ень полезно. 
Выдающихся учащихся было, конечно, ничтожное меньшинство, но если бы можно было 
составить им список, то набралась бы порядочная толпа знаменитых 
государственных людей, полководцев, ученых и отцов церкви, которые прославили 
свой век.
(Hertzberg, Histoire de la Grece sous la domination des Remains, III, стр. 
312—321, франц. перевод).

9. История одного преподавателя второй половины IV века
Авсоний родился в Бордо около 310 г. Его детство и юность протекли в спокойном 
труде, также как впоследствии протекла и вся дальнейшая его жизнь. Лет восьми 
он поступил в университет. В больших школах того времени преподавали все, 
начиная от первоначальной грамоты до права включительно. Здесь проходился весь 
учебный курс, так что в одном заведении соединялись, выражаясь современным 
языком, и первоначальная школа, и гимназия, и университет. Это было большим 
преимуществом для учеников. Они привязывались к школе, в которой проводили 
около двадцати лет; школа становилась для них таким образом второй семьей. 
Некоторые даже совсем не покидали ее: перестав быть учениками, они становились 
преподавателями в том же самом учебном заведении.
В бордосском университете Авсоний и научился читать и писать. С самого же 
начала он проявил себя прекрасным учеником, за



106
 
исключением одного обстоятельства: он невзлюбил греческий язык, который, однако,
 занимал в галльских школах весьма видное место среди других предметов 
преподавания. Зато он очень рано стал писать стихи; он занимался грамматикой и 
риторикой, не пренебрегая в то же время и самыми сухими предметами. Он знал все 
понемногу и впоследствии и в своих сочинениях говорил обо всем понемногу. Чтобы 
хорошо комментировать его Мозеллу, не мешает быть универсально образованным 
человеком.
В возрасте 12—13 лет его взял к себе в Тулузу дядя Арборий, ритор и поэт, 
который еще в молодых летах сделался славой своего семейства. Арборий определил 
призвание племянника, сделав из него поэта, адвоката и профессора. Он дал ему 
больше: он вселил в него демона честолюбия. Блестящие предсказания начинают уже 
создавать некоторый ореол вокруг Авсония. Дядя заявил, что из него выйдет 
великий человек, который прославит весь свой род; дедушка-астролог предсказал 
ему в будущем консульство, т. е. высшую почесть, возможную в римском мире.
И вот Авсоний двадцатилетним юношей вернулся в Бордо, полный рвения, энтузиазма,
 честолюбия. Он уже знаменитость в своем кружке и знаком с опьянением школьной 
славой. Все улыбается ему в жизни, которая только что началась. Первый шаг в 
этой жизни был очень легкий: ему поручили кафедру грамматики в том университете,
 где его знали раньше как блестящего ученика. Он мечтает о славе, о том, чтобы 
сделать из своей жизни непрерывное триумфальное шествие. Но разочарование 
явилось очень скоро. Судьба очень долго не исполняла тех обещаний, которые она, 
по-видимому, так щедро давала Авсонию: двадцати пяти лет он был уже профессором 
грамматики в Бордо, пятидесяти пяти — он был еще только профессором красноречия 
в Бордо. Переменилась только кафедра — вот все изменения, которые произошли в 
его карьере за тридцать лет! Я оставляю в стороне муниципальные должности, 
которые он занимал: его выбрали декурионом, т. е. членом городского совета; он 
даже управлял одно время городом в качестве децемвира. Все это было слишком 
мало для человека, которому было предсказано консульство.
Авсонию пришлось удовлетвориться местной славой. Мы не видим, чтобы он принимал 
участие в политике. Чтобы отдаться полностью своим занятиям, он отказался даже 
от шумных успехов адвоката. Таким образом, несмотря на временное утомление воли 
и нервное раздражение, он, в сущности, все время продолжал делать свое дело. Он 
был замечательным преподавателем, скорее солидным, чем блестящим, более 
глубокомысленным, чем красноречивым, полным ума и живости, но без малейшей тени 
шарлатанства. Одно время его затмил его же земляк Минервий, которого сравнивали 
с Квинтилианом и Демосфеном. Этот профессор пользовался в Риме и 
Константинополе не меньшей славой, чем на берегах Гаронны. И



107
 
тем не менее Авсоний нисколько не завидовал своему товарищу; доказательством 
может служить то, что большая часть наших сведений о Минервии идет от самого 
Авсония.
Его терпеливое и усидчивое трудолюбие было наконец вознаграждено. Работая лишь 
для исполнения своего долга, Авсоний, сам того не замечая, работал для своей 
славы. Этого превосходного преподавателя знали во всей Галлии, даже при 
трирском дворе. В один прекрасный день Авсоний получил от императора 
Валентиниана приказание явиться ко двору: ему было поручено обучение Грациана, 
наследника престола. Это было в 369 г. Авсонию было почти 60 лет: он мог уже 
мечтать и об удалении на покой. Жизнь, казалось, кончилась для него. Он имел 
право забыть те смелые предсказания, которые делались ему в молодости. А между 
тем именно теперь, совершенно внезапно для него, начинается вторая жизнь, 
полная славы и почестей.
Авсоний посвятил 7 лет воспитанию молодого Грациана. Он был для этого 
последнего истинным советником, умерявшим его страстные порывы. Превосходный 
ритор думал, что в его обязанности входит внушать своему