войну в Африку, он передал им 
командование войском и управление Галлией: Трансальпийской — Дециму, 
Цизальпинской — Бруту.
112. В то время как раз Брут и Кассий, собираясь стать преторами, спорили между 
собой о так называемой городской претуре, которой отдается предпочтение перед 
другими претурами; может быть, они действительно спорили из-за честолюбия, а 
может быть, это была просто игра, чтобы не считалось, будто они друг с другом 
во всем согласны. Цезарь, выбранный ими в судьи, говорят, сказал своим друзьям, 
что более правым оказывается Кассий, но Бруту он уступает из-за расположения к 
нему. Так во всем Цезарь оказывал ему благоволение и почет. Некоторые даже 
полагали, что Брут приходится Цезарю сыном, так как, когда Брут родился, у 
Цезаря была связь с Сервилией, сестрой Катона. Вот почему, говорят, и при 
победе при Фарсале Цезарь приказал своим полководцам все усилия приложить для 
спасения Брута. Но Брут или потому, что был неблагодарен, или потому, что о 
проступке своей матери не знал или не верил этому или стыдился, или не потому, 
что слишком любил свободу и предпочитал отечество отцу, или потому, что, будучи 
потомком Брута, изгнавшего в древности царей134, он был подстрекаем и 
возбуждаем больше других со стороны народа — ибо на статуях Брута Древнего, на 
судейском кресле самого Брута появились надписи вроде: «Брут, ты подкуплен? 
Брут -t- ты труп?», или «почему не ты живешь теперь», или «ты — не его потомок»,
 — так или иначе, но многим воспламенялся юноша на дело, которое он считал 
делом, завещанным от предков.
113. Как раз в то время, когда слух о замыслах Цезаря стать царем был еще в 
силе, назначено было ближайшее заседание сената. Кассий положил свою руку на 
плечо Брута и спросил: «Что мы будем делать в сенате, если
147 
льстецы Цезаря внесут предложение объявить его царем? » На это Брут ответил, 
что он совсем не пойдет в сенат. Кассий снова его спросил; «А что мы сделаем, 
славный Брут, если нас туда позовут в качестве преторов?» — «Я, — ответил Брут, 
— буду защищать отечество до своей смерти», Тогда Кассий, обняв его, сказал: 
«Кто из знатных при подобном образе мыслей не присоединится к тебе? Кто, 
полагаешь ты, исписывает твое судейское кресло тайно надписями: ремесленники, 
лавочники или же те из благородных римлян, которые от других своих преторов 
требуют зрелищ, конских бегов и состязаний зверей, а от тебя — свою свободу как 
дело. завещанное тебе и твоим предком?» Это был первый раз, когда они друг 
другу открыли то, что обдумывали уже долгое время, и каждый из них стал 
испытывать как собственных друзей, так и друзей самого Цезаря, тех, кого они 
признавали наиболее смелыми. Из их друзей к ним присоединились два брата, 
Цецилий и Буколиан, также Рубрий Рекс, Квинт Лигарий, Марк Спурий, Сервилий 
Гальба, Секстий Назон и Понтий Аквила, из друзей Цезаря они привлекли: Децима 
Брута, о котором я уже упоминал, Гая Кассия, Требония, Тиллия, Цимбра, Минуция 
и Басила.
114. Когда Брут и Кассий сочли, что число их достаточно, и не считали нужным 
никого больше привлекать, они заключили между собой договор без клятв и 
жертвоприношений, и, однако, ни один из них не отступил и не оказался 
предателем. Все искали только подходящего времени и места. Они вынуждены были 
спешить, так как через четыре дня Цезарь собирался отправиться в поход, и тогда 
возле него будет немедленно большая военная охрана. Что касается места, то они 
выбрали сенат для того, чтобы сенаторы, хотя заранее о том и не знали, увидев 
дело, присоединились, подобно тому, как это, по преданию, было с Ромулом, когда 
он из царя превратился в тирана*35. Они полагали, что их дело, как и дело с 
Ромулом, совершенное к тому же в сенате, будет принято не как злодеяние, но как 
подвиг за отечество, предпринятый для общего блага, гарантирует их безопасность 
со стороны войска Цезаря, и честь останется за ними, так как всем будет 
известно, что они были зачинателями всего дела. Вот почему все согласно выбрали 
сенат местом для совершения своего дела. В подробностях были расхождения. Одни 
считали нужным убить и Антония, так как он был консулом вместе с Цезарем, 
сильнейшим из его друзей и наиболее популярным человеком у войска. Брут, однако,
 
148 
возражал, что, убивая Цезаря, они получат славу тираноубийц, так как убивают 
царя, за убийствр же друзей Цезаря их сочтут просто врагами их, как сторонников 
Помпея.
115. Убежденные этим доводом, они только ждали предстоящего собрания сената. 
Накануне дня этого заседания Цезарь отправился на пир к начальнику своей 
конницы Лепиду и взял с собой туда и Децима Брута Альбина. За чашею зашел 
разговор о том, какая смерть для человека всего лучше. Каждый говорил разное, и 
только Цезарь сказал, что лучшая смерть — неожиданная. Так он напророчил самому 
себе и вел беседу о том, чему предстояло случиться на утро. После попойки тело 
его ночью стало вялым, и жена его Кальпурния, видя во сне, что он сильно 
истекает кровью, отговаривала его идти в сенат. При жертвоприношении, что он 
делал часто, приметы оказались неблагоприятными, и он уже собирался было 
послать Антония отменить заседание. Но Децим, присутствовавший тут же, убедил 
его не подавать повода для обвинения в высокомерии и просил, чтобы он сем 
отправился распустить сенат. Цезарь отправился для этой цели на носилках. В 
этот день происходили зрелища в театре Помпея, и сенат, согласно обычному в дни 
игр порядку, должен был заседать в одном из портиков Помпея, Приближенные Брута 
отправились уже с утра в портик при театре и занимались там с большой выдержкой 
своими преторскими обязанностями. Узнав о неблагоприятных приметах при 
жертвоприношениях Цезаря и об отсрочке заседания, они были весьма смущены. 
Когда они были в состоянии смущения, кто-то, взяв Каску за руку, сказал: «Ты от 
меня, друга, скрываешь, а Брут мне донес». И Каска, сознавал свою вину, пришел 
в смущение. Тот же, смеясь, продолжа