– Из донесений вашего отрядного начальника я узнал, что вам была разрешена 
отлучка только на трое суток. По какой причине вы нарушили этот срок?
– Потому что видел возможность добыть очень важные сведения!
– И эти сведения вы добыли? – спросил полковник, не спуская с него глаз.
– Точно так, господин полковник.
– Я вас слушаю.
– Сведения таковы, господин полковник: дакоты собираются заключить с соседними 
племенами и даже, может быть, с черноногими обширный и опасный союз. Во главе 
этого предприятия стоит образованный вождь, храбрый, могущественный по 
богатству и способностям; его идеи, конечно, более здравы и практичны, чем идеи 
рядовых индейцев. Этот вождь пробовал вразумить их, что нужно время для того, 
чтобы приучить толпы к дисциплине, к прочному единству и через то сделать их 
сильными и непобедимыми. Его намерения и виды – я, кажется, могу это утверждать 
– скорее миролюбивы, чем воинственны; он предпочел бы вести с правительством 
переговоры на мало-мальски выгодных основаниях, нежели возбуждать открытое 
восстание. Но его не послушали, и партия, стоящая за немедленную войну, взяла 
верх. Во всяком случае, так как вождь этот бесспорно превосходит всех других 
индейских воинов знаниями, хладнокровием и храбростью, я не сомневаюсь, что 
силою обстоятельств он вынужден будет принять командование над ними и, уступая 
более многочисленной партии, начать войну; таким противником пренебрегать 
нельзя. Вы поймете мои слова, полковник, если я добавлю, что несколько недель 
тому назад дакотам отправили из Канады пушки, скорострельные ружья и достаточно 
боевых припасов к ним. В настоящую минуту они еще плохо вооружены, не успели 
соединиться, не успели приготовиться. Немедленный поход мог бы, я уверен, 
захватить их врасплох и задушить в зародыше готовящееся восстание…
Полковник встал и прошелся раза три по палатке.
– Откуда у вас эти сведения? – спросил он тихим голосом, устремив внимательный 
и пристальный взгляд на молодого человека.
– Я был у них в лагере, – скромно ответил Армстронг.
– Неужели вы были там? Так вот куда привели вас замеченные вами следы! – 
вскричал комендант и, будучи не в силах сохранять долее официальную холодность, 
он схватил молодого человека за руки и горячо пожал их. – Расскажите же мне все 
подробно, дорогое дитя мое.
И, усадив Франка рядом с собой на буйволовой шкуре, он предложил ему сигару и 
затем сосредоточенно выслушал подробности его похождений. Армстронг рассказал 
все, скрыв только имя Мак Дайармида. Он полагал, и не без оснований, что не 
вправе выдавать того, кто сделал все возможное для спасения его жизни и жизни 
его товарищей.
Затем начались расспросы о приблизительной численности дакотов, о силе их, об 
их вооружении. И только когда все вопросы были исчерпаны, полковник решился, 
наконец, отпустить подпоручика.
– Теперь идите, мой дорогой, – сказал он ему, сердечно пожимая руку. – Мой брат 
примет вас у себя… Выспитесь хорошенько: вам нужны будут все ваши силы, чтобы 
довершить услугу, оказанную вами государству.
Затем полковник приказал пригласить к себе Марка Мэггера, который подтвердил 
все рассказанное Армстронгом. По настоянию последнего корреспондент тоже 
умолчал об имени Золотого Браслета. Взамен этой маленькой недомолвки он был 
неисчерпаем в похвалах усердию, хладнокровию и спокойному геройству своего 
товарища.
Франк Армстронг весело шел в отведенную ему неподалеку палатку; поравнявшись с 
офицерскими квартирами, он натолкнулся на группу, состоявшую, между прочим, из 
напитана Грюнтея, Корнелиуса Ван Дика и других. Офицеры все уже знали о 
счастливом возвращении Франка и шумно, по-товарищески приветствовали его. 
Только Ван Дику, пораженному неожиданностью этого возвращения, было не по себе; 
он заметно сторонился Армстронга, а это увеличивало неловкость его положения.
Наконец он решился заговорить.
– Ну, вот вы и вернулись, – с кислой миной произнес он, не решаясь, впрочем, 
протянуть руку Франку.
– Да, вернулся и притом сохранил в целости и голову и волосы, несмотря на то, 
что вы так любезно предсказывали мне потерю их, – ответил Франк с явным 
презрением.
Корнелиусу нечего было ответить. С той поры молодые люди никогда более не 
заговаривали друг с другом.
Полковник Сент-Ор, оставшись один, глубоко задумался и несколько минут ходил 
взад и вперед по палатке. Потом присел к своему походному складному столу, 
быстро написал несколько строк на листе бумаги и приказал позвать к себе 
адъютанта Пейтона.
Несколько минут спустя трубач играл сбор, и следующий приказ был прочитан 
командирами перед строем своих солдат:
«Завтра утром в три часа снятие с лагеря. В четыре часа седлать лошадей. Обоз 
остается позади. Людям иметь при себе провианту на восемь дней. Сегодня вечером 
огни погасить часом ранее обыкновенного».
По прочтении приказа офицеры собрались вокруг коменданта, чтобы узнать 
полученные им новости.
– Господа, – сказал он им, – нам предстоит работа. Индейцы близко и с большими 
силами. Решаюсь вступить в бой, не дождавшись колонны, идущей к нам из Ларами 
на подмогу; мы ставим многое на карту, мы рискуем, – этого нельзя отрицать, но, 
надеюсь, мы победим! Пусть только каждый честно исполнит свой долг, на что я и 
рассчитываю!