чтобы принести питьевой воды. Умываться не приходилось. Непривычная грязь 
унижала, безнадежность угнетала узников резервации.
Хапеда, его друг Часке и Грозовая Тучка только по вечерам ненадолго забывали о 
своем отчаянии и усталости. Вечерами они могли посидеть с Уиноной в палатке 
Четанзапы. И Унчида, которая жила теперь в палатке жреца, старалась в это время 
приходить сюда. Уинону на время покидала ее печаль. Она шила в сумерках одежду 
из меха, мокасины. Работала она не торопясь.
– Для кого же ты шьешь? – спросила как-то Грозовая Тучка.
– Я работаю ради своего сна, – ответила Уинона.
– Что же у тебя был за сон? – допытывался Часке: от тайком посещал палатку 
бежавшего Четанзапы, ведь его приемная мать Белая Роза и ее муж, Шонка, не 
должны были знать об этом.
– Что за человека ты видела во сне? – спросил Хапеда, ощупывая меховую куртку, 
которая, по-видимому, предназначалась для рослого стройного воина.
– Моего брата, – призналась Уинона.
– Он убит, – сказал Хапеда.
– Я не видела его тела.
Грозовая Тучка испуганно подняла голову. Она боялась лишиться последней надежды.

– Он убит, – повторил Хапеда, ощущая такой же страх, что и Грозовая Тучка.
– Но его дух не покорился, – строго возразила Уинона. – Он являлся мне во сне. 
Он вернется.
Шли дни, недели, месяцы. Снова как-то вечером сидели мальчики и девочки у 
сестры Токей Ито. Уинона работала теперь реже. Вот и этот вечер она сидела 
сложа руки. И хотя почти не о чем было им говорить, они все равно собирались, 
искали поддержки друг в друге: Часке, Хапеда, Грозовая Тучка и Ящерка.
Было уже темно, когда послышался конский топот.
Это был топот крепких здоровых коней. Значит, кто-то чужой. Мальчики и девочки 
прислушались.
Всадники доскакали до площадки стойбища. Топот смолк. Часке предположил, что 
приехало шестеро. Слышно было, как они спешились и направились к палатке 
Четанзапы. Дети так и оставались рядом с Уиноной.
Полог распахнулся, и вошел Шонка, за ним – Татокано, три незнакомых воина и 
белый человек. Белый был в штатском. Татокано вырядился в какую-то совершенно 
немыслимую форму.
– Раздуть огонь! – приказал белый, вероятно служащий агентуры; его сиплый, 
надорванный голос срывался на визг.
Татокано перевел приказ. Грозовая Тучка выполнила его: она решила избавить 
Уинону от подчинения этому противному койоту. Пламя весело взвилось и осветило 
всех находящихся в палатке.
– Вон, поросята! – цыкнул мужчина на детей.
Медленно, сохраняя чувство собственного достоинства, поднялись мальчики и 
девочки, направились к выходу. Вторгшиеся в палатку мужчины расступились, давая 
им дорогу.
Шонка бросил угрожающий взгляд на своего приемного сына Часке, а Хапеду схватил 
за руку:
– Ты останься здесь!
Мальчик остановился, не поворачивая головы.
Грозовая Тучка, Ящерка и Часке выбрались наружу, но не стали отходить далеко от 
палатки, чтобы услышать, что произойдет.
Шонка не спускал глаз с Уиноны и Монгшонши.
– Встать! – заорал он на них, после того как белый человек провизжал это 
по-английски.
Женщины поднялись.
– В палатке будет произведен обыск.
Женщины молчали.
– Где вы прячете Четанзапу, этого изменника и убийцу? Он будет повешен! Красное 
Крыло умер от его ножевой раны!
Женщины продолжали молчать.
Лагерные полицейские принялись поднимать с пола одеяла и расшвыривать по 
сторонам.
– О! – сказал Шонка и направился к Уиноне. – Ты держишь свои ноги в тепле! 
Ну-ка сойди с этой медвежьей шкуры!
Уинона отступила в сторону. Белый с помощью Шонки развернул тяжелый серый мех. 
Хапеда впервые увидел, что тут было завернуто: длинная священная трубка, 
которую пускали по кругу, прежде чем приступить к трапезе у вождя, головной 
убор из перьев орла, недошитая куртка из бизоньего меха, крой для меховых 
мокасин и основание для ступательных лыж.
Лица Шонки и маленького человека с визгливым голосом скривились в 
издевательской усмешке:
– Собираешься одеть Четанзапу?
И Шонка, и четверо других индейцев понимали, что женщины не будут отвечать. 
Однако белый ждал ответа.
– Где Четанзапа? – прерывающимся от раздражения голосом спросил белый.
Женщины молчали.
Шонка схватил Хапеду за плечо и пихнул его к матери:
– Я заберу этого щенка с собой, если ты не скажешь, для кого шила одежду?!
Монгшонша задрожала:
– Я не шила ее.
– Ты ее не шила? – Шонка оставил Хапеду и подступил к Уиноне. – Зачем шила