владений установил и новую 
столицу, причем ею оказалась не прежняя Камакура, связанная с первой формой 
политической организации воинского сословия, и не Одавара, игравшая крупную 
роль в Канто в эпоху междоусобий, но новый город Эдо, впоследствии, с 
превращением в столицу новой монархии в 1868 г., переименованный в Токио. 
    Однако, будет ошибочно полагать, что вся эта эпоха знала только один центр 
— город Эдо. Разумеется, политическое значение его было преобладающее: здесь 
пребывало само правительство — Бакуфу, здесь сосредоточивалась культурная жизнь,
 город расцветал и экономически. Но тем не менее при изучении всех явлений и 
происшествий, связанных с именем империи Токугава, необходимо иметь в виду уже 
довольно быстро растущий второй политический центр — Киото, старой столицы 
Хэйанского периода, местопребывание священных царей. Если значение Эдо 
основывалось на Канто, т. е. на силе и влиянии восточных феодалов, — и запад 
Хонсю, а за ним и примыкающий к нему юг, в лице острова Кюсю, скоро стал 
представлять собой самостоятельную политическую группировку. Канто — «восток от 
заставы», т. е. горной цепи Хаконэ, и Кансэй — «запад от заставы», являются в 
течение почти всей второй половины феодальной империи теми двумя регуляторами, 
от которых зависело течение и политической, и культурной жизни страны. Из 
Кансэй, между прочим, явились и те главные силы, которые опрокинули государство 
дома Токугава. Поэтому при исследовании этой эпохи нужно иметь в виду прежде 
всего, конечно, первый центр — Канто, с его городом-столицей Эдо, командующим 
политически над страною, а затем и Кансэй, с его центром Киото, начинающим 
играть все более и более активную роль и в политическом смысле благодаря 
группировке вокруг Киото «легитимистических» элементов; и в экономическом 
смысле, благодаря огромному значению своего порта Осака, и даже культурно, 
благодаря появлению именно из этих областей многих выдающихся культурных 
деятелей всей эпохи. 
    Первым, чрезвычайно характерным для данной эпохи, признаком является 
система закрытия страны для внешних сношений. Этот вопрос занимал Бакуфу и в 
начале его существования, и вокруг него же сосредоточилась и та борьба, которая 
привела к падению феодальной империи. Токугава решили вопрос удовлетворительно 
в том смысле, что страна отныне должна быть независима от каких бы то ни было 
внешних влияний. Такой акт нового правительства, имевший место в правлении 
III-го сегуна Иэмицу (1623—1651) был вызван рядом еще не вполне выясненных 
причин: с одной стороны, здесь играло роль опасение сегунов за свою власть, 
которую могли расшатать те идеи, которые заносились с материка — из Китая, и с 
юга — из Европейской Индии, сношения с которой начались уже несколько раньше и 
откуда шла пропаганда христианства. Крушение Минской династии (1368—1644) и 
происходившие в Китае смуты не могли не беспокоить новых властителей, 
опасающихся занесения и на японскую почву вредных примеров. Проникновение же 
европейцев — в лице миссионеров и сильно распространившееся, хотя и подавляемое 
в эпоху диктатур христианство — мешало прочному установлению и 
правительственного строя, и особенно его идеологии: в правление того же Иэмицу 
имели место очень крупные беспорядки, в виде восстания христиан на почве 
запрещений и преследования. Беспорядки были подавлены, и христианство было 
строжайшим образом воспрещено. С другой стороны, правительство закрывало страну 
от всего прочего мира и для того, чтобы сосредоточить все внимание на 
внутреннем управлении. Укрепление экономического строя, организация 
правительственного аппарата и политической системы феодальной империи требовали 
большого внимания, сосредоточения всех сил и искусства управителей. Поэтому 
Токугава стремились к тому, чтобы развязать себе руки от всякой внешней 
политики и сосредоточиться исключительно на задачах внутренних, и, может быть — 
отчасти благодаря этой именно системе феодальная империя просуществовала так 
долго и была эпохой мирного процветания страны, управляемой твердой и властной 
рукой, посредством детально разработанной системы. 
    Власть дома Токугава и всего созданного ими режима держалась на трех, 
чрезвычайно важных, установлениях, изобретенных ими с необычайным знанием 
обстановки и проводимых с неукоснительной последовательностью: на их политике 
по отношению к самим феодальным сюзеренам — даймё, на их территориальных 
мероприятиях, и на их брачной политике. Необычайному искусству в этих трех 
областях Токугава обязаны своей долгой властью, а Япония долгим миром и 
спокойствием. 
    Политика Токугава в отношении самих «даймё» была основана из стремлении 
всячески не допускать усиления какого-нибудь владетельного дома, постоянно 
иметь над ним надзор, не предоставлять его и его Удел самим себе, но держать в 
своих руках, не давая это чувствовать постоянно изо дня в день, но напоминая об 
этом изредка, когда это было нужно. С другой стороны, Токугава неуклонно 
стремились приучать даймё к идее централизованного государства, привить им вкус 
и привычку к общеполитическим, не только к своим феодальным интересам и 
проблемам. Это делалось для того, чтобы оберечь страну от местных восстаний, а 
также и для того, чтобы на случаи такового в распоряжении центрального 
правительства оказывались бы ценящие централизующий режим сторонники из тех же 
феодалов. Средствами для этой цели Токугава служили: сначала привлечение под 
всякими предлогами сильных феодалов в столицу и возможно продолжительное 
задерживание их при дворе сегуна, награды и «пособия» тем из них, кто селился 
на более продолжительный срок тут же на глазах сегуна; потом же III-й сегун 
Иэмицу ввел уже, как законное установление, обязательное пребывание половины 
всех даймё поочередно при дворе сегуна. Этим достигался некоторый отрыв 
феодалов от своих территорий, возможность в это время более свободно 
распоряжаться ими в общеполитическом порядке, а также держание половины 
сюзеренов всей страны в полной личной зависимости от воли