|
ближайший год себя и Антония, начальника своей конницы, на место же Антония
поставил начальником над конницей Лепида, правителя Испании. Лепид, однако,
должность выполнял не сам, а через своих друзей. Затем Цезарь возвратил всех
беглецов из Рима, кроме тех, кто убежал из-за какого-нибудь неизгладимого
преступления, простил своим врагам и многим из тех, кто против него воевал, дал
или годовые магистратуры в городе или управление в провин-
144
ции или в армии. Благодаря такому поведению Цезаря народ стал надеяться, что он
вернет и демократическое правление, как это сделал Сулла, неограниченно
господствовавший подобно Цезарю. Но в этом-то народ заблуждался.
108. Кто-то из тех, кто особенно поддерживал слух о вожделении Цезаря быть
царем, украсил его изображение лавровым венком, обвитым белой лентой. Трибуны
Марул и Цезетий разыскали этого человека и арестовали его под тем предлогом,
что они делают этим угодное и Цезарю, который прежде сам угрожал тем, кто будет
говорить о нем как о царе. Цезарь перенес этот случай спокойно. В другой раз
группа людей, встретив его у ворот Рима, когда он откуда-то шел, приветствовала
его как царя, но народ при этом зароптал. Тогда Цезарь очень хитро сказал
приветствовавшим его: «Я — не Рекс (царь), я — Цезарь», как будто они ошиблись
в его собственном имени. Друзья Марула и другие его сторонники открыли и
главаря этой группы и приказали общественным служителям представить его перед
сенатом с обвинением против группы Марула, указывая, что они коварно
набрасывают на него обвинение в стремлении быть тираном, и прибавил при этом,
что считает их заслуживающими смерти, однако ограничивается только лишением их
должности и изгнанием из сената. Этим поступком Цезарь больше всего сам себя
обвинил в том, что он стремился к этому титулу, что от него самого идут все эти
попытки и что он стал вообще тираном: ведь причиной наказания трибунов
оказалось то, что они боролись против наименования Цезаря царем, власть же
трибунов была и по закону и по присяге, соблюдаемой издревле, священной и
неприкосновенной; кроме того. он еще обострил против себя негодование тем, что
не дождался конца их служебного срока.
109. Цезарь и сам сознавал свою ошибку и раскаивался. И это было первым тяжким
и неподобающим поступком, а именно, что он сделал все это, стоя во главе
правления и в обстановке уже не военного, а вполне мирного времени. Передают,
что он предложил своим друзьям охранять его, так как он дал врагам, ищущим
повод предпринять враждебные действия против него, прекрасную к тому
возможность. Когда же друзья спросили его, не призвать ли опять испанские
когорты для его охраны, он ответил: «Ничего нет хуже продолжительной охраны:
это примета того, кто находится в постоянном страхе». Испытания его, однако, в
отношении склонности к царской
Аппиан. Гражданские войны
145
власти нисколько не прекратились, и однажды, когда Цезарь сидел на форуме на
золотом кресле перед рострами!30, чтобы смотреть оттуда на Луперкалии!31,
Антоний, товарищ его по консульству, подбежал обнаженный и умащенный маслом,
как обычно ходят жрецы на этом празднестве, к рострам и увенчал голову Цезаря
диадемой. При этом со стороны немногих зрителей этой сцены раздались
рукоплескания, но большинство застонало. Тогда Цезарь сбросил диадему. Антоний
снова ее возложил, и Цезарь опять ее сбросил. И в то время как Цезарь и Антоний
между собой как будто спорили, народ оставался еще спокойным, наблюдая, чем
кончится все происходящее. Но когда взял верх Цезарь, народ радостно закричал и
одобрял его за отказ.
110. Цезарь же, потому ли, что он сам не знал как быть, или потому, что он
устал и хотел отклонить эти не то искушения, не то обвинения, или из-за своих
врагов желал удалиться из города, или задумал лечиться от эпилепсии и
конвульсий, которым он часто внезапно, особенно во время отсутствия
деятельности, подвергался, — неизвестно по той или другой из причин задумал
большой поход на гетов и парфян, сперва на гетов, племя суровое, воинственное и
обитавшее по соседству, а затем на парфян, чтоб отомстить им за нарушение
мирного договора с Крассом, Он уже ранее этого послал через Ионийское море
войско, состоявшее из 16 легионов пехоты и 10 000 конницы. При этом опять
распространился слух, что Сивиллины книги132 предсказывают парфяне не раньше
будут побеждены римлянами, как против них будет воевать царь. И опять в связи с
этим некоторые осмелились говорить, что Цезаря необходимо провозгласить, как
это на самом деле и было, диктатором и императором римлян и дать ему всякие
иные прозвища, которыми римляне пользуются вместо титула царя, и чтобы народы,
подчиненные Риму, называли его царем. Но Цезарь все это отверг, торопил
приготовлениями к походу, вызывая к себе в городе недовольство.
111. Осталось всего четыре дня до отбытия, когда враги убили его в сенате из-за
зависти ли к счастью Цезаря и его силе, возросшей свыше всякой меры, или, как
они сами говорили, из-за попечения о восстановлении государственного строя
отцов. Ведь они хорошо знали Цезаря и опасались, что, когда он покорит и те
народы, против которых он собирался идти, он станет царем беспрекословно. Я
полагаю, что поводом к убийству Цезаря послу-
146
жило это прозвище, ибо между «царем» и «диктатором» есть лишь разница в
названии, на деле же, будучи диктатором, Цезарь был как бы царем. Составили
этот заговор главным образом двое: Марк Брут, по прозвищу Цепион, сын Брута,
погибшего при диктатуре Суллы, перебежавший к Цезарю при Фарсале, и Гай Кассий,
передавшийся Цезарю с триерами на Геллеспонте*33. Оба они были сторонниками
Помпея; к ним присоединился еще из наиболее близких Цезарю лиц Децим Брут
Альбин. Все они пользовались у Цезаря почетом и доверием. Им он давал и самые
значительные поручения: так, отправившись н
|
|