Кэптен Роуч сидел задумавшись в комнате коменданта, и мысли его кое в чем были 
сходны с мыслями Пита. И Роуч хотел поскорее дать тягу с Найобрэры. После того 
как он, по его мнению, превосходно выполнил свой долг в индейской войне, он 
надеялся на перевод в более подходящий гарнизон.
Энтони Роуч откинулся назад и мог при этом еще раз убедиться, что кресло, 
которое он приказал себе изготовить, весьма удобно. В правой руке он держал 
записную книжку, левой вынул изо рта сигарету. Он наклонился вперед, чтобы 
потушить ее в пепельнице, и все внимание обратил к записям. Карандаш показался 
ему тупым, и он выбрал другой.
Рама в окне задрожала от порыва ветра. Роуч глянул исподлобья в окно и принялся 
выводить в записной книжке: «Год 1877 от рождения Христова, апреля 21 – го. Мы 
одержали победу. Враждебные дакоты полностью разбиты, загнаны в резервации».
Руководствуясь какими-то соображениями, Роуч произвел в записной книжке вычерк 
и снова нацелился карандашом.
– Во-вторых, вычеркнем Сэмюэля Смита, слишком щепетильного майора, который 
вздумал защищать от меня краснокожую свинью. Он умер и предоставил мне свое 
место. Оно ему совершенно не подходило. – Эту вторую черту Энтони проводил 
медленно, со злорадством; он ощущал шрам на правой руке, и вот этой-то рукой он 
теперь вычеркнул его имя. – В-третьих, вычеркнем Кэт Смит – дочь майора, в 
прошлом мою невесту, наследницу вдовы Бетти Джонсон; ныне она потеряла 
наследство, обручение расторгнуто, и вообще она всего лишилась… – Роуч провел 
небрежную не очень ровную линию. – В-четвертых…
Тут Энтони Роучу помешали. Распахнулась дверь. Ворвался ветер, закрутил 
сигаретный пепел и понес на напомаженную голову капитана. Крупный мужчина, весь 
одетый в кожу, вошел в помещение и, преодолевая напор ветра, затворил за собой 
дверь. Твердым шагом он подошел к письменному столу. Ни слова не говоря, 
швырнул на крышку стола под нос Роуча сумку курьера. Потом плюхнулся на 
принесенную скамью, вытянул ноги достал трубку.
Кэптен Роуч возмутился, но заставил себя не обратить на это внимания и 
сохранить должную дистанцию и достоинство. Он сдул со стола рассыпанный пепел, 
снова уставился в записную книжку и продолжал свой, до сих пор произносимый 
лишь одними губами, монолог уже во весь голос и с таким видом, будто бы тут 
никого больше не было.
– В-четвертых, вычеркнем пленного индейца. – Он указал острием карандаша на 
крышку в полу, которая вела в подвал. – Уже восемь дней, как этот молодчик 
объявил голодовку…
Одетый в кожу раскурил свою трубку, перевалил ее в правый угол рта и движением 
своего большого подбородка дал понять, что вместо того чтобы болтать, капитану 
следует заняться почтой.
Энтони Роуч невольно подчинился этому жесту. Он схватил нож для разрезания 
бумаги, достал из сумки пакет, вскрыл его по всем правилам и вынул письма. 
Наморщив нос и разгладив бумагу на дубовой крышке стола, он принялся читать 
одно из них. И вдруг его бледные щеки стали пунцовыми.
– Приказ об освобождении! – прошипел он.
– Приказ об освобождении? Уж не этого ли, что внизу? – показал большим пальцем 
на крышку люка почтальон.
Энтони Роуч усмехнулся язвительно и злобно:
– И это письмо доставляет мне именно Рэд Фокс!
Рэд Фокс соскочил со скамьи:
– Да если бы я знал, что тут внутри! Проклятье!
Энтони Роуч наслаждался его яростью, и от этого ему самому становилось легче. 
Медленно выговаривая слова, он произнес:
– У тебя было достаточно времени, чтобы покончить с ним! – Он смахнул со стола 
пепел и снова овладел собой. – Приказ… я исполню. Дальнейшее – твое дело.
– Не только мое, но и твое.
– Веди себя прилично. Я пока капитан, а ты ничто. Тема исчерпана. А теперь 
пришли мне Тобиаса.
– В последний раз я у тебя на побегушках! Индейская война закончилась, и я 
увольняюсь с должности разведчика. В резервации нужен заместитель исполняющего 
обязанности агента, дельный переводчик, который сумел бы говорить с Крези 
Хорсом и его дакотами, а в случае необходимости и стрелять. Так вот, я иду и 
Пита беру с собой.
Рэд Фокс выбил из трубки пепел на крышку стола. Его рыжие волосы взъерошились 
на затылке. Он вышел и хлопнул дверью.
Роуч остался один. Он поднялся и принялся ходить взад и вперед. Тобиас все не 
являлся. Роуч позвонил в колокольчик, который еще со времен майора Смита стоял 
на обугленном столе.
Вошел Тобиас. Этот скаут в глазах капитана был реликтом минувших дней, но 
годился кое для чего и в мирное время. Роуч привык к нему и не раз одарял 
долларами, чтобы и преданность Тобиаса упрочить, и из себя изобразить большого 
человека.
Кэптен сел, взял в зубы третью сигарету, пустил дым правильными колечками и 
откинулся назад.
– Получен приказ, чтобы мы выпустили из подвала эту краснокожую свинью. Позови 
ко мне фельдшера.
– Слушаюсь, кэптен!
– А через полчаса – мисс Кэт Смит.
– Слушаюсь, кэптен.
Тобиас доставил фельдшера. У Роуча было неважное мнение об этом эскулапе, 
который минувшей весной врачевал ему простреленную руку. Но такой сейчас как 
раз и мог быть полезен.
– Требуется заключение о состоянии здоровья нашего узника, – объявил молодой 
комендант вошедшему. – Тобиас, подними нам крышку люка, опусти вниз лестницу и 
убирайся!
– Где ключ, кэптен?
– Что-то… а-а! – Роуч показал на висячий шкафчик. – Там! Открой. Слева, в 
маленьком ящичке. Нашел?
Тобиас достал небольшой ключ. После неудачной попытки освобождения узника в 
подвале надежно охраняли. Окошко из подвала во двор Роуч приказал заделать 
решеткой. Тобиас отомкнул замок и поднял крышку. Он опустил вниз лестницу и 
удалился.
Бородатый фельдшер первым начал спускаться в подвал. Роуч, с опасением за свою 
безупречную форму, – за ним.
Кэптен достиг пола, присмотрелся к темноте и увидел узника. Дакота стоял спиной 
к опустившимся в подвал мужчинам. Его лицо было обращено к окну, через которое 
проникали со двора косые лучи бледного света.
Фельдшер Уотсон подошел к индейцу. Дакота был на голову выше своих посетителей. 
Его волосы и кожаная одежда были запылены, покрыты пятнами запекшейся крови. 
Руки заключенного в кандалах были за спиной, цепь, которой он был прикован, 
замкнута вокруг пояса, ноги скованы так, что он мог передвигаться только 
маленькими шажками.
Уотсон скинул с плеч узника вышитую куртку, увидел его костлявые руки, 
совершенно истощенное тело; он прослушал грудь и спину, пощупал, нет ли жару. 
Сердце билось неровно, дыхание было жестким.
– Начинающийся плеврит и воспаление легких, ну и соответствующая температура, – 
сообщил фельдшер кэптену. – К тому же глубокий бронхит. Может быть, даже 
туберкулез, но, чтобы это точно установить, нужно произвести обследование.
– Благодарю! Пока довольно. Есть ли опасность для жизни?
– Индейца нужно освободить от этих оков и вывести из подвала, иначе через 
несколько дней он испустит дух.
– Я не нуждаюсь в ваших советах, меня интересовал диагноз.
Уотсон не обратил внимания на это замечание:
– Организм совершенно обезвожен. Получает ли он питье?
– Я прикажу, чтобы в будущем об этом не забывали.
– И прежде всего надо навести здесь чистоту. Одна грязь уже действует как пытка.

– Индейцы любят грязь. И поймите, пожалуйста, Уотсон, что речь здесь идет не о 
достойном уважения вожде, а о бежавшем от нас разведчике и обыкновенном убийце. 
Он заслужил нечто большее, чем быстрая смерть.
– Была война.
– Мятеж! И держитесь, Уотсон, подальше от взглядов покойного майора. Это может 
принести вам вред!
Роуч был недоволен поведением фельдшера и прекратил разговор. Он первым 
вскарабкался по ступенькам наверх. Уотсон последовал за ним, втащил наверх 
лестницу и закрыл крышку. Роуч опять положил ключ в маленький ящичек настенного 
шкафа.
Когда фельдшер без лишних слов покинул комнату коменданта, кэптен снова уселся 
в свое кресло и тут обнаружил Кэт Смит, которая стояла напротив него, 
прислонившись к стене.
Ему пришлось сначала вспомнить о своем приказе.
– Ах, мисс Смит!
Лицо девушки было бледным, руки казались обескровленными. В знак траура она 
была в простой черной одежде.
– Вы слишком рано пришли, мисс Смит. Мы тут обследовали пленника, о котором ваш 
уважаемый отец проявлял такую заботу.
Кэт не ответила. Она ждала.
– Мисс Смит, мы недолго. Садитесь! – Роуч решил прикрыться наставническим тоном.

Кэт пропустила мимо ушей приглашение и осталась стоять.
– Вы понимаете… – Роуч покрутил в пальцах сигарету.
– Разумеется. – Кэт произнесла это слово без каких-либо признаков волнения. – Я 
должна бы уже год назад понять, что вы негодяй, Роуч. Ваши интриги стоили моему 
отцу жизни. Сегодня мне стало известно, что вы еще и мелкий подлец. Я уезжаю.
«Мелкий подлец»– это был вызов. И Роуч попытался дать сдачи.
– Отлично! Я уже распорядился о транспорте. Наследства вам после своего отца 
ждать не приходится, наверное, вы сможете работать прачкой или займетесь 
каким-нибудь ремеслом…
– Я не нуждаюсь в ваших рекомендациях, кэптен.
Кэт накинула на голову теплый платок и пошла к большим воротам в палисаде. 
Караульный, как и обычно, выпустил ее: ему было известно, что Кэт каждый день 
посещает могилу отца. Вот и сегодня она подошла к скромному холмику, 
остановилась у деревянного креста. Пошел снег. Плечи девушки, ее голова 
постепенно покрывались белыми хлопьями. Картины воспоминаний, связанные с отцом,
 проходили перед ее глазами.
Когда ее окликнул Тобиас, она как раз почувствовала, что ее начинает трясти от 
холода и руки уже окоченели.
– Пойдемте в дом, мисс Кэт. – Разведчик говорил с ней как старший брат. – Я 
приду вечером к вам. Вы должны нам помочь.
– Хорошо, Тобиас.
Кэт вернулась в свою комнатку. Здесь умер отец. Она взялась за шитье. Надо было 
подправить и то и другое, если она собиралась в ближайшее время оставить форт.
Когда шитье утомило, она отложила работу. На какое-то время вернулась к мыслям 
об отце, потом достала хорошо запрятанное письмо. Почерк был неровный, но 
разборчивый. Это было письмо вольного всадника Адамса. Он обещал помочь ей, как 
только она оставит форт. Обещал еще сообщить о себе.
Письмо было написано несколько месяцев тому назад. Тобиас тайно доставил его. 
Помнит ли еще Адамс о Кэт?
Девушка снова принялась за работу. День казался ей нескончаемым, ведь она ждала.
 В наступающих сумерках мелькали снежинки, падающие с затянутого тучами неба. 
Она слышала, как солдаты пошли получать ужин. Девушка не зажигала лампы. Стало 
темно. Наконец дверь отворилась и бесшумно вошел разведчик. Он прижался к стене 
подальше от окна. Кэт закрыла занавеску.
– Что сказал Уотсон о дакоте? – спросил Тобиас. – Вы должны были это слышать. 
Крышка люка была открыта. Вы уже сидели в комнате коменданта, когда Уотсон и 
Роуч были в подвале…
– Тебе незачем мне это доказывать, Тобиас. Я и так скажу тебе, что слышала. 
Зачем мне это от тебя скрывать? Если Токей Ито останется скованным в подвале, 
через несколько дней он умрет. Они решили давать ему теперь понемногу пить.
– Есть приказ об освобождении. Моррис, художник, за это боролся. Он знал Токей 
Ито еще мальчиком. Роуч решил запросить подтверждение, чтобы выиграть время. Я 
курьер, и я знаю белых людей. Приказ есть приказ, и письменный приказ они 
никогда уже не отменят. Они подтвердят освобождение.
– Но Токей Ито уже умрет.
– Индеец умирает, если он хочет умереть. Кэт, вы должны сказать Токей Ито, что 
приказ о его освобождении уже получен. Тогда вождь будет хотеть жить.
– Это должна ему сказать я?
– Да, вы! У вас есть второй ключ от комнаты коменданта. Вы должны были найти 
его в вещах вашего отца.
– Да, действительно. Я могу его дать тебе.
– Нет. Мне надо ехать с письмом Роуча на Рэндол. Я уже много времени потерял, 
чтобы говорить с вами. Вы идите ночью в комнату коменданта и спуститесь в 
подвал. Если вы кого-нибудь повстречаете, то скажите, что дух вашего отца 
позвал вас и велел следовать за ним. Никто не накажет вас за то, что вы сбились 
с пути. Вас пошлют прочь, вот и все.
– Тобиас! Роуч спит в своей комнате над подвалом, а в комнате коменданта каждую 
ночь стоит человек на посту!
– Но не сегодня. Я дал парню понять, чтобы он сегодня ночью держался подальше, 
потому что так желает Роуч, который хочет вас принять у себя, пока вы еще не 
уехали.
– Тобиас! Ты сошел с ума!
Разведчик не мог знать, что переживает Кэт, не мог в темноте видеть ее лица.
– Я решилась, – сказала она наконец. – Мой отец пожелал бы, чтобы я это сделала.

– Хорошо.
Тобиас все не уходил. Он извлек письмо и подал его Кэт.
– Адамс ждет, когда вы оставите форт, – сказал он. – Он хочет взять вас в жены. 
Адамс – честный человек. Верьте ему. Вы же знаете, он всегда был за вашего отца.

– Это ты верно говоришь, Тобиас. – Кэт вздохнула. – Ты еще увидишь Адамса?
– Я могу передать ему ваш ответ.
Когда Роуч и фельдшер закрыли крышку люка, узник пошевелился. Он оставил место, 
на котором стоял, и снова подошел к стене. Его цепи звенели. Он терпеть не мог 
лежать в грязи на полу подвала и прислонился к стене.
Снаружи завывал ветер. Иногда что-то посверкивало в сумраке: отдельные 
заблудившиеся снежинки медленно залетали через окошко. Узник следил за ними 
пока они не таяли на полу.
Он был изможден, но сон не шел к нему. В полудреме он предался своим 
размышлениям, впадая временами в лихорадочный бред. Он думал о своей палатке, о 
матери, о сестре. Думал о своем мустанге, о просторе прерий. Он вспоминал 
боевых друзей, которых не надеялся больше увидеть. Узник слышал, что его народ 
потерпел поражение, изгнан из родных мест; это ему со злорадством живописал 
охранник. Слышал узник, что и сам он болен и дни его сочтены. Уже несколько 
дней, как он перестал принимать пищу, ведь руки и ноги под тяжестью оков все 
равно почти перестали ему повиноваться, ему и в голову не пришло попросить воды,
 в которой ему теперь тоже было отказано, и узник понял, что уже не изображает 
равнодушие, а и на самом деле стал ко всему равнодушен. Однако когда появились 
Роуч с фельдшером, оказалось, что не все еще умерло в нем. Будь у него 
возможность, он тут же убил бы Роуча. Нет, индеец не был все-таки настолько 
сломлен, чтобы спокойно переносить голос и присутствие кэптена Роуча.
Наступила ночь. Дакота перестал слышать шаги и скрип внутренней двери – эти 
звуки были ему хорошо известны, – значит, Роуч улегся в постель. Послышался 
храп. Узник сдерживал кашель, старался получше прислушаться. Дело в том, что 
караульный, который каждую ночь находился в комнате коменданта, покинул дом. 
Дакота слышал, как он вышел и запер дверь. Шло время, а он так и не возвращался.
 У Токей Ито возникло подозрение, которое он в сущности лелеял днем и ночью. Он 
надеялся, что Роуч прикажет его убить. И он ждал убийцу в тиши каждой ночи. И 
вот ушел караульный. Почему? Не должно ли произойти что-то, о чем комендант как 
бы ничего не знает?..
Около полуночи дверь в комнату коменданта отворилась. Кто-то вошел и запер ее 
за собой. Послышались шаги. Не шаги караульного – легкие, осторожные шаги. 
Скрипнула доска, и все стихло.
Потом послышалось какое-то царапанье по крышке люка. И вот она поднялась. Была 
спущена лестница. Две маленькие ноги в высоких сапогах со ступеньки на 
ступеньку переступали вниз.
Слабый свет луны все-таки проникал через окошко. Дакота различил девушку. Она 
спустилась на пол, осмотрелась вокруг и подошла к нему. Послышался шепот.
– Я Кэт, дочь майора Смита. Отец мой умер. Я скоро уезжаю отсюда навсегда. 
Тобиас просил меня поговорить с тобой.
– Да? – и это «да» было более движением губ, чем звуком.
– Война окончена. Получен приказ о твоем освобождении.
– Чем кончилась война?
– Вашим поражением. Правда, вначале были одержаны большие победы. Ваши вожди 
Ситтинг Булл и Крези Хорс уничтожили отряд генерала Кастера, и сам Кастер был 
убит. Были разбиты генералы Крук, Бентин и Рено, но потом ваши воины выдохлись, 
боеприпасы иссякли. И им пришлось уходить.
– Где Рэд Фокс?
– Поехал в агентуру. Он будет там переводчиком.
– Что делает Адамс?
– Ушел в Канаду. Он не хочет оставаться в стране, где убили его отца. Старик не 
захотел расстаться со своей землей. Когда пришли Длинные Ножи, он с ружьем в 
руках отбивался от них. Они схватили его и, как у них принято, облили горячей 
смолой, вываляли в перьях и загоняли до смерти. Так умеют мучить белые люди.
– Что Адамс будет делать в Канаде?
– Он хочет взять в аренду у Меховой компании капканы и вместе с Томасом и Тэо 
заняться отловом бобров. Если удастся получить землю, он будет разводить скот и 
сеять хлеб. Его судьба сходна с судьбой одного краснокожего. Он говорит, что 
готов стать вашим братом и жить вместе с вами.
– Адамс, который говорил такие слова, что ты мне сообщаешь, будет нас все же 
презирать, потому что мы не ходим за плугом и не разводим скот.
– Вы научитесь этому, – возразила Кэт.
Во дворе послышались шаги. Кэт подалась назад, к лестнице. Шаги отдалились и 
стихли.
– Теперь иди! – сказал узник. – Ты была достаточно смелой.
– Я иду. Когда будешь на свободе, приходи в Канаду. Там тебя никто не будет 
преследовать. Мы будем недалеко от границы, около поросших лесом гор.
– Скажи Тобиасу: я буду бороться за свою жизнь. Хау.
– Прощай!
Кэт быстро поднялась наверх и втащила лестницу.
Дакота обдумывал новости, которые сообщила Кэт Смит. Ему было только двадцать 
четыре года, и он снова видел перед собой цель. С этого момента он решил 
бороться за свою жизнь, бороться до тех пор, пока Роуч не вынужден будет 
освободить его…
Через четырнадцать дней в сумрачное послеобеденное время в неурочный час к 
узнику заявился охранник, церемонно извлек из кармана два ключа, показал их 
дакоте.
– Ты должен явиться к коменданту, – сказал он, – к кэптену Роучу, Веди себя 
прилично. От этого зависит твоя жизнь.
Он разомкнул кандалы и цепь, снял путы с ног. Дакота не показал вида, какое он 
почувствовал облегчение.
– Теперь вперед, – приказал конвоир, вытаскивая револьвер. – Наверх по лестнице.
 И чтобы мне без фокусов.
Дакота молча подчинился.
Он вступил в рабочую комнату коменданта и узнал за письменным столом Роуча. 
Четыре драгуна с револьверами наготове охраняли капитана. Роуч по своему 
обыкновению откинулся в кресле и держал в пальцах сигарету. На его лице было 
написано все, что может чувствовать злобный карьерист в момент своего торжества.
 Он сморщил нос, когда перед ним остановился индеец в покрытой грязью и кровью 
одежде. Он посмотрел на дакоту, как на животное, которое оценивают на рынке.
– Ты, кажется, серьезно болен, воспаление легких или что-то в этом роде. – Роуч 
не скрывал своего злорадства. – Фельдшер сказал – воспаление легких. В 
Вашингтоне не высказывают опасений по поводу твоего освобождения, если ты 
образумился и распишешься в том, что беспрекословно отправишься в резервацию. – 
Роуч поиграл бумагой. – Ну как? Подумал ты об этом?
– Что я сам отправлюсь в резервацию?
– Ну конечно. За свое племя тебе расписываться уже не требуется. Оно давно там.
– Я обязуюсь беспрекословно идти в резервацию.
– Великолепно. Вот что сделало несколько месяцев подвала! – Роуч пододвинул 
дакоте документ. – Подписывай!
Индеец внимательно прочитал документ. Он содержал действительно не более того, 
что сказал Роуч. Дакота подписал его.
– Своего оружия ты, конечно, больше не получишь. Ты будешь теперь превращаться 
из дикаря в цивилизованного человека. Завтра Тобиас везет письмо на форт 
Робинсон, он может взять тебя с собой. Своего коня забирай, эту бестию никуда 
не приспособишь. И смотри же, чтобы ты избавил нас и от другого хищника – 
черного волка, который сделал округу небезопасной. Это, должно быть, твоя 
собака?!
Дакота пожал плечами.
Роуч посмотрел вокруг.
– Где же Тобиас? – спросил он присутствующих. – Ему было приказано прийти. 
Дверь открылась.
– Ага, Тобиас! Вот твой подопечный. Он завтра отправится с тобой в резервацию. 
Сегодня он может переночевать в казарме.
– Хау.
Индейцы вышли. На дворе смеркалось, наступал вечер. Тобиас повел Токей Ито в 
блокгауз-казарму. Две керосиновые лампы слабо освещали мрачное помещение. 
Делавар порылся у себя в углу. Он дал дакоте немного пеммикана. Легкая улыбка 
скользнула по лицу Токей Ито, когда он получил от него свою старую трубку.
Вечером в блокгаузе собрались солдаты, они болтали, курили, играли в карты. 
Большинство не обращало никакого внимания на индейцев, но кое-кто из старых 
солдат бросал в их сторону недобрые взгляды.
– Что нужно тут у нас этой свинье?
– Может быть, он расскажет, как убил Джорджа и Майка!
– Надо отобрать у него огниво, не то мы сегодня ночью опять взлетим на воздух!
Дакота старался не показать вида, что он понимает. Делавар молчал, не подавая 
повода к столкновению.
– Пойдем к лошадям! – предложил он.
Дакота поднялся, и они покинули блокгауз. Вахта у ворот выпустила Тобиаса с его 
спутником. Снаружи в загоне несколько лошадей щипало серую зимнюю траву. 
Буланый жеребец стоял с опущенной головой. Дакота тихонько позвал его. Буланый 
навострил уши и в несколько прыжков был у изгороди. Он прикоснулся своими 
мягкими ноздрями к щеке единственного человека, которого терпел на своей спине. 
Дакота погладил его по шее.
Индейцы поняли друг друга с единого взгляда. Тобиас отодвинул жердь, 
закрывающую выход из загона, и они, взяв своих коней, поехали прочь от форта. 
Почувствовать простор прерии было первым желанием освобожденного.
Когда форт остался далеко позади и их уже не могли ни увидеть, ни услышать 
оттуда, они остановились. Дакоте пришлось резко осадить Буланого, который изо 
всех сил рвался вперед.
В воздухе, сверкая, проносились снежинки. Между облаками мерцали звезды. Полная 
луна, госпожа ночи, поднималась по небосводу, рассеивая тьму своим оранжевым 
светом. Вокруг лежала безлюдная земля. Ее сыновья – дакоты – были изгнаны 
отсюда. В последний раз видел вождь родной край. И он вдруг запел. Негромко, 
глухо звучала эта грустная песня о бескрайней прерии. Звуки ее мешались с 
хриплым дыханием ветра. Вождь пел о судьбе своего народа, пение его временами 
прерывалось приступами кашля. Безродный делавар слышал в песне и свою 
собственную печаль.
Индеец словно бы разбудил спящую землю. На освещенном лунном светом склоне 
холма появилась непонятная тень. Она приближалась. Черное большое животное шаг 
за шагом двигалось на голос. Глаза у него горели.
Вождь не пошевелился, он продолжал петь. И песня притягивала зверя своей 
чарующей колдовской силой. Животное стало ползти, издавая ворчащие звуки. И вот 
это ворчание перешло в визг. Зверь узнал вождя.
– Охитика!
Собака бросилась к индейцу с такой радостью, что тому пришлось напрячься изо 
всех сил, чтобы не упасть. Буланый узнал черного волкодава. Он зафыркал и стал 
щипать чахлую траву.
– Ну вот, он снова ест, – сказал делавар.
Потом индейцы поехали назад к форту. Они остались снаружи палисада, в загоне у 
лошадей, и караульный не обращал на них никакого внимания.
Делавар вернул дакоте обоюдоострый нож с резной рукояткой.
Дакота сунул привычное оружие в ножны.
На следующее утро, еще не успели проснуться обитатели гарнизона, а оба индейца 
уже стояли на берегу реки. Они собирались купаться. Караульный при лошадях 
подошел к ним. Это был пожилой мужчина с окладистой бородой.
– Оставь это, – сказал он дакоте. – Вода в реке ледяная, а ты больной. Ты что 
же, решил околеть после того, как тебя освободили? Иди в блокгауз! Я тебе дам 
теплой воды! И никому до этого нет дела!
Вождь не ответил ему и не внял предостережению. Он прыгнул в воду и поплыл.
– Видали ли вы такое безумие! – Бородатый с сожалением покачал головой. – У 
дикарей нет никакого рассудка.
– Дакоты иного не признают, – объяснил Тобиас. – Даже побывав в потельне, они 
всегда потом плавают в реке.
– Ну что с вами, индсменами, поделаешь, – сказал добродушный мужчина и пошел 
назад к лошадям.
Тобиас вслед за дакотой прыгнул в неглубокий поток. Затем оба потерлись на 
берегу песком. Дакоту трясла лихорадка, и сердце его билось порывисто, но, 
когда он соскоблил с себя всю грязь, он почувствовал себя человеком, 
вырвавшимся из-под пытки. Делавар дал дакоте новые легины, мокасины и поясной 
платок. Молодой вождь взял это все. Однако свой пояс вампума и запятнанную 
кровью нарядную куртку он надел тоже.
– Как могло мое имя достичь Вашингтона? – спросил дакота.
– Художник Моррис, которого вы, дакоты, называли Далеко Летающей Птицей, 
Волшебной Палочкой, хлопотал за тебя. Он всегда был другом дакотов, и раз уж он 
ничего другого для вас был сделать не в силах, решил попытаться спасти хотя бы 
тебя.
– Что делает Кэт Смит?
– Десять дней назад она уехала с семьей торговца. Роуч был рад от нее 
избавиться. По пути ее встретил вольный всадник Адамс. Я думаю, он возьмет ее в 
жены.
Когда окончательно рассвело и форт ожил, индейцы уже были в пути. Черный 
волкодав бежал с ними, и, хотя Тобиас указывал дорогу, дакота ехал ведущим, 
чтобы Буланый, как ему было привычно, бежал первым.
Когда всадники около полудня дали лошадям немного отдохнуть и Токей Ито 
бросился рядом с Тобиасом на меховое одеяло, разведчик сказал:
– Если ты хочешь убежать, прежде чем мы достигнем резервации, я тебе не помешаю.

– Ты думаешь, из резервации я убежать уже не смогу?
Тобиас посмотрел в глаза дакоты. Была в его взгляде какая-то сила и решимость. 
И не мог делавар отчетливо представить себе, что они означают. Он только и 
сказал в ответ:
– Бежать могут многие. Но никто не знает, куда.
– Где стоят палатки моих братьев? Тебе это известно?
– В северо-западной части резервации, в Бэд Ленде.
– Недалеко от границы резервации и недалеко от Блэк Хилса?
– Да.
Дакота прикрыл глаза. После того, что он теперь услышал, он не хотел больше ни 
задавать вопросов, ни отвечать на них.



ВОЗВРАЩЕНИЕ

После полудня они подъехали к агентуре резервации. Совсем новые или еще 
недостроенные дома и заборы, привязанные лошади, снующие повсюду люди – все это 
производило впечатление созидательной деятельности. Перед главным зданием 
стояли фургоны, легкие повозки, запряженные мулами. Выгружали мешки, ящики, 
бочки и вносили в помещение. Мужчина, необыкновенный рост которого и полнота 
бросались в глаза даже на расстоянии, наблюдал за работой. Дакота узнал в этом 
толстяке торговца и букмекера Джонни, которого он видел в форте Рэндол.
Разгруженный фургон отъехал к длинному, низкому строению, животные были там 
выпряжены. Большой Джонни, проследивший также и за этим, пошел к главному 
зданию и исчез в дверях.
Индейцы въехали на территорию агентуры. Вместе с ними прибежала и черная собака.
 Тобиаса здесь знали, и постовой, пропустив их, больше уже не обращал на них 
внимания. Они пустили своих лошадей в загон, затем Тобиас направился не к 
центральному входу главного здания, где царила необычайная суета, а к маленькой 
боковой двери. Через нее оба индейца вошли в полутемный тамбур, оттуда попали в 
неожиданно просторную комнату для приезжающих. На одном из двух грубо 
сколоченных столов уютно светила керосиновая лампа. Снаружи надвигались сумерки,
 а единственное окошко помещения было очень мало и к тому же завешено, так что 
почти не пропускало света. На полках вдоль стен были расставлены кувшины, миски,
 кружки, горшки. С правой стороны в углу находилась плита. Там, спиной к 
вошедшим, стоял Большой Джонни. Рядом с ним в углу – большое старое ружье.
Индейцы подошли к пристенной скамье, расположенной в противоположном от плиты 
углу, и уселись. Охитика забился под скамью.
Спокойное поведение гостей, кажется, было Джонни по душе. Он только что бросил 
на сковороду, где обжаривались куски мяса, большой кусок жира. Сало растопилось,
 заскворчило.
Когда антрекоты достаточно прожарились, Джонни повернулся к индейцам, которые 
молча курили свои трубки, взял с полки три деревянные тарелки и, прихватив с 
плиты сковороду, подошел к ним. Расставив со стуком тарелки, он опустился на 
табуретку, которая казалась слишком мала для его массивной фигуры, достал нож и 
положил по куску мяса на тарелки своих гостей.
– Это я поджарил для себя, – сказал он сиплым голосом, – но вы можете тоже 
принять участие. Расскажи-ка что-нибудь, Тобиас!
– Я не знаю ничего нового, – пробормотал себе под нос делавар. – Как живешь ты? 
Хорошая у тебя служба?
Хозяин доверительно перегнулся через стол:
– Служба?! Да здесь только одно настоящее дело – поставки индейцам агентуры… 
чем и занимается этот Фредди – Рэд Фокс. Ему теперь не надо искать золота, он 
зарабатывает за неделю больше, чем бедный золотоискатель за целый год. Но мне 
не перепало от него ни доллара. Собака! И вы думаете, я долго буду на него 
спокойно смотреть?
– Тебе надо сообщить об этом агенту, – посоветовал делавар.
– Чистенькому офицеру, которого тут никогда не бывает? Ой, боюсь обожжешься на 
этом деле! – Хозяин изобразил на лице сомнение. – Рэд Фокс, между нами говоря, 
это – подлец, он в любой момент может прикончить. Нет, парни, это опасно. Надо 
подождать. Меж тем и моя добыча понемногу округлится. Сюда каждый с 
удовольствием заезжает, а если холодно, так и выпьет побольше, что белые, что 
краснокожие.
– Дакотам же пить строго запрещено.
Хозяин только усмехнулся.
– Ну, мне-то что за дело, за это платят лагерным полицейским! Они как раз 
болтаются тут, вождь Кровавый Томагавк со своей компанией, – продолжал он. – 
Явились к Рэду Фоксу жаловаться на плохое снабжение.
– Шонка тоже тут? – допытывался Тобиас.
– Шонка всегда тут. При Рэде Фоксе состоит Шонка.
– Значит, мне не стоит соваться к Фредди.
– Не стоит, ничего хорошего не выйдет. Может быть, ты уладишь дело с кем-нибудь 
другим? О чем речь-то?
– Мне надо сообщить о своем друге Гарри.
– Гарри? Тот, кто напал на колонну с оружием и взорвал форт на Найобрэре? – 
Хозяин внимательно посмотрел на дакоту.
– Да, – с улыбкой подтвердил Тобиас.
– Тот, который был в плену? Много ли дашь, чтобы побыстрее провернуть дело? 
Ведь надо потратиться на выпивку для секретаря. А секретарь как раз здесь.
– Доллары он получит. И лучше через тебя.
– Что ж, в порядке одолжения могу. Давай мне всё!
Тобиас достал бумагу.
– Ему надо только расписаться, что он согласен, чтобы Гарри – Токей Ито 
отправился в свое племя.
– Это не составит труда. – Хозяин взял документ и вышел.
Прошло немного времени и он вернулся.
– Досадно, – сказал он и с сожалением пожал плечами. – Чарли не оказалось на 
месте. Придется еще подождать.
Перед домом послышались голоса. Дверь распахнулась, и ворвался холодный воздух. 
Ввалилось с полдюжины хорошо вооруженных, одетых в кожу и меха людей в пестрых 
шейных платках. Дакота узнал среди них канадца Луи и коротконосого Пита.
– Хэлло, Джонни! – приветствовали новые гости хозяина; тот поднялся – 
неторопливо, с сознанием собственного достоинства. – Выпить поскорей! И 
чего-нибудь поесть!
Мужчины гулко затопали по дощатому полу. Тепло, запах виски и жареного мяса 
привели их в хорошее настроение.
– Быстро, Джонни! Быстро, Джонни! – притоптывая в такт, нараспев выкрикивали 
они.
Джонни принес четыре больших копченых медвежьих окорока.
– Хэлло, джентльмены! Не кажется ли вам, что я здесь угощаю вас получше, чем 
Фредди своих краснокожих?
Мужчины засмеялись еще громче. Луи подбросил кверху свою бобровую шапку, 
показав давно не стриженные черные волосы.
– Джонни-Жан, брат мой! – крикнул он с непривычным для окружающих французским 
акцентом. – Хорошо накорми нас! Иначе наш Пит Куцый Нос тебя самого заколет и 
поджарит!
Окорока были разрезаны, мужчины подналегли на них. Еще раз наполнили кружки. 
Хозяин сел рядом с канадцем и не отставал от гостей.
– Джонни-Жан, брат мой, – говорил Луи, не переставая жевать. – Сегодня проводы! 
Ты понимаешь! Вот нашему юному красавцу Филиппу дай добавку. Он мой подопечный, 
и ему еще надо расти и расти!
– Проводы? И что это значит? – кисло поморщился хозяин.
– Эх, мой дорогой Жан, нас увольняют. Крези Хорс разбит, война окончена, и в 
таких обормотах, как мы, Фредди больше не нуждается. Он гонит нас, а в книгах 
еще числится наше жалованье. О, мой дорогой Джонни-Жан, мир так плох. Фредди 
считает, что краснокожие предатели дешевле, и организовал лагерную полицию из 
индейцев. – Луи отхватил еще изрядный кусок окорока. – А я ухожу прочь. – И он 
принялся насвистывать грустный мотив. – Джонни-Жан, брат мой, тебе известно, 
что такое Канада?
– Там можно заработать побольше, чем здесь?
– Джонни-Жан, ты человек, которому незнакома тоска, ты не понимаешь поэзии, ты 
просто жирная свинья. Но мой отец был охотником и вояжером. Он сам из Франции и 
вот приехал в Канаду. Канада – это прекрасно!
– Да, – заметил делавар. – В Канаде еще свобода!
Предводитель вольных всадников поднял кружку, он обрадовался, что получил 
поддержку.
– Мой краснокожий брат, тебе знакома Канада, моя родина? Мой отец был в Канаде 
вояжером. Он торговал разными хорошими вещами. У него была большая лодка и мы 
ездили через grands lacs – Великие озера, когда я был enfant, еще совсем 
маленьким. Отец у меня был здоровый, мать здоровая, и жизнь наша была сплошное 
веселье. Краснокожие люди были нам как братья. Жизнь в Канаде прекрасна. Но 
зачем я ушел, mon dieu, я сделал плохо, очень плохо. Может быть, мне уйти назад 
в Канаду? Фредди – чудовище, у него нет сердца, он прогоняет меня после того, 
как я победил сиу-дакотов. Но краснокожие люди – мои двоюродные братья, они, 
как и я, любят свободу… почему я по ним стрелял? – Он выпил еще, чтобы залить 
свою печаль.
Слушал его только Филипп. Остальные уже взялись за свои трубки и с криками, 
стуча кулаками по столу, разыгрывали в кости жалкие остатки своего счастья.
Хозяин кивнул Тобиасу и снова отправился с его документом.
Делавар угостил канадца табаком. Луи уселся рядом с индейцем и с удовольствием 
продолжал разговор.
– Меня удивляет, что Фредди, Рэд Фокс, отказывается от вас, – продолжил Тобиас 
затронутую тему.
– О, мой краснокожий брат, дакоты загнаны в резервацию, и мы теперь не нужны.
– А Ситтинг Булл?
– Не знаю. Может быть, ушел в Канаду, может быть, отправился встретиться с 
Большим Отцом в Вашингтон.
– А Крези Хорс и его воины, где они?
– Дорогой кузен, генерал Майльс со своими стрелками окончательно разбил их и 
загнал сюда к нам за пятьсот миль. Два дня назад они добрались до форта 
Робинсон. У них нет больше оружия, они лишились части палаток, растеряли одеяла,
 они голодают, дети у них замерзают. Им пришлось подчиниться так же, как и 
остальным дакотам.
Токей Ито пододвинул канадцу свою наполненную виски кружку, к которой так и не 
прикоснулся.
– Мерси, мерси, спасибо! – канадец выпил.
– Значит, Тачунка Витко, которого белые люди называют Крези Хорс, еще жив и 
недалеко от нас? – спросил Токей Ито.
– Недалеко, на запад отсюда. Но Крези Хорс под таким надзором. Oh, mon dieu, 
под таким хорошим надзором…
Разговор был прерван: наконец-то вернулся Джонни. Он был не один. Медленно, 
подчеркивая свое достоинство и походкой, и поворотом головы, вместе с ним вошел 
индеец, степенно сел за стол против Тобиаса и Токей Ито. На нем был низко 
надвинутый на лоб головной убор из перьев орла. Бронзовая кожа лица, орлиный 
нос, сильно выступающие скулы выдавали в нем дакоту. Глаза у него были 
маленькие, прищуренные. Молодой вождь знал его. Это был Кровавый Томагавк. 
Узнал ли новый верховный вождь молодого предводителя рода Медведицы – не 
известно.
Кровавый Томагавк сдержанно поприветствовал только Тобиаса.
Сопровождала Кровавого Томагавка весьма удивительная личность. Это был молодой 
индеец, худой и высокий, с лицом, отнюдь не отмеченным печатью разума. На нем 
был цилиндр и голубой мундир с золотым темляком и галунами. На боку висела 
волочащаяся по земле сабля, а в руке он держал забавное подобие плетки с 
серебряным набалдашником. Он жеманно прошелся несколько раз перед столом и, 
кажется, решил, что все восхищены им.
Вошли еще восемь вооруженных индейцев, в том числе Шонка.
Тобиас, хотя и видел этого человека второй раз, тотчас узнал его. Шонка подсел 
к Кровавому Томагавку и уставился на своего бывшего вождя. Но его вызывающий 
взгляд встретился с ледяным спокойствием Токей Ито.
Джонни передал Тобиасу документ:
– Вот… что касается Гарри, все в порядке.
Тобиас благодарно кивнул и сунул хозяину деньги. Джонни, кажется, остался 
доволен.
– Гарри может в сопровождении лагерной полиции отправиться в род Медведицы и 
поселиться там в своей палатке, – сказал он. – Так Чарли и написал.
– Покажи мне письмо! – потребовал Кровавый Томагавк, который слышал этот 
разговор. – Я верховный вождь, и я распоряжаюсь полицией.
Тобиас протянул ему документ. Тот развернул и приказал Джонни прочитать вслух.
– Белый человек написал то, что он не должен был писать, – возмущенно заметил 
Кровавый Томагавк. – В какой палатке жить Токей Ито устанавливает не белый 
человек, а дакоты. На собрании совета рода Медведицы решено не принимать его 
больше в племя. Его типи разрушена. Сын Матотаупы не вернется домой. Хау.
Кровавый Томагавк говорил громко. И не только за его столом, но и у игроков в 
кости установилась тишина, и все смотрели на него и на молодого дакоту, сына 
Матотаупы.
Недавний пленник не пошевелился и ничего не сказал.
– Ты подчиняешься? – угрожающе спросил Шонка.
Токей Ито сохранял молчание.
Делавар понимал, что скрывается за этим молчанием. Он чувствовал, как нарастает 
напряжение между Шонкой и Токей Ито. Он догадывался, что вражда между ними 
живет с давних пор. Кое-какие слухи доходили до Тобиаса. В любой момент 
терпение Токей Ито могло лопнуть, и тогда схватки не миновать.
– Ну что же это все на сухую! – пробасил в чреватой опасностью тишине Джонни. – 
Давайте сначала выпьем, потом посоветуемся по этому нелегкому делу.
Он подмигнул, и Тобиас в тот же миг сунул толстяку хозяину в карман штатов пару 
монет. Джонни пощупал их, и это, кажется, пришлось ему по вкусу. Перед 
лагерными полицейскими появились наполненные кружки. Шонку не надо было 
упрашивать. И Кровавый Томагавк схватился за кружку.
– О, что я вижу! – с усмешкой воскликнул Луи-канадец. – Мистер агент ведь 
запретил сиу пить виски, а мусью собирается тут выпивать!
– Даже двойную порцию! – поддержал Филипп своего попечителя и покровителя, и 
можно было понять, как они презирают этих индейцев.
Шонка бросил взгляд на белых недовольный взгляд, а Кровавый Томагавк, усмотрев 
в этом умаление своего служебного достоинства, счел необходимым ответить:
– Кровавый Томагавк сам знает, что ему положено и что – нет. И не уволенным 
стрелкам предписывать, что ему делать!
Тем временем Джонни с возгласом «За ваше здоровье!» осушил свою кружку и 
поставил на стол. Кровавый Томагавк решил восстановить свой авторитет подобным 
же образом. Он тоже поднял кружку и опрокинул содержимое в глотку. Легкость, с 
какой это произошло, свидетельствовала о том, что пил он сегодня уже не первый 
раз. Франт в мундире восхищенно посмотрел на своего верховного вождя и с 
готовностью ему последовал, однако поперхнулся. По мундиру расплылось пятно. 
Молодой человек покраснел от стыда.
– Джонни, дай-ка мне поскорее платок и воды, надо замыть мой костюм! Это ведь 
мундир генерала!
– У моего краснокожего брата мундир генерала? – подхватил шутник-канадец. – Кто 
же это ему дал? Или он проявил высокую доблесть и Большой Отец из Вашингтона 
наградил его мундиром?
– Меня зовут Татокано, что значит – Антилопа, – рассердился щеголь. – Я младший 
сын Старого Антилопы. Белые зовут меня Эдди. Я отдал за мундир много бобровых 
шкурок.
– О! Большой Отец продал мундир генерала краснокожему брату!
– Ой, не лопнуть бы мне от смеха! – закричал Пит Куцый Нос, который только что 
выиграл в кости. – Мой дорогой Эдди, знаешь, кто ты такой? Музыкант ты, а не 
генерал!
Губы Эдди-Татокано задрожали.
– Ты ничего не понимаешь, – сказал он, хотя им уже овладевало смутное чувство, 
что Пит прав. – Это мундир кавалерийского генерала тридцать первого полка. У 
меня есть документ!
Тут уж поднялся всеобщий смех.
– Документ? Ну-ка, покажи!
Эдди Великолепный расстроился чуть не до слез.
– Вот! – достал он маленький печатный листок.
– Дай-ка сюда! – Канадец протянул руку.
– Нет. Не дам. Белый человек может прочитать письмо только в моих руках. – 
Эдди-Татокано развернул свой документ на столе, затем снова взял в руки. – 
Здесь написано…
– Тридцать первое января, – громко прочитал Джонни. – Тридцать первое января, 
тысяча восемьсот семьдесят шестой год! Вот что тут, а совсем не тридцать первый 
полк. И еще: «Дьявол возгордился, да с неба свалился!» Это же листок из 
календаря!
– О-ох! – ошеломленно вздохнул щеголь.
Канадец похлопал его по плечу:
– Да, мой младший брат, это звучит. Ты можешь не жаловаться, что обманут, это 
ведь чистая правда!
– Но…
– Что значит – но, – засмеялся Джонни так, что заколыхался его огромный живот.
 – Никаких «но»! Чистая правда! Ты возгордился? Ты посрамлен? Разумеется, вот 
ты и сидишь тут как напакостивший пудель! Ты обманут? Нет. Листок прав.
Эдди Великолепный, подавленный, сидел на своей табуретке и покачивал головой. 
Он был бессилен против этой логики.
Кровавый Томагавк поник.
– Надо посмотреть, нет ли оружия у сына Матотаупы!
– Нет. Только нож, – ответил Тобиас.
– Тебя не спрашивают! – обрезал Шонка делавара. – Эдди-Татокано, – приказал он,
 – обыщи его! Гарри, встать! Руки вверх! – И Шонка направил на дакоту револьвер.

Установилась мертвая тишина. Вождь медленно поднялся.
– Я понимаю, что вы меня боитесь, – сказал он, подошел прямо под дуло 
револьвера и, стянув с себя куртку всю в пятнах крови, обнажил исхудалое тело: 
стали видны глубокие шрамы от ножа жреца, от цепей, от когтей медведя.
Татокано ощупал пояс своего бывшего вождя.
Шонка убрал револьвер.
Токей Ито надел куртку. Он был бледен, кашель сотрясал его. Он не мог больше 
сдерживаться.
– Шонка, – сказал он, как только отдышался, – я имею право узнать, на каком 
основании собрание совета приняло решение против меня.
– Ты не можешь ничего требовать! Если ты не подчинишься, я сумею тебя 
заставить! Садись и молчи, иначе мы тебя арестуем! Всем известно, что ты против 
Ситтинг Булла и Крези Хорса!
Тобиас неотрывно смотрел на молодого вождя. И как не стыдно Шонке такой 
подлостью встречать больного, только что освободившегося от оков человека. Еще 
два поколения назад такое отношение даже к личному врагу было бы у дакотов 
невозможно. Но уайтчичуны с их виски раскололи племя, заставили забыть старые 
обычаи, убили чувство собственного достоинства в свободных воинах, с помощью 
подкупа они наплодили предателей.
Токей Ито не подчинился. Он продолжал стоять.
И снова вмешался Большой Джонни. Он подошел к Шонке и огромным своим телом 
оттеснил его к стулу. Шонка, не пикнув, так и свалился на него. У него, конечно,
 были причины не ссориться с хозяином. По-видимому, у него частенько появлялось 
желание приобщиться к запретному виски, а виски было у Джонни.
– Что ты тут разбушевался, Шонка! – Голос Джонни звучал грубо и повелительно. – 
Чтобы тут у меня никаких петушиных боев!
– Никаких петушиных боев?! – заорал Пит Куцый Нос, который занял место Шонки. – 
Что ты тут корчишь из себя, толстопузое чудовище, что ты за распорядитель?! 
Если мне взбрело в башку подраться, – значит, будет петушиный бой, понимаешь 
ты… и не вздумай становиться мне на пути… – Ив руке у него сверкнул нож.
Джонни испуганно посторонился.
– Береги рожу, Пит, – при этом сказал он. – Носа ты уже лишился, хочешь 
рискнуть еще глазом?!
Так называемые петушиные бои были в обычае приграничья. Это были жестокие бои, 
в которых допускались любые средства. Изуродованные носы, выдавленные глаза 
свидетельствовали об этих мерзких схватках.
Пит разошелся.
– Краснокожий пес! – орал он. – Проклятый убийца! Его знает вся граница! Мало 
он позабавился на Платте, в Блэк Хилсе, на Найобрэре, он еще посмел и сюда 
заявиться! Раз уж лагерная полиция боится им заняться, придется мне об этом 
позаботиться, и пусть Фредди видит, кто здесь наводит порядок, 
пьяницы-полицейские или люди, которых он увольняет!
Молодой вождь, к которому была обращена эта речь, казалось, ничего и не слышал. 
Он оставался невозмутимым, взгляд его был неподвижен.
Пит бросился на индейца. В тот же миг дакота схватил Пита за правую руку и так 
вывернул ее, что тот выронил нож. Дакота поднял нож и бросил делавару. А Питу 
он нанес такой удар, что Куцый Нос с грохотом влетел в стену и повалился на пол.

