уважение к матери.

Нерон пригласил ее к ужину, надеясь, что ночь поможет ему приписать ее гибель 
случайности.

Хорошо известно, что кто-то выдал Нерона и предупредил Агриппину о подстроенной 
западне, и она, не зная, верить ли этому, отправилась в Байи на конных носилках.


Там, однако, ласковость сына рассеяла ее страхи; он принял ее с особой 
предупредительностью и поместил за столом выше себя.

Непрерывно поддерживая беседу то с юношеской непринужденностью и живостью, то с 
сосредоточенным видом, как если бы он сообщал ей нечто исключительно важное, он 
затянул пиршество; провожая ее, отбывающую к себе, он долго, не отрываясь, 
смотрит ей в глаза и горячо прижимает ее к груди, то ли, чтобы сохранить до 
конца притворство, или, быть может, потому, что прощание с обреченной им на 
смерть матерью тронуло его душу, сколь бы зверской она ни была.

Но боги, словно для того, чтобы злодеяние стало явным, послали яс – звездную 
ночь с безмятежно спокойным морем. Корабль не успел отплыть далеко; вместе с 
Агриппиной находилось только двое ее приближенных – Креперей Галл, стоявший 
невдалеке от кормила, и Ацеррония, присевшая в ногах у нее на ложе и с 
радостным возбуждением говорившая о раскаянии ее сына и о том, что она вновь 
обрела былое влияние, как вдруг по данному знаку обрушивается утяжеленная 
свинцом кровля каюты, которую они занимали; Креперей был ею задавлен и тут же 
испустил дух, а Агриппину с Ацерронией защитили высокие стенки ложа, случайно 
оказавшиеся достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть рухнувшего потолка.

Не последовало и распадения корабля, так как при возникшем всеобщем смятении 
очень многие, не посвященные в тайный замысел, помешали тем, кому было поручено 
привести его в исполнение.

Тогда гребцам был отдан приказ накренить корабль на один бок и таким образом 
его затопить; но и на этот раз между ними не было необходимой для совместных 
действий согласованности, и некоторые старались наклонить его в противоположную 
сторону, так что обе женщины не были сброшены в море внезапным толчком, а 
плавно соскользнули в воду.

Ацерронию, по неразумию кричавшую, что она Агриппина, забили насмерть баграми, 
веслами и другими попавшимися под руку корабельными принадлежностями, тогда как 
Агриппина, сохранявшая молчание и по этой причине неузнанная (впрочем, и она 
получила рану в плечо), сначала вплавь, а потом на одной из встречных рыбачьих 
лодок добралась до берега и была доставлена на свою виллу.

Там, поразмыслив над тем, с какой целью была она приглашена лицемерным письмом, 
почему ей воздавались такие почести, каким образом у самого берега не гонимый 
ветром и не наскочивший на скалы корабль стал разрушаться сверху, словно 
наземное сооружение, а также приняв во внимание убийство Ацерронии и взирая на 
свою рану, она решила, что единственное средство уберечься от нового покушения 
– это сделать вид, что она ничего не подозревает.

Она направляет к сыну вольноотпущенника Агерина с поручением передать ему, что 
по милости богов и хранимая его счастьем она спаслась от почти неминуемой 
гибели и что она просит его, сколь бы он ни был встревожен опасностью, которую 
пережила его мать, отложить свое посещение: в настоящее время ей нужен только 
отдых.

После этого все с тем же притворным спокойствием она прикладывает к ране 
целебные снадобья и к телу – согревающие компрессы, а также велит разыскать 
завещание Ацерронии и опечатать оставшиеся после нее вещи, только в этом 
действуя без притворства.

А Нерону, поджидавшему вестей о выполнении злодеяния, тем временем сообщают, 
что легко раненная Агриппина спаслась, претерпев столько бедствий такого рода, 
что у нее не может оставаться сомнений, кто является их подлинным виновником.

Помертвев от страха, Нерон восклицает, что охваченная жаждою мщения, вооружив 
ли рабов, возбудив ли против него воинов или воззвав к сенату и народу, она 
вот-вот появится, чтобы вменить ему в вину кораблекрушение, свою рану и 
убийство друзей; что же тогда поможет ему, если не придумают чего-нибудь Бурр и 
Сенека!

И он велит их срочно разбудить и приказывает им немедленно явиться к нему; 
неизвестно, были ли они заранее посвящены в его замыслы.

И тот и другой долго хранят молчание, чтобы зря не перечить ему или, быть может,
 считая, что дело зашло так далеко, что если не опередить Агриппину, то ничто 
уже не спасет Нерона от гибели.