оттесненных от участия в 
правлении или принужденных бежать от мщения или наказания, удалялся в эти свои 
дальние поместья и здесь организовывал свой маленький двор. 
    При этом, живя в новой обстановке, они должны были существенно менять и 
свою ориентацию и стремились, поэтому, образовать вокруг себя внушительную 
военную силу. Среди этих магнатов, частью опальных, частью просто неудачников, 
находилось не мало членов и потомков самой царствующей фамилии, особенно с тех 
пор, как вошел в силу, под давлением тех же Фудзивара, обычай лишать царских 
детей, рожденных от наложниц и жен определенной категории, титула принца и 
низводить их в положение простых аристократов. Потомки именно этих принцев 
крови играли очень большую роль среди провинциальных магнатов, пользуясь 
особенно большим уважением со стороны народных масс, видевших в них отпрысков 
царского рода и, по традициям еще родового строя, привыкших к таковым 
относиться с особым почтением. Два военных дома, сыгравших основную роль в 
драматическом эпилоге аристократической монархии, Минамото и Тайра вышли именно 
из среды самого Царствующего дома. 
    Таким образом, в процессе образования военного сословия слились два разных 
по существу течения: одно, основное, — тенденции дальнейшей социальной 
дифференциации, обусловленной политическим положением страны, второе — идущее 
из недр той же аристократии, как результат ее расслоения. В виду общего 
положения дел, эти выходцы из аристократии, особенно принадлежавшие к царскому 
дому, в первой стадии процесса получили полное преобладание: именно вокруг их, 
как центров, группируются новые силы, которым суждено было опрокинуть уже 
четыре века существующую монархию. 
    Сам государственный строй некоторыми своими сторонами способствовал 
усилению и развитию этого нового сословия. Как это ни странно, но Хэйанское 
правительство почти не имело военной силы в своем распоряжении. По кодексу 
Дайхо была введена воинская повинность, которой подлежали все мужчины, кроме 
господствующего класса, причем срок службы продолжался до 60-летнего возраста. 
При этом отбывающий повинность был обязан сам заботиться об оружии и пропитании,
 т. е. обязанность снабжать его тем и другим возлагалась на его семью, род, 
селение и т. п. В виду бедности большинства народной массы, к тому же 
отягощаемой поборами и налогами, содержание такого воина дорого обходилось и 
ему, и его семье. Поэтому типичным для Хэйана явлением представляется повальное 
уклонение от воинской службы, для чего пускались в ход всевозможные средства, 
вплоть до фальсификации регистрационных списков населения и т. п. Естественно, 
что войсковые кадры формировались из наиболее бедных или даже преступных 
элементов, которым терять было нечего; при этом и они для того, чтобы содержать 
себя принуждены были обращаться к заработку, и наемный труд солдат был 
совершенно обычным явлением. 
    Разумеется, эти немногочисленные, плохо вооруженные и еще хуже обученные 
воинские кадры не могли служить надежной опорой власти аристократии. Сама же 
она к тому же была и совершенно неспособна улучшить дело: вся традиция Хэйана 
была глубоко гражданской: все, что относилось к войне, военному быту, войску 
глубоко презиралось Хэй-анскими аристократами, воспитанными на иной культуре и 
привыкшими к мирной обстановке. Поэтому они и сами не шли в войска, за 
исключением лишь тех частей, которые имели лишь только декоративное значение и 
играли роль, главным образом, во время придворных церемоний, — не пытались 
воспитывать и других в воинском духе. Культура аристократии была построена на 
полном отрицании, презрении всего военного и не могла создать нужной для 
поддержки себя военной силы. Отсюда и получались различные несообразности: в 
случае реальной необходимости военной экспедиции во главе отрядов становились 
офицеры и генералы, глубоко презирающие и свой пост, и свою цель, и свою армию. 
Разумеется, надежной опорой такие отряды быть не могли, и само правительство 
скоро убедилось в этом. 
    Несмотря на безмятежно мирное в общем и целом течение Хэйанс-кой истории, 
все же иногда случались то там, то сям вспышки возмущений, восстаний, 
недовольств и т. п., то на почве злоупотребления провинциальной администрации, 
то на почве отдельных честолюбий. С трудом справляясь с этими беспорядками 
своими силами, правительство, в конце концов, стало прибегать к более простому, 
но опасному способу: оно поручало усмирение непокорных какому-нибудь 
влиятельному провинциальному магнату, располагавшему личной военной силой. Этим 
самым оно как бы санкционировало существование этих новых средоточий конкретной 
силы и открывало им беспрепятственную возможность дальнейшего усиления. Более 
того, с течением времени и с развитием распрей внутри самого сословия отдельные 
группировки аристократии открыто старались привлечь на свою сторону эти военные 
дома. В результате, к этому периоду мы находим уже в полной силе два могучих 
воинских дома — Минамото, господствующего на востоке Хонсю, и Тайра, 
владетельствующего на западе этого острова. Постепенно их значение — значение 
конкретной воинской силы — возрастает настолько, что они становятся основными 
факторами общегосударственной политики. В них мы находим соединение авторитета 
обоих родов, старого сословно-арис-тократического, в его наиболее исконной 
части — в силу их происхождения из царствующей фамилии, и нового — воинского, 
как средоточий двух главных группировок вновь нарождающегося сословия. И 
подобно тому, как конец предыдущей ранней патриархальной монархии ознаменовался 
борьбою двух групп нового, тогда рождающегося, сословия — домов Мононобэ и Сога,
 так и конец сословной монархии заполнен драматической борьбой Минамото и Тайра.
 
    Вмешательство двух этих новых сил обусловливалось всей создавшейся 
конъюнктурой. В предыдущий период мы находим, в общем, две основных группировки,
 одну побеждающую — вокруг правивших экс-государей, другую, все более и более 
теряющую почву под ногами — группу