мелкого люда, то таких грубо выпроваживали, 
запирая двери перед самым носом.
Атриум обыкновенно был настолько обширным, что мог вместить целую толпу; здесь 
стояли скамьи для ожидающих посетителей. Грандиозные размеры ц великолепие этих 
обширных внутренних дворов, высоких, блистающих разноцветным мрамором, целые 
ряды портретов предков, многочисленная челядь, нарядно одетая — все это вместе 
взятое производило сильное впечатление на посетителя и внушало ему некоторую 
робость. Здесь для того, чтобы быть принятым, было уж совершенно необходимо 
войти в сношения с рабами и вольноотпущенниками, имевшими влияние в доме. 
Nomenclator, должность которого состояла в вызывании принятых посетителей, 
составлял с этой целью длинные списки имен, хотя на эту должность обыкновенно 
назначали людей, одаренных прекрасной памятью. Приемы у высших сановников и 
временщиков очень походили на приемы при императорском дворе. Перед жилищем 
Сеяна,* напр., стоял такой же хвост, как и перед дворцом императора; здесь 
точно так же каждый боялся, что его заметят слишком поздно или совсем не 
заметят. Сенаторы оказывали всевозможные знаки почтения клиентам всемогущего 
префекта, чрезвычайно высоко ценили знакомство с его привратниками и 
вольноотпущенниками и, добиваясь их благосклонности, терпеливо выносили их 
грубость.
Утренние посещения были не просто актом вежливости. К этому часу приурочивались 
всевозможные торжественные случаи, как, напр., облачение в мужскую тогу, 
обручение, свадьба, вступление магистратов в должность. Относительно консулов 
достоверно известно, что эта церемония производилась ранним утром; весьма 
вероятно, что в это же время дня вступали в должность и преторы, и другие 
сановники. Наоборот, похороны откладывались до самого позднего часа дня.
Вследствие всего этого, терялась масса времени у всякого, кто имел более или 
менее обширные связи и знакомства. «Странно видеть, — говорит Плиний Младший (I,
 9), — как в Риме проходит время. Если взять каждый день в отдельности, то он 
окажется наполненным разными делами, если же их собрать все вместе, то 
удивишься, до чего

__________
* Луций Элий Сеян (ок. 20 г до н. э. —31 г н. э.) префект претория (командир 
преторианских когорт, находившихся в Риме) при Тиберии, пользовался огромным 
влиянием на императора, казнен по обвинению в государственной измене.
 

233
 
они пусты. Спроси кого-нибудь, что ты делал сегодня? И он тебе ответит: я был у 
такого-то на облачении в мужскую тогу, или на обручении, или на свадьбе; я 
должен затем пойти к такому-то, чтобы присутствовать в качестве свидетеля при 
составлении духовного завещания; этот просил меня сопровождать его в суд, 
другой звал на совещание. Каждое из этих занятий в тот самый день, когда их 
делаешь, кажется необходимым; но в итоге, когда подумаешь, что они отняли у 
тебя все время, то они оказываются бесполезными; особенно ясно создаешь их 
ничтожество, когда покинешь Рим». Нельзя было также забывать дней рождения, 
посещения больных, визиты для выражения соболезнования. Приходилось появляться 
на тех или других судебных процессах, поддерживать известных кандидатов, 
поздравить избранного кандидата, участвовать в проводах должностного лица, 
отправляющегося в провинцию. А тут еще оказывается, что обещал какому-нибудь 
адвокату или учителю красноречия прийти послушать его речь или лекцию; принял 
приглашение поэта прийти на чтение его последнего произведения. По словам 
Ювенала, эти чтения, затягивавшиеся иногда изо дня в день на целые недели 
(обыкновенно они происходили весной или летом), были истинным бичом римской 
жизни, несчастьем, которое можно сравнить с крушением дома или пожаром. В 
подобных случаях заинтересованный человек рассчитывал, наверное, не только на 
своих друзей и клиентов, но даже и на своих знакомых. Желание, чтобы на 
праздниках в торжественные дни присутствовала масса народа, вызвало 
распространение обычая делать подарки всем присутствующим.
Среди такой массы развлечений трудно было жить для себя. Люди, чувствующие 
потребность углубляться в самого себя, искали убежища в тиши деревенского 
уединения. Но им все-таки не удавалось сбросить с себя цепи» тяжесть которых 
они так живо чувствовали: сочинения Сенеки, например, полны жалоб на неудобства 
и пустоту жизни в Риме. Столица была настоящим центром суетливого безделья, 
которое и процветало в ней больше, чем в каком-либо другом городе. Число людей, 
проводивших всю свою жизнь в обмене пустыми знаками вежливости, было 
чрезвычайно велико уже в начале эпохи империи. Они составляли