Не сказав ни слова, Токей Ито уселся на свое старое место рядом с Тобиасом.
– Sacre nom! – вскрикнул Луи-канадец. – Проклятье, ну и быстро же! Ты 
что-нибудь понял, Филипп?
– Половину.
– Ну ясно, не можешь же ты так быстро думать, как действует этот индсмен! 
Учиться тебе надо, учиться!
Парень усмехнулся. О Пите никто не позаботился. Ему пришлось самому подниматься 
на ноги. Петушиный бой был личным делом, а у индейцев-полицейских Куцый Нос 
тоже не вызывал симпатии.
К Шонке подсел Джонни.
– Значит, вы все были у Рэда Фокса? – спросил он.
Шонка не ответил, он был не в духе. Но тут Кровавый Томагавк поднял голову, 
которая была у него уж очень тяжела, и посмотрел на хозяина мутными, заплывшими 
глазами.
– Фредди плохо с нами обошелся, мой брат. Я пожаловался ему на тощий скот, на 
вонючее сало, сказал о пустых желудках наших мужчин, женщин и детей. Но он, как 
волк, который только и думает как бы нажраться. Я уважительно говорил с ним, а 
он выставил нас за дверь, как собак. Я не пойду к нему больше, да он и сам 
сказал, что видеть до утра никого не хочет. Он захлопнул перед нами дверь, 
потому что был очень сердит.
– Замолчи! – прикрикнул Шонка на своего начальника. Он был еще не так пьян, как 
Кровавый Томагавк, и ему было стыдно случившегося.
Тобиас сунул хозяину еще монету. Джонни лукаво глянул на него и снова наполнил 
кувшин виски.
Попойка продолжалась. Вольные всадники горланили песни, а полицейские-индейцы 
им подпевали.
Тобиас поманил Джонни.
– Не найдется ли у тебя комнаты, где бы Гарри мог поспать?
– Ну конечно же найдется! Пошли!
В комнате, в которую хозяин привел индейцев, была еще и наружная дверь. 
Несколько мешков с соломой лежали на полу. Тобиас попробовал, открыта ли 
наружная дверь. Оказалось – заперта. Джонни порылся в своем бездонном кармане и 
извлек ключ.
– Вот… Могу вам оставить. На случай, если станет плохо.
Хозяин удалился. Тобиас подошел к двери.
– Ты мой вождь! – прошептал он на языке дакотов. – Что теперь будем делать?
– Дай мне твой револьвер, деньги и письмо кэптена Роуча на форт Робинсон. Я 
доставлю пакет туда – как разведчик.
– А я?
– Наблюдай за Томагавком, Шонкой и остальными. Завтра до обеда никто из них не 
проснется. Станут расспрашивать, скажи, что тоже был пьян и ничего не знаешь.
– Как только они обнаружат, что ты покинул дом, они известят Рэда Фокса и 
поднимут тревогу.
– Эти люди не поднимут тревоги, они никогда не сознаются Рэду Фоксу, что были 
пьяны и упустили меня.
– Хау. Увидимся ли мы с тобой еще?..
– Я вернусь.
Молодой вождь подошел к наружной двери, приоткрыл ее, выглянул в ночную тьму. 
Стояла страшная стужа. Замерзшая земля не была покрыта снегом. Дул северный 
ветер.
Дакоту начало трясти от холода, перед глазами поплыли темные и светлые круги, 
очертания предметов начали расплываться, и он почувствовал, что еще немного, и 
не удержится, упадет. Он добрался до соломенного ложа и опустился на него. Не 
то сон, не то беспамятство овладели им.
К утру он пришел в себя, подполз на коленях к двери. Сквозь щель увидел 
бледнеющие звезды. Он собрался с силами, поднялся на ноги и нетвердым шагом 
направился к загону. Охитика приветствовал его, помахивая хвостом, и Токей Ито 
вспомнил, что вечером он собаки больше не видел. Она убежала к Буланому.
Караульный не усмотрел ничего подозрительного в том, что индеец взял своего 
коня. А то, что он шатался, несомненно, отнес за счет неумеренной выпивки. 
Приехал дакота сюда сам, и не было причин помешать ему уезжать. Токей Ито сел 
на коня и шагом поехал к ближайшему форту. Охитика последовал за ним.
Ему повстречался отряд кавалерии.
У драгун не вызвал никаких подозрений ехавший навстречу на лохматом мустанге 
индеец. Токей Ито представился их командиру несколько вежливее и более 
по-военному, чем делал это в те далекие времена, когда был разведчиком у белых 
людей. Офицер критическим взглядом окинул грязный костюм индейца, но его 
выправка и хороший английский определенно вызвали у него симпатию. Он 
потребовал предъявить запечатанный сургучными печатями служебный пакет и в 
заключение сказал:
– Будь внимательным, тут, между фортом и агентурой, шныряют подозрительные 
индсмены. А за фортом расположился Крези Хорс со своими краснокожими бандитами.
– Хау, я буду внимательным!..
Форты всюду похожи друг на друга. Токей Ито остановился и окинул взглядом 
постройки и их окружение. На фоне неба медленно кружились снежинки и падали на 
землю. С крыш свисали сосульки. Над трубами вились дымки.
Молодой вождь шагом подъехал к укреплению. Перед палисадом стояли лошади 
индейцев с волокушами, повозки, запряженные быками, несколько парусиновых 
палаток и одна-единственная, как и в старые времена, из бизоньих шкур. 
Небольшая группа индейцев только что прибыла. Токей Ито установил, что они 
принадлежат к дакота-тетон-оглалла. Всадник видел через раскрытые ворота 
большой двор форта, и ему не надо было долго наблюдать, чтобы понять, что там 
происходит Индейцы явились в назначенный день для получения своих 
продовольственных пайков. Выдавали сало и муку. От одной муки мало толку, а от 
сала индейцы болели, но они безропотно брали и то и другое. Покорная своей 
судьбе стояла на заснеженной земле скотина, только давно не доенные коровы 
жалобно мычали.
Токей Ито снова тронул Буланого и направил его мимо палаток к главным воротам. 
Веки у него были прикрыты, но он внимательно за всем наблюдал. Дакоты могли 
узнать его, даже если и не были с ним знакомы. Его одежда и обличье выдавали 
принадлежность к группе оглалла.
– Что тебе надо? – окрикнул его резкий голос.
– Где дежурный? – осведомился он, слезая с коня.
– Что тебе надо? – еще раз спросил унтер-офицер.
– Курьерская почта.
Унтер-офицер показал большим пальцем через плечо на дверь:
– Кэптен Эльсворт.
Токей Ито привязал Буланого. Охитика сел рядом Дакота вошел в комнату дежурного 
и положил письмо на стол. Офицер, молодой человек с невыразительным лицом, 
глянул на дату.
– И ты так скоро доехал? Черт возьми! – Он принялся читать. – Ага… хм… ну да… 
Мы тоже скоро покончим с этим Крези Хорсом, загоним и остальных в резервацию…
– Будь завтра утром готов! – Офицер черкнул что-то на листочке. – Вот. Пока 
получи продукты и корм для коня. Ты говоришь по-дакотски?
– Да.
– У тебя впереди целый день. Пошатайся немного снаружи, послушай, о чем там 
дакоты болтают между собой. Людей Крези Хорса только что с трудом пригнали. Их 
так называемый вождь даже не хочет прийти в форт. Надо последить за ними.
– Да.
Токей Ито взял записку на продовольствие. Офицер кивнул ему на прощание. Индеец 
позаботился получить фураж для Буланого, он попросил также у содержателя 
харчевни костей для Охитики. Сам он ограничился чаем, слегка уняв мучившую его 
жажду.
У дакоты был впереди день, было и задание, которое не противоречило его планам. 
Он побрел к главному входу, где продолжалась выдача пайков. Дело это, судя по 
разговорам, должно было занять следующий день. Среди белых находился молодой 
человек в гражданском платье. Одет он был как преуспевающий бизнесмен. Токей 
Ито мучительно вспоминал, где он мог его видеть. Остановившись поблизости от 
молодого человека, он услышал, что называют его мистер Финлей. Но и это дакоте 
ни о чем не говорило.
Белый тоже обратил внимание на индейца. Раз этот индеец курьер и говорит 
по-английски, надо познакомиться с ним. И он заговорил с ним с той 
самоуверенностью и снисходительностью, с какой господин обращается к слуге:
– Не хочешь ли подзаработать?
– Сколько?
Финлей усмехнулся:
– Из тебя выйдет бизнесмен! Я, между прочим, собираю подлинные индейские вещи: 
пояса вампума, колчаны, раскрашенные одеяла, орлиные перья, вышитую одежду, 
выделанные скальпы – по возможности, знаменитых людей. Я бы купил целиком 
кожаную палатку. Ну еще, например, такие штуки, как тотем Рэда Клоуза или Крези 
Хорса – участников битвы при Литл-Биг-Хорне. Я еще ребенком питал слабость к 
индейским вождям.
– О, тогда они еще не имели ничего общего с этой шайкой, – заметил служащий, 
который стоял рядом с Финлеем и вел учет отпускаемого продовольствия.
– Само собой разумеется, – сказал Финлей. – Я даже видел индейского юношу, 
который выглядел, как сын лорда.
– А-а, в цирке! – догадался Токей Ито.
– Совершенно верно! – воскликнул Финлей. – Ты прямо обладаешь шестым чувством, 
краснокожий! Ты нужный мне человек. Ты, наверное, сумеешь поладить со своими 
соплеменниками.
– Чем вы платите?
– А что надо? Виски?
– Нет, мясо.
– Мясо? Не понимаю, что это значит. Мы доставляем сюда достаточно шпика. 
Как-никак… голодный марш у краснокожих позади… – Финлей повернулся к ведущему 
записи человеку. – У вас еще имеется резерв?
– Это зависит от того, господин Финлей…
– Для меня, во всяком случае! Я хорошо заплатил, чтобы поставки были поручены 
моей фирме, вам это известно…
– Если вы знаете меру в ваших притязаниях…
– Напишите индсмену записку, чтобы ему дали консервов. Из тех, что поставлены 
моей фирмой. Остальное – старье. Так что, даю высший сорт, – добавил Финлей, 
повернувшись к Токей Ито.
Вождь взял записку, пошел на склад и получил чуть ли не полтора пуда армейских 
мясных консервов да еще два кожаных мешка для упаковки. Он вернулся к Дугласу 
Финлею.
– Надо поставить печать, – потребовал он. – На случай, если кто-нибудь спросит, 
как ко мне попало это мясо и почему я болтаюсь с ним среди людей Крези Хорса.
– А это уж совершенно невозможно, – заметил служащий, ведущий учет.
– Нечего зря болтать, – отрезал Финлей. – Вот мой бланк, поставьте вашу печать, 
вот эту, что у вас в руке… вот так… а разведчик наш не дурак. Сегодня к вечеру 
возвратишься? – повернулся снова к дакоте Финлей.
– Да. Но нужна свежая лошадь. Моя загнана. – У Токей Ито были свои причины для 
такого заявления: на чужой лошади ему было легче остаться неузнанным.
– Будешь так продолжать, так, пожалуй, скоро получишь место в компании Финлей и 
К°, – усмехнулся Дуглас. – Минутку! – Он свистнул, сказал несколько слов 
подбежавшему парню, и скоро был приведен гнедой конь с белым пятном на лбу: 
полностью снаряженный, начищенный до лоска, отдохнувший, бодрый, но, наверное, 
и наполовину не такой выносливый и быстрый, как Буланый.
Небрежным жестом Токей Ито выразил свое согласие.
– Ну смотри же, как следует проверни мне дела!
– А что я за это получу?
– Ого! Даже среди индейцев нет больше джентльменов! И ты уже превосходно 
овладел деловой стороной цивилизации. Один доллар задатка?
– Два. – Токей Ито ослабил повод и сделал вид, что трогается в путь.
– Ну ладно, два.
На два доллара и на деньги, которые дал ему Тобиас, он купил еще свежей 
говядины. Кожаные сумки с консервами и мясом он повесил по бокам седла и повел 
подчинившегося ему мерина.
– Где находится Тачунка Витко? – спросил он унтер-офицера.
– Кто?
– Крези Хорс, – поправился дакота.
– Ах этот? Неподалеку, в нескольких милях отсюда на запад. Но он не станет так 
просто со всяким разговаривать. Тут уж надо случиться чуду.
– Может быть, оно и случится.
– Странный ты парень, странный, – пробормотал унтер себе под нос.
Токей Ито выехал из форта. Снег пошел сильнее. Бесконечной белой завесой 
мельтешил он перед глазами. Езда в седле, да еще и со стременами, была для него 
непривычна. Но во время жизни в изгнании, в цирке Майерса, двенадцатилетнему 
мальчику пришлось научиться этому для роли «Сына лорда», и он ехал не хуже 
драгуна. Лошадь с седлом как бы свидетельствовала о его принадлежности к миру 
белых людей, что для Токей Ито в его положении было весьма кстати. Дакота 
пустил гнедого легким галопом.
Не проехав и двух часов, он остановился. Вдали виднелось стойбище. Местность 
была открытая, и не замеченным к нему приблизиться было нельзя. Некоторое время 
дакота раздумывал, потом погнал гнедого дальше. Он увидел над типи три 
жиденьких дымка, которые перебивались метелью. Подъехал поближе. Несколько 
ребятишек с исхудалыми лицами, завидев его, быстро скрылись в жилищах. Никто из 
взрослых не показался. Но не исключено, что кто-нибудь и рассматривал 
незнакомого всадника из какой-нибудь щели палатки. Дакота сам долгое время был 
в заточении, и вот теперь у него было такое чувство, будто бы он подошел к 
чьей-то чужой тюрьме.
Снегопад немного утих. Хлопья снега медленно ложились на землю. Солнечный свет 
проникал через облачную вуаль неба, и снежное покрывало сияло тысячами 
сверкающих хрусталиков.
Молодому вождю с давних пор была известна палатка Тачунки Витко. Он привязал 
гнедого перед ней и, не раздумывая, вошел. Старая индианка сидела и растирала в 
миске корни юкки. Она прервала свою работу. Кроме нее в палатке – никого.
– Где Тачунка Витко? – грубо спросил он, как будто обладал полицейской властью; 
он понимал, что иначе ему не так-то легко добиться ответа. – Я прибыл с форта.
Его подкованная лошадь и револьвер достаточно много значили в глазах этой 
женщины. Токей Ито с первого взгляда узнал ее. Это была мать Тачунки Витко, и 
он видел ее пять лет назад на большом празднике в этой же палатке. Голод и 
страдания изменили ее, но не так сильно, как совершенно исхудавшего Токей Ито, 
и молодой вождь надеялся, что она его не узнала.
Женщина тяжело поднялась, вытерла руки.
– Я позову вождя, – сказала она. – Он здесь недалеко, – добавила она, словно бы 
оправдываясь перед посланцем агентуры за то, что он встречен в ее палатке с 
ненавистью и подозрением.
Едва она вышла, Токей Ито внес в палатку обе кожаные сумы с консервами и мясом. 
Он закрыл на миг глаза, потому что очень устал. Но уши его не дремали, и скоро 
он услышал приближающиеся шаги. Тихо поскрипывал снег. Токей Ито встал 
посередине, неподалеку от холодного очага, и ждал, повернувшись ко входу.
Вошел Тачунка Витко. Он тоже очень исхудал. Что он пережил, можно было 
прочитать на его лице. Морщины стали глубже, щеки ввалились. Вождь опустил веки 
и не видел лица Токей Ито. Но он наверняка видел револьвер на поясе. Он прикрыл 
за собой вход в палатку, остановился.
– Что нужно? – спросил он глухим голосом.
Токей Ито ответил не сразу. Он подождал, пока вошедший придет в себя и, может 
быть, узнает его. Потом он сказал:
– Ты узнаешь меня, Тачунка Витко? Ты знаешь, что я был предан и до сих пор 
находился в плену?
Тачунка Витко поднял веки и посмотрел Токей Ито в глаза.
– Что ты дал и что ты обещал, чтобы снова быть на свободе?
Хотя Токей Ито должен был сознавать, что его револьвер и его манера обращения к 
женщине подтвердили бы подозрения всякого, но его лицо все же потемнело от 
гнева.
– Я дал свою подпись, что пойду в резервацию…
– Как скаут и полицейский Длинных Ножей?
– Ты бы не сказал так, вождь, если бы еще хоть немного доверял мне.
– Токей Ито!!!
Мужчины замолчали. Они долго стояли друг против друга. Их мысли и чувства были 
противоречивы. Обоим было тяжело. Наконец Тачунка Витко сошел с места. Он 
сделал два шага к Токей Ито. Два медленных, осторожных шага сделал он к этому, 
как и он, обманутому и побежденному, к этому изможденному болезнью, но 
несдающемуся человеку. Он распростер руки и прижал младшего к своей груди.
– Брат мой! – тихо сказал он. – Я уже не думал тебя увидеть!
– Ты мой вождь, Тачунка Витко, поэтому я пришел к тебе.
Глаза мужчин наполнились слезами. Им было не стыдно друг друга. В их отношениях 
пропала натянутость, и это дало волю той скорби, проявление которой делает 
человеческие лица благороднее, чем полные блеска победы.
Они разомкнули руки, опустили глаза, отошли друг от друга и даже мыслями ушли 
на момент в иное…
Тачунка Витко пригласил гостя сесть и опустился рядом с ним у холодного очага 
на землю. Вошла мать и снова принялась растирать корни юкки.
Вожди раскурили трубки.
Скупыми словами, прерываясь из-за приступов кашля, Токей Ито поведал обо всем, 
что произошло с ним со времени освобождения и до момента, когда он наконец 
вошел в палатку верховного вождя.
– Длинные Ножи велели мне идти в резервацию, и я расписался в этом, – закончил 
он. – Но и там они меня терпеть не собираются. Этот секретарь Чарли и изменники 
из числа наших собственных воинов действуют заодно. И если уж они меня опять 
возьмут в плен, живым они меня не выпустят.
– Что ты собираешься делать?
– А что посоветуешь ты?
Тачунка Витко с трудом находил слова:
– Нас заставляют тут жить… как койотов… без оружия… нас презирают… мы вынуждены 
побираться. Они говорят, что мне надо идти к Большому Отцу в Вашингтон. Но для 
меня существует только Великий и Таинственный; у меня нет никакого белого отца, 
и я не хочу оставлять своих братьев. Уайтчичуны, словно кровожадные рыси, 
только и ждут случая убить меня, разобщить моих воинов, разогнать их по разным 
углам. Они поселили в наших палатках изменников, своих соглядатаев. Я не могу 
предоставить тебе крова, Токей Ито, брат мой.
– Ты сам остаешься здесь?
– Я остаюсь. Вождь не оставляет своих воинов. Но я и не могу вести их дальше. 
Мы были вооружены, и нас было две тысячи. Если мы теперь без оружия снова 
поднимемся, это будет бесполезнее, чем… – Вождь остановился и прислушался.
Прислушался и Токей Ито.
В лагере поднялся какой-то шум. Вожди услышали голоса, которые, несомненно, 
принадлежали драгунам. Послышались шаги, легкие и за ними – тяжелые. Вожди 
продолжали сидеть и курить.
Откинулся полог, и показался индеец, с перьями в волосах, но в ситцевой рубашке.
 Позади него стояли три драгуна с револьверами наготове.
– Кто ты и что тебе здесь надо? – спросил он гостя по-дакотски.
– Скаут и представитель фирмы Дуглас Финлей и К°, – ответил молодой вождь, 
обращаясь к драгунам.
– Есть документ?
– Для тебя, паршивая койотская шкура, нет, но вот для кэптена… – И Токей Ито 
поднялся и со спокойным видом направился к выходу из палатки.
Драгуны спрятали револьверы. Вождь использовал момент и мимоходом швырнул 
единым махом индейца-предателя в снег. Это была единственная вспышка ярости, 
которую он себе позволил, и тут же снова плутовато улыбнулся драгунам.
– Где же кэптен? Вот. – И он извлек фирменный бланк с печатью, поигрывая им, 
чтобы вояки во всяком случае убедились, что бумага существует.
– Ну ладно, – сказал один из них. – А что ты тут делаешь?
– Приобретаю кое-какие вещи для Финлея-младшего лично.
Драгуны понятия не имели, кто такой Финлей-младший, но сомнений в том, что это 
лицо связано с агентурой и достаточно влиятельно, у них уже не оставалось.
– Когда ты уходишь отсюда и куда?
– На форт, а завтра утром уезжаю с курьерской почтой кэптена Эльсворта.
Драгуны отступились. Токей Ито снова подсел к Тачунке Витко.
– Ваши изменники работают очень быстро, – сказал он. – Мне надо теперь у тебя 
что-нибудь купить, чтобы я мог оставить здесь консервы и свежее мясо. Иначе я 
вызову подозрение.
– Что за свежее мясо?
Токей Ито раскрыл кожаные сумы и начал распаковывать.
– Они тебе дали с собой наш паек? – спросил Тачунка Витко.
– Это не ваш паек. Паек твои люди получат завтра. Но никто не сможет сказать, 
что ты украл. Вот. – Токей Ито дал вождю бланк со штемпелем.
– Что мы должны за это дать? У нас ничего не осталось. В борьбе и на обратном 
пути мы лишись почти всего имущества.
– Не надо ничего, брат. Если бы не так далеко, я бы отдал им свои собственные 
вещи. Стервятники никогда не получат знаков наших подвигов. Пусть твоя женщина 
нарисует что-нибудь на кусках кожи. До вечера еще есть время. Финлей не 
разбирается в наших обычаях и в нашем искусстве, он все купит.
– Ты знаешь уайтчичунов, мой брат.
– За все, что я о них знаю, я заплатил кровью.
Вождь кивнул матери, предлагая последовать совету Токей Ито собрать в соседних 
палатках кожи и краски и сказать им, что за это будет дано свежее хорошее мясо.
Мужчины снова остались одни. Токей Ито достал табак, который ему подарил Тобиас,
 и предложил Тачунке Витко. Токей Ито решил поспать: ему предстояли еще трудные 
вечер и ночь. Вождь дал ему одеяло, но лечь пришлось на голую землю, шкур в 
типи не было. Утомленный, он заснул, а пробудившись, почувствовал, что ему как 
будто стало легче дышать и лихорадка прошла.
Женщина разожгла огонь, и потянулся дымок. Она приготовила куски кожи и 
хлопчатобумажные платки и принялась работать красками. Это была не женская, а 
мужская работа. Женщины расписывали горшки и вышивали одежду, но они не 
изображали историю подвигов мужчин. Тачунка Витко и Токей Ито наблюдали, что 
она рисует на коже и материи. Это были злые колдовские знаки, проклятье 
обманщикам, мучителям, убийцам.
Токей Ито отрезал несколько ломтиков свежего мяса и поджарил Тачунке Витко и 
себе. Когда женщина закончила работу и упаковала все в кожаные сумы, он и ей 
дал мяса и открыл ножом две банки. Содержимое было не испорчено. Но женщина 
ничего не взяла себе, а выбежала вон, чтобы дать мясо и консервы детям.
– Могу я остальное разделить на все палатки так, как мы делали всегда? – 
спросил Тачунка Витко.
– Можешь. Что посоветуешь ты мне? Куда пошлет меня твое слово, мой вождь?
– А что надумал ты, Токей Ито – сын Большой Медведицы?
– Я скажу это, Тачунка Витко. Но прежде позволь узнать, как они смогли после 
вашей победы одолеть вас и захватить в плен. Мои уши должны это услышать, тогда 
язык мой сможет говорить.
– Нас было восемь тысяч человек мужчин, женщин и детей, – медленно заговорил 
Тачунка Витко, ведь за каждым его словом стояли мучительные воспоминания. – 
Татанка Йотанка и я вели наших воинов. И мы победили и разбили Длинных Ножей, 
которые на нас напали. Но подошли их новые силы, а нам уже негде было взять 
боеприпасов. Мы разделились для того, чтобы и Длинных Ножей разделить и ввести 
в заблуждение. Татанка Йотанка устроил пожар в прерии и под его защитой ушел на 
север. Мы ничего больше друг о друге не знаем. Я хотел увести своих людей в 
Канаду; нас было две тысячи. Но повсюду оказалось много предателей, и генерал 
Майльс и его Длинные Ножи обнаружили нас на реке Тонг, там, где она впадает в 
реку Желтых Камней. Они стреляли из толстых труб, огонь и дождь зазубренных 
осколков убивали наших людей и наших мустангов. Мы все же боролись. У многих из 
нас были только боевые палицы. Некоторых захватили в плен. Уже лежал глубокий 
снег. Много палаток и большую часть имущества нам пришлось бросить; мустанги у 
нас обессилели, дети замерзали, а ружья больше не стреляли. Наши пленные 
вернулись назад; они были сыты и рассказывали нам о доброте белых людей. Тут 
сердца воинов размягчились. И другие вожди стали убеждать меня сложить оружие, 
прежде чем перемрут все наши дети. Мы сдались Длинным Ножам…
Тачунка Витко остановился, потом заставил себя продолжать.
– Длинные Ножи спрятали прекрасные лица и показали нам острые зубы. Через снега 
и льды они загнали нас сюда. Здесь ты нас и нашел, Токей Ито. Так что ты 
думаешь делать?
– Вести сыновей Большой Медведицы на север через Миссури.
– Ты все слышал.
– Хау. В наших палатках немногим более ста мужчин, женщин и детей. Нас не 
так-то легко обнаружить. И Длинные Ножи не станут выставлять свои орудия против 
такой горстки. Я пойду!
– Через снега?
– И через снега.
– И ты решился на это?
– Я сказал, хау.
Токей Ито поднялся.
Мужчины еще раз пожали друг другу руки, и из глаз Тачунки Витко брызнули слезы, 
он снова терял того, кто был для него желанным братом…
Тачунка Витко вышел проводить гостя из палатки. Солнце село, тени опустились на 
землю, и начал посвистывать ночной ветер. Вождь дал младшему свой сигнальный 
свисток, свою маленькую красную военную трубку и тоненькую кожу. На коже был 
изображен «его тотем, это должно было принадлежать тому, кто был братом Тачунки 
Витко и становился наследником его власти.
– Если Длинные Ножи убьют меня, – сказал он, – учи наших мальчиков, что им 
нечего стыдиться своих отцов.
– Твое имя не будет забыто, Тачунка Витко. – Голос Токей Ито стал хриплым, его 
рука, которая так часто держала оружие, сжалась. Он вскочил на коня, хорошо 
вычищенного, спокойного, остывшего, и вспомнил о Буланом, который ждал его. Он 
спрятал тотем, сигнальный свисток и военную трубку в пояс вампума, который он 
когда-то получил как завет вождя семинолов Оцеолы, двинулся на форт, где взял 
Буланого.
В харчевне Джонни Токей Ито застал делавара, и тот сообщил, что все произошло 
так, как он и предполагал. Пристыженный Кровавый Томагавк удалился со своими 
людьми. Рэд Фокс еще ничего не узнал и не виделся с секретарем Чарли, Шонка 
намеревается с тремя людьми поискать Токей Ито в стойбище Медведицы и доставить 
его на форт или, если окажет сопротивление, – убить.
Токей Ито выслушал Тобиаса и сел на Буланого.
Он ехал по слегка заснеженной местности. Дул ветер, а на нем была только летняя 
куртка. Но у него был сильный жар, и он не чувствовал холода. Любой врач сказал 
бы, что такая поездка для него смертельна. Но дакота в этот момент и думать не 
собирался о смерти. Копыта его мустанга топтали землю прерии, перед ним в дымке 
лежала туманная даль, которую его глаза знали с тех пор, как в первый раз 
открылись.
Буланый мчался. Он ненавидел все, что пахло белыми людьми, загоном, хлевом; все 
это вызывало в нем что-то вроде одержимости разбойника, поставленного вне 
закона. Токей Ито знал, что только скорость этого животного, с которым он 
чувствовал себя единым существом, позволит ему ранее преследователей достичь 
своей далекой цели. Он пересек огромное пространство перед отрогами Блэк Хилса 
и въехал в засушливую пустынную прерию, это и была северо-западная оконечность 
резервации.
Зимнее солнце сияло над желто-серой равниной. Здесь росли жесткая трава, юкка, 
кактусы. Как только попалась ложбинка с водой, дакота оставил мустанга пить, а 
сам взбежал на гребень холма, присмотрелся и прислушался: возможно, границу 
резервации контролировали драгуны.
Но пустыня была глуха.
Токей Ито двинулся дальше. Вечерело. Высоты вздымались круче. Высились кругом 
выветренные голые скалы. На горизонте обозначились силуэты лесистых цепей гор 
Блэк Хилса. Дакота снова остановился. Он оставил Буланого у подножия скалы. 
Вдали виднелось что-то вроде высохшего озерца. Рядом стояли палатки, на 
восточной его оконечности – табун лошадей. В царящей вокруг тишине до него 
донесся вой голодных собак. Он увидел мужчин, женщин и детей, только не мог 
никого узнать.
Это могло быть и стойбище рода Медведицы. Между скалой, с которой наблюдал 
Токей Ито, и палатками пролегала пологая гряда. Дакота решил воспользоваться ею 
для наблюдения. Он оставил коня и собаку, а сам стал пробираться дальше. С 
гребня этой гряды все стойбище было у него перед глазами. И он узнал тут каждую 
палатку, но заметил, что его типи отсутствует. Он видел четверых ребятишек. Два 
мальчика и две девочки. Они возились у кучи консервных банок, откуда северный 
ветер доносил запах тухлого мяса. Не было слышно ни пения, ни звуков флейты, ни 
ударов барабана. Мертвая тишина царила в стойбище голодных, подавленных дакотов.

