о погребения. Каждое из них по обычаю 
ставило себя под покровительство того или другого божества.
Мы имеем устав одной из таких коллегий, состоявшей из почитателей Дианы и 
Антиноя в Ланувии. Устав относится к 136 году.
Это общество состояло, по-видимому, из вольноотпущенников и бедных людей; среди 
его членов были также рабы, и можно думать, в значительном числе; закон 
разрешал им участвовать в такого рода обществах с согласия господина.
Каждый, вступая в коллегию, вносил 100 сестерций и кроме того бутылку доброго 
вина. Затем он делал ежемесячные взносы в размере 5 ассов.
Эти деньги служили для покрытия обыкновенных расходов и издержек на погребение. 
Коллегия Дианы не имела собственного здания для погребения своих членов: все 
эти рабы и вольноотпущенники были слишком жалкими бедняками, чтобы собрать 
сумму, необходимую для сооружения колумбария. Они поступали проще. Когда умирал 
кто-нибудь из членов, общество выплачивало его наследнику известную сумму на 
покупку могилы. Эта сумма,



230
 
называемая funeraticium, колебалась в зависимости от средств коллегии; в данном 
случае размеры ее доходили лишь до 300 сестерций; и из нее еще вычиталось 50 
сестерций, которые распределялись у погребального костра между присутствующими 
сочленами, почтившими покойника участием в его похоронах.
Все случайности были тщательно предусмотрены. Если покойник не оставлял 
наследника, то сама коллегия брала на себя заботы о его погребении. Если 
покойный был рабом, и его господин отказывался выдать тело товариществу, ему 
устраивали фиктивные похороны и сооружали, без сомнения, кенотаф [1]. Если он 
умер вне Ланувия, но не дальше 20 миль (30 километров) от него, и коллегия была 
своевременно извещена, то три члена ее тотчас же отправлялись проводить останки 
покойного и уплатить похоронные издержки. По возвращении они давали отчет 
товариществу и, если оказывались виновными в недобросовестности, то платили 
штраф в четыре раза превышавший растраченную сумму. Если же отчет признавался 
правильным, то каждому выдавалось по 20 сестерций в возмещение путевых издержек.
 Если член коллегии умирал на расстоянии большем, чем 20 миль, тот, кто его 
похоронил, мог прислать счет расходов, удостоверенный семью свидетелями, и 
тотчас же получал funeraticium, на который имел право покойник.
Самое важное для всякого общества — это продолжительность его существования, 
так как нередко случалось, что рвение, одушевлявшее членов вначале, с течением 
времени значительно остывало. Учредители данной коллегии имели в виду эту 
опасность. «Пусть наше предприятие, — говорят они, — будет благоприятно для 
императора и его семьи, для нас и для всех наших и для коллегии, которую мы 
учреждаем! Пусть мы будем иметь возможность проявить спасительную энергию в 
сборе средств, необходимых для приличного погребения наших покойников! Чтобы 
достигнуть всего этого, нужно действовать согласно и платить аккуратно, чтобы 
наше общество могло жить долго». Дальше они постановляют, что если кто-нибудь 
из членов не будет платить своего взноса в течение нескольких месяцев, то 
общество не выдаст ничего после его смерти.
(Willmanns, Exempla inscriptionum latinarum, 319; Boissier, La Religion romaine,
 II, pp. 274—277; 2-е edit.).

__________
[1] Cenotaphium — пустая гробница, которую сооружали в тех случаях, когда 
нельзя было найти тело умершего. Обычай этот обусловливался особым взглядом 
древних на погребение с соблюдением всех обрядов, как на нечто безусловно 
необходимое в интересах как загробной жизни покойника, так и благополучия 
оставшихся в живых родственников. — Ред.
Глава VIII. ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ И РАЗВЛЕЧЕНИЯ
1. Светская жизнь в Риме
Каждый день с самого раннего утра к домам римских аристократов стекалась толпа 
людей, представлявших собой весьма странную и пеструю смесь. Клиенты, часто 
одетые в грязную тогу и с заплатами на башмаках, еще на заре толклись и шумели 
во дворе; иногда клиентов собиралось так много, что они запруживали улицу и 
мешали свободному проходу по ней. Вот подошли беглым шагом носильщики в красных 
плащах, похожие на воинов; это прибыл богач, дремавший за закрытыми занавесками 
своих носилок, под прикрытием целой свиты клиентов. Послышался хорошо всем 
знакомый клич ликтора, возвещавшего о приближении консула, и толпа тотчас же 
расступилась, чтобы дать место высокому сановнику в тоге, окаймленной пурпуром. 
Вот бедный греческий ученый, домогающийся места наставника в богатом доме; он, 
видимо, потратил на свой туалет последние гроши, стараясь угодить цветом и 
покроем своего платья той особе, милостивого расположения которой он пришел 
просить. В эпоху Марка Аврелия в такой толпе можно было видеть также греческого 
философа, с длинной бородой и в плаще из грубой шерстяной материи, 
пристававшего к какому-нибудь рабу, чтобы добиться приглашения на обед. Здесь 
был также и всадник, и даже сенатор, домогавшийся один консульства, другой — 
должности трибуна легиона; одним словом, тут собиралась целая стая людей, 
которых



232
 
привлекала надежда на какую-нибудь милость и которых Плутарх сравнивает с 
мухами на кухне. У двери стоял привратник, вооруженный тростниковой палочкой. 
Обыкновенно его милости приходилось покупать. Благоразумные люди, говорил 
Сенека, смотрели на него как на откупщика дорожной пошлины, тогда как другие 
были настолько безрассудны, что желали войти силой и глупо пытались вступить с 
ним врукопашную. Что касаетс