учают награду, тайно выслал к 
лицам, сопровождающим казну, своих людей с целью запугать их. И те 
действительно обратились в бегство вместе с деньгами.
89. Когда в Рим пришло известие о приближении Цезаря, возникла страшная паника 
и смятение; все в беспорядке начали разбегаться в разные стороны, а некоторые 
отправляли жен, детей и наиболее ценные вещи за город или прятали их в надежные 
места в самом городе. Не будучи осведомлены, что Цезарь домогается одного лишь 
консульства, и слыша, что враждебно настроенное войско в гневе двигается на 
город, опасались всего. Сенат был в беспримерном ужасе, так как у него не было 
наготове никакой армии. И как обычно происходит при панике, посыпались взаимные 
упреки: одни упрекали в том. что несправедливо отняли у Цезаря войско, данное 
ему для преследования Антония; другие, что Цезарю отказано было в триумфе56, 
вполне им заслуженном; третьи, что противились участию в распределении денег; 
четвертые, что не включили его в комиссию хотя бы в качестве одиннадцатого; 
пятые, что самая награда дана не тотчас же и не полностью. Все это возбудило 
армию. Более же всего укоряли в том, что для такого соперничества не время, что 
Брут и Кассий находятся слишком далеко и еще лишь идут на соединение друг с 
другом, а на флангах стоят враги, Антоний и Лепид. Когда они представляли себе, 
что последние вступят в соглашение с Цезарем, страх превосходил все границы. 
Цицерон, который >до сих пор играл главную роль среди них, теперь даже и не 
показывался. 90. Разом произошла полная перемена во всем. Было решено вместо 
2500 драхм57 дать 5000, и не только двум легионам, но восьми; предоставить 
право Цезарю вместо децемвиров распределить эту сумму и домогаться консульства 
заочно. Были отправлены послы немедленно сообщить ему об этом. Но едва послы 
оставили город, сенатом овладело раскаяние: не нужно было столь трусливо дать 
себя запугать и принять другую тиранию, не пролив ни капли крови; не следовало 
приучать лиц, стремящихся к власти, прибегать к насилию, а солдат по приказанию 
какого-либо вождя господствовать над отечеством. Напротив, следовало, по 
возможности хорошо вооружив-
227 
шись, противопоставить надвигающимся войскам законы. Ведь можно было ожидать, 
что и они не поднимут оружия против отечества, если будет выдвинут авторитет 
закона. Если же они все-таки пойдут с оружием в руках, то лучше выдержать осаду,
 пока не прибудет Децим Брут или Планк, а еще лучше защищаться на жизнь или 
смерть, чем добровольно принять непоправимое рабство. При этом вспоминались 
старинные доблести и страдания римлян во имя свободы, римлян, ни перед чем не 
склонявшихся ради нее.
91. Когда в тот же день прибыли в гавань и два легиона, вызванные из Африки, 
сенат решил, что сами боги побуждают их к борьбе за свободу. Сенат укрепился в 
своем раскаянии и изменил все свои прежние распоряжения после того, как Цицерон 
снова появился 9 сенате. Весь призывный возраст был мобилизован, два легиона из 
Африки и вместе с ними тысяча всадников, другой легион, который им оставил 
Панса. Все войска, разделенные на части, охраняли одни так называемые 
Яникульский холм, где сосредоточены были деньги, другие — мост через Тибр58, 
городские преторы были распределены между ними. Часть из них приводила в 
порядок в гавани лодки, корабли и оборудование на случай, если оказалось бы 
необходимым в случае поражения бежать морем. Делая все это с мужеством и столь 
решительно, сенат рассчитывал или напугать Цезаря, или убедить его домогаться 
консульства у него, а не у войска, или, наконец, отразить его силою. Сенат 
ожидал, что противная партия теперь изменит свои планы, раз борьба идет за 
свободу. Разыскивая как открыто, так и тайно мать и сестру Цезаря, сенат не мог 
найти их и снова впал в беспокойство, лишившись столь важных заложников. А так 
как цезарианцы перед ним ни в чем еще не склонились, сенат думал, что эти 
женщины тщательно скрыты.
92. Цезарь получил известие о состоявшейся перемене в решении сената в то время,
 когда у него были еще делегаты сената. Теперь они его тотчас покинули и, 
полные стыда, вернулись обратно. Цезарь с войском, еще более возбужденным, 
быстро направился к Риму, боясь, как бы не пострадали женщины. К встревоженному 
народу он послал конных эмиссаров, предлагая массам не беспокоиться; при 
всеобщем изумлении он занял квартал по ту сторону от Квиринала59, причем никто 
не решился вступить открыто в бой с ним или воспрепятствовать ему.
228 
Снова произошла другая неожиданная перемена: знатные спешили к Цезарю и 
обращались к нему с приветствиями; стекался и простой народ, с одобрением 
принимая напо' минающую мирное время дисциплину его солдат. Сам же Цезарь, 
оставив войско в занятом им месте, направился на следующий день к стенам города,
 имея при себе достаточную охрану. Население и теперь встречало его группами на 
протяжении всего пути и приветствовало, не пренебрегая никакими знаками лести и 
низкопоклонничества. Мать и сестра обняли Цезаря, приветствовали его в храме 
Весты вместе с весталками60. Три легиона, не обращая внимания на своих 
командиров, отправили к нему делегатов и перешли на его сторону. Из 
командовавших ими офицеров Корнут покончил с собой, остальные дали клятву в 
верности. Цицерон, узнав о мирных переговорах, добивался через друзей Цезаря 
встречи с ним. Будучи принят, он оправдывался и превозносил свое предложение 
кандидатуры Цезаря в консулы, первоначально сделанное им в сенате. Цезарь в 
насмешку заметил только, что из друзей он, Цицерон, был последним, кто пришел к 
нему. 93. Ночью, когда неожиданно распространился слух, что два легиона Цезаря 
— Марсов и четвертый, — перешли на сторону республики, так как их обманным 
образом повели против отечества, преторы и сенат очень легкомысленно поверили 
этому, хотя войско Цезаря, правда, находилось чрезвычайно близко. Думая, что с 
этими наилучшими легионами они смогут противостоять остальным войскам Цезаря, 
пока откуда-нибудь не подоспеет другая сила на помощь им, еще ночью они