Неподалеку от детей появился хромающий человек. Токей Ито узнал его. Волосы у 
него были курчавые, и этим он отличался от всех остальных дакотов. Узнал Токей 
Ито и детей: это были два предводителя Молодых Собак Хапеда и Часке и подружки 
– Грозовая Тучка и Ящерка. Но он все еще ждал. Видя, что из палаток больше 
никто не появляется, он прокричал вороном. Чапа – Курчавый взглянул кверху, ища 
птицу. Подняли головы и дети. Они, может быть, и удивились, не видя ворона, но, 
кажется, им и в голову не пришло, что крик ненастоящий.
Одна из палаток раскрылась, и вышла девушка. Волосы у нее были коротко 
подстрижены и доставали только до плеч. Она прислушалась. Не послышался ли ей 
этот крик? Нет, определенно она слышала его и она узнала его! Словно бы без 
определенной цели она двинулась к невысокой гряде, где лежал Токей Ито.
Она достигла гребня гряды.
Токей Ито соскользнул немного вниз по обратному от стойбища склону и, так как 
его из палаток уже никто не мог увидеть, поднялся. Сестра подошла к нему. На 
исхудалом лице ее глаза казались особенно большими.
Уинона думала, что сердце у нее разорвется, когда перед нею предстал тот, кого 
считали мертвым и кто в ее грезах всегда был живым. Молча, как когда-то и 
расставались, встретились брат и сестра. После минуты молчания Токей Ито тихо 
спросил:
– Есть изменники в ваших палатках?
– Изменники уехали на службу к Длинным Ножам. Белая Роза, жена Шонки, тут, но 
ее язык не произнесет ни слова.
– Пойдем!
Брат, с сестрой двинулись на холм и по склону вниз к стойбищу. Путь был невелик,
 но они шли так медленно… Каждый шаг, который он делал вместе с сестрой, 
приближал его к дому, к своим. Наконец брат с сестрой подошли к Чапе – 
Курчавому, который шел им навстречу.
– Это ты! – Он потер глаза, не веря, что это не сон. – Идем же, брат мой, мой 
вождь… идем в палатку Четанзапы.
Четверо детей смотрели вслед этой небольшой группе, которая исчезла в палатке. 
И мальчикам, и девочкам было не по себе, как будто бы на их глазах совершилось 
чудо. Это и было чудо для Уиноны, не перестававшей ждать. Брат вернулся!
Когда молодой вождь, Чапа – Курчавый и Уинона вошли в большую типи, Токей Ито 
попытался разглядеть в полутьме хозяина палатки. Но Четанзапы не было. Только 
Монгшонша, его жена, сидела тут и поглаживала детскую колыбельку. На ободе, над 
головной частью ее, среди черных перьев еще висели игрушки, которым играли 
маленькие детские ручки.
Токей Ито и Чапа – Курчавый сели у очага. Уинона подошла к Монгшонше и села 
рядом с ней.
– Вот ты и снова с нами, – сказал, глубоко вздохнув, Чапа.
Уинона подала брату мешочек с ягодами. Он поел их.
– Мустангов вы еще не всех убили, – сказал наконец молодой вождь, и никто не 
догадался, почему именно о лошадях он заговорил прежде всего.
– Хавандшита, жрец, не захотел. Сперва мы сами должны умереть, а уж потом 
мустанги, – ответил Чапа – Курчавый.
– Вы решили умирать здесь от голода? – голос вождя стал резок и отрывист: он 
сидел напротив товарища своей юности, но чувствовал себя среди людей, которые 
разрушили его палатку, в то время, как он был в плену.
– «Умирать от голода?» – проговорил Чапа немного смущенно, но и с возмущением.
 – Кто спрашивает об этом, кроме тебя? Для Длинных Ножей мертвый дакота – 
лучший дакота.
– Но вы-то хотите жить?
– Нам надо попробовать. Придет весна, и животные станут понемногу пастись… мы 
сможем посеять…
– На этой земле?
– У нас нету другой.
– Вы приняли решение разрушить мою палатку и меня не принимать к себе?
Чапа опустил взор:
– Изменники пришли и сломали палатку. Потом Шонка выступил на собрании совета. 
В руках у него было оружие… Мой брат и вождь… мы думали, что ты уже давно убит.
– Все молчали?
– Нет. Четанзапа вступился за тебя. Он боролся. Красные Крыло пал от его ножа. 
Четанзапе пришлось бежать.
– Иди к старому жрецу Хавандшите и проси его, пусть он тотчас созовет собрание 
совета. Я хочу кое-что сообщить мужчинам рода Медведицы, хочу им сказать, что 
нам теперь делать.
– Сейчас? Ночью?
– Сейчас, – повторил Токей Ито тоном, не допускающим возражения.
– Хау. Ты вернулся домой. Я исполню твою волю.
Молодой вождь остался сидеть у огня. Он оглядел все вокруг. Убранство типи было 
как и в прежние времена. Палатки рода Медведицы не были втянуты в тяжелую 
борьбу севернее Блэк Хилса, и семьи сохранили еще все свое имущество, кроме 
оружия. Токей Ито незаметно наблюдал за сестрой. Уинона шила куртку из шкуры 
бизона мехом внутрь, какие обычно носят дакота в зимнюю пору. Ее руки легко и 
уверенно направляли костяное шило, и она, казалось, вся поглощена своим делом. 
Сделав последние стежки, она спрятала кусочек сухожилия, который служил ей 
ниткой, опустила шило в вышитый карманчик на поясе. Подняв готовую куртку 
обеими руками, она придирчиво осмотрела свою работу. Кажется, все было в 
порядке. Она встала, подняла несколько лежащих на полу друг на дружке больших 
медвежьих шкур и достала подшитые мехом мокасины. Куртку и мокасины она подала 
брату, дала еще горшочек с медвежьим салом и лоскуты кожи, для того чтобы он, 
как полагалось, смазался и оделся, сама же достала деревянную раму с начатой 
сеткой из жил и стала натягивать жилы вдоль и поперек. Чтобы не проваливаться 
на снегу, дакоты пользовались ступательными лыжами с загнутыми носками. И пора 
было заканчивать эту работу: ведь небо посерело и воздух стал тяжелым и сырым 
от приближающегося снегопада.
Уинона закончила снегоступы, а Чапа все еще не возвращался. Уинона снова 
отодвинула шкуру медведя в сторону, подняла кожаное прикрытие с пола и показала 
брату кусок дерна, который можно было поднять. Под ним оказался сверток с 
оружием, которое молодой вождь оставил, отправляясь на форт для переговоров: 
белый костяной лук, гибкая палица, боевой топор. Это оружие держать в 
резервации было запрещено. Токей Ито увидел также, что на полу лежат тяжелые 
кожаные полотнища его собственной типи. Значит, оружие и палатка сохранены!
– Они уже не раз обыскивали палатку, Шонка и его подручные, – сообщила Уинона 
брату. – Когда они приходят в стойбище, они всегда ищут оружие. Но до сих пор 
ничего не нашли.
Вождь снова сел к огню. Его щеки горели от лихорадки. Неплохо бы погреться в 
потельне. Но времени для этого у него не было; Чапа – Курчавый так и не 
возвращался. Уж не чинит ли Хавандшита препятствий? Этот могущественный старый 
жрец стойбища и молодой военный вождь еще никогда не могли понять друг друга. 
Единственно кто мог в стойбище успешно поспорить с авторитетом жреца – это 
Унчида, мать Матотаупы.
– Жива ли наша старая мать? – спросил, следуя ходу своих размышлений, Токей 
Ито; голос его дрогнул.
– Жива… Она в палатке Хавандшиты…
Токей Ито ничего не ответил. Он продолжал ждать Чапу. Время тянулось и тянулось,
 а молодой вождь так и сидел в одиночестве у огня. Никто из воинов не пришел 
его приветствовать. Или Чапа – Курчавый не отважился заглянуть по пути ни в 
одну палатку? Или и верно никто не желает навестить бывшего вождя, не 
испытывает радости видеть его?..
В палатке жреца собрались три человека: они принадлежали к трем разным 
поколениям: Хавандшите было более девяносто лет, Унчиде – за шестьдесят, а Чапе 
– Курчавому только что исполнилось двадцать четыре. Чапа докладывал о 
вернувшемся.
Хавандшита не отрываясь смотрел на маленькое неспокойное пламя очага. Унчида 
сидела в стороне и наблюдала за жрецом. Его старое, изборожденное морщинами, 
неподвижное, словно деревянная маска, лицо было темным. Волосы седые. Губы 
тонкие, но рот не ввалился. Нелегко было разгадать этого человека, но ведь и 
сам он, говорящий загадками и копающийся в самом себе, не мог разобраться в 
собственной жизни.
И вот опять возвратился этот Токей Ито.
Хавандшита хорошо помнил день, когда сын Матотаупы, который носил еще имя Харка,
 в первый раз оказался его врагом.
Девять лет тогда было сыну вождя, и палатки рода Медведицы стояли на лугу у 
южных склонов Блэк Хилса. Был превосходный день в преддверии весны. Для 
Хавандшиты это был примечательный день. Он хотел выбрать себе нового помощника. 
Его подручный и преемник был убит в борьбе с абсароками. Долго он 
присматривался к мальчикам стойбища, и наконец его выбор пал на Харку, старшего 
сына Матотаупы. Стать помощником жреца – это высочайшая честь.
Харка – Твердый Как Камень, Ночной Глаз, казалось, обладал всеми качествами, 
которые были нужны Хавандшите. Он был смышлен, крепок, не болтлив и спокоен, 
насколько это можно было требовать от ребенка. Прежде чем явиться вечером в 
палатку отца и сообщить свое решение, Хавандшита хотел понаблюдать за мальчиком 
в последний раз. Ночь перед этим протекла счастливо. Во сне старику приснилась 
большая змея, он разговаривал с ней, и решение, к которому он пришел, стало для 
него решением духа.
И вот Хавандшита снова видит себя идущим по снегу через лес, в то время как на 
самом деле он сидит в типи в резервации и таращит глаза на угли.
Этот Харка, Токей Ито, еще раз вернулся живым!
Тогда, пятнадцать лет назад, Хавандшита к ужасу своему узнал кое-что о 
характере и способностях сына Матотаупы. Старый жрец пошел тогда через лес, 
потому что не застал мальчика у палатки. Но он обнаружил следы мальчиков, а так 
как все они вели в лес, то и жрец крадучись пошел туда, чтобы посмотреть за 
своим будущим учеником. Мальчики собрались под старым дубом. Жрец скрытно 
приблизился к ним.
Харка – Твердый Как Камень, Ночной Глаз, изображал жреца. Мальчик точно 
повторял его жесты при культовом обряде. Это было неслыханным нахальством, но 
не это было самое страшное. Хавандшита ужаснулся, потому что все мальчики упали 
перед Харкой, словно под влиянием гипнотической силы. Хавандшита был глубоко 
поражен. Он решил, что Харка похитил его собственные чары.
Харка – Твердый Как Камень, первым из мальчиков заметил старого жреца. Как 
вкопанный, застыл он на своем месте. Остальные мальчики тоже пришли в себя и с 
криками разбежались.
Никогда еще родители так строго не наказывали мальчиков. До начала лета отцы не 
перемолвились с сыновьями ни словом. А Матотаупа дал Хавандшите согласие, чтобы 
Харку, как зачинщика, двенадцать дней и ночей продержать в палатке жреца. Жрец 
хотел получить обратно от мальчика свои чары. Он хотел узнать у него, как он их 
похитил. Но Харка заупрямился и уверял, что только подражал и играл, а мальчики 
его поддерживали. И за двенадцать дней, проведенных Харкой в палатке жреца, 
Хавандшита больше не видел во сне большой змеи. И это было самое ужасное. Он 
пытался сломить Харку и силой отобрать у него свои чары. Но мальчик был тверд. 
Никому, даже собственному отцу, не рассказал Харка, каким образом жрец пытался 
одолеть его.
Хавандшита больше никогда не видел во сне большой змеи. Большая змея больше 
никогда не говорила с ним.
Годом позже мальчики выбрали Харку своим предводителем, и военный вождь 
согласился с ними.
Хавандшиту с тех пор стал преследовать страх, что его колдовская сила, в 
которую он твердо верил, навсегда ушла от него. Ночи напролет бил в барабан 
старик, он заклинал своих духов и пытался вызвать видения. Временами это 
удавалось ему, но видения были все путаные, неясные. Страх, что люди 
когда-нибудь узнают об утрате его колдовской силы, преследовал жреца. Если 
воины танцевали бизоний танец, призывая стада, а бизоны не приходили, то люди 
голодали, а Хавандшита корчился в палатке в судорогах от своей мнимой утраты. 
Он обращался к рискованнейшим уловкам, и ему удавалось еще вводить людей в 
заблуждение. При этом он мучил самого себя и все бил и бил в барабан, призывая 
большую змею. Он начал преследовать Харку и Матотаупу, отца мальчика. Ему 
удалось изгнать Матотаупу. Но ему не удалось избавиться от сына опального. 
Через десять лет он был снова принят в свое племя. Хавандшита хотел принести 
Харку в жертву, но вмешался Татанка Йотанка – верховный жрец.
Старик сделал своим помощником Шонку – врага Харки. Но Шонка был слабовольным 
человеком – и вот теперь ушел к белым. Хавандшита ненавидел белых людей, потому 
что они не верили в его духов. Но он знал, что у них есть свои духи, и очень 
сильные духи. И он даже достал себе одного их духа и остался что-то должен за 
это. Воины не требуют теперь особенно колдовства, они знают, что жрец не может 
пригнать бизонов, а агент резервации может пригнать скот.
Хавандшита не только грезил и морочил людей. Он был когда-то смелым воином и за 
свою долгую жизнь многое испытал. Но он редко задумывался над тем, что он знал. 
Его мечты и чаяния были направлены на то, чтобы вернуть себе колдовскую силу и 
власть, которой он обладал.
И вот теперь вернулся живым этот сын Матотаупы.
Хавандшита был смущен, потому что не верил снам Уиноны. Но они тоже оказались 
сильнее, чем он. И Унчида, казалось, для того только и явилась в типи жреца, 
чтобы излучать тут свою силу. Он не обладал никакой властью над этой женщиной, 
которая три года назад подняла все стойбище на защиту возвратившегося из 
изгнания Харки.
И этот сын Матотаупы сидит живой там, в палатке Четанзапы…
Хавандшита не мог объявить мужчинам о своих собственных сновидениях и 
отказаться от вынесения решения! Это стало ему ясно, и он дребезжащим голосом 
сказал Чапе – Курчавому, который молча ждал, что надо созывать собрание совета, 
как этого требовал молодой вождь…
Токей Ито так и сидел у очага в палатке Четанзапы. Вошел Чапа – Курчавый. 
Выражение его лица не было радостным. Он сел напротив Токей Ито, отвязал трубку,
 но не стал ее раскуривать. Он долго думал, прежде чем заговорить.
– Хавандшита готов созвать собрание совета, – сказал он наконец. – Если ты на 
этом настаиваешь, даже сегодня ночью. Но только, если в нем примет участие 
Четанзапа. Другие члены совета могут не согласиться с ним. Ведь Четанзапа в 
бегах. В глазах белых он убийца. Примет Четанзапа в нашем собрании участие, и 
станет оно собранием мятежников. Но наши люди не в состоянии восстать. У нас 
нет оружия, наши ножи слишком коротки, чтобы отвечать ружьям Длинных Ножей. Как 
видишь, Хавандшита тебе своими словами устраивает новую ловушку.
– Можете вы привести Четанзапу сюда, в его палатку?
– Можем… но это никому не принесет пользы, а только создаст опасность для всех,
 – с болью в сердце сказал Чапа. – Нам придется и тебя прятать так же, как 
прячем Четанзапу. Нам запрещено принимать тебя. – Чапа – Курчавый сделал 
беспомощное движение, и взгляд его побежал по стенкам палатки, точно он искал 
выхода и не находил. – О мой вождь! Твоя нога ступила в наши палатки, чтобы 
тотчас их снова покинуть!
– Нет, Чапа, – еле слышно, но решительно произнес Токей Ито. – Я не оставлю вас 
и ваши палатки. Я возьму вас с собой. Мы уйдем из резервации.
Чапа – Курчавый уставился на него:
– Что это, что ты мне говоришь? Верно ли слышат мои уши?
– Твои уши не обманывают тебя.
Токей Ито отложил трубку и заговорил:
– Вы разберете ночью палатки. Женщины и дети все упакуют. Рэд Фокс уволил своих 
молодчиков. Граница не охраняется. Глаза и уши белых людей устремлены на 
Тачунку Витко. Если мы двинемся сегодня ночью, они не смогут нам помешать. Я 
пойду с вами в Канаду, на нашу новую родину, где мы сможем жить свободно.
Чапа – Курчавый посмотрел на огонь, потом на исхудалого человека, который сидел 
против него.
– Ты хочешь женщин и детей выгнать на снег и мороз из-за того, что сам не 
можешь остаться у нас? В тебе говорит лихорадка!
– С тобой говорит твой вождь!
Чапа – Курчавый поднялся.
– Наши большие вожди разбиты и изгнаны. Ты что же, больше их?
– Я их сын и младший брат.
– Покинуть наше большое племя?..
– Мы не забудем наших отцов.
– Отказаться от последнего, что нам еще оставили уайтчичуны?
– От всего, но только не от свободы! – Токей Ито подошел к Чапе и глянул ему 
прямо в лицо. – Чапа – Курчавый! Я могу тебе сказать не более того, что уже 
слышали твои уши. У меня тоже нет времени. Немного часов нам осталось на то, 
чтобы опередить врагов и вступить в большой путь…
– Уайтчичуны придут и туда, постреляют бизонов и снова нас схватят. Нам никогда 
больше не придется охотиться.
– Ты прав. Нужно идти другой дорогой. Ты сидишь здесь, на этой иссушенной земле,
 как пленник. Не лучше ли нам заиметь хорошую землю и научиться разводить скот, 
сеять и жать?
Воин широко раскрыл глаза:
– Ты знаешь, что я давно об этом мечтаю, но мы побеждены. И дакоты терпеливо 
сносят это почти так же, как когда-то черные люди, которые были моими отцами. 
Мой отец бежал к дакотам, чтобы стать свободным, но я вместе с вами снова стал 
рабом!
– Пойдем! Пойдем! – Вождь крепко обхватил своего товарища за плечи. – Мы долго 
скитались с тобой. Ты и сегодня не оставишь меня, Чапа!
– То, что ты говоришь, – это хорошо, – пробормотал Чапа и судорожно сжал кулаки.
 – Но у нас нет больше сил. – Он отошел от вождя к стенке палатки, прижался 
лбом к еловой жерди. Лицо его перекосилось словно от невыносимой боли…
Токей Ито снова уселся и взял остывшую трубку. В глубине палатки сидели две 
женщины, которые молча слушали разговор мужчин. Лицо Уиноны дрогнуло, когда 
Чапа сказал, что брат ее пришел для того, чтобы снова уйти. Но последние слова 
брата потрясли девушку и пробудили ее от болезненных мечтаний, толкнули на 
решительные действия. Ее бросило в жар, и, подчиняясь воле брата, она оставили 
палатку и пошла искать Хапеду, сына Четанзапы. Мальчик оказался совсем один в 
ночной прерии.
– Где Часке? – спросила она. – И почему ты не идешь в типи?
– Мы с Часке бегали к скалам. Токей Ито оставил там Буланого и Охитику. Часке 
караулит животных. Я задумался.
– Беги, отыщи своего отца! Мой брат хочет говорить с ним!
– Уинона! – Хапеда так и подпрыгнул. – Отец позволил мне навещать его в убежище 
среди скал, если у меня есть важные новости. Вождь хочет с ним говорить?! Это 
важно! Нет ничего важнее этого! – Хапеда убежал.
Вокруг было тихо и уже совсем темно. Девушка вернулась в палатку и снова села 
рядом с Монгшоншей.
– Четанзапа скоро придет, – сказала она. Монгшонша вздрогнула. Все стали ждать.
Наконец Четанзапа пришел. Его появление было совершенно бесшумно. Он подполз к 
палатке, протащил свое длинное, до ужаса исхудалое тело под полотнищем палатки 
внутрь. Приподнявшись, он осмотрел воспаленными от лихорадки глазами палатку и 
всех присутствующих и лишь тогда, по-видимому с трудом, поднялся на ноги и 
подошел к огню. Он огляделся еще раз, словно бы его преследовали. Но потом все 
пересилила неудержимая радость, что весть Хапеды оказалась правдой.
Он не садился. Токей Ито поднялся.
– Токей Ито, – торопливо заговорил Четанзапа. – Мой вождь, брат наш! Ты тут! Я 
не выдам тебя этим койотам из моей палатки!
– Я знаю, Четанзапа, что ты меня защищаешь и за меня борешься.
Четанзапа возразил.
– Ты тоже меня не забыл. Шонка не пронюхал, что ты здесь?
– Он будет меня здесь искать.
Поднялась Монгшонша. У нее в руках были две поджаренные вороны, которые она 
хотела дать мужу с собой.
Четанзапа издал звук, который, должно быть, изображал смех.
– Ешь ворон сама, – ответил он на безмолвный жест Монгшонши, – или отдай Хапеде.
 Мне больше не надо мяса.
Согнувшись, Монгшонша пошла назад на свое место.
– Силы мои иссякли, – заявил воин вождю. – Раны не заживают. Я умираю, и это не 
огорчает меня. Я не хочу больше жить скрываясь и, по ночам крадучись, 
пробираться в свою палатку, чтобы отбирать у Хапеды пищу. Я умираю, но не один 
я умираю.
– Ты не умрешь, Четанзапа.
Но тот, казалось, ничего не слышит. Поток его мыслей продолжал изливаться. Он 
схватил вождя за руку:
– Ты слышишь, Токей Ито? Я умру! Но ты должен мстить за меня! Созови наших 
мужчин. Пусть они возьмутся за ножи и борются! Мы здесь не живем, а околеваем! 
Нельзя больше это терпеть!
– Мы будем жить не здесь, – ответил молодой вождь. – Уверяю тебя. Мы уйдем 
отсюда сегодня же ночью.
Четанзапа хотел сесть, но упал. Токей Ито подскочил к нему, поднял его на 
одеяла и шкуры и опустился рядом на колени.
Воин тяжело дышал. Наступила долгая тишина.
– Что ты сказал? – наконец спросил он.
– Мы будем жить.
Четанзапа, казалось, окаменел при этих словах.
– Татанка Йотанка убежал от нас, Тачунка Витко покорился, и Токей Ито 
становится трусом, он хочет жить! – Раненому было трудно говорить, но волнение 
его было так велико, что и остановиться он не мог. – Скажи мне сразу… Ты будешь 
бороться, ты дашь мне с собой в места вечной охоты скальпы Длинных Ножей?
– Четанзапа, мы будем бороться не так, как ты думаешь. Ты пойдешь с нами. Ты 
нам нужен.
Четанзапа, казалось, силился понять Токей Ито или по крайней мере поверить ему, 
но потом в нем снова взяло верх ожесточение преследуемого, затравленного 
человека.
– Токей Ито, – сказал он, – ты же мой младший брат, ты это знаешь. Но если ты 
стал трусом… мне стыдно за тебя. Чтобы ты снова стал воином, я скажу тебе слова,
 которые не дадут тебе отступать.
– Я не отступаю. Я иду своей дорогой и забираю с собой наши палатки… даже если 
мне придется принудить их силой оружия.
– Слушай мои слова: ты – сын предателя. Если ты хочешь быть воином и вождем, 
так борись… но если ты не хочешь бороться…
Токей Ито поднялся.
– Ты говоришь со мной, – сказал он, – как Шонка. Ты можешь убить меня, как 
только я сделаю для сыновей Большой Медведицы, для их женщин и детей то, что 
должен сделать. Но не раньше.
Четанзапа попытался было подняться, но снова упал.
Токей Ито подал знак Монгшонше и Уиноне. Женщины подошли к ложу Четанзапы. Они 
наложили на раны целебные травы, забинтовали их. Оказав помощь, Монгшонша 
осталась у постели мужа.
– Ему нельзя находиться в палатке, – сказала она Уиноне. – Придет Шонка и убьет 
его. Нам надо отнести его назад в скалы.
– Он останется с нами, – спокойно сказала Уинона. – В скалах, под открытым 
небом, он умрет еще до восхода солнца.
– Пошли! – настаивала Склонившаяся Ива с расширенными от страха глазами. – Они 
убьют не только его, они убьют и Хапеду, моего единственного сына, если найдут 
здесь Четанзапу.
Токей Ито отстранил Монгшоншу.
– Пока я здесь, Шонка не тронет ни одного ребенка. Уинона сказала правильно. 
Четанзапа останется здесь. Это его собственное желание. Кто вздумает на него 
нападать, будет иметь дело со мной. Хау.
Раненый посмотрел на своего вождя. Но это был всего лишь мимолетный взгляд… 
Токей Ито подошел к очагу, но не сел. Лихорадка трясла и его, и он с трудом 
сохранял ясность мысли. Скоро он и сам мог свалиться, как Четанзапа. Враги 
сыновей Медведицы добились многого. Токей Ито и Четанзапа, два бесстрашных 
воина, были теперь словно подстреленная дичь. А Чапа – Курчавый в безнадежном 
отчаянии так и стоял у шеста палатки.
Уинона подошла к брату. Она поднесла ему маленький мешочек с сильно пахнущей 
травой.
– Пожуй немного, это одолеет дух твоей болезни. И разреши сказать, что я 
придумала.
– Что ты предлагаешь?
– Надо во всех палатках упаковать вещи, чтобы сегодня же ночью покинуть 
резервацию. Я обойду палатки и скажу об этом женщинам. Мы пойдем с тобой, 
потому что ты прав. Мы должны поступить так, как ты сказал.
– Иди, Уинона, и говори с женщинами.
Девушка без промедления оставила палатку.
– Где Хапеда? – бормотала себе под нос Монгшонша.
– Уже ночь. Куда же он пошел?.. Ему ведь всего двенадцать зим…
Токей Ито развернул шкуру гризли и достал то, что ему показала Уинона. Он надел 
головной убор из перьев орла: он хотел предстать перед сыновьями Большой 
Медведицы их вождем.
Чапа с опущенной головой подошел к очагу.
– Брат мой, – начал он запинаясь. – Уинона пойдет во все палатки… значит, и в 
мою тоже… В матери моей живет злой дух, и его буйство становится все опаснее. Я 
боюсь, что этот дух накинется на Уинону. Я хочу пойти с ней и защитить ее в 
моей палатке.
– Здесь ты мне нужнее.
Чапа подчинился и остался, готовый помочь своему вождю.
Под полог палатки проскользнул Хапеда. Он сразу же подбежал к Токей Ито, вождь 
разрешил ему говорить.
– Я лежал с Часке в дозоре, – быстро и взволнованно начал мальчик. – Я хотел 
предупредить, если появится Шонка, чтобы он не застал палатку врасплох. Его еще 
нет. Но пришел Шеф Де Люп, которого уайтчичуны зовут Тобиасом, и он там у скал, 
где стоит Буланый. Шеф Де Люп сообщил, что Шонка с тремя вооруженными людьми 
уже в пути. Шеф Де Люп хочет знать, приходить ли ему в палатку, или продолжать 
нести дозор.
– Пусть он едет к ближайшей границе в направлении к Блэк Хилсу и разведает, 
свободна ли там дорога. На своем пегом он за два часа обернется туда и обратно. 
А ты оставайся с Часке у скал и продолжай нести дозор.
– Хорошо. – Глаза мальчика засияли, он тотчас исчез.
Молодой вождь вышел из сумеречной типи в черную ночь. Плотные тучи скрыли месяц 
и звезды. Ни огонька вокруг, только еле заметно поблескивали замерзшие лужи. 
Ветер утих. Должно быть, вот-вот пойдет снег. Где-то выли собаки. Их оставалось 
всего несколько. Остальных съели голодные люди.
Вождь прислушивался и всматривался в темноту. Он заметил, как от палатки к 
палатке снуют люди. Они исчезали в типи и снова выходили, чтобы прошмыгнуть в 
соседнюю. Несмотря на темноту, он узнал Уинону. С ней были две девочки. Когда 
одна пробегала неподалеку, он окликнул ее:
– Грозовая Тучка!
Малышка проворно подбежала к нему.
– Что слышно в палатках?!
– Женщины все хотят идти, потому что их дети здесь голодают. Те, кто знает твой 
план, уже готовятся в дорогу.
– Мужчины молчат?
– Некоторые молчат, а сами ждут, что скажет жрец Хавандшита. Но трое Воронов 
уже решились, они согласны с твоим планом. Они не так рассудительны, как Чапа – 
Курчавый, и потому не видят всех опасностей, и они не так горды, как Четанзапа, 
и потому не собираются браться за оружие. Они тебя когда-то предали, вождь, но 
теперь, когда ты указываешь им путь и подаешь надежду, они хотят быть с тобой.
– Это сказала Уинона?
– Да, это ее слова. Женщины и некоторые мужчины считают Уинону колдуньей, 
потому что она уверяла всех, что ты еще жив…
– Беги дальше. Сейчас вы услышите мой сигнал. Тогда пусть все собираются. Хау. 
С Хавандшитой я поговорю сам.
Вождь приложил к губам свисток, который ему доверил Тачунка Витко, и издал 
резкий чистый звук.
Как по волшебству пооткрывались в темноте палатки. Звук военного свистка был 
знаком каждому дакоте с детства, еще мальчиками они были приучены при этом 
сигнале вскакивать среди ночи ото сна, и если кто, услышав свисток, еще 
потягивался и протирал глаза, все смеялись над ним. Ноги и руки словно бы сами 
повиновались этому пронзительному звуку. В дни вольной жизни дакотов никто не 
мог себе представить, чтобы воины через минуту после сигнала не были бы возле 
вождя. Сегодня никто не знал, будет ли это так, ведь единство дакотов было 
разрушено. Но когда мужчины один за другим поспешили из палаток и каждый видел, 
что другие тоже идут, всех охватило сильное волнение. Старый Ворон и два его 
сына первыми оказались около вождя. Подошли Чотанка, Острие Копья, Ихазапа. За 
воинами спешили женщины, девушки, дети. Они сгрудились против входа в палатку. 
Однако Унчиды не было, и молодой вождь заметил ее отсутствие. Огонь в очаге 
раздули, и в его свете все увидели Токей Ито в уборе из орлиных перьев.
Послышались возгласы радости и удивления. Одно то, что человек, в чью смерть 
они уже поверили, стоял перед ними живой, было для них знамением духа, и они 
готовы были следовать ему.
Молодой вождь молчал, его ищущий взгляд снова и снова устремлялся в темноту. 
Еще одного не хватало тут – Хавандшиты – жреца, целителя, старейшины. Его 
прихода ждали все, потому что он должен был сказать затеваемому походу» да «, 
прежде чем военный вождь примется за его осуществление.
Почему не пришел Хавандшита? Четанзапа, присутствия которого потребовал жрец, 
был тут. Он был тут, хотя он ничего и не слышал, не говорил и не мог подняться. 
Но людей больше не смущало присутствие этого, объявленного белыми вне закона, 
человека. Они не гнали его.
Хавандшита не шел…
Молодой вождь взял себя в руки, и сам обратился к воинам. И хотя голос его был 
негромок и прерывался кашлем, он доносился в ночной тишине до всех обитателей 
стойбища.
– Люди дакота! Я вернулся после того, как Рэд Фокс и Длинные Ножи Джекмана 
обманули меня и захватили в плен. Я вернулся, чтобы увести вас из резервации на 
север, в далекие луга и леса, где мы еще можем жить свободно. – Молодой вождь 
перевел дух. Он почувствовал, как возрастает волнение его слушателей. – Но 
прежде чем вы сделаете со мной первый шаг, – продолжал он, – я хочу вам сказать 
правду о вашей жизни здесь, на Бэд Ленд, и про путь, которым я вас хочу повести.
 Мужественные люди не должны бояться правды, в этом меня убедила жизнь.
– Хау! – выкрикнул из толпы Старый Ворон.
– Я знаю, что вы голодаете, что у вас не хватает воды и что вас обманывают, – 
снова заговорил вождь. – Может быть, Большое Ухо Вашингтона наконец услышит об 
этом и вы когда-нибудь получите и пятнистых бизонов и мясные консервы, которые 
вам полагаются. Многим из нас придется погибнуть от голода и болезней, а 
кое-кто потом, может быть, и наестся досыта и будет танцевать перед белыми 
людьми, чтобы развлекать их.
Вождь посмотрел на людей. Никто не шелохнулся.
– Неужели нас ждет собачья участь и мы позволим уайтчичунам издеваться над 
нами? – спросил Чотанка.
– Может быть, уайтчичуны и не будут издеваться, – ответил вождь. – Но вам 
придется обрезать ваши волосы, потому что они так прикажут. Вы не сможете 
говорить со своими братьями по племени, потому что уайтчичуны нас разъединят. 
Вы не сможете здесь на этой земле добыть столько пищи, чтобы обеспечить ваши 
палатки, и будете всегда голодать или ожидать подачек.
– Уведи нас отсюда! – раздались голоса.
– Вот поэтому я и хочу вести вас туда, – говорил вождь, – где вдоволь воды и 
где травы растут зеленее и гуще. Дорога туда очень длинная, а зима сурова. 
Некоторые смелые воины уже прошли этот путь или пытаются пройти. Чтобы вы знали,
 какие подстерегают вас опасности, я перескажу вам речь вождя Хинматон Ялаткит 
перед своим племенем сахаптин. Когда племя сахаптин переживало то же самое, что 
сейчас дакоты, и не смогло жить в отведенных им местах охоты, они начали зимой, 
в беспрестанной борьбе с преследователями, великий путь в земли Большой 
Матери(Канаду). Но когда они достигли границы, мужчины, женщины и дети 
настолько обессилели, а Длинные Ножи были в таком численном превосходстве, что 
храбрым сахаптинам в одном шаге от границы вольных прерий пришлось сдаваться. 
Вождь Хинматон Ялаткит сказал в тот час своим людям такие слова: «Я устал от 
борьбы. Ваши вожди убиты. Зрячее Стекло – мертв, Тохульхульзате – мертв. Старые 
люди все мертвы. Только молодые могут теперь сказать „да“ или „нет“. И тот, кто 
вел молодых, тоже мертв. Холодно, и у нас нет одеял. Маленькие дети замерзают. 
Много народу убежало в горы, но у них нет ни пищи, ни одеял. И кто знает, что с 
ними… может быть, они замерзли… Слышите меня, вожди, я устал. Сердце мое болит 
и полно печали. Солнце заходит. Я больше никогда не буду бороться». Так сказал 
вождь, который сдался Длинным Ножам за несколько шагов до границы вольной земли.
 Нам предстоит путь, такой же длинный и холодный. Мы будем мерзнуть и голодать, 
и, вероятно, нас тоже будут преследовать Длинные Ножи. Но они не выставят 
против нас на позиции большое таинственное железо(пушки), как они это сделали 
против отряда Тачунки Витко. Мы лишь небольшая часть племени. В этом наше 
спасение. Если наша воля будет достаточно сильна, мы пройдем сквозь зиму. Наше 
сердце не должно уставать и печалиться. Уже сегодня ночью нам надо выступить. 
Мы уйдем отсюда. Ничего другого не могли бы посоветовать и наши большие 
верховные вожди и наши большие жрецы, если бы они были сегодня тут с нами. Если 
их уши услышали бы, что мы решили добиваться свободы, то их сердца были бы рады.
 Я сказал, хау!
Когда вождь закончил говорить, пришел старик Хавандшита.
Одновременно к женщинам подошла Унчида.
Молодой вождь покинул свое место. Следуя обычаю, он пошел навстречу старому 
жрецу, подал ему руку и повел в типи Черного Сокола. Никто не закрывал входа, и 
палатка осталась открытой, так что стоящие вокруг могли видеть и Токей Ито и 
старца. Вождь подвел Хавандшиту к очагу, и старик медленно сел.
Токей Ито сел напротив него и кивнул Уиноне, которая возвратилась в палатку. 
Девушка знала, что ей надо делать. Она достала тщательно завернутый в кожу 
предмет, развернула его, и все узнали священную трубку, которую она вручила 
своему брату, и вместе с ней вышитый мешочек с табаком.
Вождь взял трубку. Длинный чубук ее был сделан из ясеня; он был до половины 
обернут окрашенными в красный цвет иглами дикобраза, украшен мехом горностая и 
хвостом редкого белого бизона. Головка трубки была из красной глины с берегов 
Миссури. На священных холмах, откуда доставали эту глину, господствовал вечный 
мир. Так, по верованиям индейцев, велела людям таинственная, никогда не 
родившаяся и никогда не умирающая Птица Гром. И это было напоминанием о том, 
что сперва, в начале всех времен, на земле царил мир, и не только между людьми, 
но и между людьми и животными. При восходе солнца сыновья и дочери дакота и 
теперь не забывали просить Вакантанку – Великого и Таинственного – о мире. Но 
мир так и не приходил. И вот сегодня надо было раскурить трубку мира и совета, 
раскурить для того, чтобы подготовиться к большому походу.
Токей Ито зажег трубку от своего собственного огнива, и наступил момент, 
которого все ждали с тайным волнением. По обычаю, вождь перед началом важного 
предприятия подносил жрецу священную трубку. Если жрец брал из рук вождя трубку 
и курил ее, – значит, заявлял этим о своем согласии. Если не брал, – значит, 
отклонял предлагаемое.
– Мы вступаем в путь!
Старец медлил.
– Мы уходим отсюда прочь!
– Я слышу мычание бизонов и голоса наших отцов. – Взгляд жреца устремился вдаль,
 будто он там что-то видел. – Мы идем назад к горам Большой Медведицы! 
Вернитесь мертвые и бизоны!
– Мы пойдем через Миссури – нас ведет имя Тачунки Витко!
Воины испугались, потому что в резких словах вождя уже проявлялся разлад. Что 
же закрепит клятва священной трубки?!
– Мы уходим отсюда прочь… – И Токей Ито хорошо раскурил трубку и подал ее 
старцу.
Старик протянул руку и взял трубку.» Мы уходим отсюда прочь «. Как только 
прозвучали эти слова, установилась полнейшая тишина. Пророни кто-нибудь хоть 
слово, и. Хавандшита должен был бы отдать трубку, и ее нельзя было бы снова 
раскурить.
Старик поднялся и с благоговением сделал шесть затяжек: небу, земле и четырем 
сторонам света – востоку, западу, югу и северу. Потом он опять сел и подал 
трубку молодому вождю, который сделал шесть таких же затяжек. Затянувшись 
последний раз и выпустив дым, он передал трубку Уиноне. Та убрала ее.
Хавандшита поднялся, и вождь повел его в типи. В тишине все ждали возвращения 
Токей Ито. И вот он снова обратился к ним:
– Люди дакота! Мы уходим отсюда! Хавандшита решился на это. Решайтесь и вы!
Вождь раскурил маленькую красную, искусно сделанную военную трубку и ждал 
ответа воинов. С давних времен повиновение вождю было добровольным.
Чапа – Курчавый первый выступил вперед и принял военную трубку, чтобы сделать 
следующую затяжку.
– Я пойду с тобой, мой вождь! Я знаю теперь, что ты не вслепую собрался вести 
нас по опасной дороге, но с верным взглядом и твердым сердцем. Я иду с тобой. 
Хау.
Когда после жреца согласился и этот, которого считали умнейшим среди молодых 
воинов, другие больше не сомневались. Трубка пошла по кругу, и каждый, кто 
делал из нее затяжку, объявлял этим о своей готовности следовать за вождем.
Пока трубка обходила по кругу, полетели первые снежинки. Все знали, что 
начнется сильный снегопад. Женщины и дети вернулись в палатки, чтобы закончить 
приготовления. Токей Ито позвал воинов в палатку Четанзапы.
– В любой момент может появиться Шонка, – сообщил он. – Как ведут себя Шонка и 
его пособники, когда приходят?
– Они идут всегда по двое, – объяснил Старый Ворон. – Сначала обыскивают 
палатки Четанзапы и Чапы, потом идут дальше.
– Значит, так же они поступят и в этот раз, ведь они подумают, что я в палатке 
Черного Сокола или Бобра. Шонка придет с тремя своими людьми, и они могут 
разделиться на две группы. Я предлагаю и нам тоже разделиться. Три воина 
останутся со мной в палатке Четанзапы, трое пойдут с Чапой в его палатку. Как 
только Шонка или кто-то из его людей войдут, нужно схватить их в темноте, 
обезоружить, связать. Хау.
– Хау! – крикнули воины.
Три Ворона остались с вождем в палатке Четанзапы, остальные пошли с Чапой. 
Вождь почувствовал, что целительные травы, которые ему дала Уинона, оказывают 
свое действие. Его сердце билось ровнее, правда, он еще ощущал усталость и его 
продолжало лихорадить. Но он уже не боялся, что силы совсем оставят его. Дав 
еще несколько указаний, он вышел наружу в темноту зимней ночи, чтобы взять 
Буланого и собаку. Шонке раньше времени не следовало их видеть.
Он подошел к отвесной скале и различил наверху, на гребне, мальчиков – Хапеду и 
Часке. Они несли дозор.
– Придут враги – прокричите совой, но только раз, ведь можно вызвать у Шонки 
подозрение! – крикнул он наверх отважным мальчикам; они знаком подтвердили, что 
поняли.
Вождь взял животных. Он отвел их не в табун около стойбища, а значительно 
дальше на запад. Затем осторожно вернулся в стойбище.
Вскоре он услышал условный крик совы. Огонь в палатке Четанзапы совсем 
притушили. Только несколько тлеющих угольков оставила Уинона в круглом 
углублении посередине. Четанзапа лежал в стороне, укрытый одеялами. Монгшонша 
сидела около мужа и судорожно сжимала печальную колыбель.
Прямо у входа в палатку притаились на земле Токей Ито и три Ворона. Они уже 
слышали топот копыт. Шонка и его полицейские приближались к стойбищу галопом. 
Они подъезжали, не таясь, без всяких предосторожностей. За короткое время 
господства над своими разоруженными товарищами по племени эти люди уже усвоили 
привычки белых. Они были уверены, что их боятся, и надеялись на этот страх 
больше, чем на свою силу.
Топот копыт стих. Четверо всадников остановились неподалеку от палаток. Токей 
Ито и Вороны услышали голоса и поняли, что враги решили сперва отвести коней в 
табун на краю стойбища. На это не требовалось много времени. Когда четверо 
полицейских собрались снова, о чем свидетельствовали их голоса, Шонка дал новый 
приказ. Те, что спрятались в палатке, не расслышали его, но скоро смогли понять,
 что он значил.
Двое легкими шагами направились в типи Четанзапы. Вплотную друг за другом, 
словно один человек, шмыгнули они внутрь.
В тот же самый миг Токей Ито и три Ворона были на ногах и повалили обоих. 
Старый Ворон и Токей Ито прижали их к земле, а оба молодых Ворона в это время 
отобрали у них оружие: сперва ружья, потом револьверы, ножи из-за пояса. 
Веревки были уже приготовлены, и оба были тут же связаны по рукам и ногам. 
Опомнившись от испуга, Шонка принялся громко кричать и браниться.
Токей Ито и Старый Ворон выбрали себе по вкусу оружие. Горькая усмешка 
скользнула по губам молодого вождя, когда он снова взял в руки свое старое 
ружье. Это ружье имело длинную историю. Последний раз он лишился ружья, когда 
был пленён в форту, и Шонка получил его, наверное, от Рэда Фокса.
Пока вождь и Старый Ворон вооружались, молодые Вороны взвалили обоих пленников 
на плечи и потащили вон из типи.
Из палатки Чапы тоже послышались крик и брань. Молодые Вороны встретили по 
дороге Чапу – Курчавого и Острие Копья, которые точно так же тащили своих 
пленников.
Связанных оставили в палатке Шонки, единственной, которая оставалась на месте. 
Младший из Воронов остался охранять их.
Пленники прекратили ругаться, они уже поняли, что это бесполезно. Молодой Ворон 
курил и пытался сдержать злобу, которую он испытывал к изменникам. Токей Ито 
запретил убивать пленников, чтобы не вызвать без нужды месть белых. Молодой 
человек был не согласен с этим, но подчинился.
В глубине палатки сидела Белая Роза, молодая жена Шонки. При свете раздутого ею 
очага она выглядела очень бледной. Плененный Шонка смотрел на нее выжидающе, 
потому что она не была связана. Для охраняющего молодого Ворона жена изменника 
была пустым местом; он смотрел мимо нее и даже словно бы сквозь нее. И под этим 
взглядом Белой Розе начинало казаться, что плоть и кровь ее уже и верно не 
существуют. И она пела про себя песню смерти, заставляла свое сердце навсегда 
заснуть. Люди прерий имели большую власть над собственным телом. А Белая Роза 
хотела умереть, потому что ее муж был предатель.
Уинона снова раздула огонь в палатке Четанзапы. Токей Ито подошел к раненому 
товарищу, который молча приветствовал его все еще печальным и тревожным 
взглядом. Вождь достал военную трубку и показал Четанзапе в свете пламени. Она 
была совершенно особенного вида и сделана с большим вкусом.
– Узнаешь ты ее?
Прошло некоторое время, прежде чем послышался ответ:
– Да.
– Тот, с кем ты ее курил, прежде чем Длинные Ножи победили его, передал ее мне. 
Я даю тебе из нее покурить и считай, что ты ее теперь берешь и от него и от 
меня.
Четанзапа лишь движением век ответил:» Дай ее «, и его взгляд изменился. В него 
вселилось спокойствие и уверенность.
Затрещало на северном ветру полотнище, снятое с палатки Хавандшиты. Это Унчида 
первая из женщин призвала к разборке палаток и выступлению. Как часто мужчины и 
женщины слышали звук хлопающего по ветру полотнища, и он звал их то весной, то 
летом в поход за бизоньими стадами. Теперь он звал в последний далекий поход.
Женщины привели лошадей и выстроили их обычным порядком, одна за одной. Были 
прилажены волокуши. В них погрузили имущество, усадили детей. Снегопад все 
усиливался: белые хлопья падали на людей, на лошадей. Теперь все были довольны, 
что старый Хавандшита, несмотря на голод, запретил забивать мустангов.
Каждый воин был на своем лучшем коне. Женщины сидели на вьючных лошадях и 
правили ими. Во главе колонны ехал вождь. Хавандшита шел пешком с копьем в руке.
 Укутанный в меха Четанзапа ехал вместе со всеми.
Были уже сделаны первые шаги большого пути, когда на западе показался всадник, 
который подал условленный знак, крикнул койотом. Это был Тобиас – Шеф Де Люп.
Граница была свободна. В снежную заметь род Медведицы покинул резервацию.
Тем утром, когда сыновья Большой Медведицы пробивались сквозь пургу вперед, в 
канцелярии агентуры сидели два ничего не подозревающих молодых служащих. Они 
сидели позади барьера, который разделял комнату, перед ними лежали длинные 
списки. Они писали и, возможно, даже ни разу не взглянули в окно и не знали, 
продолжает ли идти снег.
Около усердных молодых людей, руки которых были привычны к перу, а не к ружьям 
или ножам, стоял Рэд Фокс с трубкой в уголке рта. В таком окружении он еще 
острее чувствовал свое величие и силу, сознавал свою опытность в борьбе, свою 
независимость от каких-нибудь случайностей или норм морали. Хотя он и 
подозревал, что типы, подобные ему, возможно, в скором времени и будут 
объявлены цивилизованным Западом вне закона, он, не без основания, считал себя 
в настоящий момент выше всех.
Вождь в головном уборе из орлиных перьев и несколько его людей стояли по другую 
сторону барьера. Вождь говорил, а Рэд Фокс снисходительно переводил молодым 
чиновникам:
– Опять эта старая песня! Мясо воняет, дети голодные, мука испорченная, скот 
худой, воды нету…
Чиновники пожимают плечами, покачивают головами и начинают подсчитывать еще раз.
 Один из них отвечает:
– Все, что предусмотрено договором, доставляется. Но эти люди не хотят ни 
беречь, ни учиться, ни работать.
Губы Рэда Фокса трогает циничная усмешка:
– Украшенным орлиными перьями этого никогда не постичь!
Дакоты медленно поворачиваются.
Не успели они еще отойти от барьера, как дверь распахнулась. Высокий, толстый и 
несмотря на это подвижный человек ворвался в помещение. Это был Джонни! Индейцы 
посторонились.
Рэд Фокс оскалил зубы.
– Ах, это ты, свиное рыло! И кого же ты ищешь? – возвысил голос Рэд Фокс.
– Кого же, как не тебя! – крикнул в ответ Джонни.
– Я тебе ничего не должен!
– Нет, задолжал, мошенник, задолжал! И именно сегодня, между прочим. Дело в 
том…
– Ну давай, говори-говори!
– Род Медведицы исчез.
– Что?! Род Медведицы?..
Рэд Фокс скорчился от ярости, но, чтобы преодолеть досаду, тут же изобразил 
вспышку вспыльчивости. Он схватил стул и, размахнувшись, вдребезги разбил его. 
Оба молодых служащих так и подпрыгнули от испуга. Рэд Фокс завопил:
– Где же была лагерная полиция?!
Джонни только втянул голову в плечи.
– Но смотри же, если ты их опять напоил!..
Джонни отмахнулся, словно обвинение летело в него будто камень, и хотел было 
покинуть помещение.
– Джонни! Подожди!
Тот повернулся.
– Джонни! Кто же это устроил?! Они что же, убрались всем скопом? С женщинами и 
детьми?
Толстяк кивнул.
– Откуда это ты знаешь?
– Индейцы проходили там неподалеку. Они и сказали.
Рэд Фокс вздохнул.
– Раз они отправились с женщинами и детьми, мы их завтра же нагоним. Тащить с 
собой женщин! Это даже непохоже на Гарри. Надо сейчас же известить Роуча! 
Сегодня утром он выехал на форт Робинсон. Снова нанять вольных всадников!..
Рэд Фокс оставил чиновников с их письмами и поспешил вон.
Скоро после получения неожиданного известия кэптен Роуч с небольшим отрядом 
драгун отправился вслед индейцам. Рэд Фокс, Пит, Луис, Филипп и другие вольные 
всадники сопровождали его. Рэд Фокс пообещал не скупиться.
– Mon dieu, господи помилуй, это ведь такой грех то, что мы собираемся делать,
 – сказал канадец Луи на привале Филиппу. – Но, с другой стороны, и доллары 
упустить было бы глупо. Индейцы могут защищаться, это, в конце концов, честная 
игра: пуля против пули, нож против ножа.
– Патронов у них немного, – успокоил Филипп и погладил кончиками пальцев 
пробивающуюся бородку.
– Филипп, ты молод, красив и глуп. Патронов-то у нас больше, это верно, но 
Токей Ито стреляет лучше…
Вскоре отряд достиг места, где было стойбище рода Медведицы. Тут оставалась 
одна-единственная типи. Перед ее входом валялись четверо индейцев, которые были 
так связаны, что смогли только, извиваясь, как гусеницы, выползти наружу.
Рэд Фокс принялся хохотать. Собственно смеялся-то он над собой да над Роучем.
– Великолепно! Просто великолепно! Мой старый друг и враг Гарри – Токей Ито все 
еще стоящий парень!
Рэду Фоксу, однако, некогда было тешить себя бранью и проклятиями, его внимание 
привлекли следы беглецов. Даже под снегом они были еще хорошо заметны. Узники, 
освобождаясь от своих пут, еще выслушивали ругань Роуча, а Рэд Фокс уже ехал по 
следу на северо-запад. Шонка и Эдди тоже пустились в путь – побежали за 
драгунами бегом.
– Вперед! – торопил Рэд Фокс кэптена. – Нам надо настичь их прежде, чем они 
достигнут лесов Блэк Хилса. В лесу я бы предпочел не встречаться с Токей Ито.
Достигнув северо-западной границы резервации, преследователи остановились. Роуч 
принялся осматривать местность в направлении Блэк Хилса с помощью бинокля. Судя 
по следам, расстояние до беглецов сократилось. Верховые и вьючные лошади 
индейцев могли идти только шагом.
– Я их вижу! – воскликнул Роуч.
– Я тоже, – подтвердил Рэд Фокс, хотя и смотрел без бинокля. – Не спешите. 
Немного поразмыслим, молодой человек! Перед нами никакого прикрытия. А вы ведь 
уже имели случай видеть, как стреляет Токей Ито? У рода Медведицы теперь снова 
имеется несколько ружей.
– Что я говорил, а?! – скорчил рожу Луи-канадец.
– Вон они впереди! Пошли же! И эти трусы и пьяницы еще смеют называть себя 
старыми пограничниками! – подзадорил Роуч.
– Стойте! Стойте! – забормотал Шонка. – Белый волк!..
– Наверное, белая мышь, спившийся болван!
Роуч еще раз посмотрел в бинокль и погнал двух своих драгун и вольных всадников 
вперед. Рэд Фокс, Шонка и Луи, правда, не подчинились и остались под прикрытием 
скал. Но Пит, Филипп и Эдди Татокано двинулись вместе со всеми.
На том месте, где Шонка заметил» белого волка «, в снегу лежали Чапа и Тобиас. 
Они замаскировались шкурами белых волков. Через плечи у них висели патронташи. 
У Чапы в руках было недавно добытое ружье.
Чапа прицелился и выстрелил из одного и другого ствола.
Быстро перезарядил ружье и выстрелил еще раз.
– Довольно, – тихо сказал Тобиас. – Ты попал в четверых. А Пит с коротким носом 
убит.
Из серых туч снова повалил снег. Поднялся ветер, и началась метель. Роуч с 
оставшимися людьми старался поскорей возвратиться к Рэду Фоксу в укрытие. Он 
погонял своего вороного. Темная лошадь была хорошо заметна и представляла собою 
превосходную мишень. Если в капитана и не попала ни одна пуля, то лишь из-за 
его мундира: Чапа и Тобиас получили от вождя приказ по возможности не убивать 
никого в военной форме.
Не все сразу последовали назад за Роучем. Один из вольных всадников решил 
подобрать ружья. Когда он кинулся за остальными, было уже поздно. Позади стоял 
индеец в белой волчьей шкуре. У него было изможденное лицо, глаза сверкали. Его 
нож был скор. Человек свалился, и ружья снова упали на землю. Токей Ито 
подобрал их; под прикрытием метели он поспешил с добычей к Чапе и Тобиасу, 
передал оружие им.
Роуч добрался до Рэда Фокса.
– Что же теперь делать? – спросил он.
– И он еще спрашивает! – вскипел гневом Рэд Фокс.
– Это становится серьезным, – сказал Роуч. – Я предлагаю действенную акцию. 
Отступить… от Миссури выйти сюда, окружить. Нам наверняка дадут подкрепление!..
– Ну, парень, недаром говорят: дуракам – счастье! – крикнул Луис юному Филиппу, 
в то время как все, по примеру Рэда Фокса, садились на коней.
– Лучше уж так, чем наоборот, – задорно ответил тот, но Луис видел, что он все 
еще бледен…
Пока Токей Ито, Чапа и Тобиас вели борьбу в качестве арьергарда, колонна рода 
Медведицы достигла лесов Блэк Хилса.



