й сюжет; чаще всего на сцене выступали представители 
разных национальностей — кампанец, галл, трансальпинец, пометийский [1] солдат. 
Многие сюжеты изображали деревенскую жизнь, напр., Козленок, Больной Вепрь, 
Здоровый. Вепрь, Корова, Скотный двор, Виноделы, Дровосекщ или же жизнь 
городских ремесленников, напр., Рыбаки, Маляры, Глашатаи, Сукновалы. Главные 
действующие лица пьесы ставились в самые разнообразные положения: так, Макк 
являлся то молодой девушкой, то воином, то трактирщиком, то опальным; Папп — 
поселянином; Буккон — невестой Паппа или учеником гладиаторской школы. На сцене,
 по-видимому, нередко появлялись привидения. Комизм ателлан отличался 
грубоватым остроумием и нередко непристойностью. Народная комедия не оставалась 
также чуждой и политике. Но, несмотря на все это, ателланы стали все более и 
более приходить в упадок: уже в эпоху Цицерона народ смотрел их с гораздо 
меньшим удовольствием, чем прежде, а Тацит прямо говорит, что они возбуждали 
очень незначительный интерес.
Мим представляет собой также ряд мало связанных между собой бытовых сцен, 
взятых из обыденной жизни; мим короток, и в отличие от ателланы его действующие 
лица не представляют собой неизменных традиционных типов. Как тот, так и другой 
вид народной комедии служил интермедией. Действие и там и здесь имело один и 
тот же характер: пощечины и удары занимали первое место; язык был полон 
простонародных выражений, остроумие плоское и шутовское, игра неестественная. 
Действие часто сопровождалось причудливой пляской. Но самый главный элемент 
этих представлений составляла непристойность, доходившая до полного цинизма. 
Пьеса разыгрывалась на передней части сцены, которая отделялась занавеской от 
задней половины. Действующие лица были наряжены в костюм арлекина, поверх 
которого накидывался плащ. Женские роли против обыкновения исполнялись не 
мужчинами, а женщинами. Текст пьесы был написан, но фантазия актеров 
разнообразила действие множеством импровизированных подробностей. Очень нередки 
были политические намеки, иногда отличавшиеся резкостью, даже во времена 
империи.
Народная комедия просуществовала до IV века нашей эры. Гораздо менее 
соответствовала вкусу широкой публики трагедия. Чтобы увеличить ее 
привлекательность, необходима была роскошная постановка и бесконечные шествия 
фигурантов, колесниц, заморских

__________
[1] Помеция — город в Лациуме. — Ред.
 

267
 
зверей, отчего представление затягивалось на четыре часа и даже более. Нередко 
в пьесу вставлялись отрывки из трагиков, которые пел какой-нибудь актер.
Римлянам особенно нравилась пантомима. Само собой разумеется, что здесь игра 
лица и жесты составляли все. Трудность игры увеличивалась в особенности тем, 
что при актере не было статистов: он был на сцене один и был вынужден 
обращаться к отсутствующим лицам. Лишь пение хора разъясняло зрителям ход 
действия. Среди актеров, выступающих в пьесах этого рода, бывали такие, которые 
производили своей игрой полнейшую иллюзию: они заставляли зрителей плакать в 
патетических местах. Но больше всего публика требовала, чтобы актер забавлял и 
веселил ее. Лучше всего такое действие на зрителей достигалось представлением 
пьес с двусмысленным содержанием; и мы знаем, что некоторые пантомимы 
действительно отличались возмутительной безнравственностью сюжета.
Наконец, римлянам известен был и балет в собственном смысле этого слова. Апулей 
[1] описывает такое представление, которое будто бы происходило в Коринфе; но, 
без сомнения, в том же роде были и балеты, дававшиеся в столице. «Группы мужчин 
и женщин, соперничающих друг с другом в красоте и изяществе, плясали греческую 
пирриху * и производили множество разнообразных телодвижений, заранее 
определенных искусством. Зритель любовался, как перед ним радостная толпа то 
кружилась, подобно быстрому колесу повозки, то развертывалась, и актеры, взяв 
друг друга за руки, пробегали во всех направлениях по сцене, то становились в 
четыре равных ряда, которые вдруг расстраивались, чтоб образовать две стоящих 
одна против другой фаланги. После этого предварительного дивертисмента были 
переменены декорации и началось уже настоящее представление. Сцена изображала 
гору Иду, с вершины которой, увенчанной зелеными деревьями, струился ручей. По 
склонам горы паслись козы, которые щипали нежную траву, а около них в качестве 
пастуха стоял Парис в великолепном костюме с золотой тиарой на голове. Но вот 
является прелестное дитя, одетое в простую хламиду. Взоры всех устремляются на 
его белокурые волосы, из-под которых виднеются два золотых крылышка. По кадуцею 
[2] в нем можно было узнать Меркурия. Бог, с золотым яблоком в руке, 
приплясывая, приближается к Парису, отдает ему яблоко и уходит. На сцене 
показывается молод