сения, испытываемые поселенцами. И это было 
сделано. Такое же голосование было проведено вторично по отношению к 
назначенным к отправке в колонии.
По окончании заседания сената некоторые лица окружили Луция Пизона, которому 
Цезарь передал свое завещание, убеждали его не оглашать этого завещания и не 
хоронить Цезаря публично, дабы из-за этого не возникли еще какие-нибудь 
волнения. Когда же Пизон с ними не согласился, они стали угрожать ему, что они 
привлекут его к судебной ответственности, так как он таким образом лишает народ 
достояния, которое принадлежит всему государству, намекая опять на тиранию.
136. Тогда Пизон, закричав как можно громче и прося, чтобы консулы вновь 
собрали еще не разошедшихся сенаторов, сказал: «Эти люди, утверждающие, что они 
убили тирана, вместо одного все вместе проявляют себя тиранами; они не дают мне 
хоронить верховного жреца, угрожают мне, если я оглашу его завещание, и хотят 
конфисковать его частное имущество как принадлежащее тирану. Все другие 
распоряжения, касающиеся их, они признают законными, а распоряжение, которое он 
оставил относительно самого себя, они признают незаконным. И кто это они? Не 
Врут, не Кассий, а те, которые их толкнули к гибели. Что касается погребения 
Цезаря, то здесь хозяева вы; что же касается завещания Цезаря, то тут хозяин я. 
И никогда я не предам того, что мне доверено, прежде чем меня самого не убьют». 
При этих словах шум и негодование поднялись со всех сторон, особенно со стороны 
тех, кто надеялся, что и им что-нибудь перепадет по завещанию. Постановили 
завещание Цезаря огласить публично и хоронить его всенародно. С этим решением 
сенат разошелся.
137. Врут и Кассий, узнав о всем происшедшем в сенате, послали своих людей 
созвать народ к себе на Капитолий. Когда народ во множестве быстро сбежался, 
Врут сказал: «Мы здесь обращаемся к вам с просьбой, граждане, мы, которые 
обращались к вам недавно на форуме. Но мы здесь находимся не как беглецы, 
нашедшие приют в храме, — мы преступлений не совершали, — и не потому, что это 
место трудно доступно — мы полагаемся в своей защите всецело на вас. Мы 
обращаемся к вам потому, что
162 
к этому нас побудило резкое и безумное отношение, которое испытал на себе Цинна.
 Мы знаем, что враги наши обвиняют нас в клятвопреступлении, что невозможно-де 
из-за этого сохранять прочный мир. Но то, что мы имеем на это возразить, мы 
скажем на вашем, граждане, собрании, с которым мы и все прочее будем делать 
совместно, восстановив демократическую форму правления. Когда Гай Цезарь из 
Галлии отправился как вооруженный враг на свою родину, и Помпеи, самый 
демократический гражданин среди нас, претерпел то, что вам известно, а вслед за 
ним такое множество достойных граждан погибло, будучи послано в Африку и 
Испанию, мы ему дали амнистию, когда он о ней просил, так как он, по вполне 
понятным причинам, боялся за себя, а тиранию прочно держал в своих руках. Мы и 
клятвенно подтвердили амнистию; но если бы он нас заставил поклясться, чтобы мы 
не только, сдержав себя, перенесли то, что относится к прошлому, но и в том, 
что мы охотно будем служить ему рабами в будущем, как поступили бы тогда те, 
кто сейчас против нас выступает? Думаю, что римляне предпочтут многократно 
умереть, чем стать присяжными рабами.
13 8. И если бы Цезарь после ничего не предпринимал, чтобы нас обратить в 
рабство, мы дали бы и ложную клятву. Но Цезарь не предоставлял нам власти ни в 
Риме, ни в провинциях, ни в войске, ни в культе, ни в распределении колоний, ни 
в чем-либо другом; и ни о чем сенат предварительно не высказывался, и народ не 
утверждал его решений; все был сам Цезарь в одном лице по своему же приказу; и 
он нисколько своим гнусным поведением не пресыщался, как это было с Суллой, 
который, покончив со своими врагами, вернул нам нашу прежнюю форму правления. А 
этот, отправляясь в долгий новый поход, лишил нас возможности избрать 
должностных лиц на пятилетие. Какая же это свобода, в которой даже нет надежды 
на будущее? Что для него значили народные трибуны Цесетий и Марул? Не подверг 
ли он их нагло изгнанию — их, занимавших пост священный и неприкосновенный? 
Законы предков и клятвы не разрешают привлекать трибунов к суду, покуда не 
окончились их полномочия. Но Цезарь их изгнал даже без привлечения к суду. 
Поэтому с чьей стороны совершено преступление в нарушении неприкосновенности? 
Священна и неприкосновенна особа Цезаря, которому мы эти прерогативы дали не 
добровольно, но по принуждению, после того как он явился в отечество с войском, 
после того как он столько и столь до-
163 
блестных граждан убил, а власть народных трибунов, которой наши предки в 
свободной республике без всякого принуждения присягнули и объявили ее под 
заклятием навсегда, эта должность разве не священна и не неприкосновенна? Куда 
девались все подати, поступавшие от наших подданных, и где отчеты за них? Кто, 
вопреки вашей воле, открыл государственные сокровища и пустил в расход фонд 
неприкосновенный и священный, а когда народный трибун этому воспротивился, то 
угрожал ему смертью?
139. Но, — продолжал Брут, — какая же клятва может быть еще дана для 
обеспечения мира? Если никто не присвоит себе власть тирана, клятв не 
потребуется. Наши отцы в ней не нуждались никогда. Если же кто-либо другой 
будет стремиться к тирании, — римлянин не может быть верным по отношению к 
тиранну, не может ему и присягать. Это мы заявляем, находясь еще в опасности, и 
об этом мы в интересах отечества будем заявлять и впредь: ведь когда мы 
находились у Цезаря в почете и безопасности, мы тоже предпочитали отечество 
собственному почету.
На нас, стремясь вас возбудить против нас, возводится еще клевета по поводу 
колоний. Если кто-нибудь из тех, кто уже поселен в колониях, или из тех, кому 
предстоит еще поселиться, присутствует здесь, сделайте одолжение, откликнитесь».

140. Когда откликнулись многие, он про