МАЛЬЧИКИ МЕДВЕДИЦЫ

Снегопад постепенно прекратился, и ветер утих. Опустившийся туман ограничивал 
кругозор. Но его легкие клочья становились все светлее и светлее, и наконец их 
пронизали золотые солнечные лучи. Колонна остановилась. Все были испуганы 
выстрелами, но все уже знали, что первая грозившая им опасность отражена. 
Старый Хавандшита, воздев кверху руки, обратился по обычаю предков к Великому и 
Таинственному с утренним молением о мире. Хапеде с раннего детства была знакома 
торжественность этого момента, но сегодня его переживания были особенно глубоки.
 Ведь солнце в первый раз взошло над беглецами, которым предстоял еще долгий 
путь в поисках новой родины.
Леса и скалы Блэк Хилса приняли беженцев.
Хапеда еще никогда не бывал в лесах этого горного края, который испокон веков 
принадлежал дакотам, и мальчик теперь думал не только о том, как уйти от врагов,
 но и с интересом всматривался в землю отцов.
Когда пришлось пробиваться через заросли, Хапеда соскочил с коня и повел 
мустанга в поводу. Они шли лесом вниз по течению реки, опоясывающей горный 
массив. Колонна двигалась по старой охотничьей тропе, которой издавна 
пользовались дакоты. Но буря навалила деревьев, под тяжестью снега поломалось 
немало веток, и по тропе идти было нелегко. Когда колонна преодолевала один из 
поворотов реки, Хапеда увидел людей и лошадей, идущих во главе колонны. Он 
увидел Хавандшиту, Унчиду, которая вела буланого мустанга, увидел Охитику. Но 
своего друга Часке он нигде не находил. И куда только подевался Часке!
Бесконечно тянулись утомительные часы перехода. Вдруг послышался шум. Колонну, 
следующую вверх по течению, нагоняли люди. Это был присоединяющийся к ним 
арьергард: Токей Ито, Чапа и Тобиас. Как только Токей Ито догнал Хавандшиту, 
был дан приказ остановиться и спешиться. Вождь сказал, что их никто больше не 
преследует и можно позволить себе хорошо отдохнуть.
Полянка в лесу была знакома мужчинам и женщинам, как лучшее место для палаток. 
Здесь стояли типи пятнадцать лет назад, пока стойбище под предводительством 
отца Токей Ито не перебралось на Лошадиный ручей. Здесь те, что были теперь 
воинами и вождями, играли еще мальчиками, учились охотиться. И ожили вдруг 
сразу все воспоминания.
Вождь, Чапа, Тобиас, Старый Ворон и Чотанка остановились на берегу реки. Они 
смотрели на Четанзапу, который впервые собрался с силами и еще нетвердыми 
шагами, но без посторонней помощи шел к ним. Ихазапа, молодой человек, обычно 
выполнявший обязанности разведчика и глашатая, ждал поодаль распоряжений. 
Подошел и Четанзапа.
– Восемь палаток хватит для ночлега на всех. Никаких костров, никакого дыма! 
Никаких выстрелов, никаких криков!
Ихазапа удалился.
– Как долго мы тут пробудем? – спросил Тобиас.
– Нам нужно мясо. Поохотимся здесь на оленей и медведей. На восьмую ночь 
двинемся дальше.
Эти слова произвели на людей явно различное впечатление. Тобиас кивнул, он был 
полностью согласен. Чапа испытующе смотрел на вождя, как будто хотел спросить, 
что за опасности вынуждают их так скоро следовать дальше. Разве преследователи 
не отбиты? Четанзапа. наморщил лоб и, казалось, надеялся, что вождь хотя бы 
объяснит свой приказ. Чотанка и Старый Ворон неуверенно пожимали плечами. Токей 
Ито понял, в чем все сомневались, и пояснил:
– Нам нельзя медлить и поддаваться усталости. Мы должны двигаться дальше сквозь 
снега, я вас об этом предупреждал. Лес защитит от непогоды и холода, но не 
защитит от Длинных Ножей!
Жрец медленно распрямился, и внимание совещающихся обратилось к нему. Он 
торжественно заявил:
– Уайтчичуны снова запрятались в свои норы. Мы одни с нашим лесом и нашей дичью.
 Зачем нам еще продолжать путь на север в незнакомые прерии, в места охоты 
враждебных сиксиков? Эти горы – центр мира и пристанище Большой Медведицы. 
Здесь наше место. Здесь наша земля. Она священна для воинов-дакотов. Мы 
останемся здесь! Большая Медведица защитит нас.
Лицо Старого Ворона засветилось. Умиление от встречи с родиной наполнило его.
– Здесь стояли наши палатки, здесь они стоят снова! – поддержал он жреца. – 
Когда мы оставили эти горы в первый раз и твой отец Матотаупа увел нас отсюда, 
вождь Токей Ито, это обернулось для нас несчастьем.
Четанзапа занял сторону Хавандшиты.
– Наше старое доброе убежище! Отсюда мы, мужчины, можем по ночам пробираться на 
форт. Пять скальпов – этого недостаточно, Токей Ито, чтобы отомстить 
уайтчичунам. Вели нам остаться и продолжать борьбу. Мы начали с победы…
Чапа коротко вздохнул и осмелился лишь пожатием плеч намекнуть о своем 
несогласии.
Жрец обратил взгляд на Токей Ито, который ничем не выразил своего отношения ни 
к его словам, ни к мнениям членов совета.
– Говори! – призвал жрец вождя.
– Я уже сказал. На восьмую ночь мы двинемся дальше.
Жрец положился на свой авторитет.
– О тебе, Токей Ито, еще скажут духи. Мы остаемся!
Воины испугались острого конфликта. Они были озадачены упорством, с которым 
только что возвратившийся вождь противился старому жрецу. На лицах Чапы и 
Тобиаса можно было прочитать тревогу за Токей Ито. Старый Ворон высоко 
поднятыми бровями выражал свое возмущение поведением такого молодого человека, 
каким еще был военный вождь.
Взглядом по кругу жрец еще раз проверил настроение принимающих участие в 
совете: все снова ушли в себя и все, за исключением вождя, опустили глаза. 
Хавандшита сказал самому себе, что может быть доволен действием своих слов, и 
нанес молодому вождю, который отважился ему противоречить, еще один удар:
– Ты долго отсутствовал, Токей Ито, и ты знаешь уайтчичунов. Но ты не знаешь 
всего могущества Большой Медведицы.
Жрец повернулся и пошел. Старый Ворон услужливо последовал за жрецом, 
демонстрируя тем самым и свое отношение к молодому вождю. Остальные мужчины 
тоже удалились один за другим.
– Не надо нам было идти сюда, – сказал Чапа.
– У родины сильные руки. Наверное, нам надо бы как следует посоветоваться о 
нашем пути. Слишком уж поспешно нам пришлось бежать.
– Нет. Мы правильно поступили. Но ваш жрец – очень плохой жрец, – взволнованно 
сказал Тобиас.
Токей Ито взглянул на делавара сначала одобрительно. Но потом в нем заговорила 
гордость за свое племя и он сказал:
– Ты не рожден дакотой.
Тобиас опустил голову. Он был глубоко потрясен…
Пока мужчины вели разговоры, а женщины и девушки устанавливали кожаные палатки 
– типи, Хапеда обнаружил на краю лагеря Часке Широконогого. Хапеда слепил 
плотный комок снега. Когда Часке опять показался в кустах, Хапеда вскочил и 
запустил в него снежком. Часке оглянулся и скрылся за деревом.
– Хапеда! – негромко позвал отец, и мальчик обернулся, чтобы выслушать его. – 
Хапеда, пойди приведи его! Дядя Часке, Шонка, больше никогда не вернется в наши 
палатки. Белая Роза мертва. Часке может теперь оставаться в нашей типи.
Пораженный Хапеда с благодарностью кивнул головой. Он подхватился и бросился 
бежать, перепрыгивая через корни, сквозь кусты.
На краю лагеря было совсем немного следов, и Хапеда легко обнаружил отпечатки 
ног мальчика. Ему не пришлось далеко идти: он увидел в снегу скорчившуюся 
фигурку. Часке как собачонка зарылся в снег. Когда Хапеда остановился перед ним,
 Часке сел, подобрал к себе ноги, обхватил их руками и уставился прямо перед 
собой.
– Часке Широконогий! Ты стал моим побратимом еще в месяц Созревания земляники, 
а сегодня мой отец сказал, что он будет и твоим отцом. Идем!
Часке ничего не ответил. Он тяжело поднялся и пошел с Хапедой в лагерь. Часке 
был стройный, широкоплечий, ростом немного поменьше вытянувшегося худощавого 
Хапеды. У Часке была привычка стоять широко расставив ноги, вот почему его и 
называли Широконогим. И он умел не только твердо стоять на земле, но был и скор 
на ногу. Только Хапеда мог обогнать его. Однако сегодня не было заметно ни 
проворства, ни силы Часке. Он плелся, как старик. Нерешительно остановился 
мальчик рядом с Хапедой перед лежащим Четанзапой. Воин посмотрел на него:
– Ты мой второй сын!
Мальчики тут же получили по вороне. Силы их были на исходе, и, поев, они 
бросились на приготовленные постели. Поставлено было только восемь типи, и 
семьи Токей Ито и Четанзапы расположились вместе в большой палатке вождя, где 
нашел приют и Тобиас. Тут же находились Чапа и Грозовая Тучка: в своей 
собственной палатке, полной вдовых и незамужних женщин, под одной крышей с 
одержимой духом бабушкой, Пятнистой Бизонихой, им было неспокойно.
Хапеда и Часке забылись неспокойным сном, забравшись под одно меховое одеяло. И 
Грозовая Тучка, которая лежала рядом с Уиноной, все еще не могла заснуть.
В палатку вошли Токей Ито и Тобиас. Токей Ито лег спать со своим черным псом 
недалеко от входа в палатку. Всеми овладела дремота, когда снаружи раздался 
глухой звук барабана.
Молодой вождь тотчас проснулся и прислушался. Прислушались также Чапа, 
Четанзапа и Тобиас. Четанзапа с трудом поднялся со своего ложа и подошел к 
Токей Ито.
– И что старик барабанит в своей палатке, – сказал он тихо, озабоченно, 
недовольно. – Это может нас выдать!
– Большая Медведица охраняет нас, – рассердился Токей Ито.
Четанзапа положил руку на плечо своему вождю:
– Она также и твой тотем! Мы все – братья. Не смейся над нашей тайной! Может 
быть, мы оба, как мальчики, слишком во многом сомневаемся.
Вождь оделся, надел свой головной убор из орлиных перьев и вышел из типи. Он 
услышал, как шумят деревья на ночном ветру, журчит река. Издалека доносился вой 
волков. Порхали летучие мыши, кричали в лесу совы. Потрескивали сучья: похоже, 
что охотилась рысь. Стража у лошадей бодрствовала. Высоко на дереве сидел 
наблюдатель. Блеклый свет луны сеялся над палатками. Токей Ито направился в 
палатку жреца, откуда доносились удары барабана.
Войдя внутрь, он не мог все как следует разглядеть, потому что и здесь не было 
зажжено огня. Но вождь понял, что жрец один. Палочками с кожаными шариками на 
концах жрец колотил по коже барабана – глухо, ритмично, повелевающе. Он как бы 
весь погрузился в самого себя. Руки его таинственно светились зеленоватым 
светом, точно так же светился на нем головной убор с рогами и медвежий череп 
посредине палатки. Жрец, кажется, еще не замечал присутствия Токей Ито или не 
хотел замечать. Он продолжал барабанить и начал разговор со своими духами, 
который он до этой ночи никому выслушивать не позволял:
Великий и Таинственный, заговори же!
Большое Солнце, ты светишь Месяцу,
Большая Медведица, наша мать, говори!
Я твой сын,
Я стал стар,
И ты прячешься от меня.
Приходи и говори,
И не серди больше твоего сына…
В глазах у меня становится темно,
Мои руки слабеют,
Но я все же сохраняю твои тайны…
Приди же ко мне снова,
Как мы вернулись
В твои леса и горы!
Мертвые, восстаньте,
Я слышу мычание бизонов!
Вернитесь, мертвые и бизоны…
Удары барабана, в ритме которых вел разговор жрец, замедлились.
Хавандшита поднял взгляд. Глаза его сверкнули в зеленом свете рогов и рук. 
Молча стояли мужчины друг против друга, воля против воли.
Наконец жрец заговорил:
– Зачем ты пришел ко мне, Токей Ито, сын Матотаупы?
– Меня позвал твой барабан.
– Это сделали духи.
– Что они говорят тебе?
Хавандшита ответил не сразу. В палатке стало зловеще тихо.
Наконец жрец снова зашевелил губами:
– Большая Медведица молчит, она сердится.
– На кого?
Жрец вытянул шею и поднял сухую светящуюся руку:
– На тебя!
– Чего ты требуешь?
– Сыновья нуждаются в слове своей Матери. Принеси его нам!
– Где мне ее найти?
– Во тьме горы, под землей… живет она. – Казалось, Хавандшита и сам страшился 
того, что говорил.
– Когда ты посылаешь меня?
– На восьмую ночь… без оружия.
– Я пойду. Твой барабан теперь замолкнет?
– Он будет молчать, пока не вернутся мертвые и бизоны.
Жрец поднял деревянный жезл, одна сторона его была черная, другая светилась. Он 
произвел им таинственные движения. Токей Ито бесстрашно оставался на месте до 
тех пор, пока жрец не положил жезл на землю. Тоща вождь оставил палатку. Он 
отправил к себе в типи. Барабан молчал.
– Мертвые и бизоны никогда не вернутся, – произнес про себя Токей Ито, и этого 
не слышало ни одно ухо. Никто не узнал, что было сказано в палатке жреца.
Когда Хапеда и Часке проснулись, они и не догадались, что после ночи проспали 
еще целый день и уже снова наступил вечер. Они увидели улыбающуюся Уинону.
– Пора, пора вставать. И так проспали день.
– Ох! – пробурчал, сердясь на самого себя, Хапеда.
Выкупавшись в реке и причесавшись, мальчики подсели к своему отцу Четанзапе и 
Унчиде. В типи снова было сумеречно. Унчида положила около себя деревянные 
чурки и выстругивала палочки для стрел. Хапеда и Часке достали свои ножи и 
принялись помогать. Наконечники к стрелам из кости и камня должны были сделать 
мужчины.
– Завтра поставьте силки и наловите ворон, – сказала Унчида. – Нужны перья для 
стрел.
Мальчики кивнули и продолжали усердно строгать до тех пор, пока еще хоть что-то 
было видно.
Раздались грузные шаги, и послышалось падение чего-то тяжелого. Хапеда и Часке 
бросились наружу. Мальчики приветствовали делавара, который убил оленя и 
притащил его к палатке.
На следующий день мальчики наловили силками ворон. Часке удалось подстрелить 
ястреба, которого Хапеда заметил еще в походе, – хищник нацелился было на 
добычу, но тут-то и настигла его стрела молодого дакоты. Часке был страшно горд,
 а Монгшонша решила сделать ему украшение на голову из перьев ястреба. В этот 
же день братья добыли еще трех зайцев, внеся таким образом и свою долю в запасы 
продовольствия.
Воин Острие Копья обнаружил в прерии, неподалеку от лагеря, следы бизонов, и 
было решено, что вождь и несколько воинов предстоящей ночью отправятся на охоту.
 Охотиться ночью приходилось, чтобы не обнаружить себя. Хапеда и Часке получили 
разрешение отца и Токей Ито сопровождать воинов с санями, чтобы помочь 
доставить убитых животных. Ничего не значило, что внешне они спокойно 
восприняли это, в глубине души они ликовали. Уинона приготовила им сани. 
Полозьями служили гладко выскобленные ребра бизонов, концы которых были 
заделаны в расщепленную деревянную плаху. В сани запрягли Охитику и еще одного 
серого волкодава. При мерцающем свете звезд вышли на простор заснеженной 
равнины. Мальчикам приходилось сдерживать свою упряжку, чтобы не опередить 
мужчин, ступающих на снежных лыжах. Вскоре напали на следы бизонов. Охотники 
установили, что животных было не более четырех. Животные глубоко проваливались 
в рыхлом снегу и далеко уйти не могли. Через три часа воины настигли их и 
обложили лежку. Едва проснувшихся бизонов уложили стрелами и копьями. Тут же на 
месте воины сняли с них шкуры и разрубили туши на куски. Сани мальчиков были 
нагружены.
– Завтра мы еще задержимся здесь, – сказал вождь, – нашим женам и дочерям нужно 
подготовить и упаковать мясо. Но когда солнце закатится второй раз, мы двинемся 
дальше. У нас хорошая добыча, и мяса нам теперь хватит, чтобы добраться до 
прерий у Илистой воды(Миссури).
Утренний туман еще окутывал заснеженную землю, когда мальчики со своими санями 
достигли опушки леса. Под первыми же деревьями Молодые Собаки радостно 
приветствовали своих вожаков – Хапеду и Часке. Мальчики свалили бизонье мясо и 
предоставили своим товарищам тащить его к палаткам. Они выпрягли собак и, 
подняв сани на головы, поспешили к матери Монгшонше, чтобы рассказать ей об 
охоте. Но радость ее оказалась не столь велика, как ожидали мальчики. Она на 
миг оторвалась от работы и серьезно посмотрела на них.
– Наши разведчики обнаружили врагов, – сказала она. – По ту сторону этих гор 
появились золотоискатели. Они убили медведя, подстрелили второго. – Монгшонша с 
опаской посмотрела мимо голых деревьев куда-то в заснеженный простор. – Нам 
надо уходить, и, видно, многие из нас погибнут в этих снегах. – Мать снова 
склонилась над своей работой.
– Мы будем бороться и со снегами и с Длинными Ножами! – решительно заявили 
мальчики. – Мы не вернемся в резервацию!
Они шмыгнули в типи. Мальчики были одни в полутьме. Даже Четанзапы не было на 
его обычном месте. Раненый в последние дни чувствовал себя лучше. Снаружи 
послышался голос Уиноны:
– Грозовая Тучка! Куда же ты?
В тот же миг поднялся полог типи и стрелой влетела девочка. Она прикрыла за 
собой вход и в нерешительности остановилась, видимо нс ожидая встретить здесь 
мальчиков.
– Унчиды у вас нет? – спросила она, теребя концы своих длинных кос и накручивая 
их на палец. – Ах, это так ужасно, – прошептала она.
– Почему ужасно? – спросил Хапеда.
Грозовая Тучка доверчиво подошла ближе и наклонилась к сидящим на земле 
мальчикам.
– Потому что она видела такой сон… она говорила такие страшные вещи… – 
прошептала девочка.
– Что же она сказала, эта Пятнистая Бизониха? – спросил Часке и бросил на 
Хапеду взгляд, призывающий к молчанию: не иначе старуху посетил опять злой дух.
– Да, Пятнистая Бизониха. Вы же знаете, как это ужасно, когда в нее вселяется 
этот дух… – Девочка вздрогнула всем телом. – Она была права и тогда, когда 
говорила, что победят Длинные Ножи… а я ей не верила… Теперь злой дух сказал ей,
 что завтра ночью из пещеры выйдет Медведица… Она выйдет в полночь… Медведица… 
Разве вы не слышали?
– Нет, – ответили мальчики.
– Там наверху, в горе, есть пещера, в которой спит старая Медведица, Великая и 
Таинственная. Она живет еще с тех пор, когда люди и звери были братьями и 
сестрами и говорили на одном языке. У нее был сын – огромный и самый сильный 
медведь на земле между Великими водами. Он жил в заколдованной типи, а когда 
однажды вечером к нему пришла прекрасная женщина, он превратился в человека. Он 
стал сильнейшим воином и мудрейшим жрецом. Это был предок нашего вождя Токей 
Ито!
– О? – изумились в один голос Хапеда и Часке.
– Да-да! – подтвердила девочка. – И Медведица еще жива. Она старая, и пока наши 
вожди сильны, смелы и отважны, она будет спать в своей пещере. Но если они 
изменят предкам, она выйдет и задушит их своими огромными лапами… – Девочка 
запнулась, видимо представив себе это ужасное зрелище. – Тут и сама Медведица 
умрет. Так говорил Хавандшита моей старой матери… Старуха оскорбила Токей Ито,
 – нашептывала она побледневшим мальчикам. – Сказала, что мы все изменяем 
великому племени дакота, покидая страну отцов, и что придет Медведица и задушит 
Токей Ито, а на нас обрушатся несчастья…
Хапеда вскочил.
– Прикуси язык! – крикнул он осипшим от гнева голосом. – Не смей больше 
произносить таких слов!
– Но ведь это же так и есть!.. – еще быстрее прошептала девочка и выскользнула 
из типи.
Хапеда и Часке сжали губы, потупились. Казалось, небо вдруг заволокло темными 
тучами. Измена великому племени дакота… это был страшный упрек.
Мальчики вышли из палатки. Они направились в глубину леса и уселись прямо в 
снег. Оба долго молчали.
– Сегодня ночью должна прийти Медведица, – наконец еле выговорил Хапеда.
– После полуночи, – чуть слышно подтвердил Часке.
– После полуночи… – повторил Хапеда, раздумывая, как выразить то, что он 
чувствует, как рассказать, что он задумал совершить.
– Ты… – вдруг начал Часке, точно очнувшись, и Хапеда обрадовался, что первый 
шаг сделан, – ты слышал, что сказал злой дух? Но то, что он сказал, никогда не 
должно произойти. Токей Ито не должен умереть!
– Нет, этому не бывать! – решительно заявил Хапеда.
– Никто, кроме нас и маленькой девочки, еще не знает об этом, – продолжал Часке.
 – И нам самим надо решить, что делать.
– Хау! Мы должны что-то сделать! Скажи же, что?
– Разве ты сам не знаешь, Хапеда?
– Я знаю, но я хочу слышать, знаешь ли это ты?
– Я знаю, – подтвердил Часке.
– Да! – сказал Хапеда. – Совершенно ясно, что Медведица выйдет. Дух и о Длинных 
Ножах сказал правду. Но Медведица не должна убить Токей Ито. Токей Ито 
предстоит вести нас через Илистую воду. Никто, кроме него, не сможет найти 
дорогу на новые земли!
– Хау! За него должен умереть другой!
– Я тоже так думаю. – Хапеда заговорил медленнее. – Вакантанка, Великий и 
Таинственный, позволил воинам приносить себя в жертву за другого. И… Хотя мы 
только дети… а он вождь…
Мальчики поднесли ко рту руки, как бы обращаясь к Великому и Таинственному, и 
пустились в гору, в ночной неприютный лес. А если бы они оглянулись, то увидели 
бы Унчиду, которая, прислонившись к дереву, печально смотрела им вслед.
Было новолуние. Хлопали крыльями совы, трещали от мороза ветки. Чем выше 
поднимались мальчики, тем круче становился склон, а у подножия горы журчала 
вода и точно звала их назад, под защиту палаток. Скрипел под маленькими ногами 
снег. Кусты и ветки деревьев хлестали их по лицу. Они так спешили, что несмотря 
на лютую стужу обливались потом. Покрытый лесом склон становился все круче и 
круче. Было не до разговоров и не до размышлений. И так они карабкались, пока, 
запыхавшись, не уткнулись в отвесную скалу. С середины ее смотрело на них 
черным оком отверстие пещеры.
Вначале каменная стена, поднимающаяся над вершинами деревьев, была еще как-то 
преодолима. Но дальше, примерно на два человеческих роста до входа в пещеру, 
становилась совершенно гладкой и слегка нависала.
– Сначала вскарабкаемся туда, – решил Хапеда, – а потом я встану тебе на плечи. 
Мы должны обязательно забраться внутрь пещеры, чтобы она встретила нас и не 
могла обойти. – Хапеда даже сам удивился спокойствию, с которым произнес эти 
слова.
Выступы скалы и сплетение кустарников вначале служили достаточно надежной 
опорой для ловких рук и ног. А когда мальчики добрались до трудного участка, 
Часке выбрал наиболее подходящий выступ и Хапеда посторонился, чтобы дать ему 
возможность потверже встать. Затем Хапеда залез другу на плечи, но все равно не 
смог дотянуться до входа в пещеру.
– Я приподниму тебя, – предложил Часке.
Он подставил Хапеде руки, а когда тот встал на его ладони, поднял. Хапеда 
достал на этот раз выступ у входа в пещеру. Он крепко ухватился за него и повис,
 а Часке вскарабкался по нему наверх. За ним и Хапеда подтянулся рывком, оперся 
на руки и тоже пополз во тьму пещеры.
Камень был влажным, и пахло сыростью. Снаружи было холоднее: казалось, пещера 
дышит теплом, как человек. Диковинные каменные горбы и столбы как будто 
вырастали из пола. Мальчики пошарили вокруг руками, и оказалось, что такие же 
столбы спускались и сверху. Это было что-то необыкновенное. Хапеда опустился на 
корточки и прислушался. Пещера не только дышала, у нее был и свой голос. 
Далекое журчание, нежное и обольстительное, как прекрасная песня неведомого 
чудовища, заманивающего свою жертву, доносилось из темноты.
– Может быть, это просто вода? – негромко сказал Хапеда и в испуге замолк: 
голос его прозвучал необычно гулко.
Часке не ответил. Братья теснее прижались друг к другу и некоторое время 
посидели так.
– Теперь пойдем туда, вглубь. Я хочу узнать – вода это или нет? – еле слышно 
прошептал Часке.
Хапеда поднялся, и друзья, поддерживая друг друга, двинулись вперед. Дно пещеры 
постепенно понижалось, и мальчики шли все глубже и глубже внутрь горы. Их 
окружала кромешная тьма. Звонкое журчание усиливалось. Оно становилось все 
громче и громче и наконец превратилось в оглушительный шум.
– Вода! – крикнул Часке во весь голос.
Мальчики остановились. Они нагнулись и погрузили руки в быстрый поток. 
По-видимому, он врывался в пещеру справа и исчезал слева, срываясь в бездну. 
Осторожно ступая, мальчики отважились перейти стремительный поток. Теперь пол 
пещеры круто поднимался перед ними и им пришлось помогать себе руками. Темная 
галерея, казалось, не имела конца. Но вот подъем стал отложе. Шум потока не был 
так оглушителен.
– Остановимся! – тихо сказал Хапеда, и голос его опять прозвучал отчетливо и 
громко: видимо, пещера стала выше и шире.
Продолжая двигаться ощупью, мальчики установили, что находятся у выхода в 
большой зал. Они обошли его, ведя руками по стенам, и обнаружили, что сюда 
ведут еще три галереи. Они вернулись к первой, найдя ее по замеченным на ощупь 
камням.
– Остановимся тут, где галерея сливается с залом. Здесь Медведица непременно 
пройдет, если захочет выйти, – прошептал Хапеда.
– Хау.
Мальчики присели. Тишина и темнота снова давили на них. Карабкаться было легче, 
чем неподвижно сидеть и ждать.
– А если она совсем не придет? – наконец спросил Часке.
Хапеда не ответил. Он уже привыкал к мысли, что у них ничего не получится, и 
настолько смирился с ней, что невольно вздрогнул, будто его коснулась вражеская 
рука, когда на фоне еле-еле слышного далекого шума воды раздался новый 
незнакомый звук. Может быть, он ослышался? Мальчик прислушался и почувствовал, 
как на его плечо опустилась рука Часке.
– Она!
Друзья поднялись и встали перед входом в галерею. Она не пройдет!
По другую сторону зала в одной из галерей, которые пронизывали гору, что-то 
тихо пошлепывало по камню. Мальчикам было знакомо это шлепанье громадных 
медвежьих ступней. Медленно, очень медленно приближались эти звуки. Временами 
они затихали, потом снова слышалось шарканье по шероховатым влажным камням. Она 
шла. Сомнений быть не могло.
Мальчики стояли неподвижно.
А в это время, когда мальчики готовились пожертвовать собою, чтобы спасти 
своего вождя, Токей Ито сидел в палатке со своими молодыми друзьями Чапой и 
Четанзапой. Он сказал им, что должно произойти в эту восьмую ночь, которая уже 
наступила. Он был готов без оружия идти внутрь горы. Слово, которое он дал 
жрецу, было нерушимо.
Вождь вынул из своих волос три орлиных пера. Он снял ожерелье из когтей медведя,
 и на груди его стали видны старые глубокие шрамы. На нем остался только пояс. 
Слева от себя он положил факел. Стройный, он сидел и задумчиво смотрел куда-то 
мимо своих друзей.
– Ты воин, Токей Ито, – сказал Четанзапа, – не падай духом!
– … падать духом… нет. В жизни еще и не такое бывает.
Друзья не произносили больше ни слова. Они знали, что пришлось перенести Токей 
Ито, знали Токей Ито – борца. И вот груз показался ему слишком тяжел, и как раз 
в момент, когда было затеяно важнейшее дело, и он, Токей Ито, был необходим для 
его осуществления. Чапа и Четанзапа не знали, что и посоветовать. И хотя они 
были воинами, они были беспомощны, как дети. С тайны горной пещеры когда-то 
начались несчастья, здесь, казалось им, они и должны закончиться…
Токей Ито поднялся, взял факел и покинул палатку.
Все становище было на ногах: известие о том, что вождь отправился принести себя 
в жертву, проникло во все палатки. Молча стояли люди. Уинона оглянулась вокруг. 
Унчиды не было. Позади всех стоял жрец. Тобиас смотрел на него с неприязнью.
Размеренными шагами, ни на кого не глядя, прошел вождь мимо братьев по племени. 
В левой руке у него был опущенный факел. Чапе и Четанзапе не удалось больше 
встретиться взглядами с Токей Ито, и они потупили взоры.
Но вот палатки и люди остались позади. Молодой вождь двинулся к пещере тем же 
путем, что и мальчики. Навстречу ему из-за дерева вышла Унчида.
Токей Ито попытался уклониться от встречи, но Унчида оказалась как раз у него 
на пути.
– Токей Ито, сын мой!
Вождь не ответил, он ждал, не выражая нетерпения, как этого и требовал обычай.
– Токей Ито… ты видишь следы мальчиков?
Молчание вождя значило теперь, что он не ждал этого вопроса.
– Да, – наконец произнес он.
– Хапеда и Часке пошли в пещеру, чтобы принести себя в жертву. Они хотят 
умереть за тебя!
Токей Ито поднял голову, молча кивнул, собрался с силами и пустился вверх по 
склону.
Мальчики в пещере продолжали стоять на том же самом месте. Из темноты донеслось 
тихое, но грозное рычание. Друзья широко раскрыли глаза, пытаясь что-нибудь 
разглядеть в темноте. Но ничего не было видно. И тут они расслышали еще 
какой-то звук, который никак не могли объяснить. Похоже, кто-то топтался около 
Медведицы.
Снова послышалось рычание. Многократное эхо делало его ужасным. И снова 
шаркающие шаги тяжелых лап. Невообразимо огромны, должно быть, эти лапы. Слышно 
было, как когти царапали землю.
Мальчики многое знали о медведях. При нападении медведь обычно поднимается на 
задние лапы. Он валит жертву, сжимает в страшных объятиях, душит. Если пытаться 
бежать, он настигнет ударом лапы, раздирая острыми когтями мясо до костей…
Мальчики стояли молча, они выпрямились и словно оцепенели. С трепетом 
прислушивались они, как зверь будто точил о камни свои огромные когти. И снова 
различили братья какой-то посторонний, совершенно непонятный звук. Что-то 
шевелилось около чудовища. Запахло медведем. И не только медведем, еще и кровью.
 Может быть, зверь только что» пообедал»и морда у него в крови?
Ноги Хапеды стыли в мокрых мокасинах, а по спине струился горячий пот. Он уже 
потерял счет времени. Времени в пещере не существовало. Здесь не сверкали 
звезды и не восходило солнце, не распевали по утрам птицы. Может быть, мужчины 
в лагере давно проснулись и по зорьке отправились с луками и стрелами на охоту? 
Может быть, Молодые Собаки уже весело резвятся и брызгаются в шумном потоке? А 
Грозовая Тучка, единственная, кто бы мог кое о чем догадаться, может быть, еще 
безмятежно спит под теплой бизоньей шкурой?..
Какое-то время было тихо. Только изредка раздавалось царапанье и хриплое 
урчание. Это урчание было похоже на стоны. Потом урчание стало громче, и снова 
послышались шаркающие шаги. Хапеда выпустил руку Часке и обнял брата за плечи. 
То же сделал и Часке. Мальчики стояли теперь плотно прижавшись друг к другу. 
Если Она придет, пусть берет их вместе, обоих сразу.
И вдруг непонятный запах ударил им в нос. Во влажном воздухе пещеры запахло 
гарью?.. Удивительно!
Медведица остановилась. Если бы хоть увидеть ее! В темноте так страшно… Пахло 
медведем, пахло кровью и все сильнее и сильнее пахло гарью, паленой шкурой.
Забрезжил слабый-слабый свет. На мокрых камнях заблестели желтые отблески 
пламени. Своды огромного зала раскрылись перед глазами мальчиков, они увидели 
Большую Медведицу.
Ужас охватил их. Они не могли отвести взгляда от когтей по два пальца толщиной. 
А их – пять на каждой огромной темной лапе. Зверь был необычайной величины: 
широкая грудь, громадная голова и такая толстая шея, что Хапеда не мог бы, 
наверное, обхватить ее и двумя руками. Животное грозно наклонило голову. В 
длинной оскаленной пасти торчали острые зубы, сверкали на редкость маленькие 
глаза. Зверь начал приседать на задние лапы и приподнимал передние, готовясь к 
нападению…
Вдруг сильная рука схватила Хапеду сзади и бросила навзничь. С Часке произошло 
то же самое. Ноги в легких мокасинах перешагнули через них…
Поднявшись, мальчики увидели перед собой мужчину, ставшего у самого входа в зал.
 В левой руке он держал ярко вспыхнувший факел, который только что поднял с 
земли. Это была толстая палка, на конце которой горели защемленные в ней куски 
бизоньей шкуры. Мужчина был худощав и высок.
– Токей Ито!
Одним прыжком вождь оказался в зале. Он проскользнул под страшными лапами 
поднявшейся Медведицы и с факелом в руке встал рядом с ней. Даже подняв руки, 
он едва ли смог бы достать до ее головы. У Токей Ито не было в руках оружия. Он 
даже не притронулся к резной рукоятке ножа, что торчала из кожаных ножен. Вождь 
отошел на несколько шагов и, не спуская глаз с урчащего чудовища, воткнул факел 
в расщелину камня.
Медведица попыталась двинуться за ним. Она потопталась на задних лапах, махая в 
воздухе передними, потом опустилась на все четыре и медленно потащилась. За ней 
оставался кровавый след. И тут-то мальчики увидели, что около Медведицы 
топчется медвежонок. Он нерешительно озирался по сторонам. Ему было не более 
двух месяцев, и он еще не привык самостоятельно следовать за матерью. Медведица 
с медвежонком была особенно опасна.
Мальчики не смели ни вскрикнуть, ни шелохнуться. Все должно произойти, как 
хочет великий дух.
Вождь стоял, освещенный факелом, и чудовище было уже рядом с ним. Но вот Токей 
Ито подался вперед, посмотрел прямо в маленькие глаза Медведицы, издал какой-то 
необыкновенный звук, и Медведица ответила ему злым и недоверчивым ворчанием. 
Под ней растекалась лужица крови: видно, она была тяжело ранена.
Вождь опустил руки и стал покачивать плечами, как медведь, идущий на задних 
лапах; снова с его уст полились необычные, то низкие, то высокие звуки, какие 
мальчикам приходилось слышать при исполнении танца Медведя.
Вождь присел, и чудовище придвинулось к нему. Что это, Медведица говорит с ним?
Коричневая громадина повернулась, подползла к барахтающемуся медвежонку. Но тут 
силы оставили ее, она легла и начала лизать малыша. Потом, склонив голову набок,
 она посмотрела на вождя, который снова тихо заворчал по-медвежьи. Тщетно 
попыталась она в последний раз выпрямиться, цепляясь за влажные камни. Струйка 
крови потекла из ее рта.
Вождь спокойно подошел к зверю. Силой воли и глубоким знанием жизни и повадок 
медведей он поборол дикий инстинкт зверя. Он присел на корточки, и Медведица 
доверчиво прислонилась к нему. Медвежонок тыкался в нее мордочкой и скулил. 
Тогда мать приподнялась и подтолкнула его к человеку, который понимал ее язык. 
Огромные лапы ее вытянулись, голова упала набок.
Вождь встал; он провел рукой по мягкой шкуре животного, исследуя многочисленные 
места с запекшейся кровью на боках, спине и груди: Большая Медведица была 
мертва.
– В нее попало пятнадцать пуль, – вполголоса сказал он, обращаясь к мальчикам, 
и все же эхо повторило его слова. – Это те, что ищут золото, смертельно ранили 
ее, и она пришла сюда, чтобы спасти своего детеныша.
Вождь достал трубку, раскурил ее и вознес дымок к небу и земле, потом затянулся 
сам – это был обряд скорби. Когда трубка была выкурена, его взгляд снова 
обратился к мальчикам.
– Вы хотели пожертвовать собой за меня?
Они молчали, и это молчание означало «да».
– Вы, Хапеда и Часке, вели себя, как настоящие воины, – сказал он. – Вы сделали 
даже больше, чем сделали бы некоторые мужчины.
Токей Ито присел рядом с мальчиками у мертвой медведицы. Он привлек к себе 
медвежонка и взял на руки барахтающегося и царапающегося зверька.
– Мы у истоков нашего рода, прародительницей которого была Большая Медведица, – 
сказал он, – ив то же время мы у его конца. Мы – изгнанники у тела Медведицы, 
но она оставила нам свое дитя, и это – новая жизнь. Понимаете меня?
– Хау! – ответили мальчики в один голос.
– Мы идем с палатками рода Большой Медведицы на земли Севера, в Канаду, – 
продолжал вождь. – И чтобы жить там, мы должны научиться всему, что знают белые 
люди.
– Женской работе!.. – презрительно возразили побратимы.
– Да, Хапеда, женской работой белые нас и победили. Тебе надо еще сначала 
подумать, сын Четанзапы, о том, заслуживают ли женщины и звери презрения? Наши 
предки думали иначе. Они верили, что наш род ведет начало от зверя и Великой 
Таинственной женщины, которая знала секреты мира. Унчиде и Уиноне до сих пор 
известны многие травы, и они лечат раны воинов не хуже, чем Хавандшита. И вы же 
знаете, кто первый нашел в себе мужество покинуть резервацию? Наши женщины и 
девушки!
Мальчики смущенно опустили головы.
– Поэтому вам не следует презирать работу уайтчичунов, которую вы насмешливо 
называете женской. Белые люди многое знают, иначе бы они не победили нас. Они 
делают таинственное железо: одни добывают его, другие – плавят, третьи – куют; 
они делают из железа плуги, которыми разрыхляют твердую землю, и она приносит 
плоды, и много людей кормится на небольшом участке. Они разводят бизонов, и им 
не надо охотиться на них.
Хапеда и Часке молчали.
– С этим детенышем Большой Медведицы начнется новая жизнь! Мы полны новых сил и 
новых надежд, которые дала нам Великая и Таинственная! Мы хотим вновь обрести 
священный мир, мир со всеми краснокожими и мир со всеми белыми…
– С уайтчичунами! – гневно воскликнули мальчики, когда вождь сделал паузу после 
своих слов.
– Да, нам следует еще хорошо подумать над этим, Хапеда Волосяной Гребешок и 
Часке Широконогий. Не все белые люди наши враги. Там, в горных лесах Канады, 
нас ждет Адамс, который нам хочет помочь. Его отца довели до отчаяния и убили 
«большие и сильные волки» среди белых людей. Он будет нашим братом.
Вождь поднялся:
– Идемте со мной, мальчики! Я вчера достал золото. Нам надо в Канаде купить 
столько хорошей земли и скота, сколько нужно для того, чтобы и без диких 
бизонов мы могли оставаться свободными людьми. Поняли меня?
– Да!
Токей Ито взял медвежонка. Хапеда с факелом пошел впереди. Он освещал путь, по 
которому братья уже прошли в темноте. Доносился шум воды. Рокот ее становился 
все сильнее и сильнее, и наконец Хапеда увидел в свете факела стремительный 
подземный поток, через который они уже переправлялись. Справа поток низвергался 
в большое отверстие в скале, и Хапеда невольно подумал, что один лишь 
неосторожный шаг и их бы утащило потоком в темное чрево горы. Токей Ито 
остановился и опустил беспокойного медвежонка на землю.
– Подождите! – Он повернулся и обратил внимание мальчиков на поток, врывающийся 
в проход откуда-то сверху. – Там, наверху в скалах, есть небольшая пещера, в 
которой было золото, – сказал он. – Мой отец знал о нем. Белые люди не нашли 
этого золота: то, что они обнаружили, – это золотые жилы северного Хе Запа. 
Вчера я унес последние золотые зерна. Они, наверное, были просто спрятаны. 
Теперь там пусто. Пошли…
Когда забрезжили в проходе слабые проблески дневного света, Хапеда и Часке 
глубоко вздохнули. Но пришлось сделать еще порядочно шагов, прежде чем все трое 
оказались у выхода из пещеры, на уступе скалистой стены над лесом. Хапеда 
потушил факел.
Небо над ними было синее, сияло зимнее солнце. Ветки деревьев гнулись под 
тяжестью снега. Каркая, летали вороны. Хапеда и Часке не могли надышаться 
свежим воздухом. Темное царство горы осталось позади, их приветствовал 
радостный зимний день.
Вождь развернул лассо. Мальчики быстро спустились по нему. Вождь скинул лассо, 
взял на руки медвежонка и спрыгнул с уступа. Он оказался на склоне у самых 
деревьев. То скользя, то прыгая, он продолжал спуск. Мальчики неслись изо всех 
сил, чтобы не отстать от Токей Ито. Не раз они кувырком летели в снег, налетали 
на деревья.
Когда между деревьями показались первые палатки, мальчикам показалось, будто бы 
они отсутствовали много зим и возвращаются теперь взрослыми мужчинами. Несмотря 
на всю радость, на душе у них было тяжело. Они пережили что-то такое, о чем не 
могли и не должны были говорить.
Возвращавшихся заметили, но никто не приветствовал их громкими криками. Молча, 
с нескрываемым удивлением смотрели на них стоящие между типи женщины, девушки и 
мальчики, а мужчины даже вынули изо рта трубки и украдкой посматривали на вождя,
 на удивительного медвежонка, которого он нес. Таких медведей они еще никогда 
не видели.
Хавандшита стоял перед своей палаткой. Поднявшийся легкий ветерок покачивал 
заснеженные сучья. И словно бы в театре теней ожили магические знаки на 
полотнищах палаток. Казалось, будто бы ворочаются, извиваются большие змеи. 
Старик выпрямился; в руке он держал большой, похожий на копье жезл жреца. Жезл 
был украшен вьющимися, извивающимися линиями, и, когда он поворачивал его, 
казалось, что линии шевелятся.
Токей Ито замедлил шаг и высоко поднял медвежонка. Хавандшита словно остолбенел,
 потом, едва приоткрыв полог, быстро и как-то необыкновенно испуганно юркнул в 
свое святилище.
Уинона и Монгшонша работали перед типи Четанзапы. Когда они разогнули спины, на 
лице Монгшонши отразилось истинное удивление, а Уинона, находившаяся под гнетом 
страха, смогла наконец вздохнуть полной грудью.
Когда мальчики вместе с Токей Ито вошли в палатку вождя, они увидели воинов, 
которые сидели вокруг потушенного очага в середине палатки и в глубокой 
серьезности совещались. В глубине палатки находилась Унчида; она опустила 
наконец руки, которые молитвенно держала передо ртом. Воины вскочили.
Токей Ито прошел на середину палатки. Он улыбнулся: улыбка эта для мальчиков 
была словно солнце после темной ночи, ведь только они да Унчида знали глубину 
тайны, благодаря которой появилась улыбка…
Уинона и Монгшонша вошли в палатку и помогли Унчиде приготовить еду. Мальчики 
принялись за еду. Токей Ито тем временем подсел к Чапе, Черному Соколу и 
Тобиасу. Непоседливый детеныш вцепился в его куртку.
Поев, мальчики забрались под одно одеяло и уснули. Вечером, когда они 
проснулись, в палатке уже темнело. Они почувствовали, что отдохнули и набрались 
сил. Прежде всего они отыскали медвежонка. Тот лежал, завернутый в одеяло 
неподалеку от них, сытый и довольный. Потом они сбежали к реке, чтобы 
выкупаться еще раз, пока не совсем зашло солнце.
Когда мальчики возвратились, кожаные полотнища типи были уже сняты с остова. 
Лагерь поднимался. Только одна палатка еще стояла нетронутой, палатка Бобра. 
Вокруг нее растерянно бегала Грозовая Тучка. Мальчики подошли к ней.
– Ах, это вы, – рассеянно сказала девочка. – Что же мне делать? В палатке 
никого нет. Не могу же я одна разобрать ее.
– Где же твои мать и сестра? – изумленно спросил Хапеда.
– Я не знаю.
– Ты не знаешь? – Хапеда не мог подавить возникшей у него тревоги. – Когда же 
они исчезли?
– Ах, я не знаю. Утром после той ужасной ночи, когда они кричала во сне, Пегая 
Бизониха и все они отправились в лес, и я подумала, что они отправились 
собирать коренья. С тех пор я их не видела. Я же спала у вас в типи.
Братья ужаснулись.
– Надо сказать об этом вождю!
Вождь созвал разведчиков. Ихазапа припомнил, что видел в лесу женщин, которых 
вела Пегая Бизониха. Они двигались на север. Он тоже не подумал ничего худого и 
предположил, что они отправились, чтобы доставить охотничью добычу Бобра.
Мужчины, собравшиеся вокруг Токей Ито, серьезно задумались.
– Они ненавидят меня, – сказал вождь, – и они побежали к врагам, чтобы предать 
нас. Золотоискатели недалеко. Догоните их, – приказал он Бобру и Тобиасу. – Их 
следы должны быть еще заметны на снегу. Прошла ночь и два дня, может быть, вы 
их настигните раньше, чем они наделают бед.
Воины тотчас отправились в погоню.
В предчувствии нависшей опасности род Медведицы после захода солнца в тишине 
двинулся на запад.
Хапеде разрешили посадить в волокушу, которую тащила на жердях палатки его 
рыжая кобыла, медвежонка. Часке от своего мустанга наблюдал, спокойно ли тот 
ведет себя там.
– Вот они, вот… ты видишь… – сказала жена сына Антилопы Грозовой Тучке. – Вот 
они, Мальчики вашей Медведицы.
Хапеда оглянулся на Часке. Они обменялись быстрыми взглядами. Мальчики 
Медведицы? Что ж, это неплохо. И это новое имя будет у них общее, как у 
настоящих братьев!



УМЕЛЫЕ ВОИНЫ

В темноте колонна выступила из лесного становища. Молча двигались люди в ночной 
тишине, и даже собаки, навьюченные тючками, не лаяли.
Путь держали сперва на запад. Как только вершины Черных Холмов остались справа, 
Токей Ито и Хавандшита повернули на северо-запад, к плоскогорью, что 
протянулось между Блэк Хилсом и Скалистыми горами, и тоже еще лежало под 
снежным покровом.
Ночь за ночью двигались они все дальше и дальше. Везти поклажу становилось 
труднее: снег был уже рыхлым и лошади проваливались. Отважно прокладывал путь 
идущий во главе колонны Буланый. Мужчины, женщины и дети, которые были уже 
достаточно сильны, чтобы выдержать ночной марш, шагали по снегу на плетеных 
снегоступах. Маленьких детей матери несли в люльках на спине, дети побольше, 
которые еще не могли всю ночь передвигаться на снегоступах, были посажены в 
меховые мешки, а мешки эти, связанные попарно, были навьючены на лошадей.
Северный ветер свистел и завывал над пустынной землей, скулил в чахлых кустах. 
Грозовая Тучка сама не знала, как ей еще удавалось переставлять ноги. Ее щеки и 
нос горели от мороза, а руки мучительно болели. И все снова и снова 
обрушивались на людей порывы ветра. Пошел снег. Буря разыгралась так, что едва 
можно было расслышать чей-нибудь голос. Однако сигнальный свисток вождя 
услышали все. Был дан приказ остановиться и зарыться в снег. С трудом под 
напором ветра развернули большие бизоньи шкуры. Каждый взял себе в мешочек по 
пригоршне еды. Потом девочки и мальчики были с головой упрятаны под шкуры. В 
темноте они прижались друг к другу. Грозовая Тучка почувствовала рядом с собой 
свою подругу Ящерку, услышала, как перешептываются Мальчики Медведицы, как 
возятся с медвежонком, который оказался тут же, рядом с ними. Уинона, Унчида и 
Монгшонша зарылись около них. Мужчины как следует воткнули свои длинные копья, 
чтобы потом, когда уляжется метель, легче найти места, где погребены под снегом 
люди.
Грозовой Тучке, Ящерке и Мальчикам было тепло и мягко в их убежище. Они думали 
о вожде и воинах, оставшихся снаружи на ледяном ветру. Глаза их слипались, и 
они быстро уснули в тишине под снежным покровом. Они спали очень крепко и не 
знали сколько проспали. А когда их разбудили и извлекли из-под снега и шкур 
снова на холод, они таращились на дневной свет и удивленно озирались: вокруг 
намело новые снежные холмы. Собаки лаяли и тоже выкарабкивались из-под снега. 
Мужчины и женщины помогали мустангам добраться до луговины, чтобы животные не 
пали с голоду. У кого были хорошие глаза, мог заметить вдали двигающиеся точки: 
большую волчью стаю. Это отнюдь не радовало ввиду предстоящего ночного марша. 
Стойбище можно было обезопасить от волков, но движущуюся колонну защитить от 
этих хищников трудно. Вождь дал приказ, и лучшие охотники тут же отправились 
расправиться со стаей. Жаль, что с ними не было Тобиаса. Он славился как 
отличный охотник на волков. Его охотничье имя, которое он когда-то получил на 
канадской границе – Шеф Де Люп, Вождь Волков, – снова ожило на устах воинов. 
Хотя они теперь чаще называли его на своем языке Шунктокеча – Волк.
Дети немного подкрепились. Потом снова улеглись спать. Надо было использовать 
каждую минуту для восстановления сил, ведь речь шла о жизни и смерти. Кто не в 
состоянии выдержать этого перехода, был обречен на гибель.
Холода и тяжелые переходы привели на порог смерти нескольких стариков и старух, 
и те, по стародавним обычаям кочевых охотников, прощались со всеми и, несмотря 
ни на какие уговоры, оставались. Еще долго доносилась до уходящих их смертная 
песня. А те, сжав кулаки и стиснув зубы, продолжали двигаться все дальше и 
дальше от родины в чужую далекую страну. Умирали от холода и невзгод дети, и 
кое-кто невольно вспоминал о речи вождя Сахаптин, которую пересказал сыновья и 
дочерям Большой Медведицы Токей Ито перед выходом из резервации. Но не все 
мужчины, юноши и женщины утратили силы. Ночь за ночью шагали они все дальше и 
дальше, они голодали, чтобы сберечь провиант, мерзли на ветру и снегу, слушая 
вой волков, которые по ночам подкрадывались к самой колонне. Собак освобождали 
от ноши, чтобы они лучше могли бороться с волками. Искусанный, изодранный, но 
всегда побеждающий Охитика вел свою небольшую стаю. Буланому и то удалось убить 
копытом волка.
Все дальше и дальше на север продвигались они по бескрайней прерии. И зима 
теряла свои силы раньше беглецов. Белый слепящий покров плоскогорья посерел и 
осел. В снегу появились проталины; старые следы животных, обтаивая по краям, 
выросли до огромных размеров. В середине дня, когда усталые путники ворочались 
под своими одеялами, они слышали сквозь сон бульканье, с которым земля 
заглатывала тающий снег. Солнце грело теплее, но в ясные морозные ночи ручьи и 
реки затягивало льдом, и раскисший снег снова затвердевал.
И вот как-то после одной из холодных ночей на небосклон взошло весеннее солнце 
и отогрело окоченевшие руки детей. Освобожденные от поклажи лошади паслись на 
берегу небольшого озерца. Под ударами топора раскрошился лед на ручье, и в 
проломе забурлила вода. На ветку сливы сел черный дрозд с желтым клювом и запел 
свою утреннюю песню. Грозовая Тучка, заложив руки за спину, слушала его. Утро 
было прекрасно. Жаворонок словно стрела взмыл трепеща в небесную высь. Грозовая 
Тучка была и голодная, и усталая, и все же ей было радостно.
Она подсела к сестре вождя, заменившей оставшейся одной маленькой девочке мать, 
и принялась есть. На завтрак у нее был кусок оленьего мяса. Разрезая его, 
девочка с любопытством смотрела вокруг.
– Где мы сейчас? – поинтересовалась она, почистив нож о землю и снова вставляя 
в ножны.
– Неподалеку от верховьев Песчаной реки, которая впадает в реку Желтых Камней,
 – объяснила сестра вождя. – А река Желтых Камней впадает в Большую Илистую 
воду.
– И далеко еще до нее?
– Еще один переход, если мы сможем пройти напрямик.
– А это верно, что Большая Илистая вода такая дикая и коварная, что все 
пожирает?
– Весной, когда вода стоит высоко, река глотает немало судов, говорил мне Токей 
Ито.
– А мы переплывем?
– Будем пытаться.
– И когда мы переплывем, куда мы пойдем дальше и что там? – Грозовая Тучка 
оживилась; все ее мысли были в будущем, которое лежало перед ней в туманной 
дали.
– Когда мы переберемся через Мини Сосе (Миссури), мы снова окажемся в 
бескрайних прериях и лесах, среди рек и озер.
– А что ты еще знаешь, Уинона? Расскажи!
Уинона не ответила. Она поднялась. Ее внимание привлекло что-то необычное. 
Грозовая Тучка с любопытством посмотрела туда, куда был направлен взгляд Уиноны.
 Медовый Цветок, старшая сестра Грозовой Тучки!
На что она была похожа! Волосы растрепаны, щеки совсем провалились, и смотрела 
она в землю.
Медовый Цветок подошла к ним. Сестра вождя дала возвратившейся кусок мяса. Не 
поднимая глаз, Медовый Цветок стала жевать его. Вокруг собрались женщины. А 
неподалеку, рядом с вождем Токей Ито, стояли Бобер и Шеф Де Люп и что-то 
говорили ему.
– Где ты была? – спросила Грозовая Тучка сестру.
– Ах, так далеко, – ответила Медовый Цветок с необычной для нее кротостью. – 
Это было ужасно, но будет еще ужаснее, – продолжала она, обращаясь к женщинам.
 – Пегая Бизониха день и ночь гнала нас через лес, как сова зябликов, и наконец 
мы оказались у волосатых мужчин. А какие у них вокруг рта волосы! – Медовый 
Цветок показала обеими руками от носа до самых колен, и женщины испуганно 
смотрели на нее. – У них нет жен и дочерей, и мы должны были на них работать. 
Они говорят так, что мы ничего не понимали, и все громкими голосами, и все со 
смехом.
– Значит, и вы не смогли им ничего рассказать, – с облегчением сказала 
Монгшонша, которая тоже подошла к ним.
– Все же руками мы могли друг с другом кое-как объясниться. Пегая Бизониха 
сказала им, что наш вождь жаждет мщения, хочет убивать уайтчичунов, жечь их 
дома, угонять их скот…
– Лгунья и изменница! – не могла уже удержаться и Уинона. – Длинные Ножи 
примутся преследовать нас!
– И уже принялись. Ведь они владеют одной тайной – умением далеко говорить. И 
это снова как война.
Женщины посмотрели друг на друга. Как война!
Медовый Цветок закрыла лицо руками.
– Нам никогда не перейти Мини Сосе!
– И в этом будете вы виноваты, вы! – закричала Грозовая Тучка, выходя из себя.
 – Но я не пойду назад в резервацию!
Уинона сочувственно смотрела на Грозовую Тучку и отняла руки от лица плачущей 
девушки Медовый Цветок.
– Зачем же ты вернулась к нам? – спросила она.
Медовый Цветок всхлипнула и вытерла слезы.
– Там был один волосатый, – сказала она, – он хотел сделать меня своей женой, а 
я вечером убежала. Чапа встретил меня в лесу. Я думала, что он меня убьет, но 
он взял меня с собой и сказал, что я могу вернуться… – Последние слова Медовый 
Цветок произнесла еле слышно: она боялась рассерженных женщин, чувствовала на 
себе полный презрения взгляд младшей сестры.
– Откуда же у вас лошади, на которых вы приехали? – спросила в наступившей 
тишине Монгшонша.
– Шеф Де Люп взял их у белых людей, которые хотят из скал горы достать золото. 
Он сказал, что нам нужны лошади.
– Вы подгоняли коней, это заметно, – продолжала допытываться Монгшонша. – 
Значит, враги уже близко?
Медовый Цветок кивнула.
– Да, там те, что с Найобрэры, и еще с резервации, которая восточнее Блэк Хилса,
 и они уже очень близко. Чапа сказал, на расстоянии дневного перехода. Мы 
торопились вас предупредить. У врагов хорошие кони, и с ними нет женщин и 
палаток.
– Их много?
– Пятьдесят, – сказал Бобер. – Тридцать Длинных Ножей и двадцать из лагерной 
полиции.
Грозовая Тучка тяжело вздохнула и отошла от группы женщин и девушек. Он 
взглянула туда, где совещались вождь и его воины. Мужчины уже поднимались со 
своих мест, и глашатай пошел обходить всех. Грозовая Тучка слышала, что он 
объявлял: женщинам и детям нужно под защитой Токей Ито и воинов двигаться 
дальше. А Четанзапа и семь воинов должны остаться и увести у преследователей 
коней.
В один миг выстроилась колонна и выступила в путь.
Только Четанзапа и оставшиеся с ним, проводив уходящих взглядом, повернули 
назад, в небольшую тополиную рощицу.
– Надо подыскать хорошее укрытие, – заметил Четанзапа делавару. – Я хочу 
спрятаться и ждать, пока появятся преследователи. Они сразу обнаружат тут наши 
следы и остановятся.
Тобиас – Шеф Де Люп, уже кое-что приглядел. Четанзапа осмотрел место, которое 
показал делавар. Ручей промыл тут берег под корнями деревьев и кустарника; при 
нынешней невысокой воде под нависающим берегом образовалась пустота. Висящие 
корни и прошлогодняя трава прикрывала ее. Черный Сокол усмехнулся:
– Неплохо! Я останусь здесь, а вы выберетесь на юго-запад, зайдете стороной на 
след колонны и подкрадетесь к преследователям сзади. Я думаю, что они 
расположатся тут на ночь.
– Хау.
Четанзапа заполз в логово над нависшим берегом. Его длинное худое тело хорошо 
поместилось там. Корни висели перед ним словно занавес, а Шеф Де Люп 
нагромоздил еще перед ними комья снега. Делавар со Старым Вороном, двумя его 
сыновьями, Чапой, Сыном Антилопой и Острием Копья отправились в путь. Четанзапа 
остался один. Он еще раз позаботился, чтобы не отсырело ружье, которое ему 
оставил Младший Ворон, и поудобнее вытянул ноги. Он услышал трели жаворонка и 
пение черного дрозда на вишне. Поведение пернатых свидетельствовало об 
отсутствии опасности. Враги, по мнению Чапы, до вечера появиться не могли.
Несколько часов Черному Соколу пришлось подремать. Он предпочел бы, конечно, 
сидеть на каком-нибудь дереве и вести наблюдение, но ему бы потом не удалось 
снова так надежно замаскировать свое убежище, как это сделал Шеф Де Люп.
Солнце склонилось к горизонту, стало темнеть, и Четанзапа услышал далекий топот 
копыт. Гул становился сильнее. Враг приближался. Раздались легкие шаги и 
приглушенные голоса. На шероховатый лед ручья упала длинная тень человека. По 
ней можно было определить, что он без шапки и длинноволос, – значит, 
индеец-скаут. Это не он поднял шум, он передвигался неслышно. Судя по тени, он 
сидел на краю берега, сверху свесилась его нога, он соскользнул на лед, низко 
наклонился, осторожно справа и слева заглянул под нависший берег. Черный Сокол 
схватился за нож. Но и наметанный глаз не обнаружил его. Шеф Де Люп великолепно 
сделал свое дело. Разведчик исчез. Раздался протяжный волчий вой, вероятно знак 
отряду, что все спокойно…
Когда прибыли Длинные Ножи, поднялся шум. Прозвучала громкая команда спешиться. 
Затопали кавалерийские сапоги. Лошади были определены между рощицей и 
кустарником. Палатки установили на открытом месте за рощей. Это не 
благоприятствовало намерениям Четанзапы угнать лошадей.
Шум в лагере постепенно утих. Но прямо перед укрытием снова раздались шаги, 
послышались голоса: картавый и низкий. Низкий был знаком Четанзапе, и он слушал 
его, полный ярости. Это был голос предателя Шонки. Для картавого английский 
язык, несомненно, был родной.
– Сейчас же замолчи! – сказал он, по-видимому, Шонке. – Здесь приказываю я. Мы 
разбили лагерь – и точка. Нет никакого смысла сломя голову гнаться на север. 
Токей Ито продувная бестия. Он со своей бандой сделал крюк и расположился к 
юго-западу от нас, в этом я не сомневаюсь. Во всяком случае мы скоро получим 
сведения от разведчиков.
– Это не он расположился на юго-западе, и не он разжег огонь. Это другие люди, 
можете мне верить, кэптен Роуч. – Шонка был настойчив. – Разведчики посланы, но 
нам не надо их ждать. Они нас догонят. Нам надо ехать дальше и не дать Токей 
Ито от нас оторваться!
– Заткнись! Довольно спорить. Твое дело слушаться!
Люди отошли, и голоса их пропали. Четанзапа пожалел, что не мог больше ничего 
услышать. На юго-западе огни лагеря? Что это, военная хитрость его товарищей? 
Или там действительно остановились другие, незнакомые люди?
Лагерь постепенно погрузился в сон. Только слышно было, как кони щипали старую 
траву да глодали кусты.
Миновала полночь, и Четанзапа принял решение. Самым опасным делом было вылезти 
из укрытия, не имея еще возможности наблюдать за лагерем. Он осторожно выбрался 
наружу из-за построенной делаваром снежной стены. Оказавшись под нависшим 
берегом, он на момент замер, прислушиваясь. Все было тихо. Тогда он намотал 
вокруг головы травы и корней и выбрался на берег. Осмотревшись вокруг, 
Четанзапа глянул наверх и высоко на тополе увидел дозорного. На нем был только 
пояс. Распущенные волосы спадали на спину. Четанзапа узнал Татокано. Парень 
меньше всего интересовался тем, что делалось внизу на ручье, а в соответствии 
со своей задачей смотрел по сторонам.
Быстро прошмыгнул Черный Сокол между деревьями и лошадьми и укрылся в 
кустарнике. В зарослях ивняка он нашел цилиндр и военную форму с блестящими 
пуговицами. Этот наряд, конечно, мешал Татокано взобраться на дерево, и он его 
снял. Четанзапа пробрался к подножию тополя. И тут раздался выстрел, и весь 
лагерь тотчас пришел в движение. Кто же это мог выстрелить?
Оказывается, вернулись разведчики. Шум улегся, и Роуч, картавя, отдал приказ. К 
своему удивлению, Четанзапа услышал, что все люди, за исключением тех немногих, 
что стояли на постах у палаток и вьючных лошадей, должны были немедленно 
выехать на юго-запад. Там нужно было уничтожить «лагерь Токей Ито».
Создавалась новая обстановка. Люди должны были прибежать за своими лошадьми. 
Успеть снять с лошадей путы и разогнать хотя бы часть их было решительно 
невозможно. План Черного Сокола, казалось, полностью провалился.
Подошли люди, стали садиться на лошадей. Четанзапа заметил, что и наблюдатель 
спустился с тополя и ищет своего мустанга. Четанзапу осенило. Он быстро натянул 
на себя униформу, надел цилиндр. В темноте и всеобщей суматохе никто не обратил 
внимания на его проделку. Когда же Татокано подошел со своей лошадью, Четанзапа 
сбил его с ног. Татокано свалился без памяти.
Четанзапа вскочил на его коня. Он проехал между мулов, которые использовались 
как вьючные животные, проехал между палатками драгун. Отряд уже вытянулся на 
открытом лугу. Четанзапа пристроился замыкающим. Перед ним ехали 
индейцы-разведчики из другого племени. Четанзапа все рассчитал так, что 
присоединился как раз когда те двинулись в путь. Теперь-то уж он никому не 
попадет на глаза.
Четанзапа оказался в совершенно необычном положении: он ехал в колонне врага 
для нападения на неизвестного противника. Он ехал и размышлял. То, что лагерь, 
на который приказал обрушиться Роуч, не был лагерем Токей Ито, Черному Соколу 
было совершенно ясно. Однако, если были эти загадочные лагерные огни, то что же 
это за люди? Дакотов в этой местности уже нет. Может быть, это ассинибойны, они 
тоже принадлежат к группе сиу и по головным уборам и одежде похожи на дакотов. 
Разведчики могли в потемках принять их за людей из рода Медведицы.
Продолжая скакать замыкающим, Четанзапа распустил свои черные косы, чтобы еще 
более походить на «генерала» Татокано. Лошадь, на которые он ехал, хорошо 
слушалась его, но его была жалкая слабая кляча.
Перед въездом на пологую возвышенность, которая отделяла отряд от загадочного 
лагеря, была сделана остановка, и тотчас же от головы колонны сигнальным 
свистком был подан приказ. Длинная цепочка теперь перестроилась в линию, и 
Четанзапе пришлось свою лошадь тоже повернуть вместе со всеми. Соседу не 
представилась возможность его как следует рассмотреть, потому что последовал 
приказ наступать.
С диким ревом и беспорядочной стрельбой отряд бросился вперед. Дакота на своем 
слабосильном коне, которого он к тому же и не пытался погонять, последним 
перевалил через высоту. Остальные уже были внизу склона и развернулись. 
Четанзапа съехал вниз по склону холма ровно настолько, чтобы не возбудить 
подозрений. Отсюда он уже позволил себе понаблюдать за происходящим.
Посреди низины, ограниченной с трех сторон высокими грядами и раскрытой на 
запад, поблескивали лед и вода. Озерцо. Рядом с ним небольшая рощица и шесть 
остроконечных индейских палаток-типи. Луна зашла, стало темно, но жителю прерий 
было достаточно и слабого света звезд, чтобы различить детали местности и 
установить, что налетевшим со всех сторон всадникам сопротивлялась небольшая 
группа индейцев. Топот копыт, грохот выстрелов, лай собак смешались в 
невообразимый гам. Четанзапа различил в нем индейский военный клич: 
«Хай-я-хий!» Воины пробивались из круга всадников на юг. Нескольким удалось 
прорваться, и они понеслись по прерии мимо Четанзапы. Преследователи за ними, и 
впереди всех – Шонка.
Руки Четанзапы сами собой подняли ружье. Одновременно с ним оглянулся и один из 
беглецов. Выстрелы его и Четанзапы раздались одновременно. Но пули их миновали 
всадника, которого они взяли на мушку.
С досадой опустил Четанзапа ружье, о преследовании врага на его тощей кляче 
нечего было и думать. Он осмотрелся.
Неравная борьба пришла к концу. Послышался голос капитана. Он, кажется, 
повелевал прекратить резню. Шум стал стихать. Два драгуна подъехали к дакоте в 
цилиндре.
– О наш генерал! – усмехнулся один и, подъехав, похлопал Четанзапу по плечу. – 
Вперед же, Прекрасный Эдди! Поехали к озеру! – позвал он Черного Сокола, а 
увидев, что он и не собирается трогаться с места, повторил свой призыв: – Ну, 
ну, разве ты не слышал сигнала? Приказано собираться! Пошли же, пошли! Ты 
можешь по пути поведать нам о своем геройстве! Горшок на твоей голове не 
пострадал от пуль?
Четанзапа зло глянул на драгуна из-под полей цилиндра.
– Слова белого человека оскорбительны! – угрюмо огрызнулся он, волей-неволей 
трогая коня, чтобы ехать к месту сбора. – Я ничего не скажу белому человеку. 
Пусть уж лучше он сам расскажет мне, сколько он убил этих паршивых койотов!
– Паршивые койоты! Паршивые койоты! Вы, краснокожие, по мне – одно отродье! 
Сами не даете друг другу жить. Сколько я укокошил твоих братьев и сестриц? 
Изволь: одного головореза и бабу с мальчишкой. Ну, хватит с тебя?
– А вождь от вас убежал, – возразил Четанзапа, заставляя свою клячу идти как 
можно тише.
– Да, он с несколькими молодчиками скрылся… эй, да поторапливайся! Слышишь? 
Опять начинается стрельба! Это Шонка. Будь спокоен, он подпалит шкуру этому 
скоту в орлиных перьях!
Четанзапа напряженно прислушивался.
– Да, – произнес Четанзапа со злобой, о причине которой его противник-драгун, 
конечно, догадаться не мог. – Да, Шонка отправился ловить эту тварь в перьях. 
Но Токей Ито он не поймает. Или белый воин хочет сказать, что это был лагерь 
Токей Ито?
– Нет, господин генерал, уважающий себя человек не станет этого утверждать. 
Здесь обретались черноногие, которые нас не интересуют. Но о том, что они 
получили от нас «узелок на память», жалеть не стоит.
Пока Черный Сокол разговаривал с драгуном, последние всадники подъехали к месту 
сбора. Только Шонка и его спутники еще не вернулись. Тишина ночи снова 
воцарилась в прерии. Мужчины бродили, отыскивая убитых и раненых: кое-где 
слышались стоны, оханье, иногда проклятье, реже – слова утешения. У озерца уже 
разбивали новый лагерь: откуда доносились распоряжения Роуча. Четанзапа понял, 
что капитан не собирается ночью возвращаться на отдых к тополиной роще, а хочет 
остаться здесь. Лошади пили, поднимая мокрые морды и покорно шли на поводу в 
сторону. Вокруг валялись тела убитых индейцев, застреленные вьючные лошади… 
Четанзапа смотрел на поваленные палатки. И такое могло произойти с лагерем 
Токей Ито!
Вместе с разговорчивым драгуном и его молчаливым товарищем дакота медленно ехал 
дальше.
– Наши разведчики молодцы, но в этот раз они ошиблись, – продолжал Черный Сокол 
в надежде что-нибудь у него выпытать.
– Э-э, – произнес драгун, – ошибиться может каждый. – Вы, краснокожие, похожи 
друг на друга, как овцы в стаде. Вот только тебя, «благородный генерал», можно 
узнать по твоему цилиндру. Но наш разведчик поклялся, что на обратном пути они 
столкнулись с Тобиасом, с этим подлецом, сбежавшим от нас. Он и стрелял по ним. 
А уж где этот Тобиас, там и Токей Ито неподалеку. Ну как бы там ни было, 
несколько часов мы потеряли. Придется их теперь наверстывать. Мы направимся на 
север и завтра же схватим главного героя. Тут уж мы никого не пощадим, прямо 
скажу тебе – ни одной собаки. В этом мы поклялись!
– Фред Кларк не допустил бы такой глупости, – попытался Четанзапа продолжить 
разговор.
– А, Фредди! Ты, пожалуй, прав. Этот разбирается во всем получше, чем наш 
распрекрасный Энтони Роуч и все эти Шонки. Этот – особой закваски! Но ты же 
знаешь, он сейчас при деле. Он от нас далеко, он уже, наверное, встретился с 
патрулями северных фортов. И они погонят Токей Ито назад, прямо к нам в руки! 
Облава! – Солдат даже присвистнул от удовольствия. – Тут-то краснокожая собака 
и испустит дух!
– У Токей Ито всего десять или двенадцать воинов, и ему надо только удрать в 
Канаду. – Четанзапа старался выдержать достаточно враждебный тон. – Что за крик 
вы, Длинные Ножи, подняли вокруг него?
– Дело не в этом. Какая в том печаль, если тридцать, пусть даже шестьдесят 
краснокожих уберется в Канаду. Об этом никто не станет говорить, кроме старых 
женщин. Но когда Крези Хорс узнает о здешней истории, пусть меня повесят на 
моем собственном галстуке, если он не попытается снова выступить со своими 
двумя тысячами, а завтра это, наверное, будет уже десять тысяч, вот и восстание 
готово! Но еще много важнее кое-что другое, чего тебе, конечно, не понять. Роуч 
хочет стать майором, а Шонка – начальником полиции, и им нужно это дело раздуть 
так, чтобы оно показалось всем очень важным и, может быть, даже попало в газеты.
 Вот поэтому-то мы и скачем по прерии и бьемся с этими упрямыми парнями! Но 
Токей Ито, конечно, отчаянная бестия. И в шайке у него есть еще несколько таких 
каналий. Ну вот хотя бы этот Четанзапа! Он участвовал еще при Литл-Биг-Хорне в 
налете на Кастера и должен за это поплатиться! На Йеллоустон ривер мы 
перехватили Крези Хорса, на Йеллоустон ривер придет конец и Токей Ито.
– У вас опять артиллерия?
– Не можем же мы вытаскивать артиллерию против кучки блох: не успеешь занять 
позиции, а они уже и распрыгались по сторонам. Надо видеть, что мы их и так-то 
неплохо ловим и щелкаем.
Драгун, который в пылу разговора сдерживал своего коня, подогнал его. Четанзапа 
вознамерился было отстать, но болтун не отвязывался от него. Он так шлепнул 
клячу дакоты, что та побежала рядом, и Черный Сокол не отважился упрямиться. К 
тому же, наверное, полезно было посмотреть, где расположили лошадей.
Дакота увидел, что драгуны использовали загон, который черноногие построили для 
своих коней. Черный Сокол удивился, сколько труда положили сиксики, чтобы 
воздвигнуть такую прочную изгородь. Видно, они понимали, что находятся в чужих 
местах охоты, и опасались, что лошадей похитят.
Большинство всадников уже загнали туда своих коней. Четанзапа и его спутники 
подъехали последними. В нескольких метрах от въезда в ограду стоял Роуч с 
плеткой в руке.
Он повернулся и внимательно посмотрел на трех всадников, которые спешились, 
чтобы ввести своих коней в загон.
– Эй!
Четанзапа и оба драгуна насторожились.
– Эй! Это я тебе, господин в цилиндре! Пошевелись.
Дакота подчинился приказу. Подходя со своим конем к кэптену, он украдкой 
высматривал, куда бы ему укрыться в случае необходимости бежать.
Роуч оглядел его сверху донизу. Когда взгляд офицера задержался на легинах, 
которые были воину коротки, Четанзапа почувствовал себя, как рак, попавший в 
кипяток.
– Эх ты, ворона! Где же ты был, когда мы сражались? А?!
Черный Сокол погрузился в молчание.
– Сними сейчас же свой цилиндр и посмотри на меня!
Прежде чем Четанзапа успел выполнить требование, Роуч уже сорвал с его головы 
шляпу. Дакота опустил голову на грудь, чтобы спрятать лицо, которое и без того 
в темноте разглядеть было трудно.
– Хо-хо! Вот стоит он, живое воплощение бессовестности! Жалкий трус! Ты думаешь,
 я не в состоянии за всем уследить! Разъезжает позади, как клоун в цирке, и 
если хоть раз и поднял ружье и выстрелил, так не нашел лучшей цели, чем своего 
начальника – Шонку! Пустая башка! Эй! Слышишь, что я говорю!
– Хау, я слышал слова большого белого человека! – Четанзапа говорил тихо, чтобы 
не выдать себя голосом.
– Побереги свои пустые речи! Я сам знаю, кто я такой, и что ты глупец, лентяй и 
трус, это я тоже знаю! Однако не воображай, что ты у меня так и будешь без 
конца бить баклуши! Если уж ты не захотел сражаться, будешь нести вахту, а в 
другой раз будешь еще и наказан! Смени охрану у лошадей; глаза и уши у тебя 
есть, и даже не плохие, а мозгов тебе тут не требуется. Ну, пошел, проваливай! 
Веди свою жалкую клячу в загон и оставайся там. Будешь на посту до конца ночи. 
Да возьми в компанию двух своих краснокожих братьев.
– Хау. Я иду на пост. Но не вернет ли мне сначала большой белый человек мой 
цилиндр?
– Черт бы тебя подрал, шут ты несчастный! Забирай свой цилиндр и прочь!
Четанзапа стал выправлять цилиндр, который потерял форму в грубых руках 
капитана да еще был пробит пулей. Когда верхняя часть цилиндра приобрела 
сносный вид, он старательно выпрямил поля, надвинул его низко на лоб и гордо 
выпрямился. С высоко поднятой головой повел он в поводу свою клячу внутрь 
загона и заложил жердь, которая запирала вход.
Роуч еще раз обошел загон снаружи.
– Будь внимательным, не спи! – наказал он мнимому Татокано.
Роуч удалился, и дакота был предоставлен самому себе. Он начал службу с того, 
что принялся вдоль и поперек разгуливать среди лошадей и осмотрел всех так 
хорошо, насколько позволяла темнота. Белый конь капитана, к удивлению и радости 
Четанзапы, тоже находился в загоне.
Появились два дакота, которые должны были нести с ним охрану. Они вошли внутрь, 
а Черный Сокол постарался остаться у входа в загон. Он спрятался между лошадьми,
 и дакоты могли видеть только его цилиндр. Один из них бросил мнимому Татокано, 
чтобы он оставался у входа, а они будут караулить с других сторон.
Если бы он только знал, где скрывается Шеф Де Люп со своими людьми! Ясно, что в 
любом случае кто-то из них держался неподалеку от табуна. Надо попытаться 
установить с ними связь. Мысленно он повторил условленные сигналы. Здесь 
уместнее всего был собачий лай. Это не было бы так заметно: собаки черноногих 
еще не совсем успокоились. Четанзапа спрятался за крайними лошадьми и залаял, 
как заблудившаяся собака. Потом притаился у ограды и стал ждать.
Ждать пришлось недолго. Раздалось тявканье койота. Собаки черноногих дали 
злобный ответ, но скоро успокоились. «Запаха животного собаки тоже не чувствуют,
 – подумал Четанзапа. – Скорее этот койот пахнет человеком». Он перемахнул 
через ограду и медленно пошел в направлении слышанного тявканья койота. На 
всякий случай он старался изобразить человека, заметившего что-то 
подозрительное и направившегося на поиски.
Когда складки местности скрыли его от возможных наблюдателей, Четанзапа 
остановился. Согнувшись, он достал огниво и высек искры, осветившие его худое 
лицо под полями шляпы. Четанзапа спрятал огниво, подождал, не зашевелится ли 
кто-нибудь.
Он рассчитал верно. Кто-то подполз и остался лежать метрах в двух от него.
– Кто? – еле шевеля губами прошептал Четанзапа.
– Шунктокеча! – получил он тотчас тихий ответ, и притаившийся подполз к самым 
его ногам. – Шунктокеча и четверо воинов. – Делавар уже привык называть себя по 
имени на языке дакотов.
– Я у ограды загона, – шепнул Четанзапа в ответ. – Идите за мной внутрь.
– Хау.
Разговор на этом закончился. Четанзапа побрел дальше и, сделав порядочный крюк, 
вернулся назад к загону, занял свое старое место среди лошадей у входа.
Вскоре его глаза различили ползущие словно змеи человеческие фигуры. Ружья они 
толкали перед собой. Они проскользнули под оградой к лошадям. Тела их были 
натерты особой пахнущей травой, и лошади не проявили беспокойства. Черный Сокол 
дал своим друзьям последние распоряжения:
– Обоих охранников снять. Потом вперед со всеми мустангами.
И тут с севера донесся отчетливый стук копыт.
Возвращался Шонка со своими людьми после преследования черноногих. Три всадника 
вели за собой еще трех коней, на которых были привязаны убитые. Четанзапа 
отодвинул жердь, открывая вход в загон и как раз своевременно, чтобы не 
попасться на глаза прибывшим. Всадники спешились. Шонка и двое его спутников 
сняли с лошадей убитых полицейских-дакотов, загнали животных в загородку.
Человек в цилиндре закрыл загон, когда его враги уже направились к палаткам. 
Убитых они утащили с собой.
Как только прибывшие исчезли в палатке, Четанзапа снова отодвинул жердь. 
Операцию с конями нужно было осуществить именно сейчас. На востоке уже 
занимался зеленоватый рассвет, просветляя ночное небо, начинали блекнуть звезды.

