сто приходилось останавливаться, чтобы подать помощь своим. Так 
тогда и было. Пройдя путь в четыре мили, во время которого их непрерывно и 
необыкновенно сильно беспокоила наша конница, они заняли высокую гору и там 
разбили лагерь, но укрепили только ту его сторону, которая обращена была против 
неприятеля. При этом они не стали снимать поклажу с вьючных животных. И вот, 
как только они обратили внимание на то, что Цезарь также разбил лагерь, 
раскинул палатки и отправил конницу в разные стороны за фуражом, они вдруг 
бросились около шестого часа того же дня из своего лагеря и, в надежде, что мы 
за отъездом нашей конницы замедлим с преследованием, выступили в поход.
Заметив их движение, Цезарь немедленно вывел свои легионы и пошел по пятам за 
неприятелями. Для охраны обоза им было оставлено несколько когорт, которые 
должны были в десятом часу двинуться следом за ним. Фуражиры и конница были 
спешно отозваны назад, причем конница тут же вернулась к своей повседневной 
походной службе. Начались жаркие стычки с арьергардом, так что тот едва не 
обратился в бегство, и много солдат, даже несколько центурионов, были при этом 
убиты. Пехота Цезаря также уже надвигалась и угрожала врагу всей своей массой.
81. Теперь у врагов не оставалось никакой возможности ни найти подходящее место 
для лагеря, ни двигаться вперед. По необходимости они остановились и разбили 
лагерь на совершенно неудобном месте и далеко от воды. Но, по вышеуказанным 
причинам, Цезарь не стал их беспокоить (71). Однако он не позволил своим людям 
ставить на этот день палаток, чтобы все они были вполне готовы к преследованию, 
на тот случай, если враги попытаются прорваться, все равно, ночью или днем. 
Неприятели заметили невыгодное положение своего лагеря; в течение всей ночи они 
выносили вперед свои укрепления и заменяли один лагерь другим. То же самое они 
делали и на следующий день и работали с раннего утра до вечера. Но насколько 
они преуспели в этой работе и выдвинули лагерь, настолько же удалились от воды, 
так что одно зло пришлось исправлять другим. В следующую ночь уже никто не 
выходил из лагеря за водой; а на следующий день они оставили в лагере охрану и 
двинулись за водой всем войском. Вместо того чтобы давать решительное сражение. 
Цезарь предпочитал довести их этими страданиями до полного истощения и тем 
вынудить к неизбежной сдаче. Но все-таки он сделал попытку окружить их со всех 
сторон валом и рвом, чтобы как можно больше затруднить их внезапные вылазки, на 
которые, по его мнению, они по необходимости должны были пойти. По недостатку 
фуража, а также с тем чтобы обеспечить себе свободу движения, они распорядились 
убить всех вьючных животных.
82. На эти работы и соображения пошло два дня. На третий день часть работ 
Цезаря уже подвинулась вперед. Чтобы помешать их окончанию, неприятели дали 
около девятого часа боевой сигнал, вывели легионы и выстроили их у самого 
своего лагеря. Цезарь отозвал свои легионы с работы, приказал собраться всей 
коннице и также построил все свои силы в боевую линию: предположение, что, 
вопреки доброму мнению о нем солдат и своей общепризнанной славе, он боится боя,
 могло бы очень повредить ему. Но те же самые, уже известные нам основания 
удерживали его от решительного сражения, и теперь еще более, чем прежде, так 
как, ввиду краткости расстояния между фронтами, даже обращение противников в 
бегство лишь немного содействовало конечной победе. Ведь лагери отстояли друг 
от друга не более чем на двести футов. Две трети этого пространства занимали 
оба фронта, и только одна треть оставалась свободной для атак и для боя. В 
случае сражений даже совершенно разбитая сторона, вследствие близости лагеря, 
нашла бы в нем убежище. Поэтому Цезарь решил давать отпор атакам неприятеля, но 
самому не вовлекать его в бой.
83. Афраний образовал из пяти легионов две боевые линии, а третью, в качестве 
резерва, занимали вспомогательные когорты. Фронт Цезаря также состоял из трех 
линий, но в первой линии было по четыре когорты из его пяти легионов, за ними 
следовали, в качестве резерва, по три, а затем снова также по три когорты из 
соответствующих легионов; стрелки и пращники стояли в центре, конница 
прикрывала фланги. Такое построение, по-видимому, соответствовало тем целям, 
которых твердо держались обе стороны: Цезарь не хотел сражаться иначе, как по 
необходимости, Афраний желал помешать окончанию осадных работ Цезаря. Выжидание 
затянулось надолго, и оба войска простояли до захода солнца друг против друга, 
а затем вернулись в свои лагеря. На следующий день Цезарь приступил к окончанию 
начатых укреплений, а противники стали нащупывать брод на реке Сикорисе, в 
надежде на возможность переправы. Заметив это, Цезарь переправил через реку 
легковооруженных германцев и часть конницы и расставил по берегам ее частые 
посты.
84. Наконец неприятели, чувствуя стеснение во всем, продержав обозных животных 
уже четвертый день без корма, оставаясь без воды, дров и хлеба, обратились с 
просьбой об открытии переговоров, и притом по возможности в таком месте, 
которое было бы недоступно для солдат. В этом Цезарь им отказал и согласился 
только на публичные переговоры, если они их пожелают. Они дали в заложники сына 
Афрания и явились на указанное Цезарем место. Перед лицом обеих армий Афраний 
сказал: ни на них, ни на солдат не следует гневаться за то, что они пожелали 
соблюсти верность присяге, данной ими своему главнокомандующему Гн. Помпею. Но 
они уже достаточно исполнили свой долг и довольно испытали мучений, перенеся 
нужду во всем: точно диких зверей их загнали в ловушки, их не пускают к воде, 
им не дают свободы движения; тело отказывается уже выносить страдания, душа — 
бесславие. Поэтому они признают себя побежденными и усердно просят — если у 
Цезаря есть для них какая-либо жалость — не считать необходимым прибегать к 
крайне суровой каре для них. Все это было сказано в высшей степени смиренно и 
покорно.
85. На это Цезарь ответил: Афранию менее, чем кому-либо другому, прилично 
жаловаться на судьбу и взывать к состраданию. Ведь все остальные исполнили свой 
долг: исполнил ег