|
Пройдя за своим проводником целый ряд коридоров и поворотов, Армстронг вошел,
наконец, в комнаты, занимаемые полковником.
Вечерело, комната, наполовину окутанная сумерками, едва освещалась тлевшим в
камине огоньком. Поручик устроился в кресле перед камином и принялся щипцами
ворошить тлеющие угли; в это время позади него потихоньку отворилась дверь, и
шелест шелкового платья заставил его повернуть голову.
– А! – раздался приятный голос. – Вы здесь, любезный капитан Джим? Миссис
Сент-Ор и я ждем вас уже десять минут для прогулки в санях. Вы не раздумали?
В эту минуту пламя в камине вспыхнуло и осветило лицо поручика. Говорившая
вскрикнула от удивления.
– Ах, простите!.. Я было приняла вас за…
– Любезного капитана Джима… – докончил Армстронг не без горечи в голосе. –
Поверьте мне, мисс Нетти Дашвуд, – сказал он, – я в отчаянии, что причинил вам
такое разочарование… Но я удаляюсь и ни за что на свете не хотел бы…
Говоря это, он взял шляпу и направился к двери. Но девушка его удержала.
– Останьтесь, прошу вас. Я здесь такой же гость, как и вы… а выходит, будто я
вас гоню… Вам, вероятно, нужно переговорить с полковником?
– Я явился сюда по его приказанию, – довольно сухо пояснил поручик. – Впрочем,
раз мы встретились, я бы желал объясниться с вами, – прибавил он решительно.
С этими словами он встал перед дверью, как бы загораживая в свою очередь ей
путь к отступлению.
Этот тон и движение, его сопровождавшее, произвели сильное впечатление на мисс
Нетти; она побледнела и с оттенком неудовольствия сказала:
– В таком случае постарайтесь быть кратким. Меня ждут внизу мои друзья…
– Ваши друзья! – воскликнул он с горечью. – Было время, мисс Дашвуд, когда вы
считали и меня в числе своих друзей, а я, со своей стороны, считал вас самым
лучшим, самым верным своим другом. А теперь… – и он остановился.
– Ну, что же теперь? – спросила она, топнув ножкой в каком-то детском
нетерпении.
– Я не знаю, что и думать. Вы, кажется, сделались моим врагом. Во всяком случае
вы стали ко мне так равнодушны, что меня это… это… приводит в отчаяние. Можно
подумать, что какая-то пропасть разверзлась между нами. Неужели с моей стороны
нескромно пытаться узнать причину такой перемены?
Камин разгорелся, и пламя его освещало серьезное лицо молодого офицера,
говорившего сдержанно и в то же время грустно.
Мисс Дашвуд задумалась и, как бы защищаясь, проговорила:
– Вы ошибаетесь, господин Франк, уверяю вас. На мой взгляд, ничего между нами
не изменилось. Да и с какой стати между нами что-либо вообще могло произойти?
– Я хотел бы знать… За собой я решительно не знаю вины… Клянусь вам, Нетти, не
знаю: ни словом ни делом я никогда не изменял той искренней дружбе, которую
когда-то, помните, мы заключили, и я еще скрепил эту дружбу таким забавным
маленьким залогом.
– Залогом, говорите? – сказала она, недоверчиво покачав головой. – Какой же это
был залог?
– Ах, мне не хочется верить, что вы все позабыли!..
Она ответила не сразу. Быстро подойдя к камину, она грациозно уселась на
маленьком стуле напротив большого кресла и смеясь заговорила:
– Тут какое-то недоразумение…
– Да, конечно, одно недоразумение! – вскричал он с живостью изменившимся
голосом; куда девались строгость и горечь: черты лица прояснились, и в голосе
звучали нежность и любовь. – Да, и я скажу вам, мисс Дашвуд, что породило это
печальное недоразумение. Глупец прельстился обманчивой внешностью и думал, что
красивая наружность скрывает за собой такую же прекрасную душу; глупец
предпочел особу без сердца и не оценил дружбы и искренней привязанности. А
когда глаза его открылись, было уже поздно… Он потерял и ту, которую украшал
воображаемыми добродетелями, и другую – истинного и дорогого друга.
И он устремил на сидевшую перед ним Нетти пристальный, вопрошающий взгляд.
– Вы говорите загадками, – сконфуженно ответила она, – а я, право, не искусная
разгадчица.
Говоря это, она держала висевшую на ее шее цепочку и своей маленькой ручкой,
затянутой в перчатку, перебирала какой-то брелок.
– Скажите, этот господин, о котором вы говорите, был очень огорчен, потеряв
друга? – спросила она после некоторого молчания.
– Как было ему не огорчиться? Оставив друга почти девочкой, он встретил ее уже
совершенно взрослою, но легкомысленной и безжалостной к нему.
– В самом деле, легкомысленной и безжалостной? – переспросила она с оттенком
равнодушия.
– Да, – ответил он с плохо скрываемой досадой, – легкомысленной и безжалостной!
Так как вместо того, чтобы извиниться, она и сейчас шутит, глумится над
чувством истинным и глубоким. С чувством, которое заполнило все мое сердце, она
играет, как с какой-то безделушкой на своей цепочке!
– Что делать? – медленно сказала она. – Я очень дорожу этой, как вам угодно
назвать ее, безделушкой, потому что она досталась мне от друга.
Франк вздрогнул, как будто стрела сиукса пронзила его. Внезапная догадка
произвела в нем мгновенную перемену.
– Мисс Дашвуд, – вскричал он, – не будет ли нескромностью с моей стороны
спросить, что у вас в руке?
– Ах, нисколько! – сказала она и при этом сжала брелок в кулачке. – Это –
вещица, не имеющая никакой цены, не стоящая даже оторванной медной пуговицы.
Последние слова она произнесла с таким веселым задором, что Армстронг стал
|
|