обунага, потом Тоётоми 
Хидэёси, созревала та политическая и экономическая атмосфера, которая дала 
возможность последнему по счету военному диктатору Токугава Иэясу, сподвижнику 
второго, приобрести не только личную власть, но и организовать новое 
государство По существу говоря, власть Токугава была совершенно такого же типа 
и происхождения, как и власть Ода и Тоётоми, и только обстоятельства, 
политическое умение и дальнозоркость превратили его из простого диктатора — 
военного вождя в наследственного императора. По всем атим соображениям эпоха 
личных диктатур может рассматриваться как переходная от второй империи к 
третьей, от одной формы политически-государственной организации и воинского 
сословия — к другой. 
    Понять все то, что произошло с наступлением этой эпохи, не трудно, если 
учесть именно ее переходное значение. За ней оставался период политической 
анархии и экономического передела в среде воинского сословия, что 
обусловливалось со своей внутренней стороны тем сдвигом, который давно уже 
начал обнаруживаться у правящего сословия: она стремилась к такой форме 
государства, которая давала бы им возможность иметь наиболее независимую 
политически и экономически позицию, свое небольшое государство, находившееся в 
ее полном распоряжении, с другой стороны — придало бы этому порядку, этим 
владениям окраску законности, дало бы им организационную и юридическую санкцию. 
Крупные даймё определенно шли к превращению своих владений в феодальные 
княжества, за ними тянулись и более мелкие, мелкопоместные самураи. В течение 
предыдущего периода в значительной мере же ясно обозначился этот 
концентрирующий процесс: целые воинские фамилии предпочитали примыкать к 
какому-нибудь повышающемуся дому, чтобы усилить его, а с другой стороны, с его 
же помощью отстоять свое собственное бытие и благополучие. Гражданские войны 
часто ставили на карту само существование ряда военных фамилий, почему в их 
интересах было такое объединение на правах, конечно, подчинения, — с более 
могущественным домом, могущим стать надежной опорой и оплотом для процветания и 
даже просто для существования. Поэтому мы и видим не только стремящиеся к 
независимости крупные военные дома, но и естественно группирующиеся вокруг них 
самурайские массы. И если присоединить ко всему этому еще явления прямого 
захвата и принудительного подчинения, картина образования будущих феодальных 
княжеств станет достаточно выразительной. Дальнейшее течение процесса 
становится уже ясным; стоило одному из этих новых крупных поместных владетелей 
объединить вокруг себя крупную самурайскую массу, привлекая ее и своим 
политически-военным могуществом, и своими экономическими преимуществами, — 
усилиться настолько, что прочие дома не могли в достаточной мере конкурировать 
с ними, — как такой владетель мог явиться в роли укрепителя нового порядка уже 
в государственном масштабе. Феодальный сеньёр становится феодальным сюзереном и 
узаконивает весь получившийся порядок созданием системы феодальной империи. Так 
оно и произошло: именно таким крупным владетелем, талантливым военным вождем и 
искусным политиком явился Токугава Иэясу, который привлек на свою сторону 
огромное большинство, как рядовых самурайских масс, так и феодальных домов. С 
такой поддержкой ему удалось быстро справиться с иными претендентами на 
первенство и стать во главе государства, создав уже вполне адекватный 
политическому и экономическому положению воинского сословия государственный 
режим. Однако, прежде чем Япония могла увидеть у себя новую империю, ей 
пришлось пережить период личных диктатур. Если угодно, этот период представляет 
собою некоторый излом истории, задержку на пути ее естественного развития, и 
сама конечная неудача обоих диктаторов — что по существу и произошло — лучше 
всего свидетельствует о том, что их власть могла иметь лишь временное и 
подготовительное значение: не они организовали государство, но ставленник 
большинства феодалов — Токугава Иэясу. Они лишь расчистили ему дорогу, 
объединив страну своим мечом и заставив расходившееся море страстей, 
возбужденных гражданской войной, или улечься, или же направиться по новому 
руслу, к другим целям. Среди бурной обстановки предыдущего периода было 
невозможно государственное строительство; та обстановка, наоборот, только 
разрушила свою же империю дома Асикага. Нужно было некоторое успокоение, 
некоторая полоса сравнительного мира и покоя, чтобы кто-нибудь мог начать 
строить новый порядок. Это успокоение и внесли оба знаменитых диктатора 
японской истории: Ода Нобунага и Тоетоми Хи-дэрси, последовательно, один за 
другим, державшие в своих железных руках власть над страною. Их появление было 
совершенно необходимо, но краткий срок их эпохи свидетельствует, что не к этой 
форме шел весь процесс политического и экономического развития страны. 
    Эпоха Ода и Тоётоми замечательна целым рядом особых явлений, придающих ей 
свою характерную физиономию. Политически она характеризуется, главным образом, 
тем, что все эти годы политическая к власть, в сущности, находилась в одних 
руках, диктаторски распоряжавшихся страною, вне какого бы то ни было 
конституционного режима. Как органы администрации, продолжали действовать не 
столько установления прежней империи, сколько ее традиции, вернее просто 
исторические навыки воинского сословия, приобретенные за долгие годы 
политического господства. Нобунага и Хидэёси правили, прежде всего, своей 
армией, затем своими верными сподвижниками из вождей отдельных отрядов, наконец,
 своими союзниками и вассалами из даймё. Весь действительный политический 
аппарат сводился почти исключительно к военной силе в том или ином ее 
проявлении, на ней зиждилась вся власть диктатора. Но при этом сфера его 
влияния была очень ограничена по своему размаху. Нобунага и Хидэёси 
довольствовались политическим подчинением даймё, не вмешиваясь особенно в 
управление последних их собст