Четанзапа убедился, что два других стража исчезли. Он пробрался между коней к 
своим товарищам, и те показали ему захваченное у дакотов оружие.
– Где Бобер? – спросил он.
– У тополей. Он должен там завладеть добычей. Там есть еще мулы, в палатках 
Роуч оставил мясо и боеприпасы.
– Хорошо. Будьте наготове… я дам свисток. Выгоним лошадей наружу, и вы погоните 
их мимо тополей, по следу Токей Ито, через реку Желтых Камней. – Дав приказ, 
Четанзапа побежал между животными в заднюю часть загона. Там его ждал делавар.
Четанзапа еще раз шепотом рассказал ему о своих намерениях. Потом вскочил на 
белого коня. В тот же момент и Шеф Де Люп был уже на пегом, которого он себе 
подобрал. Звонким свистком Четанзапа подал сигнал, и многоголосый крик был ему 
ответом. Защелкали, засвистели ременные плетки. Лошади заметались. Жерди 
затрещали, испуганные животные понеслись через них на простор прерии. Белый 
легким прыжком перемахнул прямо через ограду, и весь табун выплеснулся из 
загона, понесся сопровождаемый свистом плеток, криками воинов. На все это 
потребовались секунды.
Всадники услышали позади яростный лай собак, крики из палаток, засвистели пули. 
Однако это уже не представляло серьезной опасности. Кони были угнаны. 
Взбешенным врагам пришлось вернуться в свой лагерь. Так кавалерия против своей 
воли превратилась в пехоту.
Угон лошадей был излюбленным и часто применяемым индейцами прерий приемом 
ведения военных действий.
На следующее утро после этого крупного успеха Четанзапа, Шеф Де Люп, Бобер и 
Старый Ворон с младшим сыном сидели у ручья в тополевой роще, где было первое 
убежище Четанзапы. Старший сын Ворона забрался на высокий тополь и вел 
наблюдение. Сын Антилопы и Острие Копья были в пути с большим табуном лошадей: 
перегоняли его к колонне Токей Ито. Верховые кони шестерых оставшихся тут 
паслись в кустарнике. Немного перекусив и выкурив по трубке, мужчины отдыхали, 
греясь на солнце. Несколько поодаль, у края рощи, лежал связанный Татокано. 
Четанзапа все еще был в его мундире и играл помятым цилиндром. И, глядя на него,
 его спутники не могли сдержать веселых улыбок.
– Может быть, ты мне объяснишь, хитрейший из Бобров, – снова начал Четанзапа, 
после того как они уже поделились впечатлениями об успешных ночных похождениях,
 – может быть, ты мне объяснишь, зачем мне еще носить эту форму и почему наш 
пленник лежит так далеко от нас?
– Да, я тебе объясню это, – с усмешкой ответил Чапа. – Но сперва ты скажи мне, 
как долго мы собираемся тут оставаться?
– Что ж, мы, пожалуй, пробудем тут целый день, посмотрим, что еще со страха 
натворит Роуч. Он подумывает о судьбе генерала Кастера и боится, что мы его и 
всех его людей перебьем. Поэтому он и строит укрепления, как сообщает нам 
старший сын Ворона, и остается сидеть на холмах у своего озерка, как собачка 
прерий, потерявшая ноги. Из-за него нам, конечно, не стоило бы тут 
задерживаться. Но вот гораздо опаснее Шонка и его койоты… Они жаждут мести, это 
же ясно, и у них быстрые ноги индейцев. Вот поэтому-то нам и приходится тут 
оставаться и присматривать за ними, а когда наступит ночь, мы начнем разъезжать 
вокруг их лагеря, поднимем крик и откроем стрельбу. Тогда Роуч прикажет Шонке 
оставаться с ним и охранять их, а мы таким образом избавимся от Шонки и других 
дакотов. Хау.
– Ты придумал неплохо. Мы восемь воинов с тремя ружьями оказались сильнее 
пятидесяти воинов с пятьюдесятью ружьями и отбили лошадей, не потеряв ни одного 
человека. Токей Ито будет очень доволен Четанзапой. Но и я, Хитрый Бобер, тоже 
хочу что-нибудь сделать. Ты знаешь, Черный Сокол, что ты и я нашему вождю в 
резервации на Бэд Ленд сильно противоречили и даже обидели его. Поэтому нам 
надо теперь сделать все как можно лучше. Тебе уже кое-что удалось. Теперь мой 
черед. Я помог тебе, и ты помоги мне.
– Я готов. Разве тебе мало того, что я ради тебя уже много часов при свете 
ясного дня ношу этот мундир?
– Это только начало. Я хочу объяснить тебе свой план: ты сам говорил, что Рэд 
Фокс на пути к северным фортам, чтобы нас взять в клещи. Это большая опасность. 
Мы должны что-то предпринять. Я хочу нагнать страху на этих людей с северных 
фортов, пусть думают, что мы у Миссури и готовим нападение на северо-восточные 
форты. Тогда они поедут назад к своим фортам и оставят нас в покое, потому что 
они еще не забыли истории с блокгаузом на Найобрэре, который поджег Токей Ито.
– Хорошо. Интересно только, как это ты нагонишь на них страху и при чем тут 
этот мой мундир?
– Это ты сейчас увидишь. Тебе только надо поддержать мою игру и больше ничего.
 – Чапа поднялся и притащил пленного Татокано, который до сих пор не слышал их 
разговора.
Четанзапа увидел перед собой пленного, и в нем закипела злоба.
Этот, почти голый теперь, щеголь присутствовал, когда Шонка в резервации 
подчинял своей воле людей рода Медведицы, видел, как Четанзапа был тяжело ранен.
 Лицо воина потемнело.
Чапа остановился перед пленником.
– Татокано, – начал он, – вот ты лежишь связанным, и захочу, я могу тебя убить. 
И я это сделаю. Я поджарю тебя, как медвежий окорок. Ты предатель. Твой отец 
Старый Антилопа давно убит. Я считаю, ему сильно повезло, что он не видит тебя. 
Твой старший брат по имени Сын Антилопы борется вместе с Токей Ито и презирает 
тебя. Койот ты несчастный!
Татокано не выглядел испуганным, слабоумие было выражено на его лице и злость, 
злость на самого себя.
– Понимаешь ты, о чем я говорю! Крыса ты вонючая!
– Да, – с готовностью ответил тот, не поднимая головы; казалось, он избегал 
встретиться взглядом с одетым в «генеральскую форму» Четанзапой: потеря мундира 
была для него слишком болезненной.
– Ты понял, это хорошо. Значит, тебе понятно, чего ты заслуживаешь?
Щеголь вопрошающе взглянул на Бобра. Позволительно ли ему, пленнику, говорить? 
Но кажется, у него блеснула надежда и снова проснулась самоуверенность.
– Я воин Большого Отца из Вашингтона! – заявил он. – Длинные Ножи сильны, и их 
никто не победит. Бобер и Четанзапа украли мой мундир! Они должны вернуть мне 
его, а меня отпустить, иначе их повесят! Но если вы мне вернете мундир, тогда я 
за вас попрошу, и Длинные Ножи тоже будут давать вам по нескольку долларов в 
месяц, если бы будете бороться на их стороне.
– Ага, ты, койот, и предал нас за эти несчастные доллары! Я сдеру с тебя шкуру 
и брошу тебя на съедение псам, можешь быть в этом уверен. А собаки у нас 
голодные! Ты меня слышишь?
Татокано не отвечал. Его полный ярости взор был теперь устремлен на Четанзапу, 
который покручивал пуговицы на мундире, делая вид, что хочет их оторвать.
– Ты только посмотри, – говорил Бобер пленнику. – То, что происходит с этим 
мундиром, произойдет и с тобой – ты лишишься всей своей красы. Ты хотел нагнать 
на нас страху своими белыми людьми, но они сейчас далеко, я же – рядом с 
тобой! – Бобер сделал паузу, чтобы усилить значение следующих слов. – Итак, 
выбирай! – громко крикнул он. – Или я спущу с тебя шкуру и поджарю, как 
медвежий окорок… или ты придешь к нам и возьмешь к себе в палатку девушку по 
имени Медовый Цветок. Слышали это твои уши?
Предложение Чапы соответствовало обычаям индейцев. Суровая жизнь индейцев 
прерий, несчастные случаи на охоте, гибель на поле боя сокращали численность 
мужчин, которые должны были обеспечивать пищей женщин и детей. И если пленник 
изъявлял желание войти в племя, то бывший враг охотно принимался. Правда, этот 
обычай применялся в отношении испытанных смелых воинов, в которых племя было 
заинтересовано, а не к таким ничтожествам. Снова в кругу победителей вспыхнуло 
веселье. Но Татокано в силу своего слабоумия не мог оценить обстановки и понять 
причины веселья. Он всерьез принял предложение Бобра и все же долго не мог дать 
ответа.
– Мысли у тебя ползут, как улитка! – не унимался Чапа.
Пленник посмотрел на Бобра.
– И ты вернешь мне мою форму? Это форма генерала! – Тщеславный щеголь так и не 
мог расстаться с этой навязчивой идеей.
– Если разрешит наш вождь Токей Ито, – сохраняя серьезность, ответил Чапа.
– Что – словно бы возмущаясь, произнес Четанзапа. – Этого полуголого щеголя ты 
решил взять в наши палатки?
– А почему бы нет? Он уж вовсе не такой трус! Он кое-чего не понимает, вот и 
угодил в сети к Шонке. Но у него быстрые, как у антилопы, ноги. Был же он у нас 
раньше гонцом, почему же не может теперь? Если, конечно, разрешит Токей Ито!
Черный Сокол больше ничего не сказал, он только плюнул.
– Итак, Татокано придет в наши палатки и возьмет в жены Медовый Цветок? – решил 
уточнить Бобер. – И он будет вместе с нами бороться против Длинных Ножей?
Щеголь испугался.
– Нет, я не могу! – Под его низким лбом, кажется, зашевелились какие-то мысли.
– Почему ты не можешь? Я надену тогда твою «генеральскую» форму на нашего 
маленького медвежонка, а из твоей шкуры нарежу бахромы для платья девушки по 
имени Медовый Цветок.
Татокано умоляюще смотрел на Бобра:
– Но я же согласен взять ее в жены.
Шеф Де Люп только усмехнулся.
– Ты даже глупее, чем я думал, – сказал Бобер. – Почему ты говоришь, что не 
можешь, если ты согласен взять ее в жены?
– Но я ведь не могу оставаться у вас и бороться против Длинных Ножей!
– Почему же нет? Ты испугался за свои доллары? Если я тебя поджарю, ты их все 
равно не получишь!
– Да, но я поклялся. – Лицо Татокано приняло выражение значительности.
– В чем ты поклялся? – сердито спросил Чапа.
– В том, что я буду скаутом Длинных Ножей.
– Вот досада, – произнес Бобер, обращаясь к делавару, – придется мне его 
все-таки поджарить.
– Спроси-ка пленника, – подсказал делавар, – на какой срок он поклялся. У белых 
людей присягают большей частью на время, за которое получают доллары.
Бобер потряс уныло поникшего генерала.
– Ты слышишь? На сколько месяцев ты поклялся?
– Я не знаю.
– Он не знает!
– За какой месяц ты последний раз получал доллары? – спросил Шеф Де Люп.
– За месяц, в котором мы живем.
– Очень хорошо! – произнес Шеф Де Люп. – Так ты пойдешь к Длинным Ножам и 
скажешь, что ты им служишь только до конца этого месяца. И они тебя сразу же 
отпустят.
– Но я не могу сказать Длинным Ножам, что я хочу от них уйти, потому что Бобер 
хотел меня за это убить и скальпировать.
– Да, – сказал Бобер. – Это верно! А что думает об этом Шеф Де Люп? Что же мне, 
теперь отпустить его, чтобы он убежал к Длинным Ножам и рассказал им обо всем, 
что мы тут говорили? Разве не могли его уши слышать, хоть я и положил его у 
самой рощи? Ведь он, хоть и соображает неважно, но уши-то у него были всегда 
отличные! Он теперь знает, какую мы задумали военную хитрость, знает, что мы 
только делаем вид, будто собираемся идти на северо-запад, и это для того, чтобы 
отряды Длинных Ножей с северных фортов искали нас там, а на самом деле мы едем 
им в тыл, к фортам северо-востока и там собираемся все пожечь. И вот этот 
предатель убежит отсюда и обо всем расскажет Длинным Ножам, чтобы получить за 
это еще десять долларов? Нет, уж лучше я порежу его на куски, а Четанзапа 
подарит генеральскую форму девушке по имени Медовый Цветок. Хау!
Скорчив свирепую рожу, Чапа – Курчавый снова оттащил своего пленника к роще.
– Пошли, – сказал он затем своим сотоварищам, – отойдем немного в сторону. Вонь 
от этой падали бьет мне в нос.
Хотя причина и была смехотворна, однако Четанзапа и делавар поднялись, чтобы 
последовать за Хитрым Бобром. Видимо, он что-то задумал. Когда они оказались на 
таком расстоянии, чтобы пленник их не слышал, Курчавый остановился.
– Ну вот, теперь мы можем и поговорить. Что вы думаете?
Четанзапа покачал своей еще украшенной цилиндром головой.
– Я так и не понял еще твоего плана.
– Все идет как надо. Только сегодня ночью Шунктокече нужно будет потихоньку 
освободить Татокано.
– Мне? – возмутился делавар.
– Именно тебе! Тебе он поверит, потому что ты служил у Длинных Ножей. Он 
понесется на северные форты и все, что я вам говорил, передаст им как важную 
подслушанную тайну. Они ему поверят и поедут назад к своим фортам, потому что 
побоятся, что мы на них нападем.
Четанзапа снял цилиндр, словно бы желая облегчить свою голову, и провел рукой 
по волосам.
– Ты хитер, Чапа, и ты прав. Попробуем так и сделать.
– Хау! – подвел итог разыгранному спектаклю Шеф Де Люп.
Мужчины возвратились назад к роще и оставшуюся часть дня решили поспать. Когда 
Четанзапа разбудил спутников, было уже темно, моросил дождь. Шеф Де Люп, как и 
договорились, проскользнул к Татокано и развязал его. Он посоветовал ему бежать 
как можно скорее к северным фортам и сообщить то, что стало ему известно. 
Уверил, что это его единственное спасение…



МЕЖДОУСОБНАЯ СХВАТКА

Топот копыт раздался в ночной прерии. Четанзапа и его друзья приступили к 
осуществлению ложного ночного нападения на лагерь кэптена Роуча. Было 
совершенно темно. Густые тучи скрыли и луну, и звезды. Это была для них хорошая 
ночь. На своих быстрых конях дакоты окружили высоту и озерко. Они то 
приближались к лагерю, то удалялись от него, изредка стреляли.
– Хи-ийя! Хи-ийя! – то и дело раздавались вокруг их воинственные выкрики.
Собаки черноногих подняли страшный вой. С высоты и от озера раздавались в ответ 
одиночные выстрелы. Было ясно, что Роуч и его люди переживают смертельный страх.
 Можно было надеяться, что Роуч со своим отрядом на следующий день удерет на юг.
 И уж ждало его, конечно, не присвоение майорского звания.
Продолжая разъезжать вокруг лагеря, Четанзапа обнаружил вдруг на лугу лошадь. 
Четанзапа решил захватить ее. Лошадь никогда не помешает. Он подъехал шагом, 
чтобы не спугнуть животное. Лошадь, должно быть, почувствовала приближение 
человека и подняла голову. Четанзапа только хотел схватить ее за повод, как 
вдруг сам подвергся нападению. Крепкая рука дернула его за ногу и стащила с 
коня. Четанзапа упал, а когда поднялся на ноги, услышал топот двух лошадей, 
скрывшихся в темноте. Дакота поискал свое ружье, которое уронил при падении. Но 
ружья не было. В одиночестве стоял он на поле в беспросветной ночи. Черного 
Сокола даже передернуло от ярости. Он немного подождал. Эх, если бы только 
поймать этого проклятого вора! Но нужно было спешить к Желтокаменной реке, 
прежде чем тронулся лед.
Четанзапа, вскочив на лошадь за спиной Чапы Курчавого, подал сигнал 
возвращаться. Дождь хлестал вовсю. Порывистый ветер гнал теплый воздух с юга. 
Шум дождя порою заглушал топот копыт. Едва всадники останавливали лошадей, как 
до них доносился скрежет и треск. Они знали, что это такое. Лед начал двигаться.
 И чем ближе они были к реке, тем отчетливее доносился сквозь шум дождя этот 
ужасный треск. Но еще не раздался тот страшный грохот, с которым трогается лед. 
Еще было время.
Луг постепенно понижался. Лошади стали скользить по мокрой траве. Всадники 
повели их в поводу. Дождь ослабевал. Ветер задул сильнее, временами в разрывы 
облаков проглядывали звезды. Слабое мерцание появилось впереди внизу. Это 
замерзшая река поблескивала между совершенно черными берегами.
Достигнув откоса они спустились на торосящийся лед. Льдины взгромоздились друг 
на друга и так смерзлись. Повсюду на льду растекалась дождевая вода. Четанзапа 
радовался каждому лунному лучу, который хоть на миг озарял этот коварный 
ледяной ландшафт. Он шел впереди. Бобер, Шеф Де Люп, Старый Ворон и два его 
сына – следом за ним с лошадьми. А под ногами путников булькало и урчало: это 
река ворочалась подо льдом. Скользя, спотыкаясь тащились люди с животными, и 
наконец перед ними возникла спасительная чернота северного берега. Скорее прочь 
из этого бледно мерцающего ада! Скорее!
Воины и сами не знали, как преодолели последние метры. Река взревела и со 
страшным глухим грохотом взломала до конца свой ледяной покров. Четанзапа, стоя 
по пояс в ледяной воде, пропустил всех вперед, он подхватил отца братьев 
Воронов, который шел последним. Точно пьяные брели они по залитому водой льду. 
Старый Ворон упал, стал захлебываться и еле выбрался, схватившись за руку 
Черного Сокола.
Но вот мужчины на берегу. Еще никогда не была им так дорога эта твердая земля. 
Она не качалась, не скрежетала и не трескалась под ногами. Безмолвная, лежала 
она и держала на себе своих сыновей. Мужчины отвели коней немного от берега и 
бросились на землю.
К восходу солнца ветер разогнал дождевые тучи. Небо было голубое, словно чисто 
вымытое. Только отдельные светло-серые, белые по краям облачка плыли, исчезая 
вдали как воспоминание о ночной непогоде. Четанзапа и его товарищи, выспавшись, 
грелись на солнышке, на сверкающем влагой обращенном к югу береговом откосе. У 
их ног бесновалась река. Ледяное крошево все было в движении. Ворочающиеся 
глыбы шуршали и трещали. Мужчины с содроганием вспоминали, как они перебирались 
через эту ледяную сумятицу. Теперь, днем, уже ни одна живая душа не могла 
перебраться через реку. Они были надежно защищены с юга.
Четанзапа, подложив руки под голову, лежал рядом с Бобром на одеяле из бизоньей 
шкуры. Курчавый воин и отец братьев Воронов сидели на корточках около своего 
вожака, оба молодых Ворона были у лошадей. Теперь, когда опасности ледового 
перехода были позади, мысли Черного Сокола вернулись к последнему ночному 
происшествию. Задание вождя он выполнил безупречно и отвлек врагов. Неужели ему,
 победителю, возвращаться теперь к Токей Ито без ружья и коня?.. Женщины 
сделают его посмешищем, даже Хапеда и Часке, пожалуй, посмеются над своим отцом.

– Что вы думаете? – спросил Чапа своих друзей. – Кто, кроме нас, мог еще 
прошлой ночью болтаться у лагеря?
– Только не Шонка со своими людьми, – заявил Шеф Де Люп. – Они побоялись бы. 
Они и так потеряли трех человек.
– Значит, кто-то из убежавших черноногих и похитил у тебя коня и ружье, – 
сказал Бобер Четанзапе. – Он, видно, хотел поддержать свою честь в глазах 
собственного племени, захватив у дакоты коня и оружие. Сиксики наши давние 
враги.
Четанзапа задумался и бесцельно смотрел на ледоход. Льдины сдавили расщепленный 
ствол дерева, разломали его. На льдинах были следы разных зверей. А вот… вот 
отпечатки копыт, вот свежие следы неподкованных мустангов. Лошади спотыкались, 
скользили. Тут же и отпечатки маленьких мокасин!..
Черный Сокол мигом поднялся и спустился к воде.
– Эй! – крикнул он товарищам. – Неужели вы не видите?
– Следы убежавших черноногих, – благодушно предположил Бобер. – Они отважились 
перебраться через лед, как и мы, сегодня ночью с женщинами и детьми.
Черный Сокол все еще не мог отвести глаз от медленно проплывающих вместе со 
льдом следов.
– Сегодня ночью? – переспросил он. – Я думаю, скорее рано утром… Они нашли выше 
по течению место для перехода получше, чем мы… Вот… смотрите же! У них была и 
подкованная лошадь! – Четанзапа поднялся наверх к товарищам. – Я пойду вверх по 
течению, – объявил он. – Эти воры должны быть недалеко.
– Мы пойдем с тобой!
Четанзапа поначалу рассердился.
– Ну ладно, – согласился он потом. – Только оба молодых Ворона останутся тут с 
лошадьми.
И мужчины пошли по берегу. В траве на откосе струились ручейки из переполненных 
луж. Пригревало солнце. Четанзапа вел товарищей, не соблюдая каких-либо 
предосторожностей. Они имели дело не с уайтчичунами, а с индейцами. А кто к ним 
приближается не таясь, тот будет открыто и встречен.
Воины шли недолго. Раздался выстрел. Стрелок лежал на вершине одного из холмов, 
с которого можно было обозревать долину реки; выстрел выдал его местонахождение.

