я туда.
— Зачем? — наивным тоном спросил Анаэль.
Весельчак усмехнулся.
— Ты скоро сам все поймешь. А сейчас, у меня к тебе другое дело.
— Если я могу, готов служить.
— Еще бы. Меня зовут Анри. Весельчак Анри. Ты не слыхал обо мне?
Анаэль пожал плечами.
— Возможно я не бывал в тех местах, где о тебе говорят.
— Обо мне не просто говорят. Комтуры всех прибрежных городов, от Тира до 
Аскалона, объявили награду за мою голову. И по сей лестной для меня причине, 
вынужден я временно переменить места своего промысла. Как человек здешний, ты 
очень кстати попался мне в руки.
— Я все покажу, что знаю. Не только Бефсан мне знаком, но и Анахараф и Везен. Я 
знаю, где тайные калитки в крепостных стенах, где испражняются стражники, их 
там легче всего…
Весельчак Анри поощрительно кивал, а при упоминании об отхожих местах для 
стражников, даже хмыкнул. Ему нравился услужливый настрой ночного пленника. Он 
положил руку ему на плечо и спросил:
— Как тебя зовут?
— Анаэль.
— Ты иудей?
— Нет.
— Перс?
— Нет-нет.
— Тогда, может быть, армянин?
— Нет.
— Может быть, сириец?
— Может быть. Правда мне говорили, что моя мать была дейлемитка, а отец с 
севера, из Халеба.
— Понятно.
— Но я христианин.
— Маронит?
— Нет, меня крестил латинский священник.
Весельчак Анри окинул долгим и не слишком веселым взглядом сына красильщика из 
города Бефсан. Потом достал из кармана кожаных штанов перстень с тамплиерской 
печаткой.
— Ты знаешь, что это такое?
— Я видел такой на пальце одного из тех рыцарей, что сопровождали меня.
— Я не спрашиваю, где это видел, я спрашиваю — знаешь ли ты, что это такое?
— Нет, — Анаэль решительно помотал головой.
Анри пожевал губами и спрятал перстень.
— Так вот, сын дейлемитки, я сказал тебе, что рад тому, что ты попал ко мне в 
руки поблизости от своего дома, но не объяснил, почему. Это хорошо, что ты 
знаешь потайные калитки. Но важнее другое, что поблизости твой отец-красильщик 
и… кто там еще?
— Две сестры, — тихо ответил Анаэль, — мать умерла.
— Это значит, что ты нас не выдашь, сколь богоугодным делом ты бы это не считал.




ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. СЕСТРЫ

Единокровные сестры Сибилла и Изабелла, дочери Иерусалимского короля, настолько 
не походили друг на друга, что это вызывало немалое и искреннее удивление у 
всех, кому приходилось с ними сталкиваться.
Сибилла была старше на полтора года, но поскольку нравом обладала кротким, 
меланхоличным, личностью казалась бесцветной, и красотой совсем не блистала. 
Премьерствовала в этой родственной паре, младшая сестра Изабелла. Вот кому не 
занимать было энергии, почти неукротимой, чувств почти свирепых, ума почти что 
государственного.
Сестры, разумеется, не ладили друг с другом. Изабелла склонна была помыкать 
сестрицей, руководить ею. Всегда норовила растормошить, втянуть в какое-нибудь 
шумное, если не сомнительное предприятие. Сибилла стремилась запрятаться от нее 
подальше, где можно было тихо помолиться, поплакать, повздыхать.
Когда «государственные обстоятельства» заставили их расстаться, сестры не 
слишком убивались по поводу этой разлуки. Изабелла с небольшим, но достаточно 
пышным двором отбыла в Яффу. Сибилла поселилась в полумонастырском заведении 
под Иерусалимом по дороге к Вифлеему. Строгий, чинный порядок этого заведения 
очень ей нравился и полностью соответствовал ее нраву. Она подолгу сидела во 
внутреннем саду капеллы, заполоненном жасмином и розами, не пропускала ни одной 
службы в местной церкви, находя своеобразное удовольствие в невыносимой серой 
скуке своих монашеских будней. С появлением же нового духовника, добродушного и 
обходительного отца Савари, она даже и скучать перестала. Говорливый иоаннит 
сумел еще больше углубить ее увлечение сочинениями отцов церкви. Он умел так 
живо и, вместе с тем, так целомудренно их комментировать, что принцесса с 
нетерпением ждала появления в своей келье добродушного старика. Очень ей 
нравилось и то, что отец Савари никоим образом не пытается употребить свое 
немалое влияние на нее в каких-то мирских, прагматических целях. Не будучи 
очень умной, вернее сказать интеллектуальной девушкой, Сибилла просто в силу 
происхождения умела различать людей, которым от нее что-то было нужно, которые 
оказывали ей услуги в расчете на какие-то будущие блага. Таких людей она 
инстинктивно сторонилась и именно таким людям менее всего, готова была 
споспешествовать в каких бы то ни было делах. Она знала, несмотря на всю свою 
кротость, что является старшею дочерью короля и, очень может быть, что со 
временем станет королевой. Где, когда — она не задумывалась. Конкретные 
обстоятельства, всякие политические факты занимали ее весьма мало, она витала в 
бледном мареве своих, как ей казалось, религиозных мечтаний, где-то в самой 
глубине души храня не очень отчетливое представ