оний обещал 
ему пустить его в Эфес. Долабелла немедленно отправился по направлению к этому 
городу, Требоний же послал людей, которые должны были следовать за ним в 
некотором расстоянии. Когда настала ночь и эти люди видели, что Долабелла 
уходит, они, ничего больше уже не подозревая, оставили из своей среды немногих 
для сопровождения Долабеллы, а сами вернулись в Смирну. Долабелла устроил для 
эти немногих ловушку, захватил их и убил. В ту же ночь он отправился к Смирне и,
 застав ее без охраны, занял ее при помощи штурмовых лестниц. Требоний, 
лежавший еще в постели, потребовал от арестовавших его, чтобы его повели к 
Долабелле, обещая, что последует за ними без сопротивления. Тогда один из 
центурионов высмеял его и сказал: «ты сам можешь идти, оставь только голову 
здесь; нам приказано не тебя вести к Долабелле, а только твою голову». И они 
тотчас же отрубили ему голову. Рано утром Долабелла велел ее выставить у 
трибунала претора, где Требоний принимал по делам провинции. Так как Требоний 
был соучастником в убийстве Цезаря и задерживал Антония у дверей сената беседой 
во время убийства, то разгневанное войско и вся масса рабов, окружавшая его, 
издевались всячески над его трупом, а голову его в шутку перебрасывали, как мяч,
 по вымощенному камнями городу и уничтожили ее. Так из убийц Цезаря первым был 
наказан Требоний.
27. Антоний тем временем задумал вести войско из Македонии на Италию. Так как у 
него никакого другого предлога не было, он просил сенат заменить ему Македонию 
Цизальпинской Галлией, которая управлялась Децимом Брутом Альбином. Он знал, 
что и Цезарь в свое время победил Помпея, отправляясь из этой Галлии. С другой 
стороны, рассчитывал он, это создаст впечатление, что он не против Италии, а 
против Галлии перебрасывает войско. Сенат смотрел на эту Галлию как на крепость,
 направленную против Италии, и был раздосадован этой
189
просьбой Антония. Тогда сенат впервые почувствовал козни Антония и раскаивался, 
что ему была отдана Македония. Частным образом знать велела Дециму крепко 
держаться за свою власть, набирать еще войско и деньги, если со стороны Антония 
последуют репрессии. Так боялись они Антония и так гневались на него. А Антоний 
решил просить не у сената, а у народа Галлию по закону, т.е. таким же путем, 
как и Цезарь ее в свое время получил, а недавно Долабелла получил Сирию. Чтобы 
внушить страх сенату, он велел Гаю1! немедленно перевезти войско в Брундизий 
через Ионийское море.
28. Гай намеревался выполнить этот приказ. Но в это время должны были 
происходить зрелища, которые собирался организовать эдил12 Критоний. Цезарь 
готовил для этих зрелищ золотой трон и венок своему отцу в силу состоявшегося 
постановления, на основании которого во время всех зрелищ полагалось выставлять 
в его честь эти предметы. Критоний, протестуя, заявил, что он не допустит этих 
почестей для Цезаря, коль скоро он сам несет расходы по устройству зрелищ. 
Цезарь пожаловался на него Антонию как консулу. Антоний сказал, что следует это 
дело внести в сенат. Тогда Цезарь в гневе сказал: «Внеси, а я трон поставлю, 
пока состоявшееся постановление еще остается в силе». Антоний рассердился и не 
допустил этого. Он не допустил этих почестей и во время следующих зрелищ, что 
было еще более странно, так как сам Цезарь их устраивал и так как они были 
посвящены Венере Родительнице13 Цезарем-отцом, когда он посвятил ей 
находившийся на форуме храм и самый форум. Этим Антоний навлек на себя открытую 
ненависть всех, так как он не столько ссорился с Цезарем младшим, сколько 
неблагодарно издевался над Цезарем старшим. Цезарь-сын обхаживал народ, всех, 
кто был облагодетельствован его отцом, и бывших его солдат; будучи окружен 
толпой, как бы личной охраной, исполненный ненависти, он просил всех, чтобы они,
 не обращая внимания на то, что он по своей доброй воле терпит так много тяжких 
обид, выступили в защиту Цезаря, своего императора 14 и благодетеля, 
подвергающегося теперь издевательствам со стороны Антония; этим они вместе с 
тем выступят и на собственную свою защиту, так как не будет прочным их 
достоянием то, что они получили от Цезаря, если то, что было постановлено для 
самого Цезаря, окажется непрочным. Взбираясь всюду на возвышенные места го-
190
рода, он выкрикивал против Антония: «Не гневайся из-за меня, Антоний, на Цезаря,
 не кощунствуй против него. Ведь он был больше всего твоим благодетелем, да 
притом в самой широкой мере. Меня ты можешь оскорблять как тебе угодно. С 
разграблением моего имущества повремени, пока граждане не получат причитающейся 
им раздачи. Все остальное можешь ты получить. Ведь мне будет достаточно, даже и 
в бедности, славы моего отца, если она останется непоколебленной, и 
производимой мною раздачи гражданам, если только ты не помешаешь ее выполнить».
29. После этого непрестанно и открыто поднимался всеобщий голос против Антония. 
А когда он высказал горькую угрозу против Цезаря и она стала широко известна, 
еще больше выросло возбуждение против Антония. Центурионы, состоявшие в личной 
охране Антония, ветераны старшего Цезаря, пользовавшиеся наибольшим почетом у 
Антония, просили его прекратить свои издевательства и ради них и ради самого 
себя, так как он служил в войсках под начальством Цезаря, и все блага, которые 
имел, получил от него. Антоний уступил этим требованиям, так как они были 
справедливы, и из уважения к тем, кто их предъявил. К тому же Антоний нуждался 
в Цезаре, чтобы добиться обмена провинциями, Антоний согласился на 
предъявленные к нему требования, дал клятву, заявляя, что всего этого он не 
хотел, изменил же свое решение из-за этого юноши, который, несмотря на свой 
ранний возраст, так невыносимо возгордился, не признавая ни уважения, ни 
скромности по отношению к старшим должностным лицам. Этому юноше необходимы 
воспитательные меры; но ради их просьб он готов побороть свой гнев и вернуться 
к прежним своим намерениям, если и Ц