перед тем меня не видел, погубил все; ему достаточно было сказать несколько 
слов, чтобы разбить мою будущность, раздавить в зародыше все мои надежды. Чужой 
для школы, он не имел повода вмешиваться в то, что происходило в ней. Но ему 
захотелось проявить свое усердие, и он, не будучи к тому призван, а лишь из 
любви к искусству сделал донос на меня и одного моего товарища, когда мы 
незначительно нарушили дисциплину. Но так как полуиндейцу ничего не прощается, 
меня выгнали из школы. О! Я отомщу ему!..
– Мак Дайармид, будь рассудителен. Изменник не один; подожди удобного случая.
– Не думай, Эван, что гнев затемняет мой рассудок. Я знаю, что сегодня вечером 
он уезжает из Вест-Пойнта! Я буду сторожить его, хотя бы всю ночь! Смотри!
Группа перед ними повернула с дороги и вошла в сад, расположенный перед 
красивой виллой. Они приостановились, любуясь сиянием луны.
В то время как Мак Дайармид с товарищем проходили подле решетки сада, один из 
офицеров говорил:
– Не правда ли, господин Брэнтон, какая великолепная ночь?
– Именно великолепная! – произнес серьезный голос. – Почти так же хороша, как в 
Неаполе, где я провел последнее лето с моей семьей. Вашей экспедиции на границу 
будет сопутствовать прекрасная погода, господин полковник, и я несказанно рад, 
что и мой племянник Корнелиус примет участие в походе. И надолго вы едете?
– А я, право, и сам хорошенько не знаю. Делая топографические съемки на востоке,
 трудно заранее определить, сколько времени они займут.
– Однако, я вижу, что деятельную службу вы предпочитаете занятиям в 
экзаменационной комиссии.
– Без сомнения. Знаете ли, идя на границу, нельзя сказать, когда и как оттуда 
вернешься!.. Там индейцы, которые могут причинить много хлопот, хотя в 
настоящую минуту они спокойны. Что касается вашего племянника, то, кажется, мне 
не придется долго наслаждаться его обществом, так как он назначен в форт Ларами,
 а я назначен комендантом в форт Лукут.
Тут Мак Дайармид и горец миновали решетку сада и уже не могли разобрать 
доходивших до них голосов.
– Я тебе говорю, Эван, гнев нисколько не затемняет моего рассудка! Теперь я 
знаю, что могу себе наметить заранее час расправы. Запомни, что я тебе скажу: 
Корнелиус Ван Дик едет в равнины, в войска под командованием полковника 
Сент-Ора, – оттуда он не вернется!
Шотландец одобрительно усмехнулся в свою рыжую бороду.
– В добрый час! Вот это речь истинного храбреца! Благородная кровь выдает себя. 
Это настоящий Мак Дайармид, который во времена первых шотландских королей, 
содрав с живого врага кожу, повесил ее у дверей своей палатки.
Лицо молодого человека приняло свирепое выражение.
– Участь моего врага будет ничуть не лучше, за это я отвечаю, – сказал он 
сквозь зубы.
На этот раз Эван ничего не возразил, и они молча направились к пристани, где в 
это время стоял пароход, готовый сняться с якоря. В такой поздний час 
пассажиров просто не могло быть, и они оказались на палубе одни. С реки, по 
которой плыл пароход, виднелись окна военной школы, чудесно освещенные полной 
луной. Этот вид вывел Мак Дайармида из его мрачной задумчивости. Он вдруг 
погрозил кулаком зданию и произнес вполголоса:
– Горе вам всем от первого и до последнего. Клянусь, что заставлю вас в свою 
очередь проклясть тот день, в который вы, прогнав меня, дали мне в руки оружие 
против себя.
Эван Рой поглядел на него на этот раз с улыбкой сожаления.
– Угрозы еще никому костей не ломали, – сказал он презрительным тоном. – 
Впивается сильней зубами та собака, которая не лает.
– Ты прав, – сказал на это Мак Дайармид, – и скоро ты увидишь, хорошо ли я 
сжимаю челюсти, когда вцеплюсь в кого-нибудь.
Сад Костюшки служил в этот вечер местом для прогулки гостям военной школы. Этот 
сад идет уступами к реке и тянется вдоль поля, где проходят маневры, отделяя 
его от реки Гудзон. Кусты, осыпанные цветами, мраморный фонтан, каменные 
скамейки, с которых при лунном свете можно любоваться величественной рекой и 
темными холмами на другом берегу, представляют восхитительную декорацию.
В то время, как пароход поравнялся с террасой, разговор, совершенно иной, чем 
разговор Мак Дайармида с Эваном, происходил между подпоручиком Армстронгом и 
красавицей Жюльетой Брэнтон.
– Вам не жаль покидать Вест-Пойнта? – спрашивала она.
– Бог знает, – отвечал он задумчиво. – Конечно, здесь были у меня приятные часы,
 но их так мало, – на перечет.
– На перечет? Вы меня удивляете. Мне всегда приходилось слышать, что офицеры с 
большим удовольствием вспоминают годы, проведенные в школе. Ведь там все 
счастливы? Ведь это место всеобщего равенства?
Армстронг горько улыбнулся.
– Там равенства менее, чем где-либо. Вест-Пойнт, собственно говоря, та же 
гимназия, только с более строгим уставом. Превосходство способностей, 
физической силы, конечно, имеет значение, и это логично; но менее логично то, 
что общественное положение играет здесь роль, как и повсюду.
Девушка почувствовала, что это тема опасная для разговора. Она поспешила 
переменить ее.
– Скажите, пожалуйста, – перебила она, – кто был тот мрачный господин, с 
которым вы раскланялись, выходя с бала? Я никогда не видала более странной 
фигуры. Он мне напоминает Байроновского Люцифера.
– Это Мак Дайармид, – ответил Армстронг, – честный и очень способный человек. В