уже проложивший себе 
победоносный путь из Индии в Китай, через него в Корею и оттуда далее — на 
японские острова; замечаются и следы китайского даосизма, этого сложного 
агрегата философских идей с чародейством; — и все это оказывает глубочайшее 
влияние на все стороны японской культуры, то содействуя органическому процессу 
развития, то ломая и нарушая его естественное течение, то — само поддаваясь 
силе национальных культурных начал. Эти новые факторы, не являясь еще решающими 
по своей роли в общей жизни народа и государства, имеют очень важное значение 
для последующей эпохи, во многом ее подготовляя, ускоряя ее появление и 
предрешая целый ряд будущих перемен. 
    И третий фактор характеризует эту эпоху в целом: это — этническая и 
политическая актуальность японского племени, проявлявшаяся то в покорении и 
ассимиляции инородческих элементов населения японских островов, распространение 
территориального могущества и влияния и, наконец, даже вмешательство в жизнь 
других стран, вроде Кореи: набеги на Корею то и дело проскальзывают в 
исторических повествованиях об этой эпохе. В целом, эта эпоха рисует картину 
молодого, оформляющегося этнически и политически народа, исполненного 
актуальности во всех отраслях своей жизни, начинающего создавать свою 
национальную культуру и впитывающего в себя уже в большей или меньшей степени 
культурное достояние соседних высокоразвитых цивилизаций; синтоизм в соединении 
с начатками китаизма и буддизма, — вот символ эпохи ранней патриархальной 
монархии. 
    По вопросу о гранях этого первоначального этапа государственной жизни 
Японии, — можно сказать лишь то, что нам более или менее ясен его конечный 
момент — это 645 г. по Р. X., год проведения знаменитой «реформы» Тайка, иначе 
говоря — момент официального преобразования патриархальной монархии в 
организованное сословное государство. Об этой реформе будет речь ниже, — 
поэтому здесь я останавливаюсь лишь на начальном моменте эпохи. Ее можно 
начинать по-разному: либо с первого монарха такого типа — Дзимму, о котором уже 
упоминалось неоднократно, т. е. с 660 г. до Р. X. по официальному летосчислению,
 или же приблизительно с нашей эры по более достоверной хронологии; 2) либо с 
527 г. по Р. X., — т. е. с момента, начинающего ТОЧНУЮ хронологию, 3) либо же с 
эпохи Инке-Юряку, т. е. 412 — 480 гг. по Р. X., представляющей период более или 
менее достоверных исторических событий и дат, 4) либо с момента появления 
первых хронологических обозначений в Кодзики, т. е. с 258 г. В виду того, что в 
мою задачу не входят описания всех конкретных событий эпохи, но лишь общая ее 
характеристика, я думаю, что будет методологически правильным брать эту 
последнюю дату, различая уже внутри самой эпохи периоды большей достоверности 
или меньшей. С этого же года мы вправе считать первый государственный строй уже 
обозначившимся и общее течение событий уже историческим. По Кодзики это 
приходится на год смерти монарха Суд-зин, по Нихонсеки — на 58 г. регенства 
Суйко, правившей от имени своего сына Одзин. Поэтому общие грани эпохи и 
обозначаются как 258 и 645 г. по Р. X. 
    Наряду с этим мы можем устанавливать и известные этапы внутри этой эпохи в 
целом. Весь процесс, обозначенный этими гранями, в общем настолько разнообразен 
в смысле своего конкретного течения в форме различных событии и фактов, что в 
нем самом мы в состоянии собирать эти отдельные факты в группы и обособлять эти 
последние друг от друга. Возникает вопрос о периодах, на которые распадается 
вся эпоха, т. е. тех стадиях, из которых последовательно слагается общее лицо 
всей эпохи. 
    Здесь я допустил бы возможность для полноты картины условно выйти из 
пределов собственно истории и включить в общую схему и периоды еще историей не 
проверенные и хронологически не обоснованные, но все же более или менее ясные с 
этнографической точки зрения. Я имею здесь в виду и период самого Дзимму, и 
даже предшествующий ему «век богов». Если современная наука еще не смогла с 
достаточной авторитетностью выделить из соответствующих отделов Кодзики и 
Нихонсеки чисто исторические элементы, то это не означает, что их там вообще 
нет. В общей сети явной мифологии несомненно зиждятся и зерна исторической 
действительности; мифологическое отражение реальных фактов должное иметь место 
во всякой мифологической системе, каковую несомненно представляют эти два 
исторических памятника. Поэтому, не вдаваясь совершенно в раскрытие историзма 
этих двух отделов, мне кажется, возможно привлечь их в общую схему, толкуя со 
стороны исключительно этнической. С такою оговоркой можно предоставить 
следующую схему первой исторической эпохи Японии: 
* А) Век богов. 
* Б) Период утверждения в провинции Ямато (660 — 96 до Р. X. ). 
* В) Период первоначального этнического и политического расширения (96 до Р. X. 
- 192 по Р. X. ) 
* Г) Период широкой политической и культурной актуальности (192 — 480). 
* Д) Период социальной дифференциации и возвышения отдельных родов (480 — 645). 

А. Век богов
    Период, именуемый таким образом по традиции Кодзики и Нихон-сёки, обнимает 
собою, в сущности говоря, совершенно неопределенный и, пожалуй, неопределимый 
промежуток времени. Начало его восходит к эпохе абсолютно доисторической, ко 
времени зарождения тех племен, актуальность которых впоследствии создала и 
этнологию, и историю Японии. Иначе говоря, исходный пункт периода помещается в 
«Такамагаха-ра», т. е. в проблематической прародине японского племени. Но если 
нам совершенно неясна начальная грань периода, его конечная рисуется с большею 
определенностью: это отрыв от первоначальной нам известной территории, 
населяемой этим племенем, т. е. островом Кюсю, с его равниной Цукуси, и переход 
на Хонсю — в провинции Ямато. Смешивая мифологию, или полуисторию с историей 
можно было бы сказать: период этот начался с момента «нисхождения» божества 
Ниниги из Такама-гахара на гору Такатихо в Кюсю и закончился основанием Дзимму 
постоянной резиденции в Касивара на Хонсю. От Т