Дакоты остановились. Четанзапа поднял руку в знак того, что он не хочет никакой 
борьбы. После этого дакоты спокойно стояли, ожидая, что будет дальше.
На верху откоса, вдоль которого они шли, на фоне необъятного голубого неба 
выросла стройная фигура индейца. Он тоже поднял правую руку. В левой он держал 
ружье Четанзапы.
Черный Сокол и его спутники стали медленно подниматься по откосу. Поднявшись, 
они остановились шагах в десяти от незнакомого воина и смотрели на него.
Дакоты не знали языка черноногих; считая, что противник не знает ни языка 
дакотов, ни языка белых, они решили объясняться общепринятым языком жестов. 
Четанзапа указал на самого себя и на невозмутимо взиравшего на него сиксика, 
давая понять, что речь предстоит о деле, которое касается только их двоих. 
Незнакомец дал знать, что понял. Дакота назвал свое имя:
– Черный Сокол, сын Солнечного Дождя.
И его противник ответил ему словами, дополняя речь жестами:
– Гром Гор, сын Горящей Воды.
Дакоты были приучены скрывать свои чувства перед чужими людьми и внешне 
сохранять полную невозмутимость, что и создало им репутацию никогда не 
смеющихся. Неподвижными были и сейчас их бронзовые лица, хотя имя, которое они 
только что слышали, произвело сильное впечатление. Гром Гор был молод, но уже 
известен своими военными подвигами. В те годы, когда Токей Ито был еще во 
вражде со своим племенем, Гром Гор стал кровным братом дакоты. Четанзапа не 
собирался об этом сейчас говорить, он не хотел сейчас даже думать об этом.
Четанзапа потребовал у Грома Гор вернуть ему коня и ружье. Гром Гор ответил 
отказом и поднял томагавк, вызывая на поединок. Четанзапа дал понять, что готов 
сразиться.
Черноногий кивнул дакоте, чтобы тот следовал за ним, и, перейдя через гребень 
высоты, повел немного вверх по течению. Ни разу не оглянувшись, он двинулся 
потом вправо, в прерию. Залаяла собака. Луговина перед ними превратилась в 
лощину, в которой дакоты увидели небольшую группу спасшихся бегством черноногих.
 Стоянку обычно делали у воды. Черноногие же остановились в безводной лощине, 
по-видимому лишь потому, что вождь заметил дакотов. Человек десять сидело на 
поросшей травой земле, некоторые были ранены. Паслись две лошади, и Черный 
Сокол увидел своего прекрасного белого коня. Взгляд его потемнел. Он 
остановился со своими спутниками посреди лощины. Женщины и дети черноногих 
молча расступились, образовав большой полукруг. Все они были в одежде из мягкой 
светлой кожи, расшитой строгим орнаментом. Дакоты увидели девушку с мертвым 
ребенком на руках. Она села и печально положила маленький трупик на колени. 
Воины дакоты долго не могли отвести от нее глаз.
Четанзапа повернулся к своему противнику. Мрачно, с ненавистью смотрел сиксик 
на дакоту. Черноногие подверглись нападению белых и полицейских-дакотов, и вряд 
ли они знали что-нибудь о вражде дакотов между собой. Для черноногих и Шонка с 
его компанией, и Четанзапа принадлежали к одному и тому же враждебному племени.
Вождь черноногих положил на землю все свое оружие, кроме томагавка – топорика 
со стальным лезвием. Это оружие Гром Гор выбрал для поединка. И Четанзапа в 
ответ на это отдал все оружие своим товарищам и оставил себе только каменную 
палицу. Она представляла собой камень яйцевидной формы, крепко привязанный к 
длинной ручке из двух крепких и одновременно гибких ивовых прутьев.
Один их черноногих обозначил в лощине большой круг и показал, как бы снимая с 
себя скальп, что тот, кто выйдет из этого круга, считается побежденным и 
принадлежит противнику.
Четанзапа хотел не теряя времени начать поединок и вошел в круг, в котором ему 
предстояло победить или умереть. Черноногий встал против него. Вне круга стояли 
друзья участников поединка – дакоты и черноногие. Они сгруппировались по 
сторонам, которым желали победы. Но Четанзапа забыл и думать о своем курчавом 
товарище, как и Гром Гор не думал о своих воинах, женщинах и детях, для которых 
в это лихое время он оставался единственной надеждой. Для тех, что стояли в 
круге, не существовало никого, кроме противника.
Ни единого звука в настороженной тишине, только треск и звонкий скрежет 
невидимого отсюда ледохода доносился к месту поединка.
Гром Гор поставил на карту все. Он нешироко размахнулся, не давая противнику 
уловить его намерения, и летящий топор отделился от его руки. Бросок был силен. 
Дакота едва успел увернуться. Лезвие просвистевшего мимо томагавка слегка 
оцарапало ему левую ногу. Только за пределами обозначенного круга томагавк упал 
на землю. Это был мастерский обманный бросок. Но он не принес успеха, и 
черноногий лишился оружия.
– А-а-х! – выдохнули черноногие.
Гром Гор вздрогнул, сохраняя на лице полное безразличие.
Четанзапа поднял свою палицу и… отшвырнул ее прочь. В соответствии со своим 
понятием о чести, он тоже отказался от оружия, ведь его противник был безоружен.
 Они наскочили друг на друга и схватились в борьбе. Четанзапа скоро заметил 
свое преимущество. Левая рука его противника пострадала от удара прикладом в 
схватке у озера и плохо слушалась. Дакота надеялся быстро взять верх. Но Гром 
Гор не поддавался, а выкрики наблюдающих за поединком воинов еще и подбадривали 
его.
Тут Черный Сокол с ужасом почувствовал, что и сам он начинает терять силы. 
Кровь потекла из его старой раны на груди. Руки его отпустили противника. Он 
пошатнулся и упал на колени в мокрую траву. Но вот головокружение прошло, и 
Четанзапа поднялся. Черноногий, конечно, мог бы воспользоваться этим моментом и 
наброситься на него. Но поединок между сиксиком и дакотой не был петушиным боем.
 Только теперь, когда Черный Сокол снова был на ногах, сиксик ринулся на него. 
Но дакоте удалось схватить противника за правую руку и вывихнуть ее. Кулак 
Четанзапы с размаха опустился на черноногого. Гром Гор рухнул. Не шевелясь, он 
лежал на спине. Четанзапа нагнулся и коснулся лежащего в знак своей победы.
Небо было голубое. На траве все еще блестели капельки воды. Лошади и собаки 
принюхивались к влажному ветру.
Четанзапа требовательно протянул руку и получил свое оружие и оружие 
побежденного. Он подошел к великолепному белому коню и распутал ему передние 
ноги. Он вывел коня на середину лощины и издал пронзительный победный клич.
Четанзапа посмотрел на черноногих, и его взгляд вновь задержался на девушке, 
что держала на руках мертвого ребенка. Она передала неподвижное тельце другой 
женщине, встала и пошла легкой походкой. Трава, примятая ее ступнями, 
поднималась за ней. Черный Сокол, который обычно и внимания особого на женщин 
не обращал, невольно дождался, пока она не подойдет к нему. Ее скорбь не давала 
места каким-нибудь опасениям. Она смотрела на врага, а ее узкая рука указывала 
на томагавк побежденного, который победитель просто заткнул себе за пояс. Воин 
попытался понять что-либо по взгляду чужой девушки. Чего от нее ждать? Она 
стояла безмолвная, словно травинка, едва колышемая ветром. Четанзапа вытащил 
из-за пояса свой трофей и протянул ей.
Девушка опустилась на колени, положила на траву левую руку с двумя вытянутыми 
пальцами и с силой ударила. Брызнула кровь. Подняв руку с отрубленными пальцами,
 она встала с колен и возвратила дакоте оружие. Спокойно, как и пришла, она 
пошла назад к своим. Теперь Четанзапа понял, кто она. Это могла быть только 
Ситопанаки, сестра Грома Гор. Так, по обычаям своего племени, она поступила в 
знак скорби по побежденному брату.
Бобер подошел к лежащему на земле вождю черноногих.
– Ты хочешь оставить его умирать здесь, среди своих? – спросил он Черного 
Сокола. – Мне кажется, он еще жив.
Чапа потрогал, видимо потерявшего сознание, противника, чтобы убедиться, что он 
жив. Тут же его крепко схватили, а когда он дернулся, чтобы вырваться, он 
увидел горящие ненавистью глаза одного из воинов черноногих. Началась новая 
схватка.
Четанзапа понял, в чем дело. Черноногие, должно быть, вообразили, что дакота 
подошел к вождю, чтобы нанести ему так называемый «удар», или, на языке 
пограничья, «коуп». По старым представлениям, происхождения которых уже не 
знали и сами индейцы, касание поверженного врага расценивалось как вторая 
победа над ним. При конных схватках племен прерий между собой, каждая сторона 
делала попытки убитых или раненых воинов еще раз ударить копьем, противная же 
сторона вступалась, чтобы защитить упавших от касания, и схватка еще более 
ожесточалась. Черноногие, должно быть, подумали, что Бобер хочет исполнить 
«коуп», поэтому-то они его и схватили. Четанзапа не мог окликнуть их, ведь они 
не понимали его языка, и нечего было ждать, чтобы они настолько успокоились, 
что смогли бы воспринять объяснение жестами.
Новая схватка была неизбежной. Дакоты имели численное превосходство и вооружены 
были лучше. Им скоро удалось одолеть трех еще способных к борьбе воинов, 
обезоружить и связать их. Но лишь когда пленные уже лежали в траве, стало ясно, 
во что это обошлось. Старый Ворон, отец братьев Воронов, лежал с пробитым 
черепом. Его поразил томагавк сиксика. А Гром Гор исчез. Он использовал этот 
момент для бегства. Издалека доносился топот копыт. Четанзапа вскочил на своего 
белого коня и помчался за беглецом. Смерть Старого Ворона еще сильнее 
ожесточила дакоту.
У черноногого был превосходный конь. Он словно дразнил преследователя. Но в 
Четанзапе разгорелся азарт охотника, у которого подстреленная дичь вдруг 
ускользает из рук. Он продолжал погоню, забыв и о времени, и о товарищах.
Когда он немного опомнился, то обнаружил, что не осталось патронов. А его белый 
конь захромал. Взглянув на солнце, он увидел, что оно уже совершило большую 
часть своего пути и клонится к западу. Черный Сокол остановился посреди 
бесконечных однообразных холмов. В горле у него пересохло, язык прилип к небу, 
лоб и шея взмокли от пота. С полузакрытыми глазами Четанзапа обмяк на дрожащем 
от усталости коне. Он готов был убить дрозда за то, что тот напевал свою 
песенку.
Хорошо, что никто его не видел таким. Он взял себя в руки и принялся 
рассматривать след проехавшего галопом врага. Продолжать преследование было 
безумием. Черноногий ушел.
Четанзапа поехал к месту утренней остановки на берегу, где оба брата Ворона еще 
стерегли коней. Четанзапа сказал им, что их отец пал в бою.
Молча выслушали братья Вороны это известие.
Вместе с Черным Соколом они поехали к лощине, где разыгралась схватка. Сыновья 
подняли убитого, потому что мертвый уже не должен был более касаться земли. Они 
собрали оружие отца, вместе с ним завернули в одеяло и привязали на его лошадь. 
Покорные своей судьбе, безмолвно сидели полукругом женщины и дети черноногих.
Черный Сокол и Шеф Де Люп внимательно оглядели прерию. Ничего подозрительного 
заметно не было.
– Гром Гор вернется сюда, – заявил Четанзапа товарищам. – У нас его женщины и 
дети.
– Не огорчайся из-за этого черноногого, – сказал Бобер. – Обе руки у него 
бездействуют. Ни родичей, ни братьев поблизости нет. Стервятники сожрут его.
Четанзапа не ответил. Он прилег на склоне лощины. Все тоже молчали: наступающая 
темнота навевала мрачное настроение.
Черный Сокол ждал молодого вождя сиксика. Он был убежден, что черноногий 
вернется и попытается хотя бы поговорить со своими и дать им какие-нибудь 
указания. Дакота заметил, что девушка Ситопанаки перебралась среди своих 
подальше от дакотов. Она тоже ждала, что Гром Гор вернется.
В полночь Бобер сменил обоих Воронов, несших охрану. Молодые Вороны пришли и 
сели у лошади, на которой был их мертвый отец. Собаки черноногих свернулись в 
клубки и больше не лаяли. Плотно прижавшись друг к другу, сидели женщины и дети 
черноногих, которые из плена Длинных Ножей попали в плен к дакотам. Они не 
решались отпевать своих убитых. Но тихо звучала траурная песня братьев Воронов.
В лунном свете Четанзапа заметил человека, который приближался к стоянке. На 
гребне высоты он стал отчетливо виден. Потом исчез в следующей ложбине. 
Наблюдатель уже знал, что это индеец. Он подтянул к себе ружье. Человек в 
лунном свете был на расстоянии выстрела.
Четанзапа узнал его. Это пришел Гром Гор. Он не пытался таиться, и поэтому 
Четанзапа не препятствовал его приходу.
Собаки проснулись. Они почуяли хозяина. Через группу тесно сидящих женщин и 
девушек словно прокатилась волна.
Черный Сокол не шевелился. Он спокойно лежал в траве, а Гром Гор уже вступил на 
край лощины и остановился.
Мужчины проснулись и смотрели на сиксика. Беспокоились лошади. Наверху, на 
вершине холма, Четанзапа заметил ружейный ствол, который Бобер направил на 
пришельца.
Долго стоял черноногий. Когда он убедился, что враг не удостаивает его 
сопротивлением, он двинулся дальше. Он обошел вокруг своих женщин и детей, не 
поднимая на них взгляда, подошел к связанным воинам. Скрученные лассо, лежали 
они между костром и местом Четанзапы. Дакота едва шевелил головой, но взгляд 
его не упускал ни единого движения Грома Гор.
Сиксик остановился. Правым плечом – рука была вывихнута – он подал своим 
какой-то знак.
Один из мальчиков черноногих встал и подошел к своему вождю. Вождь пошевелил 
губами; мальчик глянул ему в лицо и что-то ответил. Черный Сокол и сам не знал, 
почему он ничего не предпринимает. Все его тело было напряжено в каком-то 
неопределенном ожидании.
Мальчик черноногих, кажется, получил приказ. Он подполз под покрывало, где еще 
тлели угли, и взял уголек. Раздул его так, что он запылал жаром. Тем временем 
Гром Гор сел. Он сел спиной к обоим пленникам, лицом к Четанзапе. Правую руку 
он положил на левую и ждал. Подошел мальчик, положил пылающий уголь ему на 
плечо и ушел обратно к женщинам.
Сиксик сидел будто бы не у него горели кожа и мясо. Этим он хотел сказать 
мужчинам, не знающим его языка, что отдает себя в плен и хочет умереть смертью 
воина, что пытки не страшны ему.
– Хи-йе-хи-йе… хай-йе… – запел он.
Право умереть достойной смертью было у него единственным, за что он еще мог 
бороться.
Четанзапа смотрел на него. Еще мальчиком восьми лет, сидя у очага, он, 
укладывая себе на ладонь горящие щепочки, научился переносить боль. Он знал, 
что испытывает Гром Гор. Но ни один мускул не дрогнул в лице этого человека, 
чья гордость была попрана до основания.
Четанзапа поднялся и прошел мимо пленных к лошадям.
– Мы едем. Едем к Токей Ито, – сказал он своим товарищам. – Что нам тут еще 
оставаться? Тот, кого мы ждали, пришел. Черноногих мы погоним с собой. – Он 
прикрикнул на женщин и детей, и те послушно поднялись.
Гром Гор приготовился к выступлению. Он ждал, свяжут его дакоты или убьют. 
Однако Четанзапа сел на коня, а когда проезжал мимо своего противника, 
побежденного, но не покоренного, он кивнул, чтобы тот отправлялся с ними, и 
вражеский вождь двинулся позади женщин и детей.
Черный Сокол ехал шагом позади всех. Спутники его держались справа и слева, 
чтобы наблюдать за пленниками и охранять их. Старший из Воронов вел под уздцы 
коня, который вез своего убитого хозяина. Ситопанаки не захотела расставаться с 
телом мальчика и, согнувшись от тяжести, несла его на спине.
Скоро они достигли следа колонны рода Большой Медведицы, хорошо различимого в 
лунном свете. Он вел вверх по течению реки. Даже прошедший дождь не смог 
полностью уничтожить этот след. Четанзапа повел по нему друзей и пленников. То, 
что Токей Ито повернул на запад, было плохим признаком. Видимо, он счел 
невозможным пробиваться прямо на север.
Они шли всю ночь. К восходу солнца достигли места отдыха колонны рода Медведицы.
 Четанзапа приказал сделать остановку, и они провели тут несколько часов. В 
утомляющем тепле вешнего дня люди и животные снова потащились вверх по течению 
бурлящей реки. На южных склонах холмов появилась первая зелень, после дождя под 
солнцем распустились цветы.
Делавар подал девушке, несущей мертвого ребенка, солдатское одеяло, которое он 
прихватил в лагере у высоких тополей. Тельце завернули в него, и молодая вдова, 
которая помогала Бобру, сменила Ситопанаки. Лицо у этой женщины было 
приветливое и озорное. Даже теперь, когда она была печальна и измучена, на нем 
не изгладилось до конца смешливое выражение. За нее цеплялся маленький мальчик, 
должно быть сын. Чапа все чаще и чаще поглядывал на эту женщину.
Черный Сокол и его друзья с момента выступления едва ли обменялись парой слов. 
Наконец Бобер, кажется, уже не мог больше сдержаться:
– Зачем тебе столько женщин? – поинтересовался он и, поскольку Черный Сокол 
ничего не ответил, добавил: – Не думай, что я больше одной возьму в свою 
палатку. Остальных можешь взять себе. Почему ты не оставил их там, где они 
были?
– Что же, им умирать с голоду? У них нет ни воинов, ни оружия.
– Ну… если ты так считаешь, – Бобер был удивлен, он посмотрел на своего друга 
другими глазами.
Наступал вечер, когда они приблизились к лагерю Токей Ито. Разведчики, должно 
быть, уже сообщили о приближении воинов. Внезапно появились коричневокожие 
мальчишки, а впереди всех оба Мальчика Медведицы. Они ехали на захваченных 
лошадях. Несколько волкодавов прыгали среди юных всадников. Мальчики окружили 
возвращавшихся, то и дело поднимая коней на дыбы. В их сопровождении воины 
продолжали путь вверх по течению к одной из укромных низин, где их взорам 
открылись палатки.
В лучах вечернего солнца яркими красками сияли на кожаных стенках магические 
охранные знаки. День был теплый, жены и дочери отвязали полотнища от колышков, 
подняли их. Возвращающиеся воины видели внутри одеяла и шкуры, миски, горшки. 
Черный Сокол остановил коня у палатки жреца с изображенными на ней змеей и 
Птицей Гром. Вышел Хавандшита. Черный Сокол и его товарищи спрыгнули с коней, 
подошли к убеленному сединами жрецу. Они рассказали ему о том, что произошло, 
показали убитого Ворона и пленных.
– Убитый, да будет отомщен! – рассудил старый жрец, достал свой нож и вонзил 
его в сердце одного из связанных черноногих; убитый повалился в траву. – Он 
принадлежит братьям Воронам, – бесстрастно произнес Хавандшита, – он, его 
скальп и его оружие. Скальп и оружие должны сопровождать Старого Ворона в места 
вечной охоты. Вы дадите ему их с собой.
Жрец исполнил древний обычай кровной мести, который поддерживал нескончаемую 
вражду между индейскими племенами.
Четанзапа молча протянул братьям Воронам оружие, которое принадлежало пленнику. 
Те взяли его и отнесли своего мертвого отца, убитого Хавандшитой сиксика и 
оружие к своей палатке.
Раздались печальные звуки прощального пения по павшему Ворону, который был 
отомщен, но не мог быть воскрешен.
– Мустангов и мулов Роуча и Шонки совет распределит по палаткам, – вынес 
Хавандшита решение о добыче как старейшина. – Живые черноногие принадлежат тебе,
 Четанзапа, со всем, что у них есть, и ты можешь делать с ними, что хочешь.
– Я покажу пленных Токей Ито, – ответил Черный Сокол и взглянул при этом на 
палатку вождя; палатка была открыта и пуста, потому что вождь еще не вернулся 
из разведки. – Как только Токей Ито вернется, – закончил Четанзапа.
Он велел неспособного сопротивляться Грома Гор и обоих еще живых связанных 
воинов доставить в его собственную типи, распределил женщин и детей черноногих 
по палаткам, в которых не хватало рабочих рук. Чапа взял себе в палатку 
приветливую молодую женщину. Он узнал ее имя – Насмешливая Синица. Он ни слова 
не возразил и против присутствия ее пятилетнего малыша. Грозовая Тучка 
испытующе посмотрела на новую мать, показала ей все в палатке, а для 
испуганного мальчугана она решила позвать гостей – своих двух товарищей Хапеду 
и Часке – и направилась в другой конец лагеря в типи Четанзапы.
Там только что собрались воины победители. Черный Сокол пригласил их на ужин. 
Грозовая Тучка помогла Монгшонше, расстелила сплетенные из коры циновки и 
поставила на них миски. Монгшонша разложила мясо. Ее плечи распрямились от 
радости, что возвратился муж.
Хапеда и Часке давно возвратились с пастбища, где после успешного похода 
Четанзапы снова паслось много лошадей и мулов. С подобающих им мест у входа в 
палатку мальчики наблюдали за пленными черноногими. Оба спутанные лассо мужчины 
и Гром Гор находились в типи. Но девушка, что несла убитого мальчика, все еще 
молча стояла с ним перед входом. Монгшонша вышла, чтобы помочь ей. Она дала ей 
широко разветвленный сук, на котором можно было укрепить одеяло, с завернутым в 
него телом мальчика. Таким образом он был подвешен и не касался земли. Девушка 
удивилась, что и чужие придерживаются знакомых ей обычаев и приглашают войти в 
палатку. Монгшонша знаком велела Ситопанаки сесть подальше от ее брата – Грома 
Гор.
Охитика, пес соседа, вошел в палатку. Ко всеобщему удивлению он, однако, 
пренебрег костью, которую ему протянул. Шеф Де Люп, и, осторожно ступая, 
подошел к Грому Гор. Вождь не сел в палатке врага. Выпрямившись, он стоял около 
стенки. Охитика обнюхал его и полный ожидания залаял.
Мужчины наблюдали за поведением животного.
– Как будто бы он его знает! – удивился Чапа – Курчавый.
Охитика навострил уши и отвернулся от пленника. Он вдруг стремглав выскочил из 
палатки и, вытянув голову, понесся прочь. Почти в тот же миг мужчины услышали 
издалека крик ворона, которым приветствовали возвращающихся воинов.
Не было сомнений, что это возвращался со своим отрядом Токей Ито. Он 
приближался к лагерю с запада, хотя врагов искал на севере. Для этого могла 
быть своя причина: так же и возвращающаяся птица окольным путем летит к своему 
гнезду.
Четанзапа и его друзья встретили вождя на берегу реки. Ни единого воина не было 
потеряно, ни у кого ни крови, ни ран.
Медленно шел Токей Ито со своими друзьями между палатками. По дороге мужчины 
обменивались новостями.
– Может быть, Четанзапа пройдет ко мне в типи и обо всем расскажет? – спросил 
вождь.
– Как только ты поешь.
Мужчины на время расстались. Шеф Де Люп и Бобер остались с Черным Соколом в его 
жилище. Скоро опять в палатке образовался круг воинов – появились мужчины из 
группы Токей Ито, из союза Красных Оленей, они пришли выкурить трубку у своего 
предводителя – Четанзапы.
– И что же вы делали, пока мы отбивали коней у Роуча и Шонки? – начал Четанзапа 
расспрашивать Чотанку. – Непохоже по вам, чтобы сражались!
– Нет, не пришлось. Это что-то загадочное, мы так и не можем до сих пор ничего 
понять. Длинные Ножи из северных фортов появились, а потом вдруг снова ушли.
Бобер насторожился.
– Куда же они делись?
– Они уехали на северо-восток и как будто бы направились к устью реки Желтых 
Камней. Мы прятались среди холмов, хотели напасть на них, но раз они пошли сами,
 мы дали им уйти.
– Какая же молния ударила в голову этим койотам?
Чотанка рассмеялся:
– У этой молнии длинные ноги, и бегает она как антилопа.
– Татокано! Татокано! – захлопал ладонями по коленям Бобер.
– Татокано? Откуда это ты знаешь?
– Это он сообщил Длинным Ножам, что мы хотим напасть на северные форты! – Чапа 
даже подпрыгнул и рассказал всю историю с «бегством» Татокано, чем вызвал общее 
веселье.
– Не зря тебя зовут Хитрым Бобром! – заключили мужчины. – Мы обошлись без 
кровопролитной борьбы. Мы были между двумя огнями, но Четанзапа и Чапа оба 
погасили. Длинные Ножи Роуча сидят с Шонкой у озера по ту сторону вскрывшейся 
реки, а другие уехали туда, где нами и не пахнет. Но Длинные Ножи с северных 
фортов, обманутые Хитрым Бобром, конечно, скоро возвратятся. Их же ведет… – и 
говоривший споткнулся посреди фразы.
– Кто же их ведет? – пожелал узнать Черный Сокол.
– Он всем известен. У него рыжие волосы и желтые зубы.
Мужчины какое-то время помолчали.
– И вы не могли убить его?
– Да, не могли.
Воины дымили своими трубками.
– Если это тот, то нам предстоит еще немало трудностей, прежде чем мы перейдем 
через Мини Сосе, – сказал Четанзапа.
Бобер пошевелил пальцами ног.
– Как далеко еще до Илистой Воды?
– Три или четыре перехода, – ответил Четанзапа. – Так нам сказал Токей Ито. 
Сначала среди холмов, потом по равнине.
– И потом через Илистую Воду, где сейчас идет лед, – продолжал Бобер. – Вот 
посмотрите на реку Желтых Камней, не лучше это выглядит и на Мини Сосе. Может 
быть, лед и пройдет, пока мы туда подойдем, но вода зальет берега.
– Ну ты-то прикажешь грести своей Насмешливой Синице, – заметил Четанзапа.
– Да, да, так и сделай и тогда увидишь, есть от нее хоть какой-нибудь прок, – 
посоветовал Шеф Де Люп.
– О, она очень полезная женщина!
– Я рад за тебя, ты получил хорошую женщину! Но что нам делать с этими 
черноногими связанными воинами?
Четанзапе было, очевидно, неприятно, что затронута эта тема. Он поднялся.
– Я пойду к вождю, сообщу ему обо всем и выслушаю его решение, – сказал он 
своим гостям и вышел.
Небо было еще светлое, пылающий диск солнца только-только исчез за поросшими 
травой холмами, и вечерние сумерки опускались на лощину, окутывали палатки. Из 
типи Хавандшиты доносились глухие тревожные звуки. Старик говорил с духами. 
Типи Токей Ито стояла в нескольких шагах от него. Стены были полностью опущены 
и не позволяли видеть, что делается внутри. Перед входом сидел Охитика и 
вылизывал шерсть.
Четанзапа вошел в палатку и оказался в темноте. Он опустил за собой полог и 
остался стоять, пока тьма пред его глазами не рассеялась, и он отчетливо увидел 
вождя Токей Ито.
Вождь стоял по другую сторону чуть теплящегося очага. Его состояние поразило 
Четанзапу. Не то он только что поднялся, не то собирался сесть, или он ходил 
взад и вперед по палатке и остановился. У него была поза человека, который с 
кем-то разговаривал и вдруг оборвал свою речь. У стенки палатки молча сидели 
Уинона и Унчида. Бурый медвежонок лежал рядом с девушкой.
Черный Сокол почувствовал на себе какой-то странный взгляд вождя. Только 
один-единственный раз он видел такой блеск в его глазах. Это было тогда, когда 
убийца Матотаупы вошел к нему в палатку. Теперь тоже вспыхнул этот жуткий огонь,
 но тотчас угас, и Токей Ито встретил вошедшего с обычной, не допускающей мысли 
о какой-либо неприязни, вежливостью.
Он пригласил его сесть, но воин попросил разрешения сначала коротко сообщить 
обо всем. Также не садясь, выслушал его вождь. Когда Четанзапа окончил, 
наступила пауза.
Ни слова не сказал Токей Ито ни о большом успехе Четанзапы, ни о допущенной им 
ошибке. Ни слова о смерти Старого Ворона. Ни слова о Громе Гор. Молчание Токей 
Ито угнетало воина.
– Когда мы выступаем? – спросил он сдавленным голосом.
– Сегодня ночью. Нам нельзя терять время.
– Ты хочешь посмотреть на этих трех пленных черноногих?
– Мой брат взял этих воинов в плен. Он может поступать с ними, как ему угодно. 
Так распорядился Хавандшита.
Четанзапа не смел напомнить вождю о кровном братстве с Громом Гор. Воин скривил 
губы и сказал совсем не то, что бы ему хотелось сказать:
– Пленники нам в тягость. Я их тотчас убью, если ты считаешь это нужным, Токей 
Ито. Скальпы сиксиков мы можем взять с собой, и наши родичи ассинибойны с 
радостью примут нас, если мы принесем им скальп Грома Гор и расскажем о его 
песне смерти. Он был храбрый воин, и победа над ним – большая честь! – заключил 
Четанзапа наперекор собственной совести.
– Да, – выдавил из себя одно-единственное слово вождь.
Четанзапа избегал поднять взгляд на вождя. Ему было стыдно, и он начал 
расхаживать взад и вперед по палатке.
– Это было ночью… – говорил он при этом как бы самому себе. – Я ждал Грома Гор, 
и разные мысли роились у меня в голове. Я видел Длинных Ножей, которые напали 
на этих черноногих и которые преследуют также и нас… Я не связывал его, сына 
Горящей Воды, а женщин и детей его племени взял с собой. Но если ты прикажешь 
их убить, я это сделаю.
– Только если я тебе прикажу?
– Только если прикажешь.
– А если я не хочу убивать Грома Гор, – медленно заговорил Токей Ито, словно 
сваливая с себя тяжелый груз. – Если я тебе, Четанзапа, не дам приказа убивать 
пленников, то готов ли ты мужчине, с которым сражался, подать руку как брату?
– Я готов на это. Он не хуже меня. Но не придется ли нам тогда, живя с 
черноногими, убивать наших братьев ассинибойнов по ту сторону Мини Сосе?
– Нет, этого мы делать не будем. Мы будем жить с ними в мире. Рука Токей Ито 
убивает только изменников, которые за десять долларов в месяц служат нашим 
врагам.
Четанзапа поднял взгляд и посмотрел Токей Ито в глаза.
– И давно ли к тебе пришли такие мысли, мой брат и вождь?
– Да. Еще мальчиком я пришел к этим мыслям. Став воином, я высказал их у 
сиксиков, и их жрец хотел меня за это убить. Ты первый, кто думает так же, как 
я… и ты понимаешь меня. – Токей Ито положил руку на плечо Четанзапе.
Вместе друзья покинули палатку и в лунном свете начавшейся ночи направились в 
типи Черного Сокола. Стенки ее были все еще подняты, и лунный свет лился между 
жердями внутрь, на пол палатки. Гости поднялись при входе вождя; они, казалось, 
и не разговаривали друг с другом. Токей Ито поприветствовал их и подошел к 
Грому Гор. Тот по-прежнему неподвижно стоял у задней стенки типи. Лицо Грома 
Гор было в тени, от его ран дурно пахло. Было неясно, воспринимал ли он 
происходящее.
– Помнит ли еще Гром Гор Рогатого Камня, сына Матотаупы? – спросил дакота на 
языке черноногих.
Пленник вышел из состояния оцепенения.
– Да, ты сын Матотаупы, Харка – Твердый Как Камень, Ночной Глаз, Убивший Волка, 
Попавший Стрелой В Бизона, Охотник На Медведя, получивший у нас как воин имя 
Рогатый Камень – Инеа Хе Юкан.
– Да, это я. Мой брат должен дать перевязать его раны. Мы будем с тобой 
говорить.
Пленник помедлил.
– Нет, – затем произнес он. – Пусть мои раны кровоточат, пока мои воины лежат 
связанные.
Токей Ито молча наклонился к лежащим пленникам и развязал ремни. Он кивнул 
женщинам. Монгшонша и Ситопанаки подошли к раненым сиксикам, чтобы позаботиться 
о них и дать им попить.
Вождь дакота тем временем подошел к Четанзапе и его гостям, которые удивленно 
смотрели на происходящее. Так как они не понимали языка сиксиков, Токей Ито 
коротко пояснил им, что было сказано. Когда он заметил, что женщины справились 
со своей задачей, он снова повернулся и пошел к Грому Гор.
– Я прошу сына Горящей Воды пойти в мою палатку.
Токей Ито вместе с Громом Гор оставил палатку и попросил пойти с ними Четанзапу 
и делавара.
Когда воины вошли в палатку вождя, хозяин распорядился, чтобы Уинона и Унчида 
подняли стенки палатки. Ведь огонь тут не горел и было бы совершенно темно. 
Теперь же светила луна и четверо мужчин, усевшись друг против друга, могли по 
крайней мере различить друг друга. Токей Ито ждал. Он видел, как Четанзапа и 
Гром Гор пристально смотрят друг на друга. Голова Четанзапы, иссеченная рубцами,
 казалась в ночном свете еще длиннее и уже. Осунувшееся лицо черноногого не 
было ни правильным, ни красивым, но каким-то необыкновенным, а высокий открытый 
лоб свидетельствовал об его уме.
– Гром Гор может спрашивать, – начал разговор вождь дакотов. – Я отвечу ему.
Сиксик обратил свой взгляд на Токей Ито.
– Я рад снова видеть тебя, мой брат, – сказал он. – Языки наших воинов не 
устают сообщать о твоих делах и шептать о тайнах твоей жизни. Но я вижу также, 
что Рогатый Камень, сын Матотаупы, вернулся в палатки дакотов?
Гром Гор говорил совершенно спокойно. Токей Ито почувствовал недоумение и упрек 
в последних словах. Черноногий четыре лета назад знал только одно, что 
Матотаупа с сыном изгнаны из своего племени. Он, может быть, теперь думал, что 
Токей Ито, возвратившись к дакотам, изменил делу своего отца.
Пока Токей Ито собирался с ответом, явился Охитика и преспокойно улегся между 
обоими вождями на землю. Гром Гор негромко свистнул, пес навострил уши и 
посмотрел на него.
– Ты его еще помнишь? – спросил Токей Ито.
– Да. – И Гром Гор провел рукой по черной шерсти собаки. – Когда я тебе его дал,
 он был так мал, что вряд ли еще съел свой первый кусок мяса.
– Да, это верно. Теперь он стал сильным и не раз вступался за меня. И когда я 
вижу его, я вспоминаю Грома Гор.
– Я тоже часто вспоминал тебя.
– Произошло многое, о чем ты ничего не знаешь, мой брат. Матотаупа мертв.
– Что ты сказал? Он погиб от вражеской руки?
– Его убил тот, кого зовут Рэдом Фоксом.
Гром Гор отнял руку со спины пса.
– Рэд Фокс? Матотаупа называл его своим братом.
– Да, он самый.
Гром Гор не смел больше спрашивать. Он смотрел на Токей Ито.
– Я сын изменника, – медленно заговорил вождь. – Матотаупа был виновен.
Черноногий немного помолчал.
– Об этом твой отец, видно, и сам не знал, – сказал он потом. – Он был отважен 
и честен. Это, должно быть, колдовство.
– Да, колдовство, которое в кружке с колдовской водой; ею-то Рэд Фокс и 
околдовал моего отца. И вот явились белые люди. Они обманывали, убивали, 
прогоняли мужчин, женщин и детей дакотов и, наконец, загнали на бесплодные 
земли. Я убежал оттуда с воинами рода Медведицы, и Длинные Ножи преследуют нас.
– Так иди в наши палатки; мой отец с радостью тебя примет. Да-да! – Гром Гор 
заговорил быстрее, и его голос выдавал сильное чувство, которое руководило им.
 – Возьми с собой наших женщин и детей. Мой отец будет тебе благодарен за это, 
и ты станешь его сыном. И это тебе хорошо, потому что я… – тут сиксик запнулся,
 – потому что я уже не могу возвратиться.
– Что же произошло?
Черноногий не отвечал, черты лица его снова стали жесткими, и он смотрел на 
Четанзапу.
Тут Токей Ито повернулся к своему воину:
– Не хочешь ли ты вернуть оружие Грому Гор?
Черный Сокол поднялся и пошел, чтобы принести свою добычу. Вернувшись, он 
положил перед сиксиком на землю оружие.
– Четанзапа, сын Солнечного Дождя, просил меня сказать тебе, что он хочет стать 
твоим братом, – объявил Токей Ито черноногому. – Наши враги недалеко, – 
продолжал Токей Ито, – и ведет их убийца Матотаупы. Будем мы братьями?
– Да. – И сиксик не сразу, но с решительным жестом сказал: – Ты был прав, мой 
брат, в том, что когда-то сказал нашему жрецу, хотя это тебе тогда чуть не 
стоило жизни.
– Пусть так, – заключил Токей Ито. – Томагавк зарыт, и весть о мире пойдет из 
уст в уста. Черный Сокол победил трижды: хитростью он победил Длинных Ножей 
Роуча, воинам черноногим он доказал, что воин-дакота умеет владеть своим 
оружием, и он пришел к новым мыслям, сделав Грома Гор нашим братом. И этот его 
последний подвиг – самый большой подвиг, потому что он служит примером, как 
нашим сыновьям начинать строить новую жизнь. И люди дакота будут всегда имя 
Четанзапы произносить с гордостью. А дух Старого Ворона эти будет умиротворен. 
Его кровь и кровь принесенного в жертву из мести воина сиксика должна быть 
последней пролитой кровью между индейцами рода Медведицы и их братьями, 
живущими в прериях. Хау.
Воина молча одобрили слова своего вождя.
Уинона достала священную трубку. Токей Ито раскурил ее, и в полном молчании она 
пошла из рук в руки. Четверо воинов, которые курили ее, принадлежали к трем 
различным, могущественным во времена свободы их огромного континента племенам: 
делаварам с берега восходящего солнца, дакотам из прерий вечного солнца и 
сиксикам с земель северных бурь.
Уинона спрятала трубку, и Гром Гор заговорил.
– Вы изгнаны из ваших мест охоты, – сказал он, – мы изгнаны из своих. Сиксикам 
тоже выделены резервации.
– И ваши вожди согласились? – спросил Токей Ито.
– Наши вожди, жрецы и старейшины советуют сохранить мир. Совет не 
прислушивается к нам, молодым. Поэтому-то я и отправился на поиски новых мест 
охоты. Прерии дакотов, казалось, опустели. Мы ехали, охотились на антилоп и 
лосей, и вот на нас напали. Что произошло потом, вам известно…
Новости поразили Четанзапу неожиданностью и сходством. Он не мог больше 
сдержаться и резко усмехнулся:
– Мы бежали к вам, а вы бежали к нам. Мы стали людьми без разума и мужества! 
Это я сказал тебе еще в Черных Горах, Токей Ито.
– Хау, ты это говорил. – Вождь долго молчал, собираясь с мыслями, прежде чем 
повел дальше речи: – Твой совет был плох тогда, плох он и сегодня.
– Ты знаешь, что делать?
– Да. Мы купим себе землю. Помнишь ли ты, Четанзапа, как мы совещались в моей 
палатке в ту ночь, когда Монито и Рэд Фокс хотели выманить у нас золото? Теперь 
наступило время за золото выменять землю.
– Столько земли, чтобы мы могли охотиться?
– Нет. Но достаточно для того, чтобы разводить пятнистых бизонов и выращивать 
урожай.
– Как женщины и уайтчичуны?
– Как наши предки, которые на плодородных землях выращивали маис и табак.
– Мой отец Солнечный Дождь был охотник на бизонов и воин, каким стал и я. А 
Хавандшита уже знает о твоих намерениях?
– Нет.
– Тогда берегись. Хавандшита не друг тебе.
– Но ты, Четанзапа, мой друг. И ты им останешься.
Этим было сказано все, и разговор был окончен.
– В полночь мы выступаем, – предупредил вождь воинов.
Оба гостя ушли.
Токей Ито и Гром Гор улеглись на одеяла и шкуры. Оба молча вспоминали о том, 
как они вместе мальчиками спали в одной палатке. Вошел Охитика и лизнул Грому 
Гор руку.
Стенки палатки оставались поднятыми. Снаружи ветер шуршал травой. Поток шумел в 
лунной ночи. Лошади от берега снова подошли к палаткам. Появились человеческие 
фигурки, молчаливые, с опущенными головами. Это были сыновья Старого Ворона, 
которые хоронили своего отца. Ситопанаки и Насмешливая Синица сидели перед 
палаткой, около убитого мальчика, который был подвешен в одеяле. Женщины 
исполняли песнь смерти еле слышно, едва шевеля губами, так, чтобы не услышали 
враги. Уинона положила руку на плечо Ситопанаки. Обе девушки были знакомы с 
того самого большого праздника, на котором Токей Ито и Гром Гор проходили танец 
Солнца. Они переживали теперь тяжелые дни, и им не нужно было слов, чтобы 
понять, что чувства их одинаковы.
Когда луна и звезды в своем ночном странствии миновали половину пути, палатки 
исчезли. Но далеко на северо-западе в длинной колонне шагали вьючные животные. 
Женщины и дети сидели на лошадях и мулах, между скрещенными жердями палаток, на 
волочащихся концах которых было уложено в корзины или завернуто в одеяла их 
имущество. Впереди по бокам колонны рассыпались воины на мустангах, позади 
колонны трусила стая собак. Лошадей было снова довольно, и поклажа была 
нетяжела; быстро преодолевали они поросшую травой долину. С холмов доносились 
голоса разведчиков: крик совы или лай. Путь пока был свободен.



«ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ!»

Всю ночь дул южный ветер. С гор он нес детям прерий прохладу тающих снегов, с 
затопленных лугов – сырость туманов. Небо затянули было облака, но взошел месяц,
 и разбежались их темные клочья. Замерцал в вышине Млечный Путь.
Когда месяц побледнел и занялся рассвет, ветер стих. Колонна беглецов 
остановилась, и Хавандшита, жрец, на глазах у всех вознес ввысь священную 
трубку. Это были те самые слова, которые дакоты всегда произносили при восходе 
солнца:
– Мы благодарим тебя, Великий и Таинственный, за то, что ты ведешь нас, и мы 
просим тебя, дай нам пищу и мир…
Мужчины и женщины слезли с коней. Лошади, у которых и сквозь зимнюю шерсть 
проступали ребра, принялись щипать траву. Пошли по рукам кожаные мешки с водой. 
Женщины и дети, положив в рот по крошечному кусочку мяса, медленно и долго 
жевали. Запасы были на исходе, и до вечера еды больше не предвиделось.
Колонна казалась огромной змеей, греющейся на утреннем солнце. И вот снова 
пришла в движение. Воины во главе с вождем поехали справа от вьючных лошадей. 
Лошади ступали друг за другом, не отклоняясь ни вправо, ни влево. Начался спуск 
с холмов, и никто не знал, откуда и когда может напасть враг.
С расположенной спереди высоты донесся сигнал разведчика: путь свободен. Вождь 
Токей Ито обогнул последний холм, и перед ним открылась ровная бескрайняя 
прерия.
Воины щурили глаза: им приходилось смотреть против слепящего солнца. Враг, 
скорее всего, мог появиться с востока. Разведчики побежали вперед и исчезли. Их 
вел Шеф Де Люп – Шунктокеча. Все дальше и дальше двигались дакоты по безмолвной 
земле.
Токей Ито беспрестанно прислушивался и всматривался вдаль. Около полудня он 
заметил, что кто-то пробирается к ним по траве. Это оказался Шунктокеча. Хапеда 
тотчас подъехал и отдал ему своего пегого коня. Делавар сел на него и поехал 
рядом с вождем.
– Рэд Фокс уже разгадал хитрость Бобра, – вполголоса заговорил делавар. – Он 
вернулся с Длинными Ножами в форт, убедился, что нас там нет, и понял, что 
Бобер обманул Татокано. В форту есть фактория меховой компании. Как и всегда в 
эту пору, там много охотников: они доставили зимнюю пушнину. Рэд Фокс рассказал 
им, что за твою голову, Токей Ито, назначена большая награда, он убедил их, что 
ты опасен для них и тебя надо убить. Многие охотники решили отправиться 
добывать твой скальп, вождь. Некоторые скауты из племени абсарока и из племени 
понка тоже пошли с Рэдом Фоксом. Они уже недалеко.
Делавар заметил мешок с водой, который подавал ему Хапеда, и попил. С раннего 
утра он был на ногах, и до вечера ему еще предстояло немало побегать.
Перевалило за полдень. Было душно, солнце палило. Часке на коне клевал носом, 
но Хапеду, узнавшего столько новостей, сон не брал. Когда подошел вечер, 
мальчики опять увидели Шунктокечу. Он снова вернулся из разведки и что-то 
сообщил вождю.
После этого Токей Ито приказал двигаться без остановок. Маленьких мальчиков и 
девочек пришлось усадить в меховые мешки, потому что они от усталости падали с 
коней. Но Хапеда и Часке крепились, ведь не зря же их теперь называли 
Мальчиками Медведицы. Вместе со спасенным ими медвежонком они были теперь 
своего рода символом рода Медведицы, надеждой племени.
И вот второй день на исходе, а преследователям так и не удалось догнать колонну.
 Грозовая Тучка, широко раскрыв глаза, сидела на своем мустанге. В душном 
воздухе повеяло прохладой. Стал доноситься страшный шум, и предчувствие 
серьезной опасности охватило девочку. Шум нарастал. Он исходил от Большой 
Илистой воды – Миссури. Взору беглецов открылась протянувшаяся с запада на 
восток широкая речная долина.
Колонна вышла к длинному с пологими скатами оврагу – логу, который вел на север,
 в долину. Над логом, очертания которого напоминали рог, высилась вершина 
холма: постепенно понижаясь, он протянулся далеко на юго-запад. 
Фиолетово-зеленое небо распростерлось над теплой землей, зажглись первые звезды.
 Над далекими Скалистыми горами нависли темные тучи.
Вождь приказал остановиться в южной оконечности лога. Грозовая Тучка, как и все,
 направила туда своего коня, место тут было спокойное, хорошо укрытое от врага. 
Оказавшись под прикрытием склона, все слезли с коней. Волокуши были сняты, и 
животных согнали в табун на восточный склон лога.
Грозовая Тучка вытащила из мешка путешествующего с ними медвежонка. Покормила 
его. Вместе с Насмешливой Синицей они отнесли жерди-волокуши к имуществу Бобра. 
И только теперь девочка позволила себе улечься на траве. Она смертельно устала 
и сонными глазами уставилась на мутно-желтую глинистую воду. К северу лог 
расширялся, и сюда из долины катились все новые и новые волны. Тонкие ветви ив 
и берез сиротливо торчали из воды и сгибались под напором потока. Пузыри пены 
всплывали на поверхность взбаламученной воды. Колыхались принесенные водой 
деревья: их прибивало к крутому, поросшему травой склону.
Грозовая Тучка сомкнула веки. Доносился шум воды, тихие голоса Уиноны и 
Ситопанаки. И вдруг брызги упали ей на лоб, и она очнулась. Месяц сиял золотым 
ночным блеском.
Грозовая Тучка увидела Мальчиков Медведицы. Это они брызнули на нее водой. 
Мальчики со смехом сбежали вниз по склону и бросились в ледяную воду. У обоих в 
зубах были ножи. Грозовая Тучка позволила Уиноне сунуть ей в рот кусочек мяса и,
 преодолевая апатию и усталость, стала медленно его жевать.
Тем временем Хапеда и Часке вынырнули из воды, сопя и отдуваясь, они махали 
длинными ивовыми прутьями, которые срезали под водой. За ними стали нырять и 
другие мальчики. А женщины уже разворачивали бизоньи шкуры. Нужно было делать 
лодки. Индейцы прерий ручьи и небольшие реки даже во время половодья легко 
преодолевали верхом. Если все же оказывалось, что без лодок не обойтись, 
женщины изготавливали из прутьев незамысловатый остов и обтягивали его шкурами. 
Правда, эти плоскодонные лодки получались круглыми и плохо управлялись, зато их 
можно было быстро изготовить.
Токей Ито подошел к лодке, которую уже заканчивали Уинона и Ситопанаки, и 
потрогал ее, испытывая прочность. Теперь Грозовая Тучка увидела, что рядом с 
вождем стоит Четанзапа и разведчик по имени Черный Утес, или Ихазапа. Токей Ито 
выпрямился, и девочка услышала, как он сказал:
– Неплохо. Я с твоими сыновьями испытаю ее.
– Хау, – ответил Четанзапа.
Грозовая Тучка посмотрела вокруг, но мальчиков нигде не было видно. И из 
взбаламученной воды лога вдруг появились их головы. Они с трудом пробрались 
сквозь прибитые к берегу деревья и выбрались на косогор. С волос у них стекала 
вода, а сами они дрожали от холода и отряхивались, как мокрые собаки. Конечно, 
они и не собирались признаваться, что их едва не вынесло в долину. Мальчики 
чихали, кашляли, отплевывались.
– Скорее! – повелительно шепнула Грозовая Тучка. – Вы поплывете сейчас с вождем 
через реку.
Мальчики вздрогнули от неожиданности.
– Да, – сказал Токей Ито, потому что он тоже услышал эти совсем не ему 
предназначавшиеся слова. – И медведя своего тоже возьмите с собой. В прерии 
появились вражеские всадники. Гром Гор уже видел их с вершины. Мы теперь между 
двух огней. Хавандшита посоветовал и медвежонка Большой Медведицы, и вас обоих 
переправить через реку, чтобы род Большой Медведицы продолжался, даже если мы 
все и погибнем. Я вам говорил, как нам надо строить свою новую жизнь на том 
берегу. Хау. – Вождь повернулся к Четанзапе. – Ты, – сказал он, – будешь 
распоряжаться наверху, – и взглядом указал на вершину. – А ты, Ихазапа, хорошо 
плаваешь и пойдешь со мной. Если удастся, я вернусь.
Четанзапа подошел к сыновьям и обнял их за плечи. Неизвестно, суждено ли им 
встретиться.
Хапеда и Часке бросились к своему четвероногому питомцу, взяли его на руки. 
Медвежонок заворчал, попытался вырваться и так проехал Часке по лицу своими 
желтыми когтями, что у того потекла кровь. Токей Ито забрал его у мальчиков, и 
медвежонок обхватил вождя лапами за плечи, стал лизать ему шею.
Токей Ито направился по логу к долине. Ихазапа пошел с ним. Мальчики подняли 
вдвоем легкую лодку, изготовленную Уиноной и Ситопанаки, взяли на плечи по 
короткому веслу. Луки и колчаны со стрелами были уже при них. Ножи в ножнах. 
Так они и побежали вслед за вождем.
Подошла Уинона, сунула Грозовой Тучке в руки миску с мясом.
– Беги, – сказала она, – отдай им. Миску пусть оставят себе на случай, если в 
лодку попадет вода.
Грозовая Тучка кивнула. Она побежала по склону наперерез и скоро догнала их.
Вождь остановился там, где лог выводил в долину. Мальчики спустили лодку на 
воду и сели в нее; Грозовая Тучка подала им миску с мясом. Она крепко 
удерживала лодку за весло, а вождь тем временем усаживал медвежонка. Испуганный,
 он, однако, покорился и дал усадить себя в это валкое суденышко. Мальчики 
устроились поудобнее и взяли к себе луки, колчаны и лассо. Грозовая Тучка 
отпустила весло. И как раз в этот момент нахлынула широкая волна из долины. Она 
подхватила лодку, как скорлупу, и отнесла на середину затопленного лога.
Мальчики взяли каждый по веслу и принялись грести. Вождь и Ихазапа прыгнули в 
воду и поплыли. Они широко и сильно загребали руками, и плечи их то и дело 
показывались из мутной воды. В один миг догнав лодку, они стали толкать ее к 
открытому устью лога. Легкие плоскодонные кожаные лодки и на спокойных реках 
требовали помощи пловцов.
Провожая их, Грозовая Тучка шла поросшим травой склоном. Когда же лодка 
добралась до выхода в долину, она уселась и с безмолвным ужасом смотрела на 
открывшуюся перед ней картину. Необозримый поток шумной воды залил все. Не 
видно было ни песчаных берегов, ни зеленых лугов, ни красноватых бугров, о 
которых она столько слышала в детстве. Илистая вода несла обломки льдин, на них 
громоздились пласты дерна, сучья, и эти островки плыли, пока их не поглощали 
водовороты. Целые деревья с кронами и корнями неслись наполовину погруженные в 
воду и неожиданно исчезали. Трупы животных – антилоп, овец и даже бизона – 
появлялись на поверхности и снова пропадали в пучине. Вдали еле заметно чернел 
противоположный берег.
– О Мини Сосе – Илистая Вода, как ты страшна!
Лодка вышла из затопленного лога, и ее подхватило течением. Грозовая Тучка 
видела, как борются с волнами пловцы, то появлялись, то исчезали их черные 
головы. Они заставляли лодку двигаться наперерез течению. Словно рыба, 
выскакивал вождь из воды и толкал суденышка все дальше и дальше. Мальчики 
пытались грести веслами, но толку от этого было мало. На глазах у Грозовой 
Тучки лодка становилась все меньше и меньше. Ее быстро несло течением, и скоро 
она исчезла за изгибом долины.
Вернувшись, Грозовая Тучка увидела на склоне много кожаных лодок. Перевернутые 
вверх дном они лежали на траве. И все имущество: палатки, шкуры, оружие, 
охотничьи трофеи, миски и горшки – подготовлено и уложено. Молча, неподвижно 
сидели вокруг женщины и дети. Маленькие девочки и мальчики спали в гнездышках, 
устроенных им матерями. Среди расположившихся на отдых людей паслись лошади. 
Собаки лежали свернувшись калачиком и посматривали на вернувшуюся девочку.
Грозовая Тучка подбежала к Насмешливой Синице и уселась рядом с ней. Появились 
Чапа – Курчавый и делавар. Воины стали тихо говорить между собой. Девочка 
поняла, что они говорят по-английски. Значит, они хотели, чтобы их разговор 
остался в тайне.
– Хавандшита хочет гибели сыновей Большой Медведицы, – сказал делавар. – Он 
послал нашего вождя и мальчиков на верную смерть. Зачем вы слушаетесь его?
– Его устами говорят духи.
– Он лжет.
Мужчины поднялись и пошли.
Между тем мальчики и оба пловца продолжали борьбу с течением. У них не было 
времени для сомнений и страха. Их жизнь была залогом жизни сыновей Большой 
Медведицы, и они боролись.
Мальчики гребли изо всех сил. Вдруг они услышали грохот выстрелов и заметили 
облачка дыма над берегом. В тот же миг Хапеде ожгло висок. Он невольно положил 
весло и схватился за голову. Кровь! Значит, Рэд Фокс и его охотники достигли 
реки и стреляют по лодке! Мальчики прижались к перепуганному медвежонку. И тут 
у Хапеды все поплыло перед глазами. Он впал в забытье.
Лодка провалилась между двух бурунов, вздыбилась, едва касаясь дном воды, чуть 
не перевернулась. Она остановилась, затем снова ринулась вниз среди пены и 
брызг, мутная вода стала плескать через борт. Часке понял, что они на середине 
потока. Он погрузил в воду весло, но неведомая сила вырвала весло из его рук, и 
оно исчезало. На миг Часке увидел в желтых гибельных волнах лицо вождя, и 
тотчас оно снова скрылось в потоке.
Неуправляемую лодку некоторое время тащило и вертело течением, потом сильно 
тряхнуло, и она остановилась, Часке перевалился на другой конец лодки – не 
помогло, лодка не двигалась, словно она лежала на земле. Рядом из воды торчала 
вершина бугра. Время от времени волны перекатывались через нее. Итак, они на 
мели! Значит… значит, середина реки позади, ведь такие бугры не могут торчать в 
русле. Значит, под ними уже залитый водой берег.
Что же делать? Это должен сказать Токей Ито. Где он сам?
Часке заставил себя сохранять спокойствие. Он осмотрелся. Пловцов поблизости не 
было видно.
Оставалось одно – ждать. Ждать, пытаясь успокоить судорожно бьющееся сердце. 
Только бы оно так не стучало!
Ветер пронесся над студеной водой. На западе, выше по течению, зубчатым огнем 
сверкнули из тучи глаза Гром-Птицы. Сквозь клокотание воды донесся глухой 
раскат. Это кричала Гром-Птица. Холод сжал сердце Часке, и по спине побежали 
мурашки. Он не мог столкнуть лодку с мели, не мог грести, не мог добраться до 
берега. А Хапеда все еще не приходил в себя. Ждать – тяжело слово, когда 
надвигается гроза, а ты один посреди клокочущих волн. Мальчик растерянно 
озирался вокруг.
– Токей Ито! Токей Ито! – в отчаянии закричал он.
Шум воды и ветра захлестнул его голос.
Вокруг все клокотало. Часке закрыл глаза руками: если нет больше надежд, 
остается одно, броситься в реку и умереть.
Нет, нет! Он должен ждать, долго ждать, ждать…
– Токей Ито! Токей… Ито…
И еще раз совершилось чудо. Из пенистой воды показалась голова, вся в тине.
– Токей Ито!
И вот вода ему уже до колен, и он бредет к лодке. На руках у него Ихазапа. 
Вождь молча положил обессилевшего пловца на чуть высовывающуюся из воды 
верхушку холма. Он возился с ним, пока молодой воин не встал на ноги и не 
выплюнул воду. Он держался за вождя и долго откашливался.
– Меня затянул водоворот, я не думал, что ты меня вытащишь.
Вождь осмотрел лодку, и от Часке не укрылось, что Токей Ито тоже еще не может 
отдышаться. Но он, кажется, и не помышлял о передышке. По его знаку мальчик 
занял свое место, а Токей Ито стал толкать лодку, пока ее не подхватила вода. 
Он поплыл рядом, а Ихазапа последовал за ним.
И снова лодка заплясала по мутным волнам. Но после того что уже миновало, все 
казалось Часке совсем не таким страшным. Лодка повиновалась усилиям Токей Ито, 
мимо проплывали деревья и льдины, где-то вдали гремел гром и сверкала молния. 
Высокий берег был совсем рядом, лодка входила в небольшую бухточку. Вот ее еще 
раз подняло, словно на спине вздыбленного коня, и она плавно скользнула на 
пологой волне к берегу. Часке почувствовал толчок, и оба пловца, выскочив на 
отлогий, поросший травой склон, подхватили лодку. Токей Ито кивнул Часке, чтобы 
он вылезал. Ноги у мальчика совсем одеревенели, и он едва выбрался на сушу. 
Вождь вынес бесчувственного Хапеду, вытащил медвежонка, оружие. Потом вытянул 
лодку на берег.
Часке опустился на траву. Он съел немного мяса, как велел вождь. Если бы он был 
способен спокойно соображать, то прежде всего порадовался бы тому, что Мини 
Сосе позади. Но он был еще не в состоянии ни радоваться, ни огорчаться.
Токей Ито посмотрел на небо. Мальчик тоже глянул вверх: над долиной нависли 
тучи. Хорошо, что переправа закончена. Вождь перекинул через плечо свой светлый 
лук и колчан, набитый стрелами. Он смотрел теперь на север. Там в утренних 
сумерках лежала поросшая высокой травой волнистая прерия. У горизонта 
различались пологие холмы, похожие на горы Блэк Хилса, которые они покинули. 
Взгляд Токей Ито остановился на этих далеких, поросших лесом горах, потом он 
повернулся и так посмотрел на Часке, что тот невольно вздрогнул.
Что же собирается предпринять Токей Ито? Здесь на берегу спасенные Часке, 
Ихазапа, Хапеда и медвежонок, но остальные, что остались на той стороне, еще и 
не замочили лодок, они оставались между двух огней: бандой Рэда Фокса и 
разбушевавшейся стихией. Мать, отец, Грозовая Тучка, Уинона…
– Я пошел вверх по течению, – услышал мальчик слова вождя, обращенные к 
трясущемуся от холода Ихазапе. – Нас снесло далеко вниз. Как только Гром-Птица 
перестанет кричать и прольется дождь, а он вот-вот начнется, я поплыву назад. 
Ты останешься здесь с мальчиками. Двигайтесь к лесным горам, которые вы видите 
на севере. Перед этими горами заканчивается страна Большого Отца из Вашингтона, 
и вы попадете на земли Большой МатериБольшая Мать – английская королева 
Виктория.), которая не станет трогать наших палаток, если мы сумеем сами о себе 
позаботиться. А чтобы все было, как надо, вы должны найти в горах человека по 
имени Адамс. – Токей Ито достал небольшой мешочек. – Отдайте ему это золото, и 
он купит для вас землю, на которой вы сможете жить свободно.
Молодой вождь замолк. Он повернулся и пошел. Часке смотрел ему вслед полными 
слез глазами.
Молния расколола небо и с грохотом ударила в землю. Ее холодный свет озарил 
страшную желтую воду. Гром-Птица кричала и била крыльями. А далеко на высоком 
берегу виднелась фигура вождя, который, невзирая на молнию и гром, продолжал 
свой путь.
Часке подтащил Хапеду поближе к себе и прижался к Ихазапе. Мокрый медвежонок 
тоже приткнулся к ним. Ветер со свистом гнул кусты. И снова нужно было ждать и 
ждать.
В то самое время, когда измученный Часке засыпал рядом с Ихазапой, а Токей Ито 
совершал обратный путь, с Чапой – Курчавым происходили пренеприятнейшие события 
на другом берегу.
Воин находился не на высотке, где расположилось большинство мужчин, чтобы 
отразить вражескую атаку. Он укрылся в лощине, впереди других. С тяжелыми 
предчувствиями смотрел он на тучи, что затянули небо, и на разыгравшийся в 
долине мутный поток. Сквозь гул потока, сквозь шум ливня до Чапы доносились 
звуки выстрелов. Красный Лис был хитер и воспользовался ненастьем, чтобы 
незаметно подкрасться со своими людьми. Вот выстрел прозвучал совсем неподалеку 
от Чапы, и пуля скользнула по его волосам. Ну нет, дорогой Лис, до этого еще не 
дошло, скальп у Бобра держится не так-то плохо! Курчавый схватился за лук, и 
его стрелы с зазубренными костяными наконечниками полетели в сторону врага. Он 
покинул укрытие и под завесой дождя стал перебегать с места на место: пусть они 
думают, что тут полно воинов. Когда стрелы у него были на исходе, хитрец 
потихоньку вернулся в укрытие, притаился.
Дождь прекратился, стало светать. Бобер огляделся.
– Что?.. Нет, нет, этого не может быть!
Бобер даже схватил себя за волосы: не спит ли он? Не более чем в десятке шагов 
от него на траве сидел человек – молодой индеец, до смешного похожий на 
Татокано, с которого Бобер недавно содрал генеральский мундир. Он сидел 
скрестив ноги, и капли дождя блестели на его франтоватом проборе, скатывались 
по лоснящейся от жира коже. Нелепо выглядел этот щеголь.
А что у него из оружия? Ружья или лука во всяком случае нет, а вот нож и палица,
 кажется, торчат за поясом.
И ничего подозрительного на мокром от дождя лугу. Молодые воины племени, что 
лежали на порядочном расстоянии от них, ничем себя не выдавали.
Бобер решил сразу же выяснить, в чем дело. Он тихо выбрался из своего убежища и 
стал подбираться к парню сзади. Он пополз, выставив впереди себя ружье, и то 
смех разбирал его, то закрадывалась тревога.
Бобер залег позади юнца так, что мог достать до него рукой. Может быть, враги 
следят и он выдаст себя, если попытается что-нибудь предпринять? Но терпеть 
этого нахально рассевшегося здесь гуся он тоже больше не мог.
Бобер поднялся на ноги и, обхватив ничего не подозревавшего юнца сзади, 
медленно уложил его на землю. Тот и не сопротивлялся. Он не дергал ногами, не 
пытался схватиться за оружие, улегся, подчиняясь Бобру, на траву и смотрел на 
него. Это и верно был Татокано или, как его звали белые, Эдди.
– Такого со мной еще не случалось, – сказал Бобер и ослабил хватку; потом он 
совсем отпустил пленника и улегся рядом с ним. – Что ты торчишь тут, как ветка 
сливы, которая хочет вырасти под дождем?
– Я ждал тебя, – расплываясь в улыбке, ответил Татокано.
– Меня? Ждал?
– Ты сохранил мою генеральскую форму?
– Да ты все-таки непроходимо глуп. О твоей ли форме мне сейчас думать? Как ты 
попал сюда?
– Я прибежал во время дождя. Фред Кларк – великий Лис, точно объяснил мне, где 
дожидаться тебя.
Бобер широко открыл глаза:
– Так. Значит, Рэд Фокс был тут, когда завязалась перестрелка, и видел меня?
– Да. Он сказал, что ты смелый воин, и что для меня большая честь получить в 
жены девушку из твоей палатки.
Бобер даже плюнул, что было нелегко сделать, лежа на спине.
– Так, и потом он послал тебя сюда?..
– Да. Он сказал, что мне нужно остаться с тобой.
– Нужно тебе остаться или нет, это решит Токей Ито, а не Рэд Фокс, понятно 
тебе?
Генерал заметно заволновался.
– Ты же мне обещал…
Бобер даже начал злиться:
– Но ты же должен был прийти к нам на ту сторону Мини Сосе в будущем месяце, 
когда истекает срок твоей присяги Длинным Ножам. Что тебе надо у нас сейчас? 
Посмотри на залитую водой долину. Может быть, ты хочешь переплыть ее?
– Нет, я и не собираюсь переплывать ее. – И «неотразимый Эдди» усмехнулся.
– Наконец-то я слышу от тебя разумные слова, бывший владелец мундира. Я только 
скажу тебе, что и самому Токей Ито не просто справиться с этими волнами.
– О! О! Значит, он еще не преодолел их?
– Он уже там, на северном берегу! Вам его уже не поймать.
Эдди пожевал губами и повел вокруг глазами.
– Но ведь это трусость, – произнес он немного спустя. – Сам переправился, а вас 
оставил тут.
Бобер поплотнее придвинулся к болтуну:
– Еще одно такое слово – и оно будет последним для тебя.
Эдди-Татокано совсем был сбит с толку.
– Мы думали, что он еще тут… Тогда бы ты мог с ним поговорить…
– Я буду еще много и подолгу разговаривать с Токей Ито, когда мы все 
переберемся через Миссури.
– Но вы не переправитесь через реку, потому что Фред Кларк этого не хочет! – 
Тут Эдди даже стал заикаться, очевидно соображая, как же ему теперь поступить, 
что говорить, как выполнить то, что ему поручено.
– Посмотрим. Несколько ваших ружей нас не испугают.
– Нас немало и мы сильны! – погрозил франт тоном генерала. – Но к вам мы не 
питаем зла. – Эдди-Татокано стал говорить быстрее, кажется вспомнив, что от 
него требовалось. – Вы никому ничего плохого не сделали и можете вернуться в 
резервацию или идти в Канаду. Фред Кларк не возражает. Фредди – очень большой 
воин, и ему нужен всего-навсего скальп Токей Ито.
Лицо Бобра исказила гримаса, это не предвещало ничего хорошего. Но юный франт 
невозмутимо продолжал:
– Да, вы, правда, украли у Длинного Ножа Роуча много мустангов, но это все 
уладится, если вы вернете их назад. Тогда вы сможете идти куда захотите.
– Без Токей Ито?
– Ну конечно. – Эдди-Татокано расходился все больше и больше – Хитрый Бобер 
отлично во всем разбирается, поэтому-то именно ему Фред Кларк и предлагает 
поговорить с Токей Ито.
Бобер мрачно молчал.
– Ты должен потребовать, чтобы он сдался нам. Тогда вы будете свободны. Вы 
станете нашими братьями.
Бобер все еще не проронил ни слова.
– Теперь ты понял? И я смогу вернуться к вам, как только Токей Ито будет мертв. 
Он не потерпит меня в ваших палатках. Но если его не будет… Медовый Цветок 
станет моей женой!
У Бобра в руках оказалась палица.
– Вот! – крикнул он. – Смотри! Это твоя смерть!
Татокано рванулся было бежать, но Бобер схватил его. Один-единственный удар – и 
жизнь тщеславного предателя оборвалась. Бобер опять заполз в свою ямку и 
принялся высматривать врагов.
Пока с Бобром происходили эти удивительные и неприятные события, Четанзапа 
стоял у западной оконечности лога и смотрел на бурные воды реки. Позади 
Четанзапы, в лагере рода Медведицы, слышалось заунывное погребальное пение по 
сородичам, павшим от рук белых во время ливня. Пес Токей Ито Охитика подвывал 
на том самом месте, где мальчики сели в лодку.
Четанзапа обнаружил возвращавшегося пловца раньше, чем собака. Улыбка 
разгладила складки на его лице. Этот пловец, конечно, был не кто иной, как 
Токей Ито.
А вот и Охитика заметил. В дикой радости он завертелся на месте и даже 
отважился было броситься в воду и поплыть к своему господину, однако заметив, 
что поток уносит его, он тотчас же повернул назад и выскочил на берег.
Токей Ито достиг твердого грунта и вышел на сушу. Вода ручьями стекала с него. 
Он сбросил руками тину, налипшую на плечи и запутавшуюся в волосах. Медленно 
пошли они к лагерю, и Черный Сокол сообщил вождю обо всем, что произошло. На 
берегу стояли еще несколько мальчиков и стариков. С ними был и Хавандшита. 
Женщины и дети уже не спали и тоже смотрели на вернувшегося вождя. И Грозовая 
Тучка выбралась из-под своего одеяла и встала на склоне. Девочка боялась 
упустить хотя бы слово из того, что Четанзапа говорил Монгшонше.
– Хапеда и Часке на том берегу, – сказал он.
И Монгшонша распрямилась, как трава, которую после засухи полил дождь. Грозовая 
Тучка моментально закрыла лицо руками. Ей было стыдно проявить свою радость, и 
она убежала. Черный Сокол еще слышал, как она позвала свою подружку Ящерку, 
чтобы сообщить ей новость. Воин был благодарен вождю за то, что тот доставил 
мальчиков в надежное место. Но говорить слова благодарности за такие вещи было 
не принято.
Четанзапа молча смотрел, как Токей Ито обтирался, накинув на себя кожаное 
одеяло. Уинона приготовила в миске мясо. Это был кусок медвежьей лапы. В зимнее 
время она не успела испортиться, сейчас же от нее шел легкий душок.
Токей Ито не выразил неудовольствия, принявшись за еду. Пустую миску у него 
взяла Ситопанаки. Четанзапа смотрел на девушку из племени Черноногих. Каждое 
движение этой дочери вождя, когда она выполняла даже такое обычное дело, было 
исполнено гордости и искренней преданности. Видит ли это Токей Ито?
Вождь снова поднялся. Он взялся было за ружье, но ему сказали, что Шунктокеча 
израсходовал последние патроны. Не говоря ни слова, он взял лук со стрелами и 
направился с Четанзапой вверх по склону, чтобы оценить обстановку.
В удрученном молчании прошел наступивший день. Мутная вода, голубое небо, 
зеленеющие луга… Паслись мустанги… Женщины словно окаменели, они ждали. Когда 
наступил вечер, Уинона подошла к Грозовой Тучке, дала ей сверточек мяса и 
попросила с наступлением темноты отправиться вверх по течению к обрыву и 
отнести мясо Хитрому Бобру.
Дождавшись заката, Грозовая Тучка побежала к убежищу дяди. Бобер приветливо 
встретил девочку, втащил ее к себе.
– Что ты принесла мне? Кусок старой лошади?
В этой шутке девочка почувствовала грусть и поняла, что дяде сейчас совсем не 
до еды. Бобер развернул сверток, понюхал мясо, снова завернул его, сунул в 
уголок и присыпал землей.
– До прихода Шунктокечи, – пояснил он.
Грозовая Тучка могла бы теперь, собственно, и уйти, но ей хотелось побыть еще с 
дядей, услышать от него еще хоть слово.
– Ну, что скажешь? – спросил Бобер, продолжая вести наблюдение сквозь бойницу, 
проделанную им в земле.
– Я знаю, что уайтчичуны больше не стреляют, и что Гром Гор был у них и вел с 
ними переговоры, и что Токей Ито…
– Оружие будет молчать до завтрашнего вечера, – сказал Бобер, не отрываясь от 
бойницы. – Если мы к этому времени не выдадим Токей Ито Рэду Фоксу, уайтчичуны 
снова начнут стрелять.
– Но вы же не предадите вождя! – решительно сказала девочка.
– Нет, – ив голосе Бобра прозвучало что-то такое, что немного успокоило девочку.

