нце. Производил он впечатление не старого боевого служаки, а 
молодого дворянина, вырядившегося для легкого турнира, для почти безопасного 
праздника.
Все эти детали мгновенно отпечатались в сознании нового настоятеля, он стал 
поджидать, когда этот задумчивый щеголь приблизится.
Приблизился. Видя, что помочь ему никто не спешит, сам с легкостью спрыгнул с 
коня. Тот факт, что он приехал без оруженосца, тоже обратил на себя внимание 
отца Марка.
Доспехи, хоть и облегченные, тянули, надо думать, не менее чем на шестьдесят 
фунтов, но по движениям рыцаря это не ощущалось. Он снял шлем и оказалось, что 
легкость и гибкость его движений имеет простое объяснение. Перед отцом Марком 
стоял юноша лет двадцати, не более.
Сдержанно поздоровавшись с незнакомым священником, он поинтересовался, где отец 
Мельхиседек. По его речи отец Марк заключил, что юноша скорее всего бургундец.
— Отец Мельхиседек при смерти, он просил вас тотчас по прибытии проследовать к 
его ложу.
— Вы говорите так, святой отец, будто хорошо со мной знакомы, — удивился рыцарь.

Отец Марк не смутился, хотя дал себе слово впредь быть осторожнее с этим 
молодым человеком.
— Насколько я могу судить, вы являетесь постоянным прихожанином церкви св. 
Никодима.
— Являюсь.
— Отец Мельхиседек выразил настоятельное желание перед смертью напутствовать 
каждого из своих прихожан.
Они проследовали в дом. Умирающий обрадовался при виде этого гостя, он по всей 
видимости искренне любил его. Рыцарь преклонил колена и осторожно пал ему на 
грудь, дабы не причинить старику вреда тяжестью доспехов.
Отец Мельхиседек процитировал ему из послания св. Павла к коринфянам и еще 
что-то. Говорил он тихо и умиленно. Отец Марк разбирал не все слова.
— Вот и пришел мой час, — сказал старик, когда рыцарь медленно отпрянул.
— Вы еще оправитесь, святой отец.
— Не говори так. Пустые утешения хуже других пустых слов.
— Простите, святой отец.
Старик то ли закашлялся, то ли засмеялся.
— Ты решил меня ободрить перед лицом смерти, но вряд ли есть что-то, чего бы я 
меньше боялся, чем ее. Раньше я ее просто не хотел, теперь и этого чувства у 
меня нет. Исполняется порядок жизни. Господу желательно освободить меня от 
мирских обязанностей, легче всего ему сделать это призвав меня к себе. Неужто я 
стану грустить, получив такое предложение.
Рыцарь истово кивнул.
— Я понимаю, святой отец.
— И на бренной земле я оставляю после себя не пустыню. У меня есть здесь 
духовные дети, такие как ты, например. У меня есть ученики и продолжатели. 
Познакомься с отцом Марком. Теперь он будет здесь настоятельствовать, и я рад, 
что приход и реликвия окажутся под его попечением. Он молод, лишь немногими 
годами старше тебя, но прошел тернистое поприще и несет следы этого похода, в 
частности, и на своем челе. Посмотри, рыцарь, каково запечатлевается 
сарацинский плен на коже христианского пастыря.
Рыцарь поклонился отцу Марку и медленно, как бы слегка неохотно, поцеловал его 
руку. Старик тяжело дышал.
— Брат Марк, тебе я тоже рекомендую со всем жаром моего угасающего сердца этого 
благородного юношу. Это шевалье де Труа. Он прибыл сюда, в Святую землю, ради 
служения благому делу, но натолкнулся на житейское препятствие, которое 
искренне старается разрешить. Пока я больше ничего говорить не буду. Когда он 
сочтет нужным, когда почувствует искреннее доверие к тебе, он сам откроет тебе 
свое сердце.
Снаружи донеслись какие-то крики, заржали лошади. Рыцарь озабочено оглянулся.
— Сходи, сходи, посмотри, что там такое, — улыбнулся отец Мельхиседек. — Не 
бойся, я не умру без тебя.
Рыцарь вышел. Некоторое время умирающий лежал молча, с закрытыми глазами. 
Трудно было даже сказать, дышит ли он. Вдруг, не открывая глаз, старик сказал:
— Не хочу умирать так, хочу умереть стоя на коленях. Проводи меня в церковь.
Отец Марк помог ему подняться, это было не так просто. Несмотря на то, что 
умирающий исхудал, тело у него было длинное и костистое, а ноги не держали 
совсем. Он обнял своего преемника правой рукой за плечо, а тот, в свою очередь, 
обхватил его за талию, медленно, осторожно ковыляя, они вышли из дома на порог. 
Обоим нужно было передохнуть. После своих бесчисленных переломов, хотя и 
сросшихся уже много месяцев назад, отец Марк не мог считаться богатырем и 
владел своими членами с известным затруднением.
Шагах в тридцати перед ними, возле коновязи, шевалье де Труа беседовал с 
какими-то господами, по виду дворянами. Беседа носила, пожалуй что, нервный 
характер.
— Где же твой крест? — вдруг раздался негромкий, но потрясенный голос отца 
Мельхиседека.
Простая домотканая сутана, не застегнутая предварительно, широко разошлась на 
груди отца Марка. Никакого креста под сутаною, на исполосованном шрамами коже 
не было.
— Где же твой крест?! — еще более потрясенно повторил свой вопрос умирающий 
священник.
— Пообронил где-то, — неуверенно ответил отец Марк. Конечно, такой ответ не мог 
удовлетворить отца Мельхиседека. Кроме того и сам голос говорившего звучал 
лживо. Ничего же более убедительного в голову не приходило.
— Ты мне лжешь! — прохрипел старик, впиваясь острыми пальцами в плечо своему 
преемнику.
— Пообронил, пообронил где-то, — продолжал тупо повторять отец Марк и каждое 
следующее слово звучало менее убедительно, чем предыдущее.
— Кто ты такой, отвечай мне?!
В голове отца Марка-Анаэля крутился бешеный вихрь, он пытался сообразить что 
ему делать. Если этот сумасшедший старик хоть одно слово скажет де Труа, то все 
рухнуло.
— Кто ты, ирод, отвечай?! — голос старика становился все громче, и тогда отец 
Марк почти инстинктивно, охватил его свободной рукой за горло и изо всех сил 
сжал кадык. Последнее, что успел прошептать умирающий священник, было слово, 
похожее на «дьявол».
Он еще некоторое время посл