|
ал своего короля, и ему было приятно, что побледнело лицо его величества и
задергалась левая щека.
Сухой, похожий на грача человечек, граф Д'Амьен, тоже помрачнел.
— Откуда он взялся?! — капризно воскликнул король. — И что вообще происходит в
моем королевстве?! Один шпион докладывает, что де Торрож валяется при смерти,
другой — что он выехал в Аккру, а он в это время разгуливает по моему дворцу!
Форе поклонился еще раз, в основном для того, чтобы скрыть презрительное
выражение своего лица. Гнева королевского он ничуть не боялся, ибо знал, что
ничем, кроме сотрясения воздуха, он не чреват. Более всего, камердинеру не
нравилась в Бодуэне его невероятная болтливость.
Великий провизор иоаннитов положил успокаивающую руку на нервно трясущуюся
кисть его величества.
— Как бы там ни было, он уже здесь, и мне кажется, лучше бы ему не видеть меня
в вашей спальне.
— Да граф, да, — закивал король, щеки его тряслись, губы дергались. Возбуждение
его дошло до край ней степени.
Д'Амьен встал и, поклонившись, направился к потайному выходу.
— Прошу меня простить, — тихо сказал Форе, — но мне кажется вы не успеете уже
уйти незаметно, господин граф.
— Почему? — спросил Д'Амьен.
Камердинер короля не успел ответить. Послышались тяжелые, решительно
приближающиеся шаги. Створки дверей без всякого предупредительного стука
распахнулись и на пороге показалась крупная, можно даже сказать, грузная фигура
в белом плаще до пят, надетом поверх кольчужных доспехов. Можно было подумать,
что великий магистр ордена тамплиеров собирается дать битву прямо здесь, в
королевской спальне. На сгибе руки, граф де Торрож держал свой богатый,
византийской работы шлем, не слишком подходящий для битвы, но весьма подходящий
для разного рода парадных случаев. Одним словом, закованная в сталь башня
весьма резко контрастировала с убранством и стилем будуара его величества
Бодуэна IV. Живя на востоке, франки не остались равнодушными к некоторым
сторонам жизни аборигенов. Роскошь и изысканность бытовой культуры богатых
азиатов тронула сердца потомков тех, кто почти сто лет назад отвоевывал Гроб
Господень, не имея ни малейшего представления о серных банях, умащивающих
маслах и кальянах. В том, что граф де Торрож вторгся в это собрание тонкой
роскоши в полном боевом облачении был, несомненно, недвусмысленный вызов, и
главное, тамплиер не скрывал, что бросает этот вызов сознательно.
— А-а! И вы здесь, граф! — громким, командным басом прогудел де Торрож. — Это
даже лучше, иначе за вами пришлось бы посылать. А это потеря времени.
Черный, сухощавый старик медленно потер пальцами правой руки свое левое
запястье, именно так выражалось у него сильнейшее раздражение.
Де Торрож медленно, но уверенно приблизился к восточному креслу, на котором
восседал Бодуэн, и занял сиденье напротив него. Поскольку это было место
иоаннита, Д'Амьен был вынужден остаться стоять.
Граф, сидя, наклонился к королю, вплотную приблизил к нему свое одутловатое,
все в красных прожилках лицо. Кресло тяжело заскрипело под закованным в сталь
седоком.
— Как поживаете, Ваше величество?
Король несколько отклонился назад, нервно поскреб щеку и неуверенно, словно с
трудом отыскивая тему для разговора, спросил:
— Я слышал, что вы собирались в Аккру?
— Собирался, и, возможно, отправлюсь туда еще сегодня. В зависимости от того,
как решиться одно дело.
— Что за дело?
— Сегодня ранним утром ко мне прискакал комтур нашей крепости в Асфанере, барон
де Спле.
— Весьма достойный дворянин. Я знавал его еще…
— Не это важно, Ваше величество, — грубо перебил короля, великий магистр.
— А что же тогда? Излагайте.
— А то, что наша капелла в Асфанере находится на землях, соседствующих с
владениями Конрада Монферратского.
— На спорных землях, граф, — осторожно вмешался в разговор граф Д'Амьен.
Тамплиер недовольно покосился в его сторону. Иоаннит даже по виду был
неубедителен, и в стоячем положении он был не выше сидящего де Торрожа.
— Я всегда говорил, что спорность их спорна. И вот этот, с недавних пор весьма
и весьма возомнивший о себе господин, решил окончательно наложить свою руку на
земли, принадлежащие только и исключительно рыцарям Храма Соломонова.
— В чем это выражается? — участливо спросил король.
— Пока не во многом. Здание пустующего караван-сарая у стен Асфанера передано
вышеупомянутым Конрадом Монферратским провизору местной общины Иоаннитов.
— Да, — спокойно сказал Д'Амьен, — но что дурного в том, что заброшенное здание
будет превращено в госпиталь? И вы, и мы равно стремимся успеть в делах
служения Господу. Паломники болеют и гибнут сотнями в непривычном климате этой
страны, пусть хоть под покровом красного плаща с белым крестом он
|
|