«Тразей находился в 
своих садах, куда под вечер и был послан к нему консульский квестор. Здесь он 
собрал многочисленный кружок выдающихся мужчин и женщин и разговаривал с ними, 
в особенности с философом Деметрием. Судя по выражению лица и по некоторым 
словам, произнесенным громче остальных, он беседовал о природе души и о 
расставании ее с телом, когда пришел Домиций Цецилиан, один из его близких 
друзей, и сообщил о приговоре сената. При этом известии поднялся всеобщий плач 
и рыдания. Тразей торопил своих друзей удалиться, чтобы не связывать 
неблагоразумно своей судьбы с его судьбой. Аррия хотела разделить участь своего 
мужа, но он заклинал ее сохранить жизнь и не лишать их дочь единственной 
поддержки, которая ей оставалась. После этого он направился к портику своего 
дома, куда вскоре явился и квестор. Тразей принял его почти радостно, так как 
узнал от квестора, что его зять Гельвидий отделался лишь изгнанием из Италии. 
Когда ему было передано постановление сената, он позвал Гельвидия и Деметрия в 
свою комнату и подставил сразу обе руки для вскрытия вен. Тотчас брызнула кровь,
 он свалился на пол и, попросив квестора приблизиться, сказал: «Совершим это 
возлияние Юпитеру-Освободителю. Смотри, молодой человек! Да отвратят боги это 
дурное предзнаменование! Но ты живешь в такое время, когда следует закалить 
свою душу примерами твердости».
(С. Martha, Les Moralistes de Г empire remain, стр. 117— 118; 2-ое изд. 
Hachette).

10. Император Антонин по Марку Аврелию
Вот черты, которыми отличался мой отец [1]: кротость и непреклонная твердость в 
решениях, принятых по зрелому обсуждению; презрение к славе и мнимым почестям, 
любовь к труду и настойчивость; готовность выслушивать тех, кто имеет в виду 
общую пользу, беспристрастная оценка каждого по его заслугам...
При обсуждении дел он тщательно исследовал их, с упорством, не поддаваясь 
предвзятым мнениям... Он обдумывал все возможные последствия своих мероприятий, 
а небольшие нововведения подготавливал без шума. Всякие приветствия, всякая 
лесть по отношению к нему были устранены...
Он не льстил народу, не искал популярности, не угождал черни:
во всем был строг и тверд, но не груб, и не любил новшеств... Всякий сказал бы, 
что это многоопытный, зрелый человек, недоступный лести и способный руководить 
своими и общественными делами... Он всегда без зависти уступал людям, 
выдававшимся своими способностями, и содействовал тому, чтобы их заслуги 
вознаграждались по достоинству.
Всегда поступая согласно с заветами предков, он не выставлял напоказ своей 
верности старине. В нем не было ни изменчивости, ни непостоянства: он 
привязывался к месту и к вещам.
После сильных приступов головной боли он быстро возвращался к обычным делам, 
бодрый и внимательный. У него было мало тайн, да и те касались лишь 
государственных дел... Он отличался благоразумием и умеренностью, в своих 
поступках руководствовался всегда требованием долга, а не стремлением к славе...
 В нем не было ни жестокости, ни неприступности, ни резкости; всякую вещь он 
разбирал и обдумывал, как на досуге, не торопясь, по порядку, с энергией и 
последовательностью...
Благодарю богов, что я жил под властью такого правителя и отца, который удалял 
от меня всякое ослепление властью, который дал мне возможность уразуметь, что, 
и живя во дворце, можно обойтись без телохранителей, роскошных одежд, факелов, 
статуй и всякой другой помпы, что можно жить совсем как частный человек, не 
утрачивая достоинства и энергии, необходимых для того, чтобы властно свершить 
общественный долг...
Во всем поступай, как ученик Антонина, — говорит далее сам себе Марк Аврелий. 
Помни его ревностное следование разуму, его постоянное ровное и спокойное 
отношение ко всему, его благочестие, обходительность, мягкость, отсутствие в 
нем всякого тщеславия, его

__________
[1] Император Марк Аврелий был усыновлен Антонином. — Ред.
 

436
 
старание понять сущность всякого дела. Помни, что он не оставлял дела, не 
изучив его самым тщательным образом и не обдумав его вполне ясно. Он безответно 
сносил несправедливые нападки на себя; никогда не спешил, не принимал доносов; 
внимательно относился к поступкам и поведению людей... Помни, как любил он труд,
 как велика была его терпеливость. Помни его постоянство в привязанности; помни,
 как милостиво встречал он противоречия своим мнениям, и радовался, если кто 
высказывался правильнее его... Не забывай об этом, и ты встретишь последний 
свой час с такой же спокойной совестью, как и он.
(Марк Аврелий, К самому себе, кн. I, 16—17; кн. VI, 20).

11. Коммод-гладиатор
Коммод никогда не правил колесницей при народе, за исключением разве безлунных 
ночей; несмотря на все его желание публично похвастать своим искусством, он 
стыдился показываться за таким делом; зато в частной жизни он постоянно 
занимался этим упражнением, одеваясь в зеленый костюм. Он сражался у себя во 
дворце подобно гладиаторам и проливал там кровь;