дававшем направление всему процессу, 
должно считаться стихийное устремление к феодальному строю. Все это время и 
часть последующего ознаменовано стихийным ростом этого феодализма, начинающего 
уже определять свои основные экономические формы и создавать свою политическую 
идеологию. Если до этого воинское сословие лишь понемногу вступало на этот путь,
 теперь оно уже закреплялось на новых позициях, причем процесс этого 
закрепления был на первых порах полным торжеством центробежных сил. Их полное 
высвобождение и создало всю запутанную обстановку рассматриваемого времени. И 
понадобилась тягчайшая военная страда, чтобы был найден компромисс между 
центробежными тенденциями, теперь уже окончательно окрепшими, и необходимостью 
общесословной политически-экономической организации, в виде определенного 
государственного устройства. Компромисс этот стал обозначаться лишь к XVII в., 
все же это время дает нам бурную картину полного господства центробежных 
тенденций среди воинского сословия. Происходило новое перемещение движущих сил 
и передел территории, дававшие в конечном результате к тому же XVII в., 
типичные феодальные образования. Наряду с этим необходимо отметить еще одно 
обстоятельство, имевшее большое значение для экономики этих будущих феодальных 
владений: выдающиеся дома, вроде Такэда в провинции Каи, Уэсуги — в Этиго, Мори 
— в Тюгоку и др., создавая свои владения, всячески старались привлечь на свою 
сторону симпатии народных масс, населявших эти места, и заботились об их 
экономическом благополучии. Конечно, они руководствовались при этом 
соображениями личной выгоды, но все же, благодаря таким действиям многих даймё, 
среди этого бушующего моря образовывались то там, то сям очаги мирного развития 
и сравнительного благосостояния. Поэтому рассматриваемый период, будучи 
охарактеризован с трех точек зрения, может казаться совершенно неоднородным по 
своему содержанию: с точки зрения государственной — это будет эпоха полной 
децентрализации и политической анархии, когда единой верховной власти 
фактически уже не было; с точки зрения социальной — это будет эпоха повышенной 
самодеятельности отдельных групп и представителей воинского сословия, создающих 
себе феодальные владения, и с точки зрения народных масс, — это будет временем 
расстройства жизни и хозяйства, но, вместе с тем, нередко и большого 
экономического подъема. В виду этого, некоторые историки склонны даже проводить 
аналогию этого времени с эпохой Ходзё, круто расправлявшихся со своими 
противниками, но в то же время проникнутых своеобразными «демократическими» 
стремлениями. 
    Положение центрального правительства среди всей этой обстановки было, 
конечно, самым ничтожным. С одной стороны — его власть почти нигде больше не 
имела никакого значения и меньше всего могла содействовать успокоению и порядку.
 С другой же стороны — и сами сегуны постоянно вмешивались в распри военных 
домов, призывая то один из них, то другой к себе на помощь в целях усиления 
собственной власти. В результате они и погибли от руки ими же вызванных сил: 
последний сегун Ёсиаки, обязанный своим провозглашением могучему вождю 
самурайских дружин — Ода Нобунага, был им же свергнут за попытку сопротивления 
его воле. 
5. Эпоха личных диктатур
    Эпоха личных диктатур, наступившая вслед за распадом второй империи и 
выросшая на почве предыдущих смут и неурядиц, продолжалась, как впрочем и всюду,
 где такой порядок наступал в процессе социальной и политической борьбы, очень 
краткое время. Она насчитывает, как бы ни считать даты ее начала и конца, не 
более трех десятков лет. Наиболее общепринятой датой ее начала является год 
свержения известным героем Ода Нобунага последнего сегуна Ёсиаки, т. е. 1573 г.
; моментом же, чаще всего почитаемым за его конец, оказывается год битвы при 
Сэкигахара, что означало переход власти из рук дома второго диктатора эпохи — 
Тоётоми Хидэёси в руки основателя трегьей империи, То-кугава Иэясу, т. е. 1600 
г. Этот промежуток времени можно подвергнуть и некоторым сокращениям, считая 
началом эпохи год возведения Ода Нобунага замка Адзути, где сосредоточились 
теперь главные политические нити, т. е. 1575 г., концом же — год смерти Тоётоми 
Хидэсси, вместе с которым фактически закатилась и звезда всей его фамилии, т. е.
 — 1598 г. Можно несколько и удлинить эпоху, считая концом ее 1603 г., момент 
официального провозглашении Токугава Иэясу сэйи-тайсёгуном и, следовательно, 
окончательного оформления нового государственного порядка; и даже 1615 г., 
когда окончательно погас весь род второго диктатора. 
    По принятому нами принципу хронологических разделений, наиболее правильным 
будет установить даты этой эпохи в таком виде: принять год официального 
ниспровержения второй империи — 1573 г. — за начальный и год официального 
установления третьей империи дома Токугава — 1603 г. — за конечный пункт эпохи. 

    Эпоха личных диктатур знаменует собой краткий, но чрезвычайно выразительный 
период японской политической и социальной истории. Рассматривать ее возможно 
под разными углами зрения. Прежде всего она имеет, конечно, свою собственную 
самодовлеющую цельность, так как содержание ее не совпадает ни в какой мере с 
предыдущим и последующим: политический режим, воцарившийся вместе с нею, 
отличается своим достаточным своеобразием и особенностями. С другой стороны, 
вся эпоха целиком уходит своими корнями в предыдущий период — конца второй 
империи, в упомянутые выше годы смут и гражданских войн: появление у власти 
единоличных носителей ее и сугубо военный характер самой природы этой власти 
стал возможным исключительно благодаря предыдущей социально-политической 
обстановке, когда спорадически возвышались и падали и целые дома, и отдельные 
вожди. И, наконец, с третьей точки зрения, — эпоха эта опять-таки целиком 
примыкает к последующему периоду феодальной империи: в течение именно этих 
30-ти лет господства военных вождей, сначала Ода