|
от оглядел всех доселе молчавший Пелей и неожиданно
сказал: -- Как много здесь слепых! Слеп Силен от вина. Слеп и Феникс -- у
негочужие глаза. Слеп Тиресий -- он вовсе без глаз. А у Телема только один глаз,
и он больше светит, чем видит. Только я и Геракл еще по-простому зрячи. И,
как зрячий, скажу вам: знание -- это власть и хитрость. Не одолел бы
яФетиды-оборотня, если бы не знал, что наводит она на мои глаза морок,
оборачиваясь в моих руках то в зверя, то в куст, то в огонь... Хитрила она,
но не выпускал я ее из рук. Властно держал, зная, что обманчивы все
ееобразы. И дал мне это знание Хирон. Знание служит, потому что
оноповелевает. Потому-то оно и есть сила, что оно повелевает.
И тут, что-то припомнив из своих былых прорицаний, тихо, словно
просебя, сказал
Тиресий: -- Да, я теперь слеп. А твоя слепота, Пелей, еще впереди.
Захиреешь
тыот этого знания.
Давно знал Тиресий, что за брак с бессмертной нереидой
постигнетполубога Пелея кара: преждевременная старость и хворь.
Но никто тогда не понял его вещих слов. Каждый сидел и обдумывал
словазрячего Пелея, пока суровый голос Геракла не нарушил
молчания: -- Я видел зверя, который был богом: так был он силен. Может быть,
он
ибыл вашей
Истиной? И тут впервые за все время ночной беседы прозвучал голос
Хирона: -- Зверь не может быть богом -- он зверь. И тотчас все
глазаустремились к страдающему титану, но он не пояснял своих слов.
Огромнымипылающими глазами смотрел Хирон на своих гостей, и все поняли, что он
сейчасскажет то, что долго от них таил. У всех гулко забилось сердце, и
длительныймиг казалось, будто по пещере мечется, натыкаясь на стены, слепое
Время и
незнает, где из нее выход. Сказал
Хирон: -- Отдаю я мое бессмертие. Не могу я, титан, быть только зверем.
Хотя его слова были простые и обычные в кругу его гостей, среди
которыхсидели бессмертные киклоп Телем и Силен, но их смысл был необычен. Еще
никтоникогда в тысячелетиях и веках не отдавал своего бессмертия обратно жизни
ине превращал себя добровольно в смертного.
Силясь понять мысль Хирона, гости продолжали молча смотреть на него,
покорясь той огненной печали, которая пылала в глазах сына Крона. И
когдаФеникс первый постиг до конца, что Хирон покидает жизнь и уйдет навсегда
сземли, встал он и с тоской в голосе
сказал: -- Ты уходишь от нас из живой жизни, Хирон! Тогда все безразлично.
И тут все поняли, что титан Хирон не в силах больше длить борьбу
живойи мертвой жизни, которую вели в его теле лернейский яд и бессмертная
силатитана. Страдание пересилило волю.
Но не могла этого принять мысль Телема: ведь даже свергнутые
молниейтитаны остаются бессмертными в тартаре, а Хирон отдает свое
бессмертие.
Сказал: -- Ты титан и задумал не титаново дело. И когда Хирон ничего
неответил, послышалось бульканье, а затем бормотанье пьяного
Силена: -- Я бы не отдал. Зачем отдавать! Неужели Хирон хочет стать
навекитенью -- пустым бурдюком? И отравленное вино жизни -- все же вино.
И хотя Силен бормотал как будто смешливо и казался совсем пьяным,
всеслушали его пьяную болтовню со вниманием и даже с робкой надеждой.
А он
продолжал: -- Будет скучно пьянице Силену без Хирона. Ты ведь тоже
всегда пьян,
как и я: я -- от вина, ты -- от мудрости. Жить -- это значит опьяняться.
Неотдал бы я бессмертия, Хирон. Не сказал ли ты это оттого, что
отрезвел? Понимали гости пещеры, что хочет старый Силен удержать Хирона на
земле,
но никто не знал, .что сказать Хирону, не солгав. Легко убеждать
страдающеготерпеть страдание, когда есть страданию исход. Но страдание
Хирона
былобезысходным.
Только Геракл выговорил скучным
голосом: -- Хирон, ты забыл о Геракле.
А Пелей положил руку на плечо Феникса и
добавил: -- Неужели и Хирон может стать слепым? Кто же будет ему
поводырем:
неты ли,
Феникс? И у всех друзей и учеников мудрого кентавра сжалось сердце от
словПелея при мысли, что ослепнет разум Хирона-прозрителя от яда.
Тог
|
|