и 
довольно расплывчатое представление о содержании полководческого искусства 
отражено в отзыве Диона Кассия о царе даков Децебале53: он превосходно 
разбирался в военном деле и был искусен в ведении войны, умея точно выбрать 
момент для атаки и для отступления, был мастером засад и ведения открытого боя, 
мог разумно пользоваться победой и справляться с поражением54. Довольно 
расплывчато и то разграничение понятий ?????????? и ????????????, которое 
проводит Фронтин, определяя предмет своего труда: «сущность стратегики и 
стратегем при всей их схожести различается. Ведь все, что совершается 
полководцем предусмотрительно, с пользой, благопристойно, последовательно, 
будет считаться стратегикой, а если это лишь под видом такого рода [действий], 
то стратегемами. Их собственная сила, основанная на искусстве и ловкости, 
приносит пользу и когда нужно остерегаться, и когда нужно подавить 
противника»55. Здесь, как мы видим, в полководческом искусстве также 
акцентируются моральные, а не специально-технические аспекты.
Надо сказать, что такого рода представлениям о содержании полководческой науки 
соответствуют в значительной части своей проблематики многие из известных нам 
античных трактатов по военному искусству (Онасандра, Фронтина, Полиэна, Вегеция 
и др.), в которых немалое внимание также уделяется морально-психологическим 
качествам полководца. Такая тематизация военной науки, кстати говоря, имеет 
давнюю традицию в античной полемологической мысли. По свидетельству Платона 
(Euthyd. 273 c), еще софисты Евтидем и Дионисодор брались обучать всему, что 
надлежит знать стремящемуся стать стратегом, — строевому порядку, командованию 
войсками, организации боевой подготовки. В «Меморабилиях» Ксенофонта (III.1.6 
sqq.) критикуется ограниченность подхода софистов к содержанию полководческой 
науки. Ксенофонт, во-первых, разграничивает понятия тактики и стратегии и, имея 
в виду последнюю, отмечает, что полководец должен обладать способностью 
приготовлять все, что нужно для войны, добывать продовольствие войску, внушать 
подчиненным послушание и повиновение себе, привлекать союзников и помощников. 
Во-вторых, подчеркивая, что хорошему военачальнику надо обладать как природными,
 так и приобретенными в процессе обучения качествами, он указывает, что 
командующий «должен быть изобретательным, энергичным, заботливым, терпеливым, 
находчивым, ласковым и суровым, прямодушным и коварным, недоверчивым и 
мошенником, расточительным и алчным, щедрым и жадным, осторожным и отважным». 
Развивая далее эту тему, Ксенофонт проводит сопоставление качеств хорошего 
хозяина и полководца и приходит к выводу об их принципиальном совпадении: «во 
главе чего бы человек ни стоял, если только он знает, что нужно, и может это 
добывать56, он будет хорошим начальником — хором ли он будет управлять, или 
домом, или государством, или войском». Ибо, заключает ниже автор, «попечение о 
собственных делах лишь величиной отличается от попечения об общих… Кто умеет 
обходиться с людьми, тот хорошо ведет и собственные и общественные дела, а кто 
не умеет, тот и здесь и там делает ошибки» (III.4.6; 12. Пер. С.И. 
Соболевского). Эти рассуждения57, хотя и не находят прямых соответствий в 
римских источниках, отвечают в определенной степени римскому республиканскому 
идеалу полноценной самореализации истинного римлянина — государственного мужа и 
воителя (domi militiaeque pollens — SHA. M. Aur. 3.3; cp. SHA. Trig. Tyr. 19.1; 
33.1), добропорядочного отца семейства и рачительного хозяина58. Стоит также 
заметить, что сочинения Ксенофонта, в частности его «Киропедия», не только были 
прекрасно известны образованным римлянам, но и воспринимались как вполне 
применимое на практике наставление в делах государственного управления и 
военного командования. По утверждению Цицерона, П. Сципион Эмилиан не выпускал 
из рук Ксенофонтовой «Киропедии», ибо в ней не пропущено ни одной обязанности 
заботливой и умеренной власти (Q. fr. I.1.23). Сам же Цицерон, хотя и не без 
иронии, писал одному своему корреспонденту в период своего наместничества в 
Киликии, что, руководя военными действиями, полностью применил «Воспитание 
Кира», которое протер до дыр при чтении (Fam. IX.25.1)59.
Однако если судить по содержанию военных трактатов в целом и по 
непосредственным рекомендациям античных писателей, круг познаний, которыми в 
идеале должен был располагать хороший военачальник, отнюдь не ограничивался 
общими вопросами стратегии и тактики, назидательными примерами моральных 
достоинств и исторических деяний или образцами удачных стратегем, но включал 
также ряд специальных предметов и сугубо технических сведений. Надо иметь в 
виду, что в распоряжении римских читателей первых веков наше эры было немало 
сочинений и на латыни, и на греческом, посвященных достаточно узким конкретным 
вопросам военного дела. Из тех, что сохранились, можно назвать трактаты Энея 
Тактика о защите города от осады (середина IV в. до н. э.) и того же Ксенофонта 
(«О верховой езде» и «О начальнике конницы»), Афинея Механика о военных машинах 
(I в. до н. э.)60, Асклепиодота (I в. до н. э.) и Элиана Тактика о тактике 
применения фаланги (начало II в. н. э.), Псевдо-Гигина «Об устройстве лагеря» 
(начало II в. н. э.), Флавия Арриана о тактическом искусстве и о построении 
против аланов (середина II в. н. э.), Аполлодора Дамасского о полиоркетике 
(первая половина II в. н. э.). Различным общим и специальным проблемам военного 
дела были посвящены и многие труды, известные нам только по упоминаниям их 
авторов или названиям (см., например, перечень наиболее важных авторов у Иоанна 
Лида — De magistr. I.49). В самом Риме основоположником военной литературы стал 
Катон Старший, среди многочисленных сочинений которого известна и книга «De re 
militari», представлявшая собой, по-видимому, практическое руководство по 
разным аспектам военного дела, подкрепленное ссылками на исторические примеры61.
 Ее, как и труды Корнелия Цельса, Фронтина62, Патерна и других писателей (а 
также constitutiones императоров), использовал Вегеций для своей «Эпитомы 
военного дела» (Veget. I.8; II.3)63. Сугубо специальный трактат «О метан