|
мых, ассимилируемых или уничтожаемых. Мифология
Японии — прежде всего мифология этих «потомков небес», и древняя история
ведется от их же лица. Кто бы ни были эти Тэнсон, их, по-видимому, следует
рассматривать как основной элемент собственно японского племени — так
называемого «племени Ямато».
Вопрос о происхождении Тэнсон по этой причине приобретает особый смысл: он
оказывается имеющим не только этническое, но для японцев, — в значительной
степени, — и политическое значение. Будучи совершенно ясным мифологически, он в
то же время так же темен этнографически, как и все то, что касается прочих
этнических элементов Японии. Мифология считает это племя потомками божеств,
знает его прародину, которую называют «Такамагахара» — равниной высокого неба;
видит в Японии, так сказать, удел, землю, уготованную специально для этого
племени, предназначенную для его расселения. Но где эта прародина, и из каких
мест явились эти «потомки небес», с какими народностями они связаны в племенном
отношении, — все эти вопросы все еще остаются уделом более или менее удачных
гипотез.
Проф. Иноуэ является ярким сторонником гипотезы тихоокеанского
происхождения Тэнсон, относя их, таким образом, к малайской расе. Основанием
для него в этом случае служат те элементы в мифологии Тэнсон, которые, по его
мнению, очень близки к обычным малайским мифологическим построениям и идеям.
Такова, как он думает, идея о двух космических началах — мифологический дуализм
света и тьмы, который очень, будто бы, характерен для малайского мира и
отражается в то же время в мифах Тэнсон. Налицо, думают Иноуэ и другие
представители того же мнения, и ряд сходств чисто этнографического характера, —
в области нравов и обычаев. Затем, будто бы, можно проследить в языке Тэнсон, т.
е. японском, целый ряд малайских элементов, в особенности в собственных
наименованиях. И даже антропологические данные говорят о том же родстве. При
этом оживает вновь гипотеза Борнео, как населенном племенами, будто бы, очень
близкими японцам.
Однако, как водится, у этой гипотезы находятся авторитетные противники,
ссылающиеся, главным образом, на то, что все эти несомненные сходства и
сближения могут быть простым совпадением и не должны обязательно
свидетельствовать о несомненном этническом родстве. Наличность очевидных
малайских элементов в языке может объясняться также и тем, что в язык Тэнсон
эти элементы вошли из языка других племен, с которыми Тэнсон пришлось
встретиться, и которые были малайского происхождения. Не всегда победители
навязывают свой язык побежденным; бывает и обратное: иногда часть языкового
материала побежденных внедряется в состав языка победителей. Так могло быть и в
данном случае. Что же касается мифологии, то — возражают противники этой
гипотезы — в настоящее время то, что мы имеем в мифологических сводах,
настолько позднего происхождения, что анализ его и точное определение того, что
следует отнести к племени Тэнсон и что — к Идзумо, почти совершенно невозможны.
Настолько слились в этих сводах обе эти мифологические традиции.
Само собою разумеется, наряду с тихоокеанской существует и корейская
гипотеза Тэнсон. Выведение этого племени из Кореи, конечно, вполне допустимо,
но почти исключительно по соображениям общего характера, и определенных точных
данных для нее пока еще нет. Оно базируется, главным образом, на наличности
постоянного с древнейших времен перехода народностей из Кореи на японские
острова, т. е. на том же, что служит одним из оснований и для корейского
происхождения Идзумо. Встречаются и другие предположения — вплоть до арийской
гипотезы, но они все и мало авторитетны, и мало развиты.
Племя Тэнсон уже в древнейшие времена было в самых тесных сношениях с
другим «японским» племенем — Идзумо. Один из наиболее компетентных знатоков
истории Дальнего Востока — проф. Сиратори установил положительным образом тот
факт, что оба эти племени уже в доисторические времена объединились в единый
этнографический комплекс и в дальнейшем выступают уже совершенно нераздельно. В
первые же моменты японской истории мы не встречаем уже противопоставления этих
двух племен друг другу, наоборот: они всегда совместно противополагаются
«инородцам» — т. е. прочим народностям древней Японии. Это обстоятельство
заставило того же Сиратори, как, впрочем, и многих других, поставить даже
вопрос об их полной идентичности. Вопрос этот несомненно вполне закономерен и
возможно, что ближайшее же исследование поставит его уже на вполне твердую
почву. Сиратори при этом склоняется в проблеме происхождения и Тэнсон, и Идзумо
не столько в сторону чисто корейской гипотезы, сколько в сторону
урало-алтайской расы вообще и, исходя из данных языка, видит в основном ядре
японской нации отрасль урало-алтайской группы.
Такова картина этнического состава древней Японии. Разумеется, этнические
пополнения не закончились с доисторическим периодом, они имели место и в хорошо
известные нам времена. Вся японская история постоянно отмечает эти переселения
с материка, то из Кореи, то из Китая. Происходившие спорадически в Азии
движения народностей всегда вызывали прилив новых волн переселенцев, бывавшие
как в Китае, так и в Корее многочисленные политические неурядицы точно также
давали новые притоки эмигрантов, направляющихся в Японию. За время своего
исторического существования Япония впитала в себя многочисленные этнические
элементы континента и успела удачно растворить их в своей основной массе. Они
оставили прочные и ясные следы и в антропологии, и в этнографии, и в языке,
оказали большое влияние на развитие технической культуры, просвещения и
политического строя. Словом, роль выходцев из Азии в Японию настолько велика во
всех отношениях, что почти не поддается исчерпывающему учету.
Из всего вышеприведенного явствует насколько неясен еще вопрос о составе и
происхождении японского народа, столь важный для понимания всего хода
исторического процесса. Мы узнаем лишь толь
|
|