|
то становились
похожими на простых чиновников Бакуфу — уполномоченных центрального
правительства на местах. Сам феодальный строй незаметно подменялся другим, и то,
что произошло после 1868 г. под громким наименованием «уничтожение феодальных
владений», в сущности, явилось только официальной квалификацией уже давно
сложившегося порядка. Феодальные князья сами, пожалуй, рады были передать свои
владения правительству уже официально, с тем, чтобы освободиться от
экономических тисков, в которые они попали — вместе со своим уделом взвалить на
плечи центральной власти и свою задолженность, обеспечив в то же время себе
приличную пенсию, дающую возможность поддерживать внешнее благополучие, может
быть даже в большей степени, чем это было при «самостоятельном» владении
обширной территорией. Если же присоединить сюда и то, что с установлением новой
сословной системы, они заняли ее верхние ряды, в форме так наз. «кадзоку» —
аристократии, вместе с сопряженными с нею и политическими, и экономическими
преимуществами (титулы, участие в верхней палате парламента, высшие должности и
т. п. ), станет вполне понятным, почему все эти даймё легко примирились с новым
порядком, или даже более: к нему определенно стремились.
Разложение феодального порядка, с одной стороны, вызывалось действием новых
экономических условий и изменениями в среде воинского сословия, с другой
стороны — влекло к распаду само это сословие. В эпоху Токугава принял большие
размеры процесс взаимной диффузии сословий, приводивший и ко взаимному
объединению самые широкие массы народонаселения, а вместе с этим порождавший
новые, уже чисто классовые, группировки в этих массах. Мелкое самурайство тесно
соприкасалось и с крестьянским, и с городским населением. Фигура самурая
смешивается с толпой городских обитателей. А тот слой, который выделился из
этого самурайства, — ронины, определенно примыкал к третьему сословию. Все эти
отдельные социальные элементы и явились главными деятелями происшедшего
переворота, свергнувшего Токугава. Экономику переворота создало крестьянство,
стремящееся освободиться от гнета феодальных повинностей и стать в зависимость
от центрального правительства, и городское население, стремящееся к наиболее
широким и наиболее обеспеченным формам экономической активности; и широкие
круги самураев, искавшие улучшения своего материального положения в
бюрократическом устройстве государственного аппарата, открывшем бы им прямой
доступ к государственной казне; и сами даймё, стремившиеся освободиться от
задолженности и обеспечить себе благополучие посредством «выкупа»
правительством их владений. Идеологию же переворота выработала нарождающаяся
интеллигенция, преимущественно из ронинов, создав знаменитую легитимистическую
теорию, известную под именем «сон-о-рон» — учение о почитании исконного монарха.
Выше уже было разобрано это легитимистическое учение, возникшее в эпоху
третьей империи, и сейчас нет надобности вновь к нему обращаться. Необходимо
лишь установить тот факт, что основою всего этого легитимизма явилось то
стремление к централизованному государству, которое теперь уже могло
базироваться не на силах одного сословия, но на коалиции различных общественных
сил; которое имело бы в виду интересы не одного сословия, но всех тех групп,
которые завоевали себе прочное экономическое положение. Переворот Мэйдзи не
явился победой исключительно третьего сословия, он явился результатом коалиции
различных вышеописанных сил. И в виду разнородности этих сил, куда входила и
военная знать, и самурайство, и городское население, и интеллигентный
пролетариат, — стало совершенно необходимым и преобразование государственного
строя: Япония шла определенно к формам, поскольку это возможно, всесословного
государства, в котором основную роль могли бы играть широкие массы третьего
сословия и примыкающего к нему самурайства, т. е. проще сказать средний слой
народонаселения с постепенно развивающимся в его пределах капиталом. Поэтому
сословный аппарат Токугава оказывался уже непригодным, и на его место должен
был стать новый. Идеологи нового движения, бывшего по существу глубоко
экономическим, быстро подыскали историческую форму, могущую служить прообразом
желательного строя: пример абсолютизма периода Нара, вообще эпоха
аристократической монархии, когда Япония знала одно правительство в лице
Нарских, а потом Хэйанских монархов, независимо в чьих руках находилась
фактическая власть, — был извлечен из недр истории совместно с созданными тогда
же, в эпоху расцвета этого абсолютизма, знаменитыми историческими и
религиозными памятниками — Коазики и Нихонсёки. С установлением Нарской
монархии закончилось существование обособленных родовых владений: та же,
приблизительно, обстановка рисовалась и теперь — только в форме уничтожения
феодальных владений; с реформой Тайка была введена система провинций и областей
с губернаторами во главе: то же мыслилось и теперь на месте уничтоженного
феодального разделения территорий страны; в эпоху Нара государство пыталось
заменить родовую власть бюрократической, основанной на институте чиновничества:
того же хотели и новые коалирующие силы. Вполне естественно, что интеллигенция,
насчитывавшая в своих рядах очень большое число крупных ученых — филологов и
историков, быстро сумела подвести под свои притязания исторический базис. И в
виду того, что с той структурой государства была связана определенная концепция
верховной власти в лице царей, теперь также — особа Киотоского монарха стала
приобретать политическое значение и явилась как бы символом нового
политического движения. Этот своеобразный легитимизм стремился найти свой
объединяю
|
|