– Дай же мне посмотреть, – попросила она.
Дядя пропустил ее вперед. Ему пришлось совсем согнуться, а Грозовая Тучка 
встала на цыпочки. На юге она разглядела пасущихся коней: всадники, видимо, 
лежали в траве.
– Но ведь их так много, – заметила девочка. – И они все время были так близко 
от нас?
Лошади, освещенные луной, казались девочке близко, хотя на самом деле они были 
еле различимы.
– Нет, они не были так близко. Но во время перемирия эти койоты осмелели и 
заметно придвинулись.
– Да, – произнесла Грозовая Тучка, – нам остается одно – бороться. И если мы не 
сможем победить – лучше умереть. Я девочка, но и я не боюсь: Мальчики Медведицы 
уже на той стороне.
– Это хорошо.
Грозовая Тучка выкарабкалась из ямки и побежала в лагерь.
Миновала и эта ночь. Наступил последний день перемирия. Около полудня, когда 
лошади перестали пастись, в лагере появился Бобер. Казалось, он хромал теперь 
еще сильнее. Он направился к мустангам. Гнедой, на котором он обычно ездил, 
поднялся на дыбы, увидев хозяина. Бобер прижался к коню, потрепал его черную 
гриву. Он ждал.
И, хотя как будто ничего и не случилось, неуловимая тревога распространилась по 
лагерю. Хавандшита замолк и, не отрываясь, смотрел на вершину, где в траве 
прятались воины дозора. Там вдруг показался Четанзапа, а сбоку, из долины, – 
Шунктокеча. Он не спешил, и в выражении его лица и в осанке была какая-то 
растерянность, не позволявшая задавать ему вопросов.
И кажется, задрожал, словно в лихорадке, сам воздух, когда наконец показался 
Токей Ито и Гром Гор. Их обнаженные грудь и спина были выкрашены красной 
краской – цветом крови. Цвет крови у индейцев был символом жизненных сил, 
которые преодолевают смерть. В бою воины прежде всего и нуждались в этой 
жизненной силе, поэтому обычай окрашивать тело в красный цвет был распространен 
среди многих племен.
Вожди подошли к старому жрецу. Четанзапа, Шунктокеча и Бобер были уже рядом с 
ним. Токей Ито спокойно начал говорить.
– Я созвал вас, – донеслись до женщин его слова, – чтобы сообщить, что я принял 
решение. Как вы знаете, перемирие продлится до заката солнца. Потом 
таинственное железо уайтчичунов снова заговорит, если Токей Ито, сын Матотаупы, 
не сдастся Рэду Фоксу. – Вождь сделал небольшую паузу. – Я известил его, что 
хочу говорить с ним. Если Рэд Фокс согласен, он должен был сообщить мне об этом 
в течение часа. Его посыльный был тут.
– Лучше бы он и не появлялся, – сказал Четанзапа. Вождь как будто бы не слышал 
этих слов.
– Рэд Фокс подъедет с юга к подножию высоты, как только увидит, что я 
направляюсь туда. Я хочу выслушать его и дать ему ответ. Вы будете меня 
сопровождать.
Слова вождя звучали так, будто бы он говорил о каких-то совершенно посторонних 
делах. Но закончил он тоном, не допускающим никаких возражений. Воцарилось 
молчание. И молчание это не означало согласия. Глаза Четанзапы сверкнули, но 
вождь жестом предварил его.
– Вы будете сопровождать меня и выслушаете, что будет сказано. Такой мой приказ.

Никто не ответил. Токей Ито почтительно поклонился Хавандшите и сопровождаемый 
Громом Гор пошел склоном холма к табуну. Четанзапа, Шунктокеча и Чапа не сразу 
тронулись с места.
Вожди прошли к лежащим наготове лодкам, направились мимо женщин и детей. 
Грозовая Тучка потупила взор, она увидела перед собой ноги вождя в мокасинах, 
вышитых Унчидой. Шаги его замедлились. Вождь остановился около девочки.
– Грозовая Тучка боится? – спросил он.
– Нет! – решительно ответила девочка с неожиданной для самой себя уверенностью.
 – Токей Ито, наш вождь и сын Большой Медведицы, заставит убийцу Матотаупы 
бороться. Он убьет убийцу своего отца, потому что тот достоин смерти. Токей Ито 
поведет нас через Илистую воду к новой жизни.
Все это девочка выпалила без запинки, единым духом. Отчетливо и звонко 
прозвучали ее слова, и она сама удивилась своей смелости. На обоих вождей и 
нерешительно идущих за ними воинов девочка тоже произвела впечатление.
Унчида погладила ее по голове и сказала:
– Хорошо.
Воины сели на коней и направились в широкую прерию.
Всадники скакали галопом. Вытянувшаяся далеко на юг высота скоро осталась 
позади. Она казалась мирной и спокойной, и только глаза воинов, знакомых с 
искусством маскировки, различили на ее склонах своих укрывшихся товарищей. 
Делавар скоро заметил вдалеке вражеских всадников. Шунктокеча не спускал с них 
глаз. Большая широкополая шляпа их предводителя была ему знакома.
И вот коней круто осадили. Оба предводителя оказались друг против друга. Все 
замерли в тишине – ни единого слова, ни приветствия. Точно сговорившись, 
сопровождающие в один и тот же момент направили своих коней справа и слева от 
своих вожаков, как бы прикрывая их с флангов. Черный Сокол и Гром Гор встали 
слева от Токей Ито. Шунктокеча и Бобер – справа.
Делавар мог теперь без помех разглядывать вражеских всадников: в середине в 
широкополой шляпе – Рэд Фокс, справа от него – предатель Шонка, слева – худой и 
длинный охотник Шарлемань. Делавар знал его еще по тем временам, когда служил у 
белых людей на канадской границе разведчиком.
Еще не было произнесено ни слова. Шунктокеча посмотрел на Токей Ито. Фигура 
вождя была олицетворением спокойствия. Он мог сохранять его, пожалуй, не то что 
часы, а и целые дни. В руках, поперек спины коня, ружье. Делавар знал, что 
белые люди не выдержат и они нарушат молчание.
Рэд Фокс соскочил с коня. Топот его тяжелых сапог раздался в напряженной тишине.
 Он сорвал с себя шляпу, обнажив огромный череп с огненно-рыжей шевелюрой, и 
сделал три шага по направлению к вождю дакотов. Токей Ито оставался на лошади и 
сверху взирал на своего врага. Правой рукой он слегка натянул повод, потому что 
Буланый потянулся к подошедшему и оскалил зубы.
Рэд Фокс рассмеялся хрипло, принужденно.
– Проклятье! Гривастый дьявол помнит меня! Мы не терпим друг друга… – он 
неопределенно махнул рукой. – Был раз случай… – Тут он закусил губы, опустил 
веки, и ни слова больше лишнего, ни взгляда. – Хе! – отрывисто бросил он. – 
Итак, ты здесь, Гарри! Это хорошо. Тебе известно, как обстоят дела?
– Нет, – неприязненно и с насмешкой ответил Токей Ито.
– Нет?! А как же твой обмотанный лыком посланник… – он показал на черноногого,
 – или он не осмелился доложить тебе? Ну, так я объясню. – Рэд Фокс говорил 
громко, чуть не срываясь на крик. – Вы хотите переправиться через Миссури! Ты 
не слепой, ты ее видел. Вся долина – сплошная река. Раньше чем через десять 
дней вода не спадет. Десять дней – это не мало. Мне их вполне довольно. У нас – 
порох и пули. У вас их нет. Зато у вас полно баб и детей. И все ясно, все 
совершенно ясно. Стоит мне захотеть, и от вас останется кучка трупов. Но мне 
это ни к чему, мне нужен только ты. Пошли же, мой друг!
Токей Ито не отвечал.
– Все еще не решаешься? – У Рэда Фокса даже слюна потекла как у алчущей собаки.
 – Все еще нет? Ну, я не стану упрекать тебя за долгое раздумье. Наверное, 
страшновато, а?
Вождь молчал.
– На молчании ты далеко не уедешь. Впрочем, так, наверное, и полагается 
настоящему вождю, исполненному своего достоинства и, как мне известно, сыну 
весьма почтенных родителей. Вот ведь и у Топа, у твоего старика, было что-то 
подобное, когда он бывал трезвым… Ну-ну, не обижайся! Когда я вижу тебя, я 
вспоминаю прежние времена. Несмотря ни на что, они были получше. Мы иногда с 
тобой сможем и вспомнить о прошлом там, в резервации, если ты пойдешь со мной, 
понимаешь?..
Вождь безмолвствовал.
– Я тогда объясню тебе, – продолжал Рэд Фокс, расстегивая свою кожаную куртку и 
доставая из левого внутреннего кармана бумагу: – Вот, возьми почитай.
Токей Ито не шелохнулся.
– Не хочешь? – Рэд Фокс засунул бумагу обратно и стал тщательно застегиваться 
так, будто бы закрывал ворота какой-то крепости. – Ты меня еще попросишь, чтобы 
я дал тебе это почитать, только будет поздно!
Когда пальцы с плотными ногтями справились с последней пуговицей, глаза Рэда 
Фокса сверкнули.
– Собака! – закричал он, и кровь прилила к его лицу. – И ты ничего не слышал от 
своего прилизанного сообщника? Не слышал, что я велел тебе передать? Ты можешь 
вернуться, любезнейший Токей Ито, и ты станешь вождем в резервации. День, когда 
я тебя доставлю, принесет мне счастье. Не говори только опять «нет», Гарри, я 
тебе не советую! Ты уже однажды сказал мне «нет»и был за это наказан! Не делай 
этого еще раз! Все знают: со мной шутки плохи! – Рэд Фокс злобно усмехнулся: – 
Вот, посмотри на мою кобылу, узнаешь? Она принадлежала твоему покровителю, 
майору Смиту. Он тоже вздумал мне перечить. Хе! Он мертв! И в земле, где он 
зарыт, – холодно. И может быть, вода, которая так разлилась, добралась и до его 
костей. И ни крест, ни сабля тут не спасают! – Рэд Фокс снова усмехнулся.
Токей Ито не проронил ни звука. Да и слушал ли он его.
Делавар посмотрел на кобылу, что стояла позади Рэда Фокса. Эта лошадь, 
принадлежавшая майору Смиту, была благороднейшим животным, с какими-то особенно 
выразительными глазами. Бока ее были обагрены кровью, и Шунктокеча со злобой 
взглянул на тяжелые шпоры ее нынешнего хозяина.
– Упрямый краснокожий! – снова крикнул Рэд Фокс вождю. – У тебя отнялся язык?! 
Что же толку говорить с немым?! Впрочем, мы обо всем с тобой поговорили. 
Довольно! – И он отвернулся от Токей Ито и шагнул к Бобру и Шунктокече. – Я 
ничего не имею против вас, – хрипло сказал он. – Вы можете идти обратно в 
резервацию или переправляться через Миссури в вашу Канаду. Только этого, – он 
показал на Токей Ито, – этого вы с собой не возьмете. Он отправится на виселицу.

Шунктокеча размахнулся, но Рэд Фокс перехватил удар, схватив его за руку. 
Словно клещами он сжал его пальцы и оскалил зубы в язвительной усмешке. От 
мучительной боли пот залил лицо Шунктокечи.
Рэд Фокс отпустил его.
– Мы понимаем друг друга! Подумайте хорошенько! Скальп. – Еще одно бесстыдное 
властное движение руки в сторону Токей Ито. – За скальп будет хорошо заплачено. 
Поездка в Вашингтон и двести долларов тому, кто его мне доставит. У вас есть 
еще до утра время. Но лучше, если вы поторопитесь. Моим охотникам цена тоже 
известна!
Рэд Фокс снова повернулся и шагнул к Токей Ито.
– Подумай и ты об этом в последний раз. Неужели им всем придется умирать только 
из-за того, что ты трус? Когда-то Понтиак, великий вождь, был побежден белыми, 
и он бесстрашно принял смертельный удар от своего краснокожего брата… – Рэд 
Фокс пошел к своему коню. – За удар этот, кстати, было тоже неплохо заплачено… 
– мимоходом сказал он Шунктокече.
Делавар просто уже не мог видеть этого человека. А тот вспрыгнул в седло, дал 
шпоры – и лошадь его поднялась на дыбы. Левой рукой он натянул поводья, правой 
снова сорвал с головы шляпу. Порыв ветра разметал его волосы.
– Мерзавец! – с яростью крикнул он. – Зачем же ты явился сюда! Зачем 
заставляешь меня зря тратить время!
И тут же опустил коня. Видно, промелькнуло что-то на лице вождя, что не 
ускользнуло от внимания врага.
– Гарри?!
– Я согласен.
Всадник на рыжей кобыле издал какой-то шипящий звук.
– Гарри?.. – ошеломленный, он одним махом нахлобучил свою шляпу. – Так поехали!
– Через шесть дней, если все воины племени со своими женами и детьми 
переправятся через реку, я буду ждать тебя на этой высоте. С оружием. Хау.
Рэд Фокс уставился на вождя.
– Ты с ума сошел! Думаешь, я выйду с тобой на поединок?
– Ты будешь со мной бороться. Со мной и с моими воинами или со мной одним. 
Выбирай!
Рэд Фокс попытался отделаться смехом, но только какой-то лающий звук вырвался 
из его груди.
– Ну пусть будет так, как ты хочешь, собака! Приходи с оружием, я согласен. 
Через шесть дней я буду тут! – И Рэд Фокс рассмеялся уже по-настоящему своим 
резким грубым смехом. – Хе, мальчик, я согласен! У тебя нет пороха и пуль. А 
твой ножичек и твои стрелы для меня не страшны. Так что приходи. Приду и я, и 
тоже приду один. Он снова залез во внутренний карман. – Вот скальп Матотаупы! К 
нему добавится твой!
– Мы будем бороться!
– Пусть так, мой Гарри.
Рэд Фокс приподнялся на стременах и с усмешкой махнул шляпой. Он круто повернул 
коня и поскакал назад, в простор прерии.
Оба его спутника какое-то время с недоумением и злобой смотрели на дакоту, 
потом тоже поворотили коней и на почтительном расстоянии последовали за своим 
повелителем.
Делавар слышал глухой стук копыт, видел развевающиеся лошадиные хвосты. 
Всадники становились все меньше и меньше. Вот они достигли своих. Шунктокеча 
точно видел, как они спешились, затем они стали неразличимы и для его острого 
глаза.
Токей Ито не двигался с места. Он тоже смотрел вслед всадникам. Потом повернул 
коня и пристально посмотрел на друзей.
– Вы все слышали?
– Да, – ответил Четанзапа, – и мы хотим посоветоваться с тобой, что нам делать.
Вождь насупил брови.
– Советоваться не о чем. Вы переправитесь с палатками через реку. Никто не 
нападет на вас. Я останусь здесь, чтобы отомстить за моего отца Матотаупу, и 
буду держать врагов до тех пор, пока вы не достигнете лесных гор по ту сторону 
границы.
– Ты останешься, – не выдержал Четанзапа, – на радость этому полчищу 
уайтчичунов, которые жаждут награды за твой скальп. Ты думаешь, Черный Сокол 
будет сидеть в лесных горах на бизоньей шкуре, когда эта свора станет терзать 
тебя, словно волки, напавшие на бизона? Ты хочешь, чтобы твое имя было в чести, 
а наши – покрыты позором! Знай же, я не покину тебя!
– И я не покину тебя! – сказал Бобер. – Мы умрем, но умрем, как мужчины! На это 
мы готовы! Лучше не жить, чем еще раз предать Токей Ито!
– Я не покину тебя! – крикнул Шунктокеча, но уже в следующий миг пожалел о 
прозвучавшем в его словах упрямстве: он увидел, как изменилось лицо Токей Ито.
– Я сдержу слово, и вы не помешаете мне! Я повел вас через Илистую воду, в 
свободную страну, и вы будете там со своими женами и детьми. Вы не должны 
умереть! – Взгляды Токей Ито и Четанзапы встретились. – Ты, Черный Сокол, сын 
Солнечного Дождя, поклянешься мне на священной трубке, что переправишь наших и 
не вернешься назад. Но если ты не желаешь мне подчиняться и мои слова для тебя 
пустой звук, скажи об этом прямо, и я убью себя сам.
– Ты хочешь умертвить себя, если мы тебя не послушаемся, – огорченно и 
сконфуженно произнес Четанзапа. – Но ведь если мы послушаемся, это тоже твоя 
смерть. Ты и сам не веришь, что ускользнешь от этой стаи поджидающих тебя 
койотов, да еще попытаешься задержать их, пока мы не достигнем лесных гор.
– Четанзапа, я верю в то, что говорю. И раз вы этого хотите, я ускользну от них 
и вернусь в наши палатки, как только вы перейдете границу. Да, я сделаю это, 
раз я вам еще нужен. Я сделаю все, что смогу, чтоб вернуться к вам.
– Но кто же сообщит нам о тебе?
– Гром Гор – сиксик, он может остаться на этом берегу реки, чтобы сообщить вам 
обо мне. Он не дакота. За него я не давал уайтчичунам никаких обещаний.
Вернувшись в лагерь, мужчины пустили мустангов в табун и вместе с Токей Ито 
направились к Хавандшите. Священная трубка пошла из рук в руки. В свое время ее 
дымом было закреплено решение воинов переселиться на чужбину, теперь она перед 
небом и землей подтверждала решение вождя.
Трубка еще дымилась, когда Шунктокеча, куривший последним, вернул ее на 
хранение Уиноне. Он вышел за Токей Ито из палатки старика. С опущенной головой 
шагал Шунктокеча за вождем. Склон никогда не был для него так крут, 
послеполуденное солнце никогда не казалось таким невыносимым. Ведь это он в 
пылу схватки расстрелял последние патроны вождя. Это из-за него вождю придется 
выйти под пули Рэда Фокса со стрелами…
День ото дня, с часу на час спадала вода. Показались из-под нее луга. Намокшая 
лежала на земле бурая перезимовавшая трава. Валялись потерянные потоком деревья,
 трупы утонувших животных. Шум бурлящего в долине потока становился слабее. 
Когда Грозовая Тучка сбежала как-то вниз к краю лога, она увидела, что 
показались из воды верхушки бугров, тянувшихся вдоль берега реки. До переправы 
оставалось еще два дня.
И вот Грозовая Тучка снова в лагере, снова ждет. Она охотно поговорила бы с 
Ситопанаки, и та, конечно бы, рассказала ей кое-что о землях, лежащих по ту 
сторону Мини Сосе. Но дочь вождя чужого племени была молчалива и грустна, да и 
языка дакотов она все равно не знала. Грозовая Тучка все-таки нет-нет да и 
посматривала на эту Ситопанаки, которую всего несколько дней назад ненавидела, 
ревнуя к Уиноне. Теперь она полюбила ее и все чаще и чаще украдкой поглядывала 
на девушку. Ситопанаки держалась гордо, хотя и была очень печальна. Да, видимо, 
она очень любила Токей Ито.
Однажды ночью – это была последняя ночь перед переправой через реку – услышала 
Грозовая Тучка во сне, будто бы ветер тихонько поет в траве. Словно бы песня 
звучит незнакомая, чарующая. И девочке не хотелось просыпаться. Она слушала и 
грезила. Она видела во сне дакотскую девушку, которая выехала в каноэ на озеро, 
чтобы найти своего возлюбленного. Но только его колчан со стрелами нашла она на 
зеркальной глади воды…
И тут Грозовая Тучка проснулась. Над землей уже брезжил рассвет, и звезды 
померкли. В долине шумела вода. Все еще спали, и даже собаки лежали, 
свернувшись клубками. Лишь одна худенькая девушка уже была на ногах. Она стояла 
на коленях в траве и заплетала свои длинные тяжелые косы. Из сумерек со стороны 
лога показалась фигура вождя. Девушка словно бы испугалась. Она еще больше 
наклонилась, спрятала совсем свое лицо. Медленно, без звука прошествовал мимо 
нее мужчина, повернул голову к ней, посмотрел на нее. И вот он уже шагает вверх 
по склону холма, словно горный лев, готовый к прыжку.
Грозовая Тучка опять смежила веки и терпеливо ждала, пока ее разбудят. Никому 
не следовало знать, что она уже проснулась.
И наступивший день тоже прошел спокойно. Грозовая Тучка и Ящерка опять сидели 
около Унчиды, а она говорила о том, как они с наступлением ночи двинутся в путь.

День угасал. Солнце закатилось, дрозды запели свою вечернюю песню, но в лагере 
не чувствовалось еще никакого оживления. Паслись как обычно лошади, рыскали 
вокруг собаки. Большая серая собака облизывала своих щенят. Грозовая Тучка уже 
присмотрела черненького, и Уинона обещала дать его ей, если позволит Токей Ито. 
Девочка вздыхала и гладила собаку. Засверкали первые звездочки. Подул ветерок.
Унчида поднялась со своего места. Это послужило сигналом. Не было сказано ни 
слова. Женщины, девочки подняли легкие лодки и длинной чередой двинулись к 
долине чуть вверх по течению. Другие вместе с детьми повели лошадей.
Девочки взяли двух драгунских коней и без помощи взрослых вскарабкались на них. 
Лошади послушно пошли в длинной цепочке по логу. Копыта шлепали по лужам, 
оставшимся после талой воды.
В пойме вода была еще высоко, но текла уже не так быстро. Женщины спустили 
лодки, погрузили в них поклажу и поплыли, огибая выступавшие из воды островки. 
Грозовая Тучка и Ящерка различили еще в темноте группу воинов и среди них 
Четанзапу на добытом в бою сивом коне. Часть воинов оставалась пока наверху, на 
краю прерии. Они были готовы встретить врага.
Грозовая Тучка и Ящерка были в конце цепочки. Но за ними вернулась назад через 
реку Уинона. Чапа – Курчавый и Сын Антилопы помогли ей, плывя рядом с лодкой.
Грозовая Тучка еще раз посмотрела на покинутый ими высокий южный берег. Там 
можно было различить последних воинов, которые вслед за другими спустились вниз,
 в долину, к реке. Но один-единственный оставался. Он виднелся черным силуэтом 
на фоне неба.
Под легкими движениями весел Уиноны лодка скользила дальше и дальше. И все 
дальше отодвигался оставленный берег. Фигурка одинокого воина пропала в темноте.

Токей Ито остался один.



ДУХ БИЗОНА

Мальчики Медведицы и разведчик Ихазапа не сидели сложа руки после высадки на 
берегу. Прежде всего они сняли кожаную обтяжку с ивового остова лодки, чтобы 
использовать ее вместо одеяла. Укрывшись ею, они переждали ливень. Трудные 
переходы последних дней измучили мальчиков, и Ихазапа велел им спать до конца 
ночи: он сам охранял их сон.
Когда наступил рассвет, они немного поели и двинулись на север, к границе, к 
лесным горам. Тяжелого медвежонка понес Ихазапа. Ивовый каркас лодки был больше 
не нужен, и они оставили его. Но кожаное полотнище, из которого можно было 
соорудить небольшую палатку, мальчики взяли с собой.
Ихазапа недаром многие годы был разведчиком рода Медведицы. Он скорым шагом 
привел мальчиков напрямик через луга к высоте, с которой перед ними 
раскрывались неоглядные дали. Вне поля их зрения остались только свои, 
оставшиеся на том берегу. Внутренность изогнутого, как рог, лога была скрыта от 
их взора.
Пригревало утреннее солнце, над цветами кружились пчелы. Ихазапа приложил ухо к 
земле и подал мальчикам знак сделать то же самое.
– Конный отряд! – прошептал Часке. – Скачут рысью.
Все трое стали всматриваться в даль. Слух у них был очень чуткий, и вокруг было 
тихо, поэтому услышали они приближающихся всадников значительно раньше, чем 
увидели появившийся между зелеными холмами отряд. Это был небольшой дозор 
драгун.
Драгуны въехали на холм, чтобы получше осмотреть местность, и дакоты увидели, 
как они с помощью полевого бинокля стали разглядывать противоположный берег 
реки. Двое, очевидно офицеры, оживленно жестикулировали. К ним подошел человек 
в кожаной одежде и стал в чем-то горячо убеждать их. Ясное солнечное утро 
позволило индейцам различить многие подробности. Они поняли даже кое-что по 
движению рук человека в кожаном платье, потому что тот сопровождал свои слова 
языком жестов. Дакоты заключили, что речь шла о роде Медведицы. Человек в 
кожаном костюме пытался объяснить Длинным Ножам, что род Медведицы еще должен 
быть на том берегу и что нужно подождать, пока спадет вода, захватить их при 
переправе через реку и направить обратно в резервацию.
Драгуны, кажется, так и не решили, что же им делать. Они спешились, рассеялись 
на траве и приступили к завтраку. Человек, одетый в кожу, остался на вершине 
вести наблюдение.
– Как же нам быть?
– Убить этих Длинных Ножей мы не сможем, – со вздохом ответил Часке, – их 
слишком много.
– Нельзя, чтобы они остались здесь и ждали, – решительно заявил Хапеда. – Надо 
применить хитрость.
– И ты знаешь такую хитрость?
– Да! – Осунувшееся лицо Хапеды просияло.
– Так давай обсудим твою хитрость.
Хапеда потрогал свою перевязанную голову, пощупал исхудалые руки, дотронулся до 
висков, потом до ввалившихся от недоедания и переутомления щек.
– Похож я на умирающего от голода и усталости? – спросил он.
– В глазах уайтчичунов – да, – заверил Ихазапа.
– Тогда подойдет. Я побегу к Длинным Ножам и попрошу у них есть. Они станут 
спрашивать, откуда я пришел, а я скажу им, что все люди рода Медведицы утонули 
во время переправы. Если только… – Хапеда запнулся.
– Что – «если только»? – с тревогой спросил Часке. – В чем ты еще засомневался?
– У Длинных Ножей есть и «длинный глаз», – Хапеда имел в виду бинокль, – не 
видят ли они им сквозь холм?
– Нет, – успокоил Ихазапа, – не видят.
Хапеда отправился в путь. Он пополз вниз по склону холма. На луговине он встал 
на ноги и, соблюдая всяческие предосторожности, побежал вверх по течению реки. 
Отмерив порядочное, на его взгляд, расстояние, он опустился на землю. Ему надо 
было оставить следы ночлега, будто бы здесь он провел ночь. Затем он поднялся и 
некоторое время побродил по холмам и лишь тогда забрался на возвышенность по 
соседству с отрядом и разлегся на ее гребне. Увидев, что человек в кожаном 
платье обнаружил его, Хапеда поднялся во весь рост и помахал ему рукой. Мужчина 
в коже подал знак, что он может подойти.
Солдаты расположились бивуаком, они ели, курили, болтали. Когда появился 
мальчик-индеец, разговоры смолкли и все с любопытством уставились на него. 
Человек в коже, вероятно скаут, сразу же обратился к мальчику:
– Откуда ты пришел?
Хапеда понял его знаки. Он еще в резервации с помощью Чапы освоил этот 
своеобразный язык пограничья.
– С той стороны, – ответил он.
– Но как же ты переправился, неужели через такую реку?
– Через такую реку, – заверил мальчик. – Все остальные утонули. – На лице его 
появилось выражение глубокой печали.
– Кто же эти остальные?
– Воины, женщины и дети рода Медведицы из племени дакота.
– О, черт… Медведица… пошли, присядь тут. Нам надо это знать совершенно точно!
Скаут пересказал все молодому офицеру, который командовал отрядом. Тот 
немедленно дал скауту распоряжения, которых мальчик не понял. Разведчик кивнул 
офицеру и сказал Хапеде:
– Ты останешься у нас. Тебе нечего бояться. Мы тебя будем кормить, со временем 
ты даже пойдешь в школу. Мы возьмем тебя с собой в большой форт. Там ты 
подтвердишь коменданту, что с родом Медведицы и с Токей Ито покончено. Понял?
– Да, – ответил напуганный Хапеда. – Но я не хочу оставаться у вас. Я иду к 
своим родственникам в Канаду.
– К каким родственникам? – недоверчиво спросил скаут.
– К дакотам, на реку Сури, – ответил Хапеда.
– Я не слышал о них. Я думаю, ты хочешь бежать к Ситтинг Буллу, к бунтовщикам, 
убийцам Кастера, которые все еще рыскают тут. Не смей и думать об этом. Они 
жестоко голодают, потому что бизонов уже не стало.
– Значит, я должен остаться с вами?
– Ты маленький мальчик и должен делать то, что тебе велят. И никаких отговорок! 
Ты будешь с нами есть, а то вон смотри, какой ты худой. У нас тебе будет хорошо,
 и ты скоро станешь толстым, круглым и научишься читать и писать.
Хапеда ничего не ответил. Он поел то, что ему дали, и нашел еду невкусной, 
потом улегся на солнышке, делая вид, что спит. На самом же деле мысли его 
лихорадочно работали, и он время от времени приоткрывал веки, незаметно 
наблюдая за всем.
Когда молодой офицер отдал приказ к выступлению, уже перевалило за полдень. 
Скаут посадил Харку к себе на коня. Он вел отряд и поэтому ехал впереди. Хапеда,
 как сокол, всматривался в даль. Он сразу же обратил внимание, что двинулись 
они не на восток, а на запад. Значит, его хотят доставить на форт, где 
расквартирован отряд. И ему надо было всем своим видом показывать, что он рад 
этому, ведь если он сумеет рассеять недоверие врагов, ему будет значительно 
легче бежать.
Местность изменялась мало. По-прежнему вокруг зеленели холмы, на юге бурлила 
грязно-желтая полая вода, только на западе обозначились голубые очертания 
Скалистых гор. Ихазапу и Часке Хапеда больше не видел, и сигналов они ему 
никаких не подавали, но он был уверен, что они тайно следуют за ним.
Наступал вечер. Луга блестели в лучах заходящего солнца. Драгуны разбили бивуак.
 Они жгли костер, подогревали консервы и отпускали шуточки, которых Хапеда не 
понимал.
Скаут подозвал мальчика к себе и стал обстоятельно расспрашивать. Хапеда 
рассказал, как их преследовал Рэд Фокс, рассказал о переправе, ужасы которой 
ему не надо было выдумывать. И рассказ его был вполне убедителен.
– Оставайся у нас, – повторил скаут, – служи не за страх, а за совесть, и 
станешь таким же опытным разведчиком, как Шеф Де Люп или как Гарри. Смышленые 
юноши нам нужны.
– Да, я хочу стать таким, как Гарри, – подтвердил мальчик, и скаут не обратил 
внимания, какое значение приобрели эти слова в устах дакота.
Вокруг не смолкали шутки, шли и серьезные разговоры:
– … три ранчеро с остатком скота спаслись от полой воды… и охотник на бобров, 
который промышлял в этой местности… С ними несколько ковбоев, женщина… – уловил 
Хапеда и этого было достаточно для живого воображения маленького пленника: 
«Охотник на бобров… уж не Адамс ли это? Адамс как раз должен ждать нас в этих 
местах».
Стемнело. Солдаты поставили для лейтенанта палатку, а сами завернулись в одеяла 
и устроились на лугу. Лошадей не расседлывали, их собрали вместе и охраняли. 
Хапеда, не вызывая никаких подозрений, улегся среди солдат. Он точно запомнил, 
как распределили вахту. С полуночи до двух часов охрану нес скаут. В это время 
Хапеде нельзя было ничего предпринимать. Если улизнуть раньше, скаут заметит 
его отсутствие, как только пойдет на вахту. Таким образом, Хапеде оставался 
небольшой промежуток времени между двумя часами пополуночи и восходом солнца.
Юный дакота закрыл глаза и заставил себя заснуть: надо было беречь силы. Он не 
сомневался, что сможет в нужное время проснуться, к этому он был приучен. Белые 
люди считали, что маленькие индейцы ничему не учатся. Они глубоко заблуждались. 
Индейские дети проходили основательную, суровую школу. С четырех лет Хапеда 
учился скакать на лошади, стрелять из лука, выслеживать дичь и врагов. Он 
научился владеть собой, переносить голод и жажду. Он узнал историю своего 
племени. Он мог объясняться на языке жестов. Он умел изготовить стрелы, 
поставить палатку, мог ориентироваться в незнакомой местности. Еще несколько 
лет – и он станет воином…
Эта в полусне возникшая у Хапеды мысль заставила его вздрогнуть. Нет, он 
никогда не станет воином. Не станет потому, что род Медведицы будет теперь 
разводить пятнистых бизонов и жить в мире со всеми хорошими краснокожими и 
белыми людьми. Со всеми хорошими… Но ведь среди людей немало алчных хищников, и 
Хапеде еще пригодится его мужество, даже если бороться с ними придется и без 
оружия!
Скаут с двумя драгунами нес вахту у коней. Хапеда не подавал вида, что 
проснулся. Он продолжал лежать не шевелясь и внимательно за всем наблюдал.
Пришло время, и бородатый скаут отправился спать. Он присмотрел себе закрытое 
от ветра местечко за палаткой лейтенанта, укутался в одеяло и сразу, как можно 
было судить по его равномерному дыханию, заснул. Хапеда подождал еще некоторое 
время. На вахте остались два молодых драгуна. Они уселись у лошадей и принялись 
болтать. Мальчик притворился, что ему плохо. Он поднялся и, не скрываясь, но 
совершенно бесшумно, пошел за палатку, в сторону, противоположную той, где 
улегся скаут. Когда палатка скрыла его от драгун, он лег и пополз по траве.
Хапеде часто приходилось ползать таким образом, но сейчас нужно было проявлять 
величайшую осторожность. К счастью, высокая трава хорошо укрывала его маленькую 
тощую фигурку. Вахтенные, кажется, даже и внимания не обратили на то, что он 
больше не появился из-за палатки. Они сидели уставившись в темноту и болтали. В 
ночной тишине Хапеда еще долго слышал их голоса.
Удалившись на безопасное расстояние, он перевел дух. О, если бы Ихазапа или 
Часке были поблизости, если бы они хотя бы догадались о его побеге! Хапеда 
вполз на холм и затявкал койотом. У рода Медведицы это был условный сигнал 
разведчиков.
Послышался ответный лай койота.
Подошел Ихазапа, за ним Часке. Слов было сказано немного. Мальчик сообщил то, 
что он слышал о скоте и об охотнике на бобров. Мальчики и Ихазапа пустились 
бегом в неблизкий путь. Ихазапа опять потащил медвежонка, Часке – кожаное 
полотнище.
Взошло солнце, но утро было все еще прозрачное, холодное. Все трое скоро 
услышали вдали мычание коров. О, оно совсем не было похоже на мычание диких 
бизонов. А может быть, это такие же жалкие животные, как изможденные, вечно 
голодные коровы, которые им достались в резервации?
Дакоты уже не проявляли особой осторожности. Не скрываясь, они побежали к стаду.
 Томагавк войны был зарыт, и никто тут даже не догадывается, что они 
принадлежат к все еще преследуемому роду Медведицы. А если здесь, как они 
надеялись, Адамс, то он, конечно, узнает их и наверняка с радостью примет.
Дакотов заметили. Навстречу им выехал всадник на пегой лошади. Это был белый. 
По обычаю ковбоев на нем была кожаная куртка и высокая широкополая шляпа, на 
шее – пестрый с острыми концами галстук. Лицо худое, загорелое. Возраст его 
определить было трудно, кто знает, годы или лишения избороздили морщинами его 
лицо. Он подскакал поближе, как индеец, осадил своего коня и остановился прямо 
перед мальчиками.
Остановились и дакоты.
– Я приветствую моих младших братьев!
Белый говорил по-дакотски. Его произношение было индейцам непривычным, но они 
отлично поняли его и очень обрадовались, что белый в этих далеких краях 
обращается к ним на родном языке.
– Мы приветствуем нашего старшего брата! – с достоинством ответил Ихазапа. – Мы 
ищем человека по имени Адамс.
– Здесь вы его как раз и найдете! Пошли!
Всадник повернул коня и рысью понесся к стаду, которое паслось на лугу. Индейцы 
последовали за ним. С любопытством разглядывали Хапеда и Часке коров и быков. 
После пережитой зимы они тоже исхудали, как и дикие бизоны, но двигались легко 
и с удовольствием щипали траву.
Дакоты увидели группу белых всадников. Один из них был точь-в-точь как и тот, 
что их встретил. Они были так похожи, что их можно было перепутать. Мальчики 
сразу догадались, что это те самые Томас и Тэо, о которых они столько слышали 
от взрослых. Трое седых мужчин и две пожилые женщины, разумеется, меньше 
интересовали мальчиков. Это, наверное, и были спасшиеся от наводнения ранчеро, 
о которых говорили драгуны.
Был тут и еще один всадник – голубоглазый молодой блондин; лицо его было 
строгим, и в уголках рта залегла глубокая печаль. Рядом с ним – молодая женщина.
 Ее светлые волосы сверкали, как солнечные лучи, а глаза были, как утреннее 
небо. Она привычно сидела на коне. Но юные дакоты сразу же поняли, что эта 
женщина, несомненно, была недавно в прерии, хотя и старалась изо всех сил 
выглядеть настоящей ковгелс.
Белые попросили индейцев подойти поближе. Для Хапеды и Часке было необычно их 
спокойное и вежливое обращение к ним.
– И как же вы добрались сюда? – поинтересовался мужчина, которого дакоты не без 
основания считали Адамсом.
Ихазапа сообщил все, как было.
– Что вы теперь думаете делать?
– Токей Ито просит Адамса купить для нас пятнистых бизонов и землю, где бы мы 
могли жить с бизонами.
Адамс удивленно взглянул на индейцев:
– Сколько же вас?
– Когда мы посадили мальчиков в лодку, в наших палатках было шестьдесят четыре 
человека, – сказал Ихазапа. – Во время грозы Рэд Фокс снова напал на наших, и, 
наверное, кто-то погиб… и мы не знаем, все ли переправились через реку…
Некоторое время Адамс молчал.
– Многих же вам приходится оплакивать… – сказал он. – Ну так для тех, кто еще 
жив, найдется и земля и скот. Но чем вы собираетесь платить? Если ваши привели 
бы с собой лошадей, их можно бы было обменять на скот.
– У нас есть лошади, и неплохие, но мы хотим оставить их себе. Нельзя ли нам 
расплатиться золотом?
– Золото?! Молодцы, ребята!.. Тогда нет нужды расставаться с лошадьми! Золотом!
Адамс объяснил все владельцам скота.
Надо было видеть, как изменились лица трех пожилых фермеров.
– Умеете ли вы ухаживать за скотом? – спросил Адамс.
– Нет. И даже Чапа – Курчавый, когда был ребенком, не пас скот, он выращивал 
хлопок. Но Токей Ито сказал нам, что ты хочешь быть нашим братом. Ты научишь 
нас обращаться с пятнистыми бизонами.
Адамс засмеялся.
– Что ж, это мне подойдет. Я с удовольствием помогу вам. Может быть, мы прямо 
сейчас и совершим сделку?
– Адамс, – сказал один из ранчеро, – покупайте же у нас скот. Золото у индейцев 
с собой?
– Только не спешите. – В Адамсе проснулась крестьянская расчетливость. – Надо 
сначала подсчитать и осмотреть скот.
– Нечего тебе торговаться, Адамс. Мы и так отдадим тебе все чуть не даром. 
Позаботься о том, чтобы индейцы дали золотые зерна, и можешь перегонять скот 
через канадскую границу.
– Что ж, пожалуй. – Адамс старался не волноваться. Трое дакотов смотрели, как 
он с двумя белыми мужчинами и женщинами ходил среди скота, ощупывал животных, 
считал, пожимал плечами, иногда что-то говорил, наконец он подошел к индейцам.
– Сколько же у вас золота? – тихо спросил он. – Трудность в том, что здесь, 
конечно, нет весов. Все нужно решать на совесть. Но это честные люди. Монет у 
вас нет?
– Нет. Только песок и зерна. – Ихазапа развязал мешочек и показал его 
содержимое.
– Да знаете ли вы, что тут у вас за богатство?! – Адамс был прямо ошеломлен.
Индейцы смотрели на него широко раскрытыми глазами. Они совершенно не 
представляли себе, что за горсточку блестящих песчинок можно получить скот для 
всего рода.
Дакоты положились на своего белого брата, и очень скоро сделка была совершена. 
Лицо Адамса сияло радостью.
– Все! – крикнул он. – Томас и Тэо, вперед! Покажите-ка нам, что такое ковбои! 
А вы, мои юные отважные братья, выбирайте себе лошадей из стада и смотрите же, 
как следует зануздайте их! Мы приобрели скот и нам надо сберечь свое добро!
– Всех этих пятнистых бизонов? – удивился Хапеда.
– Да, всех, что ты видишь, мой мальчик! Ты еще не представляешь себе, что 
значит твое золото!
Не тратя попусту слов, мальчики с Ихазапой побежали к лошадям, которые паслись 
тут же неоседланными. Пока пастухи, щелкая длинными бичами, поднимали стадо в 
галоп и заворачивали его на север, дакоты справились со своими новыми скакунами.
 Радостно крича, они присоединились к пастухам. И им было приятно, что молодая 
подруга Адамса была изумлена их искусством объезжать лошадей.
Для мчащегося галопом стада граница не была такой уж далекой. Адамс крикнул 
дакотам, что к вечеру они будут в безопасности. Хапеда и Часке были полны 
гордости от одной лишь мысли о том, как они вместе с Адамсом встретят Токей Ито 
и братьев по племени, встретят не с пустыми руками, а с приобретенным стадом. 
Только бы они пришли, поскорее пришли…
К закату солнца все взмокли от пота, устали и охрипли. Адамс, Томас, Тэо и Кэт 
остановились. Индейцы – тоже.
– Мы перешли границу, – сказал Адамс.
Ихазапа и оба юноши долго озирались вокруг. Никакой границы не было видно. 
Только зеленая необозримая равнина. Лишь холмы лесных гор придвинулись чуть 
поближе.
Был сделан привал. Медвежонок, которого Ихазапа вез в мешке на лошади, 
недовольно фыркал и требовал рыбы. Мальчики набрали топлива, развели небольшой 
костер, все поели. Мужчины закурили. Кэт была совершенно обессилена, она сразу 
же завернулась в одеяло и улеглась спать.
– Да, – задумчиво произнес Томас, – теперь вы, молодые индсмены, – богатые люди.
 Теперь вы можете утереть другим нос.
Поначалу ему никто не ответил.
– Вы тоже, Томас и Тэо, – возразил немного погодя Хапеда.
– Ну вот, ты еще и смеешься над нами, сынишка Медведицы?!
– Нет, я и не думаю смеяться над моим старшим братом Томасом. Почему это он так 
решил?
– Потому что мой брат Тэо и я – мы беднее последнего чертяки. Когда мы 
познакомились с вашим вождем Токей Ито, он был еще мальчиком и его звали Харка. 
Помню, он сыграл с нами шутку, ружье утащил. Уж и посмеялись мы тогда. А вот 
теперь давно не смеемся, но бедняками так и остались!
– Я не знаю, – медленно произнес Хапеда. – Если иметь пятнистых бизонов, – 
значит, быть богатыми, то ведь у Томаса и Тэо тоже есть пятнистые бизоны.
– Где же они?
Хапеда беспомощно пожал плечами.
– Я не понимаю тебя. Вот же пасутся наши бизоны.
– Наши? Твои… или ваши… не знаю, как там между вами ведется. Собственно, 
принадлежат они Токей Ито, если только он живым переберется через реку. А если 
нет? Кто его наследник? Вы, видно, пользуетесь у него большим доверием, если он 
так просто сунул вам в мешок свое золото. Впрочем, меня это не касается. Только 
вот кто же мне заплатит за работу, хотел бы я знать? Святым духом нам, 
бедолагам, не прокормиться.
– Вы же едите вместе с нами. Вы наши братья! Скот принадлежит всем нам – 
сыновьям Большой Медведицы, нашим братьям Томасу, Тэо, Адамсу и нашей сестре 
Кэт.
– Ты еще ребенок и рассуждаешь, как ребенок, – сказал Тэо и даже обиженно 
отвернулся.
– Нет, – вмешался Ихазапа, – Хапеда тоже сын Медведицы и рассуждает, как 
настоящий дакота.
– Значит… всерьез? – запинаясь, спросил Тэо. – И мы на старости лет станем 
вместе с вами ранчеро?
– Непременно станете! – заверили в один голос Ихазапа, Часке и Хапеда. – То же 
самое сказал бы и Токей Ито. Мы просим вас помочь. Самим нам не справиться с 
этими пятнистыми бизонами. Мы способны только убить их и снова остаться ни с 
чем.
Томас и Тэо словно потеряли дар речи и долго не отвечали.
– Ну, пусть будет так, – наконец сказал Томас. – Тогда пошли, я научу вас доить 
коров. А это вам, краснокожие чертенята, не такое простое дело, как гонять скот.

У пастухов был один-единственный подойник. Скот разводили не ради молока, а на 
мясо. И доили его пастухи только для себя. С любопытством смотрели Хапеда и 
Часке, как Томас выдаивал из вымени молоко. Однако носы они воротили в сторону, 
а когда Томас со смехом дал им попить молока, они тут же выплюнули непривычное 
теплое питье.
– Не по нраву? Вот те и на! Где же ваша индейская выдержка?
Хапеда и Часке пересилили себя и сделали по нескольку судорожных глотков. Они 
нашли, что молоко отвратительно пахнет и не менее отвратительно на вкус. Они 
прямо чуть не подавились им. Нет, не просто начиналась для них эта новая жизнь!
Ночь прошла тихо и спокойно. Солнечным утром скот не спеша погнали дальше к 
лесным горам.
Хапеда и Часке старались держаться поближе к Томасу и Тэо. Те не уставали 
рассказывать мальчикам, каким был их вождь Токей Ито, когда ему было столько же 
лет, как и им. Хапеда и Часке узнали, что Томас и Тэо в те времена промышляли 
пушного зверя. В палатке Матотаупы, отца Токей Ито, они едали бизонью грудинку, 
такую восхитительно нежную, какую теперь, пожалуй, смогут попробовать только в 
местах вечной охоты. Потом близнецы были пастухами у отца Адамса, старого Адама 
Адамсона, и Токей Ито, которого тогда звали Харка – Твердый Как Камень, помог 
им однажды в охоте на волков.
– Уже тогда ваш вождь был великолепнейшим парнем!.. Отличным стрелком из лука!..
 – И Томас выразил свое восхищение протяжным свистом.
Новоиспеченные скотоводы решили обосноваться со своим стадом на лугах у 
подножия лесных гор. Это были еще никем не занятые земли. Место для первой 
стоянки они выбрали у небольшого ручья, который сбегал с поросших лесом гор и 
вился среди лугов. Скот был здесь обеспечен водой и сочной травой, люди в 
теплые дни могли располагаться на лугах, в холодные – в лесу: дров тут было 
достаточно. Ручей кишел рыбой, лес был полон дичи.
Со дня на день, с часу на час ждали мальчики и Ихазапа своих. Один их них 
постоянно дежурил на верхушке самого высокого дерева, не спуская взора с 
далекой Миссури. Наконец показались! Радостный крик Часке, словно победный клич,
 нарушил мертвую тишину. Когда мальчик слез с дерева, внизу его уже ждали 
Хапеда и Ихазапа с лошадьми. Все трое вскочили на них и как ветер помчались 
навстречу.
– Хи-йе-хе! Хи-йе-хе!
Колонна была еще еле видна в прерии. Еще нельзя было никого различить. Но 
мальчики галопом понеслись к холмам, выехали на вершину одного из них, подняли 
коней на дыбы и радостно закричали. Потом они придержали коней и какое-то время 
всматривались в даль.
Скоро они уже смогли узнать воинов, едущих цепью впереди колонны на мустангах. 
Позади этого небольшого охранения во главе колонны шел пешком Хавандшита. По 
стародавнему обычаю он нес в руках копье. Его спина и затылок представляли 
собой как бы одно неподвижное целое, его тонкие ноги шли будто сами собой тем 
размеренным шагом, каким они вот уже почти сто лет вышагивали по лесам и 
прериям. За ним следовали лошади с женщинами, детьми и поклажей. В конце 
колонны бежали друзья Хапеды и Часке – Молодые Собаки, а за ними – кони 
драгунов, которым не хватило груза.
Мальчики все же установили, что Токей Ито, Унчиды и Грома Гор в колонне нету. 
Можно было предположить, что оба вождя остались прикрыть отход. А Унчида – жива 
ли она?
Мальчики поскакали навстречу. Четанзапа остановился. Стала и вся колонна. 
Ихазапа рассказал обо всем.
Четанзапа тяжело вздохнул:
– Вы поторопились с покупкой. Наши мужчины будут говорить, что от пятнистых 
бизонов воняет.
– Это верно, и от их молока тошнит, – подтвердил Часке. – Но разве это может 
испугать нас?
– Наши воины не боятся этих вонючих тварей, но они будут брезговать ими. Они не 
хотят доить и резать коров, а хотят охотиться на бизонов.
Четанзапа подскакал к Хавандшите и что-то тихо сказал ему. И то, что жрец 
поднял голову и посмотрел на мальчиков, не предвещало ничего хорошего. Мальчики 
и Ихазапа встревожились. Может быть, Токей Ито не обсудил со жрецом своих 
намерений? И где же сам вождь? Четанзапа ни словом не обмолвился о нем.
Колонна снова пришла в движение.
– Где наш вождь? – спросил Хапеда Бобра.
– Там! – воин показал в сторону Миссури. – Он остался бороться с Рэдом Фоксом.
– А Гром Гор, Черноногий, он остался на той стороне, чтобы наблюдать за борьбой 
и сообщить нам… – Тут и Бобер запнулся. – Нужно ждать, – заключил он.
Мальчикам стало уже не до радостных криков. Токей Ито не пришел! Тем 
решительнее надо было им отстаивать его волю.
Колонна достигла ручья неподалеку от пасущегося на берегу стада. Изголодавшиеся 
собаки вырвались было вперед, готовые растерзать коров, но им навстречу 
выступили быки и поставили рога. Находившиеся при стаде Томас и Тэо отогнали 
длинными кнутами собак, и рассерженные животные снова успокоились.
Между тем Хавандшита подал знак остановиться. Опершись на свое копье, он долго 
смотрел на пятнистых бизонов. Потом он повернулся и направил колонну через 
ручей на противоположный берег. Четанзапа шагом поехал рядом с ним. Мальчики и 
Ихазапа остались пока при стаде со своими белыми друзьями. Они чувствовали, что 
назревает решительный момент.
Колонна остановилась. Она была отделена от стада ручьем. Хавандшита ходил и 
определял места для палаток. Четанзапа со своего коня молча наблюдал. Как и 
всегда, он не вмешивался в распоряжения жреца. Рядом с Четанзапой остановились 
Шунктокеча и Чапа. Женщины сгружали поклажу. Но Уинона не дотронулась до своей 
волокуши. Монгшонша, Грозовая Тучка, Ситопанаки и Насмешливая Синица 
посматривали на нее и тоже не торопились.
Четанзапа поманил Ихазапу и подвел к старому жрецу. Мальчики наблюдали издалека 
за их беседой. По обрывкам долетавшего до них разговора они поняли, что 
Четанзапа велел Ихазапе еще раз обо всем рассказать. Он уверял Хавандшиту, что 
ни на каких других бизонов тут им надеяться нечего и палатки надо разбить рядом 
со стадом. Но жрец не соглашался, и жесты свидетельствовали, что спор 
ожесточался.
Люди подчинились Хавандшите и поставили палатки на правом берегу. Четанзапа 
приказал и своей жене уйти от стада, разгружаться и строиться. Только Чапа и 
Шунктокеча не подчинились воле жреца. Их типи и доставленная сюда палатка Токей 
Ито были разбиты неподалеку от стада. Здесь же разгрузили свое имущество Уинона,
 Ситопанаки, Насмешливая Синица и Грозовая Тучка. Лошади тоже были поделены на 
два табуна.
Хапеда и Часке, не сговариваясь, присели на корточки около ручья неподалеку от 
стада. Они пока не заходили ни в какую палатку. Зайти в какую-либо палатку – 
значило бы проявить непослушание отцу, послушаться отца – значило предать волю 
Токей Ито. Ихазапа принес им медвежонка, который уже сильно вырос и мог 
показать когти, если хотел проявить самостоятельность.
Мимо проходил Адамс.
– Ваш медведь достиг отроческого возраста, – усмехнулся он, но улыбка лишь на 
секунду озарила его озабоченное лицо: Адамс хорошо представлял себе, что на 
новом пути их подстерегают новые опасности.
Скот между тем совершенно успокоился. Животные лежали на траве, пережевывали 
жвачку. Собаки получили остатки из двух антилоп, которых уложил делавар, и 
насытились. Тихо журчал ручей, который стал линией раздора. У палатки жреца 
стояли Четанзапа, Чапа и Шунктокеча. К ним подошли еще двое мужчин. Жрец 
пригласил воинов зайти в типи. Мальчики видели все это. Они сидели и молча 
ждали, чем закончится совет у жреца.
В палатке, куда вошли мужчины, царил полумрак. Женщину, которая только что 
раздула тлеющие угли, старый Хавандшита отослал прочь: разговор должен был 
остаться в тайне. Токей Ито и Унчиды – его старых и весьма весомых противников 
– ему сейчас бояться не приходилось: они остались на той стороне реки.
– Ну так говорите, что вы думаете, – начал жрец, когда все уселись вокруг очага.

Один из участников совета откашлялся:
– Никаких бизонов!
Другой кивнул:
– Токей Ито нас обманул!
Первый продолжал:
– Надо опять пойти к уайтчичунам и попросить у них земли и еды. Эти пятнистые 
бизоны, что пасутся на том берегу ручья, воняют, и если мы все-таки станем 
убивать их и есть, нам ненадолго их хватит. Что тогда? Одними антилопами и 
оленями мы не прокормимся. – Он повысил голос: – Таков конец нашего долгого 
пути, наших великих дел!
Выслушав эти речи, Четанзапа не выдержал:
– Зови же своих духов, Хавандшита! Призывай диких бизонов, если ты еще хоть на 
что-нибудь способен! Бей же в барабан и спрашивай у своих духов, где нам 
охотиться и жить, как жили наши отцы и отцы наших отцов!
Выражение лица Хавандшиты изменилось, когда он услышал резкие слова Четанзапы. 
Он с ужасом почувствовал, что для разговора с духами у него уже нету сил. Но он 
не желал показывать свою слабость, он хотел оставаться Хавандшитой – человеком 
духов и тайны, а не старым кожаным мешком с костями.
– Я буду бить в барабан, вы – танцевать бизоний танец, – сказал он воинам. – 
Дикие бизоны придут, если не почуют издалека вони этих пятнистых бизонов. Идите 
и танцуйте! Я сказал!
Хапеда и Часке все еще сидели у ручья и видели, как воины вышли из палатки 
жреца. Они видели, как всем мужчинам сообщили о танце и как они. собрались 
перед типи Хавандшиты. Только делавара не было здесь. Он пошел к Адамсу.
Жрец принялся бить в барабан. Мужчины приступили к ритуальному танцу, 
сопровождая его ритмичным монотонным пением, точно таким же, как когда-то на 
реке Платт во времена отца Токей Ито Матотаупы:
Добрый дух!
Дай нам бизонов, бизонов, бизонов!
Бизонов, бизонов, бизонов дай нам,
Добрый дух!
Воины топтались по кругу, они подражали мычанию бизонов. Те, у кого были рога и 
шкуры, надели их и изображали бизонов. Они отбегали в сторону, когда воины 
издавали охотничий клич.
Этот клич заставлял мальчиков вздрагивать. Ведь с самого раннего детства они 
мечтали стать охотниками на бизонов!..
Вдруг один из мужчин крикнул:
– Вернитесь, мертвые и бизоны…
– Вернитесь, мертвые и бизоны! – подхватили другие, и резче затопали мужчины и 
громче стало их пение.
Наступил вечер. Небо потемнело, и зажглись первые звезды. Мысли и чувства 
мальчиков пришли в смятение от этого глухого пения и ритмичного топота. Около 
мальчиков остановился делавар.
– Ни мертвые, ни бизоны не вернутся, – сказал он Хапеде и Часке. – Так говорит 
Токей Ито.
И мальчики словно очнулись от завораживающего действия непрекращающегося танца.
– Токей Ито! – сказал Часке. Щеки его пылали, голос дрожал, он еще не до конца 
освободился от впечатления бизоньего танца. – Мы должны подать вождю сигнал, 
чтобы он увидел его с Мини Сосе. Токей Ито должен знать, что мы уже здесь.
– Хау! – Хапеда вскочил, Часке тоже, и оба побежали через ручей к отцу.
Бизоний танец довел Четанзапу до изнеможения. Он покинул круг и стоял с Чапой у 
своей палатки. Он подал мальчикам знак, что готов выслушать их.
– Надо подать Токей Ито сигнал, – сказали сыновья.
Четанзапа не сказал сразу «да» или «нет». Со времени событий в пещере Блэк 
Хилса мальчиков считали причастными к тайне рода. Их слова не следовало 
оставлять без внимания. Воин посмотрел на противоположный берег ручья. Там 
резвился медвежонок, которого Ситопанаки и Уинона только что накормили.
– Хорошо, – решил Четанзапа. – Пусть соберутся все, кто не участвует в бизоньем 
танце, и разожгут большой огонь. Такой, чтобы его было видно с того берега Мнни 
Сосе. Наш вождь в кольце врагов. Он должен знать, что мы перешли границу и что 
ему надо спешить к нам, если он… – И Четанзапа умолк: нет, он просто не мог, не 
имел права даже заикаться о том, что Токей Ито может быть убит врагами.
Хапеда и Часке бросились созывать мальчиков из союза Молодых Собак. Они позвали 
и Грозовую Тучку с ее подругой Ящеркой и других девочек. Все они принялись 
стаскивать хворост. Не сочли зазорным для себя помочь им и юноши из союза 
Красных перьев, который возглавлял Ихазапа. «Сигнал для Токей Ито!»– это 
объединяло всех.
Собирая топливо, все как-то незаметно переходили с одного берега ручья на 
другой, и никто даже не думал о том, что нужно держаться подальше от стада. 
Застучали в лесу по сухим стволам топоры; это, услышав, что затевает молодежь, 
пришли помогать Адамс, Томас и Тэо. Адамс нарубил больше всех своим плотничьим 
топором. Когда высоко взгромоздившая куча дров показалась всем достаточной, 
Четанзапа поджег ее, и, раздуваемая тихим ночным ветром, она ярко запылала. Это 
было великолепное зрелище – огонь радости спасения, огонь, призывающий вождя!
Все больше и больше людей подходили к огню – редел круг танцующих. И скоро 
осталось всего двое – те, что выступали против Токей Ито на совете. Пришлось 
Хавандшите прекратить танец. Он направился к себе в палатку.
– Я применю более сильное заклинание, – угрожающе прошипел он. – Вонючие 
пятнистые бизоны должны исчезнуть, они не будут смущать умы наших мужчин! Нам 
надо прогнать их, и тогда снова вернуться бизоны. Хау.
Хавандшита проскользнул в свою типи. Он в одиночестве стоял в темной палатке. 
Только какая-то искорка теплилась еще в очаге, и ему казалось, что он сам был 
этим догорающим огоньком. Мужчины покинули его. С бизоньего танца они 
разбежались. Такого еще не случалось. И Хавандшита в этот момент одиночества 
понял, что есть и его вина в горькой судьбе семьи вождя и всего рода Медведицы. 
Когда-то Токей Ито бросил ему в лицо: «Ты первый, кто дал знать уайтчичунам о 
нашем золоте!»И это действительно было так: ведь тайна золота была его платой 
уайтчичунам за то, чтобы они пригнали роду Медведицы большое стадо бизонов. И 
тогда бизоны, «повинуясь заклинаниям» жреца, пришли, сила и авторитет 
Хавандшиты снова возросли. Своими интригами Хавандшита навел белых на Матотаупу 
– хранителя тайны золота. Матотаупа был оговорен Хавандшитой, обманут, предан, 
был изгнан им и, наконец, стал жертвой Рэда Фокса. Задумавшись об этом, 
Хавандшита был готов уже потухнуть, как последняя искра в очаге. Но – 
вскормленный жестокостью и сам ставший олицетворением злой воли – он еще раз 
поднялся против всех и против самого себя. Он хотел колдовать, он должен был 
колдовать, он готов был уничтожить всякого, кто сомневался в его силе, всякого, 
кто смел бросить ему вызов. А враги – уайтчичуны – должны были еще раз 
сослужить ему службу.
Хавандшита снова взял барабан. То нарастая, то затухая, удары складывались в 
будоражащий душу ритм. Однако никто не обращал на них особенного внимания, пока 
ярко пылал огонь для Токей Ито. Но когда пламя сникло и тени забегали по 
остывающей груде пепла, люди начали прислушиваться. С испугом поглядывали все в 
сторону пятнистых бизонов. Друг за другом начали они перебираться через ручей 
назад к своим палаткам, прочь от скота.
Четанзапа остался на той стороне, где было стадо, вместе со Своими сыновьями и 
Адамсом. Тут же были Томас и Тэо, Чапа и женщины – все те, кто открыто стояли 
за новую жизнь. На этом же берегу, но несколько поодаль от остальных остался и 
делавар. Мальчики подумали, как нелегко человеку, который четырнадцать лет 
кочевал по прерии, решиться стать оседлым ранчеро. Но причина колебаний 
делавара была иной.
– Хавандшита замышляет недоброе, – подавленно произнес Четанзапа. – Он знает, 
что мечты о бизонах не более чем мечты.
В этот момент распахнулась палатка жреца и из нее выскочил Хавандшита. На 
голове у жреца был череп медведя, лицо и плечи скрывала накинутая сверху 
медвежья шкура. Перья, змеиные шкурки, чучела птиц – все это висело на нем, 
трепыхалось во время танца, шелестело, трещало. И в порывистом, сопровождаемом 
беспорядочными звуками танце тоже не было ничего человеческого. Он вызывал 
безотчетный животный страх перед неведомым. Жрец метался по кругу, предрекая 
несчастье, грозящее сыновьям Большой Медведицы. Молчание установилось вокруг. В 
куче золы потухли последние искорки, всех окутала тьма. Животные, напуганные 
гортанным бормотанием жреца и резкими выкриками, стали проявлять беспокойство. 
Жрец между тем приближался к ручью. Шунктокеча стоял, как вкопанный. Он так и 
оставался в стороне от группы Четанзапы, где были Бобер, Мальчики Медведицы и 
Ихазапа. Жрец уже не раз и не два протягивал свой жезл в сторону делавара, как 
будто бы именно в нем он видел источник грядущих бед. И вот он наконец 
остановился прямо против Шунктокечи, у самой воды, отделенный от него только 
ручьем.
Шунктокеча не шевелился.
Замер и жрец с угрожающе устремленным на него жезлом. Лишь ветер шелестел 
звериными и змеиными шкурками, связками перьев.
Словно подчиняясь чарам жреца, делавар сделал три шага вперед, и ступни его 
оказались на кромке берега. Вода лизала его мокасины. На противоположном берегу 
стоял жрец.
Хапеда и Часке с тревогой следили за событиями.
Жрец издал резкий вопль и сорвал с себя медвежью шкуру.
– Токей Ито умирает! – возопил он. – Умирает сейчас!
Тихий многоголосый стон раздался во тьме.
– Умирает из-за тебя, делавар!
Мальчики почувствовали, как екнули их сердца и сдавило грудь. Шунктокеча с 
видом обреченного так и не шевелился.
– Отвечай, делавар! – взвизгнул жрец. – Кто расстрелял патроны Токей Ито? Кто 
виноват, что он стал под пули Рэда Фокса с луком в руках?
Установилась страшная тишина. Делавар поник и медленно снял с себя все оружие. 
Он положил на траву нож, томагавк, револьвер, ружье.
Мальчики посмотрели на своего отца Четанзапу, взглядом умоляя сказать хотя бы 
слово.
– Да, это так, – шепнул Бобер Четанзапе. – Он был всегда хорошим, но в то же 
время торопливым стрелком. Когда Рэд Фокс во время грозы напал на наших женщин 
и детей и у нас не хватало пуль, Шеф Де Люп взял ружье вождя и стал стрелять. 
Да, это правда, что Токей Ито из-за этого с луком и стрелами пришлось выступить 
против ружья Рэда Фокса. Горе нам, если Токей Ито… – и Бобер замолк.
Шунктокеча пошел. Пошел один. Никто не сказал ему ни слова. Медленно направился 
делавар к лесу.
Жрец опустил жезл. Он снова натянул на голову и плечи медвежью шкуру, и спрятал 
под ней свое лицо. Он снова принялся танцевать, но танцевал теперь по-другому. 
Он уже больше не вздымал жезл с угрозой, а, крадучись отступая, шарил им по 
земле, что-то отыскивая.
Жрец носился туда и сюда и сам казался каким-то ночным духом. Шуршали и трещали 
его амулеты. Мановением жезла он повелел остановиться следующей за ним толпе. И 
все замерли там, где их застал его жест.
Никто не знал, что собирается делать жрец. Как черная тень он танцевал в своем 
диковинном наряде, отодвигаясь по ночному лугу все дальше и дальше от людей. Но 
вот он остановился, нагнулся, снова выпрямился. Все так и отпрянули в сторону: 
вдалеке на лугу вспыхнул бизоний череп, он как будто бы запылал огнем – 
зеленоватым необыкновенным светом. Маленькие дети с криками бросились назад к 
палаткам. Черная тень жреца заметалась вокруг пылающего черепа, временами 
закрывая его.
Хапеда и Часке взялись за руки так, как когда-то в пещере Медведицы. Грозовая 
Тучка встала около Хапеды. Она вся дрожала, зубы у нее стучали.
– Череп пришел, – с трудом произнесла она.
Юноша в переднем ряду закричал от страха и, как преследуемый зверь, побежал 
назад, в лес.
– Мы должны охотиться на бизонов, на диких бизонов! – возопил жрец и бросил 
свой жезл, как копье, в Чапу. Жезл воткнулся острием в землю у самых ног воина. 
Тот не шелохнулся. – Мужчины дакота, убейте вонючих пятнистых тварей! Кто 
бережет пятнистых тварей уайтчичунов, кто пьет белое заколдованное молоко – тот 
умрет! Дух дикого бизона придет и убьет их!
Многие, по примеру юноши, побежали прочь. Они тоже хотели таким образом 
спастись от духа бизона. Но Четанзапа и Чапа не бежали, они остались.
У Хапеды прямо-таки перехватило дыхание. Одной рукой он сжал правую руку Часке, 
другой – схватил ручонку Грозовой Тучки. Он думал об одном: надо выстоять, 
нельзя дать убить пятнистых бизонов. Он, мальчик, должен противостоять 
могущественному жрецу, старейшему в роде. Он должен действовать так, как на его 
месте действовал бы Токей Ито. Но Токей Ито был далеко, и никто не мог помочь 
мальчикам. Хапеда и Часке должны были сами проявить мужество. Не испугалась и 
Уинона. Она держала Грозовую Тучку за другую руку и тоже оставалась на месте.
Из пылающего черепа с шипением полыхнул в ночное небо сноп зеленого и красного 
огня, огненный дождь посыпался вниз. Казалось, огонь «дикого бизона» покушался 
на людей и луга.
Хапеда услышал позади себя громкие крики ужаса и призывы:
– Убить пятнистых бизонов! Убить их!
Он понял: надо, чтобы случилось что-то такое, что разрушило бы чары жреца, 
иначе все пропало. Наверное, мальчик не решился бы, если бы не Уинона. Но 
сестра Токей Ито была рядом, и он верил в нее. И медвежонок придал ему сил. 
Ситопанаки привела его с собой и подняла вверх навстречу огненным искрам. И 
медвежонок не выказывал страха, только ворчал и скалил зубы.
– Умри же, как того хотят духи! – возопил жрец и вырвал свой жезл с каменным 
наконечником из земли, где он до сих пор торчал, поднял его вверх, замахиваясь 
на Уинону, и жезл тоже словно вспыхнул под огненным дождем.
– Ты лжешь! – громко закричал Хапеда. – Лгут и твои духи!
И снова посыпался огненный дождь. Хапеда зажмурил глаза, но не отступил. Когда 
же он медленно поднял веки и огляделся, не было ни сияющего зеленым пламенем 
черепа, ни огненного дождя, ни танцующего жреца. Ночь, звездное небо, даль 
лугов…
Еще не в силах освободиться от оцепенения, Хапеда тихонько повернул голову к 
Часке, который так и стоял возле него. Посмотрел и в другую сторону – Грозовая 
Тучка, Уинона и Ситопанаки тоже были на месте, и все живы. Подошел какой-то 
воин: Хапеда узнал своего отца. Четанзапа положил руку на голову Хапеды. Всего 
лишь на миг, как тогда, когда мальчикам предстояло переправиться в лодке через 
реку, и пошел дальше. На траве лежало распростертое тело: это был рухнувший 
жрец. Четанзапа не дотронулся до него, по-видимому, его интересовало другое.
Мальчики и девочки немного пришли в себя и озирались вокруг. Они заметили, что 
разбежавшиеся начинают возвращаться к месту страшного танца. Мужчины и женщины 
тихо переговаривались.
– Они еще живы! – слышались их удивленные голоса.
Хапеда, обвинивший жреца во лжи, Уинона, на которую был направлен пылающий жезл,
 Ситопанаки, которая низвергающему огненный дождь духу бизонов противопоставила 
дитя Большой Медведицы, были живы! Это произвело на всех такое впечатление, что 
никто и не прикоснулся к пятнистым бизонам.
– Бизоний череп лежит там в траве, – сказал Четанзапа, вернувшись к Уиноне и 
мальчикам. – Он и сейчас еще немного светится зеленоватым.
Четанзапа собрал на лугу обгорелые остатки каких-то загадочных для всех 
предметов, пошел с ними к Адамсу и показал их. Мальчики тоже побежали с ним.
– Великолепный фейерверк устроил вам старче, – сказал Адамс. – Где же он только 
раздобыл эти ракеты? Часто он демонстрировал огненный дождь?
– Нет.
Чапа – Курчавый проходил мимо, услышал разговор и попросил, чтобы Адамс 
объяснил ему, в чем дело.
– Так, значит, Шунктокеча… – начал было Чапа и не отважился продолжать.
– Говори! – решительно потребовал Четанзапа.
– Значит, Шунктокеча был прав, – сказал Чапа – Курчавый. – Однажды он говорил 
мне, но я не поверил. Шунктокеча подозревал, что Хавандшита ведет двойную игру. 
Как наш старейшина и вождь мирного времени он был врагом уайтчичунов. Но 
одновременно он был и жрецом, который нас запугивал и хотел сохранить свою 
власть над нами. Шунктокеча слышал от Рэда Фокса в палатке Токей Ито на 
Лошадином ручье, что тот собирался дать Хавандшите огненный дождь, чтобы 
склонить его на свою сторону. Хавандшита пошел с нами через Мини Сосе, потому 
что господство уайтчичунов стало угрожать его власти. Он хотел помешать нам 
здесь жить по-новому. Потому что новая жизнь наша тоже означает конец его 
власти. Я думаю, что он боится Шунктокечи так же, как и Токей Ито: ведь оба 
жили среди белых и не верят ни в одно его чудо. Вот потому-то Хавандшита и 
прогнал делавара. Огненный дождь он, наверное, получил в резервации от Рэда 
Фокса.
Выслушав его, Четанзапа некоторое время молчал.
– Он обманул нас в последний раз, – заключил он.
На лугу что-то зашевелилось. Поверженный жрец поднялся и медленно побрел прочь. 
Самым удивительным для мальчиков было то, что шел он по тому берегу ручья, на 
котором находилось стадо. Они припомнили теперь, что в своем неистовом танце он 
перешел через ручей, вероятно даже и не заметив этого. Он и сейчас, кажется, не 
придавал этому значения. Ссутулившись и покачиваясь, как пьяный, он шел через 
стадо пятнистых бизонов. И шел не к своей палатке, куда обычно скрывался после 
танца.
Стоявшие рядом с Адамсом с тревогой следили за ним. На берегу ручья лежала куча 
золы – все, что осталось от огромного костра, пламя которого должно было 
служить сигналом для Токей Ито. Тут-то Хавандшита и остановился.
Четанзапа подошел к нему. В глубокой тишине ночи каждое произнесенное им слово 
было отчетливо слышно:
– Ты обманул нас, – с гневом проговорил воин. – Огненный дождь тебе дал Рэд 
Фокс.
Четанзапа приложил к губам сигнальный свисток и созвал всех. Подошли и мальчики 
с Уиноной.
– Вы все видели огненный дождь, – громко сказал Четанзапа. – Такой дождь – 
тайна уайтчичунов. Адамсу эта тайна известна. Но Хавандшита получил этот огонь 
в резервации от Рэда Фокса, и он нас обманул с помощью этого огня.
Хавандшита молчал. Он страшился самого себя, страшился постыдного конца своей 
долгой жизни. Молчали мужчины, женщины и дети. Молчали в ужасе от вероломства 
человека, которому они так верили.
– Сложите для меня костер, – сказал старик.
Мужчины и женщины повиновались и натащили новую кучу дров. Ни говоря ни слова, 
Хавандшита вскарабкался на нее, закрыл лицо бизоньей шкурой и стоял так, пока 
его не окутал дым и не скрыли языки пламени. Он сам себя осудил, и никто не 
плакал по нем. Да он и сам был всегда глух к жалобным воплям. Старый жрец 
превратился в пепел.
А когда снова наступило утро и солнце озарило небо и землю, каждый занялся 
своим делом. Только Четанзапы не было видно.
– Он ищет Шунктокечу, – сказал Томас мальчикам.
В полдень Четанзапа вернулся. Он крикнул сыновьям:
– Идите наверх в лес, все прямо, и вы найдете Шунктокечу, делавара, нашего 
брата. Во искупление своей вины он нанес себе тяжелую рану. Я сказал ему, что 
Хавандшита нас обманул и что жрец-обманщик умер на костре. Я уговорил делавара, 
чтобы он согласился принять пищу и питье. Идите туда и снесите ему воды и наш 
последний пеммикан. Если Токей Ито вернется живым и простит его, Шунктокеча 
будет жить. В противном случае он решил умереть.



ЗАКЛЯТЫЕ ВРАГИ

Ночью род Медведицы переправился через Миссури. Токей Ито остался на южном 
берегу. Он остановил Буланого на вершине холма, гребень которого, постепенно 
понижаясь, протянулся далеко в прерию. Макушка холма была словно смята кулаком 
какого-то великана, тут образовалась глинистая ложбинка – сухая, лишенная 
растительности. Края ее поросли жесткой травой и цветами, на западной стороне 
лежал ствол дерева с остатками веток: его притащили сюда с берега реки мужчины 
рода Медведицы. Скат холма, обращенный к реке, вел к логу.
Взошла луна. В ее мягком свете стала видна на другой стороне широкой долины 
удаляющаяся колонна индейцев. Токей Ито следил за ней, пока она не скрылась из 
глаз.
Вождь достал трубку, набил ее, раскурил. Время еще было. Шесть дней истекали, 
если вести счет, как принято у белых людей, в полночь.
Рэд Фокс и его компания, кажется, на этот раз сдержали слово, ведь их ждало 
крупное вознаграждение. Никто из них не пытался напасть на колонну.
Вереница всадников шагом приближалась с юга. На некотором расстоянии от холма, 
который облюбовал Токей Ито, они разделились. Охватывая вытянувшийся холм 
справа и слева, они растянулись до обрывистого холма речной долины.
Рэда Фокса еще не было видно. Может быть, он собирался начать поединок с 
восходом солнца, чтобы драться при свете дня? Токей Ито не был расположен без 
конца наблюдать за приготовлениями врага. Он решил: если Рэд Фокс не появится в 
течение ночи, разыграть попытку к бегству и вынудить его действовать.
Наконец с юга к холму направились пятеро всадников. Они галопом неслись друг за 
другом; копыта мягко стучали по земле. Передний вырвался далеко вперед. И Токей 
Ито догадывался, кто это.
Рэд Фокс одолел подъем. Над гребнем холма показались загнутые поля шляпы. Дюйм 
за дюймом появилась и вся его широкоплечая фигура. Он взмахнул плеткой. Лошадь 
рванулась и галопом поскакала по гребню холма. Всадник отпустил поводья, 
схватил ружье, откинулся назад и направил ствол в небо. В ночной тишине 
прогремел выстрел. Это враг приветствовал врага.
Дакота был без ружья. У него был костяной лук и колчан, полный стрел. 
Заполучить врага в пределы досягаемости своего оружия, прежде чем его самого 
настигнет пуля, вот в чем состояла первая задача Токей Ито. Острый глаз и 
твердая рука позволяли ему и при лунном свете на большом расстоянии поражать 
цель. Но ружье Фокса било дальше.
Рэд Фокс приложил ружье к плечу. Раздался выстрел, и Токей Ито услышал свист 
пули… второй, третьей, четвертой, пятой. Ружье было многозарядное. И пули 
летели точно. Во всей прерии было известно, что Рэд Фокс редко давал промах.
Вождь не шевелился. Буланый тоже не сходил с места, он только опустил голову, 
как будто собирался пощипать травы. Токей Ито держал перед собой круглый щит из 
семи слоев кожи бизона. Держал под таким углом, что пули, летящие все же 
издалека, отлетали от него рикошетом. Рэд Фокс ничего не знал об этом особом 
приеме, которым индейцы прерий очень гордились. Неподвижность Токей Ито 
показалась ему зловещей. Суеверный человек мог подумать, что всадник заговорен 
от пуль.
Рэд Фокс продолжал стрелять, но пули его уже летели мимо цели. Дакота поднял 
своего густогривого коня.
– Хи-юп-юп-юп-хия! – раздался под грохот выстрелов военный клич дакоты.
Словно вихрь понесся жеребец, и за считанные секунды положение изменилось. 
Противнику пришлось менять тактику: ведь дакота уже мог теперь поразить его 
стрелами. Рэд Фокс свесился на бок своей рыжей кобылы и оказался под прикрытием 
ее туловища. Он погнал лошадь вдоль западного склона холма, продолжая, однако, 
через седло стрелять по своему противнику. Но попасть в цель из такого 
положения было нелегко. Борьба могла затянуться, и тогда-то друзья Рэд Фокса, 
несомненно, вмешаются. Токей Ито надо было во что бы то ни стало ускорить 
развязку. Он устремился к противнику.
Как только он оказался достаточно близко от Рэда Фокса, он изо всей силы метнул 
в него томагавк. И в этот же момент грянул выстрел. Раздался треск ломающегося 
дерева.
Томагавк попал в приклад ружья. Токей Ито видел это. И тут же его мустанг 
споткнулся и стал падать. Дакота спрыгнул с него, чтобы не оказаться 
придавленным.
Жеребец покатился по земле. Токей Ито, бросившись в траву, не спускал глаз с 
врага. Удар томагавка не причинил ему вреда, только ружье с расщепленным 
прикладом валялось теперь на земле. Рэд Фокс погнал лошадь быстрее, стрелы 
Токей Ито стали для него еще опасней. Уйти от него подальше и выбраться со 
склона на ровный луг – вот что было для него сейчас самое главное: ведь лошадь 
оставалась его единственным преимуществом.
Рэд Фокс ездил верхом не хуже индейцев. Он скакал прочь, не показываясь из-за 
корпуса лошади. Только толстые кожаные подошвы кавалерийских сапог торчали на 
ее спине. Токей Ито натянул лук, и стрела воткнулась костяным наконечником в 
подошву. Теперь Рэд Фокс боялся даже попытаться выглянуть из-за коня. Дакота 
оказался вне поля его зрения и немедленно воспользовался этим. Он вскочил на 
ноги и, низко пригибаясь, бросился за уходящим врагом. Он был уже совсем рядом, 
когда Рэд Фокс достиг ровной местности.
В этот-то момент и Рэд Фокс заметил своего преследователя. Его лассо 
просвистело в воздухе, широкая петля развернулась над молодым вождем. Токей Ито 
не уклонился и не упал на землю. Петля опустилась. Вождь оказался внутри нее. 
Но он успел перехватить ремень вне петли, и она не смогла до конца затянуться. 
Рэд Фокс ощутил привычный рывок. Он снова вскочил в седло. Токей Ито упал как 
будто спутанный лассо.
Рэд Фокс принялся погонять лошадь и, громко вопя от радости, потащил за собой 
мнимую жертву, чтобы затаскать до смерти. Он уже больше не обращал внимания на 
индейца, считая, что тот надежно захлестнут петлей. Дакота, однако, вскочил на 
ноги, скинул петлю и, выбирая на себя ремень лассо, стал настигать всадника 
длинными прыжками. Рэд Фокс, ничего не подозревая, продолжал нахлестывать коня. 
Но друзья Рэда подняли крик. Некоторые начали стрелять по дакоте. Но поздно – 
он был уже под прикрытием лошади своего врага.
Рэд Фокс не сразу понял, почему шумят друзья, а когда поняли и обернулся – 
индеец был уже рядом.
Плетка вывалилась из его рук. Он выхватил револьвер, прицелился. Дакота прыгнул.
 Пуля только царапнула его, но не остановила. Миг – и он на лошади позади врага.
 Правой рукой схвачена рука с револьвером, левой – занесен обоюдоострый нож.
Рэд Фокс попытался спрыгнуть с лошади. Поздно. Клинок вошел ему в спину. Его 
огромное тело дрогнуло, голова в широкополой шляпе откинулась назад.
У Токей Ито не было времени праздновать победу: он был в окружении врагов. 
Чтобы обмануть их, он обнял убитого руками, как будто бы продолжая бороться. 
Потом он пролез вперед него, перекинулся спиной поперек коня, словно это он сам 
был убит или тяжело ранен. Левой рукой схватил брошенный повод, правой обхватил 
туловище Фокса и прочно удерживал его в седле. Издали в свете луны могло и 
впрямь показаться, что не Токей Ито, а Рэд Фокс одержал верх. И показалось! 
Радостные крики с холма подтвердили, что обман удался.
Всадники, цепочкой опоясавшие холм с запада и востока, покинули свои места и со 
всех сторон поскакали к мнимому победителю. Но рыжая кобыла даже с 
дополнительным грузом резво бежала вверх по склону. Они отстали и прекратили 
преследование, ожидая, что их раскачивающийся в седле предводитель подаст 
какой-нибудь знак.
На гребне холма дакота увидел двух бегущих, размахивающих ружьями мужчин. Они 
что-то радостно вопили. Это были наблюдатели, оставленные Рэдом Фоксом с южной 
стороны, – бородатый белый и индеец. Они быстро приближались. Еще немного – и 
обман будет раскрыт. Впереди бежал индеец. И вдруг судорожно дернулась его 
фигура. И тотчас же Токей Ито узнал его – Шонка.
Вождь достиг крутого склона, куда не попадал свет луны. Он отпустил Рэда Фокса 
и уздечку, соскользнул с лошади, снял из-за спины лук и вынул из колчана две 
стрелы. Тенькнула два раза тетива. Вскинув руки, индеец и белый повалились в 
траву. Токей Ито подбежал, схватил ружья убитых, патронташи и вернулся к рыжей 
кобыле. Он снова навьючил на нее Рэда Фокса и прикрутил его к седлу с помощью 
лассо. Подвел лошадь к месту, где лежал его томагавк и ружье с расщепленным 
прикладом. Забрал с собой и это оружие. Теперь его целью была вершина, на 
которой он обосновался перед началом поединка.
Друзья Рэда Фокса наконец-то разобрались, в чем дело, и открыли огонь. Но Токей 
Ито был уже на вершине.
Убежище вождя было довольно удобно, и обзор из него при лунном свете был вполне 
надежный. То, что враги не заняли вершины, пока Токей Ито боролся с Рэдом 
Фоксом, было их главной ошибкой. Слишком уж они надеялись на победу Красного 
Лиса. Им пришлось призадуматься, как подобраться к индейцу по этой открытой 
местности. А у того в колчане была сотня стрел, было у него теперь и 
огнестрельное оружие, и вдоволь боеприпасов, у него была лошадь, которую он мог 
убить и съесть.
Тревогу у Токей Ито вызывал склон, который вел к излучине. Это была 
единственная сторона, где плохо просматривались подходы. Заросли ивняка служили 
хорошим укрытием. Однако Токей Ито удалось вовремя уловить там движение. Один 
из рэд-фоксовских головорезов выскочил из зарослей. Он тут же поплатился за 
этот неосторожный шаг. Стрела индейца настигла его…
Из ночной прерии послышалось монотонное индейское пение. Токей Ито прислушался. 
Пели на языке дакотов. Вождь узнал и голос: это была Унчида, мать Матотаупы. 
Она вернулась на этот берег и пела для сына, своего сына, который был окружен 
врагами. Токей Ито различил в темноте даже очертания ее фигуры. И никто из 
белых не пытался помешать ей. Даже у сброда Рэда Фокса она вызывала уважение. 
Унчида пела о Токей Ито и о своем племени. Она не знала усталости, и всю ночь 
слышался ее голос.
Луна завершила свой путь, поблекли звезды. Перед рассветом посвежело. Неслышно 
пролетела сова с добычей в когтях.
Токей Ито расстегнул карман Рэда Фокса. В одном из них он нашел скальп 
Матотаупы с черными волосами, в которых поблескивала седина. Он спрятал его у 
себя. Забрал он у врага и нож, которым был убит отец.
Наступил полдень. Никто не спешил лезть под огонь одного из лучших стрелков 
здешних мест. Время шло, и таким образом осуществлялось намерение вождя 
задержать врагов.
Дакота обратил свой взгляд на юг. Перед ним была неоглядная, слившаяся с небом 
прерия. Он и теперь еще различал темный след на траве, оставленный колонной 
много дней тому назад. След этот тянулся из затянутой дымкой дали, он тянулся 
из бескрайних земель, принадлежащих дакотам… Он вел через реку на чужбину. Еще 
ночь и день и еще одна ночь – и кони, навьюченные скарбом и тянущие волокуши, 
пересекут границу Канады, достигнут свободной прерии и спасительного леса. В 
течение этого времени вождю нужно держать врагов. Потом он может уйти. Ему 
нельзя умирать. В своей нескончаемой песне Унчида пела о том, что сыновья 
Большой Медведицы ждут своего вождя, он нужен им.
Из прерии просвистело несколько пуль. Токей Ито дал из своего ружья ответ. И 
снова вокруг было тихо. Ведь люди, которые были там, внизу, боролись не за свой 
народ и не против его народа, они боролись за приз, и подвергать себя 
смертельному риску они не хотели. К тому же с ожиданием шансы их возрастали, 
потому что усталость и бессонница в конце концов должны были довести дакоту до 
полного изнеможения.
Наступил вечер. Последние лучи заходящего солнца красными бликами гасли на 
сочной зелени. До наступления темноты Токей Ито успел заметил, что многие из 
всадников спешились. Ему труднее стало в сумерках наблюдать за ними, но он был 
уверен, что, как только они зашевелятся и станут придвигаться к нему, он их 
своевременно заметит.
Всю ночь раздавалась в темноте песня Унчиды. Напасть враги так и не отважились.
Наступил день. Еще один день, когда враги боялись показаться дакоте на глаза. 
Они ждали. А взгляд Токей Ито все чаще и чаще обращался на юг. Там вдали – 
Лошадиный ручей. Там, на Белой реке, оставались еще братья и сестры по племени, 
безропотно переносящие голод и гнет уайтчичунов: ведь ушла попытаться начать 
новую жизнь пока лишь небольшая горстка. Да, он должен убежать от уайтчичунов, 
он должен жить для своего народа.
День прошел. Снова солнце склонилось к западу и закатилось. Снова землю окутала 
тьма.
Со стороны лога выстрелили. Дакоту резко ударило по голове, красные круги 
завертелись у него перед глазами. Напрягая волю, он сполз в ложбинку, откуда 
неосторожно высунулся в темноте. Руки его нащупали ружье, и он выстрелил, ещё 
не соображая, куда. Там, внизу, не должны догадаться, что он хоть на мгновение 
вышел из строя. Иначе он пропал.
За выстрелом дакоты последовали ответные выстрелы, но в него было уже не 
попасть. Раненый достал полоску лыка, нащупал рану. Руки его стали мокрыми от 
крови, но повязку он все-таки наложить сумел. Потом руки его бессильно упали и 
он прилег. Снизу больше не стреляли. Токей Ито сознавал, что сам виноват: когда 
начала выходить луна, нужно было прятаться.
Далеко на севере Токей Ито заметил пылающую точку. Призрачный огонек был еле 
различим. Может быть, это сигнал, что колонна перешла спасительную границу 
Канады и достигла лесных гор? Значит, можно и даже нужно попытаться ускользнуть 
от врагов.
Токей Ито почувствовал вокруг какое-то движение. Оно было совершенно бесшумным, 
но острые глаза его все же замечали то тут, то там перемещающиеся тени. 
Временами ему казалось, что это шевелится трава. Но тени приближались, сомнений 
больше не было. Они, видимо, начали подползать сразу же с наступлением темноты.
Осторожно, без единого выстрела враги все плотнее и плотнее окружали его. 
Резкий свисток донесся от излучины. Темные фигуры оторвались от земли; побежали 
вверх по склону, подпрыгивая и нагибаясь. Послышались крики. Затрещали 
револьверные выстрелы.
Токей Ито выпустил несколько стрел в тех, что бежали по гребню холма. Он знал, 
что всех ему не перебить. Первых приблизившихся к ложбинке он уложил из 
револьвера. Затем опять продолжал стрелять из лука, и с каждым его выстрелом 
падал сраженный враг.
Рыжую кобылу задела вражеская пуля. Она подскочила и от испуга понеслась вниз 
по склону. Атакующие бросились за испуганной лошадью: они боялись, что с нею 
может ускользнуть и дакота. Они пытались поймать кобылу, стреляли ей вслед, 
орали.
Дакота снова стал стрелять по врагам. Вырывавшихся вперед настигали его стрелы, 
но число врагов росло, и они уже достигли вершины. В последний момент вождь 
спрятался за стволом дерева. Он не стрелял и можно было подумать, что он убит 
или ранен.
И вот с громкими воплями враги преодолели последние метры. По краям ложбины 
выросли их силуэты: широкополые шляпы, длинные косы, бороды, бритые подбородки… 
Замелькали в воздухе приклады, затрещали винтовочные и револьверные выстрелы. 
Токей Ито тоже взялся за револьвер. Барабан повернулся, раздался треск 
выстрелов, беспомощно закачавшись, попадали в ложбину сраженные налетчики.
Вождь прекратил стрельбу и, как змея, проскользнул к только что убитым врагам. 
Он отшвырнул прочь свой светлый костяной лук и улегся рядом с убитым индейцем.
Охотники за скальпами снова, словно живые тени, замаячили на краю ложбинки. 
Задние напирали на них, орали, а эти, молча, локтями и ногами отпихивались от 
них. Четверо принялись обшаривать убитых, другие с проклятьями собирали их 
оружие.
– Кто нашел его, должен сказать! – крикнул кто-то сердитым голосом в темноту. – 
Этот негодяй, схвативший скальп, должен сказать!
– Тихо! – повелительно произнес другой. – Назад! Вон из этой ямы! Что вы 
топаете, как стадо быков. Двое ко мне. Осмотрим убитых.
Токей Ито увидел силуэт говорившего: высокий, узкоголовый, борода клинышком – 
Шарлемань. Он присутствовал при переговорах вождя с Рэдом Фоксом. Итак, будут 
искать среди убитых!
Двое нагнулись. В одном из них дакота узнал Филиппа. Тот нашел лук вождя и 
поднял его для всеобщего обозрения.
– Если к этому добавить еще какой-нибудь черный скальп, можно произвести 
впечатление! – заметил второй.
Находчивый малый – это был Луис-канадец – решил не откладывая и осуществить 
свою идею. Он вцепился в волосы Токей Ито, однако из предосторожности все же 
спросил:
– Ну что, ты готов, мой краснокожий брат?
– Нет, – ответил вождь, как будто он был одним из индейцев-разведчиков, 
раненных в перестрелке. – Оставь мои волосы в покое, или я сейчас проткну тебя. 
Токей Ито здесь нету. Он убежал!
– Проклятье! – Шарлемань, который тоже услышал эту новость, затеребил свою 
бороду. – Проклятье! Видно он и впрямь был живехонек. Наверное, уполз к 
излучине, сидит там в зарослях, посматривает на нас, чего доброго еще и 
выстрелит…
И тут со стороны излучины раздался выстрел. Шарлемань упал. Он был убит наповал.

На мгновение стало тихо. Охотники за скальпами словно остолбенели. Но тут же 
поднялась необыкновенная суета. Они были убеждены, что стрелял Токей Ито. Сломя 
голову понеслись они вниз, чтобы поймать стрелка. Их голоса звучали все дальше 
и дальше.
Может быть, вернее было бы сбежать по склону с толпою преследователей, а там, в 
долине, как-нибудь ускользнуть от них? Нет, он и так уже едва держался на ногах 
от усталости. И повязка у него сбилась, из раны текла кровь. Он стал приводить 
в порядок повязку. Он был один. Один ли?.. Все ли убежали в долину?
Нет, не все: вождь увидел в темноте смутное очертание фигуры. Словно из-под 
земли выросла эта тень. На фоне неба можно было заметить, что это индеец, 
высокий, худой, несомненно, молодой, длинные, распущенные волосы опускались ему 
на спину.
– Они дураки, – тихо произнес он довольно приятным голосом. – Я один узнал тебя 
и буду с тобой бороться, чтобы пришить твой скальп к своему мундиру. Ты – Токей 
Ито. Твой нож выдал тебя.
– Да, я Токей Ито, – спокойно ответил вождь. – Давай же нападай на меня. Но 
если я окажусь победителем, ты возьмешь в жены девушку из наших палаток.
– О! – произнес удивленный молодой воин. – Мое имя Шудегача, я из племени понка,
 и я не хочу жениться на ваших женщинах. Мне нужен твой скальп, вождь!
– Ты можешь его добыть, Шудегача.
– Да-да! – горячился юноша. – И я это сделаю. Почему ты издеваешься надо мной? 
Или ты думаешь, мой томагавк затупился?
– Нет, я этого не думаю. Твой томагавк остер, и твои мысли – умные мысли. Ты, 
наверное, получишь скальп Токей Ито. Токей Ито ранен и не сможет бороться с 
тобою в полную силу. Ты можешь это проверить. Если ты добудешь мой скальп, они 
дадут тебе двести долларов и наградят поездкой в Вашингтон. Твои белые и 
краснокожие братья убежали, и эти блага достанутся тебе, тебе одному. За 
храбрость тебе хорошо заплатят, сын понка, так, как заплатили однажды изменнику,
 убившему Понтиака.
Молодой воин пренебрежительно свистнул.
– Я не поеду в Вашингтон, Токей Ито, сын Матотаупы, и мне не нужны двести 
долларов. Я не белый человек, который задолжал Меховой компании и хочет 
расплатиться твоими волосами. Я добываю твой скальп для того, чтобы мое имя 
поминали на праздничных кострах. Твои отцы убивали моих отцов. Вы, дакоты, нас 
преследовали, пока были сильны, преследовали, как волки преследуют добычу. Один 
дакота похитил мою сестру Монгшоншу. Его зовут Четанзапа, и он принадлежит к 
твоим палаткам.
– Войны-понка проникали в наши места охоты, ты это знаешь, Шудегача!
– Да, я это знаю. Стада бизонов много лет и зим тому назад покинули наши прерии,
 и женщины, и дети у нас голодали. Нам пришлось искать бизонов в ваших местах 
охоты.
– Белые люди со своими скорострельными винтовками уничтожили так много бизонов, 
что и вам и нам пришлось голодать.
Понка некоторое время молчал.
– Ты боишься со мной драться, Токей Ито? – вдруг произнес он. – Может быть, ты 
хочешь просить прощения у белых людей?
Токей Ито подошел к понке: у раненого вождя не было сил спасаться бегством и он 
пошел навстречу врагу. Лицо к лицу подошел вождь к нему, и, едва последние 
слова слетели с губ понки, кулак вождя опустился на голову молодого воина. 
Понка упал. Токей Ито прижал его коленом к земле и связал.
Издалека донеслись винтовочные выстрелы, потом топот копыт. По-видимому, 
охотники за скальпами добрались до своих коней, которые были спрятаны в долине, 
и верхом преследовали неизвестного, который выстрелил в решающий момент.
Из долины тянуло сыростью. Токей Ито мучила жажда. Он покинул ложбину и пополз 
вниз, пополз так, как будто там были враги и он собирается за ними понаблюдать. 
Запах воды манил его все сильнее и сильнее. Едва он достиг первой лужицы, он 
жадно приник к ней и стал пить мутную воду большими глотками. От боли у него 
снова закружилась голова. Рана оказалась тяжелее, чем он думал. Он упал. Под 
ним была влажная земля, его обдувал холодный ветер, однообразно шумела река. Не 
в силах больше бороться с собой, он закрыл глаза и заснул.
Когда он очнулся, небо на востоке чуть-чуть посветлело. Он постарался 
определить место, где лежал. Оказалось, что он находится в кустарнике, среди 
вынесенных рекой на берег деревьев: неплохое укрытие подобрал он себе в темноте.
 Потом вождь сообразил, что ему опять предстоит карабкаться на вершину: ведь 
там остался его пленник.
Дакота выбрался из зарослей ивняка и пополз в гору. Наконец он добрался до 
ложбины, где ему пришлось провести два дня и три ночи. Связанный понка лежал на 
том же месте. Полное спокойствие. Скоро коршуны и волки примутся за свое дело и 
не останется никаких следов того, что тут происходило.
Вождь окинул взглядом даль. Далеко внизу, на берегу реки он увидел Буланого и 
рыжую кобылу. Они вместе щипали траву. Но глаза его искали другое: ему надо 
было знать, не стал ли жертвой охотников за скальпами стрелок, уложивший 
Шарлеманя? Если он жив, должен же он как-нибудь себя проявить. Этот стрелок был 
кровный брат Токей Ито – сиксик Гром Гор. Он должен был сообщить об исходе его 
борьбы роду Медведицы.
Рассвело. Из травы на склоне холма показался индеец. Не таясь, он шел к вершине.
 Он был высок и строен. Токей Ито поднялся навстречу ему, кровные братья 
приветствовали друг друга. И Унчида подошла к ним.
– Наши враги приняли тебя за Токей Ито, – сказал дакота Грому Гор. – Известно 
им, что ты жив?
– Нет. Они думают, что я убит. А я скрылся в Илистой воде, потом я потихоньку 
выбрался из реки и еще понаблюдал, что будут делать охотники за скальпами. Они 
взяли твой костяной лук и сняли скальп с краснокожего разведчика, которого я 
застрелил, когда они за мной гнались. Этот скальп с луком они теперь продадут, 
как твой. Довольные, они ускакали прочь.
– Вот, – сказал Токей Ито и показал на связанного понку, – это единственный из 
врагов, кто знает, что Токей Ито жив. Он не должен меня выдать. Для уайтчичунов 
Токей Ито убит.
– Ты заставишь его молчать?
– Он может выбрать: смерть или жизнь в наших палатках.
Дакота посмотрел пленнику в глаза. На лице молодого человека отражалась борьба 
благоразумия с упрямством и ненавистью.
– Ты пришел из своих палаток или состоишь на службе у Длинных Ножей? – спросил 
его Токей Ито.
– У понка нет больше своих палаток, – с горечью ответил молодой индеец. – Злой 
дух, которого занесли к нам белые, голод, стрелы и пули дакотов истребили наших 
воинов. Последние ушли в резервацию. Я остался в прерии и ловил бобров с одним 
из белых.
– Твоя сестра Монгшонша живет у нас. Не хочешь ли и ты поселиться в палатках 
рода Медведицы и разводить вместе с нами пятнистых бизонов и выращивать хлеб?
– В резервации?
– Нет, на воле, на нашей собственной земле. Земля здесь плодородная. – Токей 
Ито посмотрел на сочные зеленые луга, на красноватые склоны холмов. – Тогда нам 
не придется голодать, не придется убивать друг друга.
– Это хорошо, на это я согласен.
– Понка принадлежит к той же большой группе племени, что и дакота, – к сиу. Мы 
всегда были братьями, мы и впредь будем братьями. Хау! Поспеши же, мой юный 
брат, к лесным горам и сообщи, что Токей Ито, Гром Гор и Унчида скоро будут в 
палатках.
Шудегача был развязан и отправился в путь. Он помчался по склону в долину, и 
оба вождя видели, как он переплыл реку, как достиг протянувшейся далеко на 
север прерии.
Токей Ито смотрел ему вслед. Там, за кипящей утренним туманом долиной, за 
неоглядной волнистой прерией, темнели у горизонта горы. Склоны их поросли лесом.
 Где-то там, где соседствуют луг и лес, у прозрачного ручья стоят типи рода 
Медведицы. Кожаные полотнища их уже подняты, на огне готовится пища.
Лицо Токей Ито озарила радость. Не было больше врагов у него и у его племени. 
Сыновья Большой Медведицы могли начинать новую жизнь.



 
 [Весь Текст]
Страница: из 146
 <<-