|
ительно исторического события.
1. Временные грани японской истории
А. Начальный момент истории
Вопрос о начальном моменте исторической жизни японского народа определяется
двумя координатами: какое событие следует считать безусловно историческим, т. е.
что является первым бесспорно историческим фактом в жизни Японии — такова
первая координата; в какой хронологический момент оно имело место — такова
вторая координата. Проблема распадается на две части: фактическую и
хронологическую, — конечно, неотделимые друг от друга по существу, но могущие
быть рассматриваемы, с точки зрения методологического удобства, каждая в
отдельности.
По первому вопросу, обстановка, в которой приходится действовать
современному исследователю, отличается ярко выраженным двойственным характером.
С одной стороны, мы имеем перед собою историческую традицию, достаточно
утвердившуюся, общепринятую и занимающую уже определенное место в самом
историческом мировоззрении японцев, с другой — ряд сомнений, колебаний, догадок,
— часто очень остроумных, часто очень вероятных, иногда серьезно обоснованных,
но никогда не имеющих законоустанавливающей силы. И между Сциллой традиции, уже
теперь почти явно, с точки зрения точной науки, несостоятельной, и Харибдой
исторической гиперкритики приходится лавировать нынешнему историку, желающему
быть вполне честным в своих исторических построениях, касающихся древней Японии.
Историческая традиция, господствующая и по сие время, особенно в широких
кругах японской жизни и науки, сводится к признанию первым действительно
историческим событием Японии деятельности первого «земного» властителя Японии —
Дзимму *), как его назвали впоследствии. До него действовали боги, — или
небесные, или земные. Семь поколений небесных богов и пять поколений земных
предшествовали веку Дзимму, и их деятельность должна почитаться не
принадлежащей собственно истории японской земли и ее народонаселения. Лишь с
Дзимму начинают развертываться события, которые можно считать историческими
фактами. События эти, покрывающиеся почти полностью деятельностью самого Дзимму,
сводятся, главным образом, к факту перехода его самого с руководимым им
племенем — народом с о. Кюсю на о. Хонсю, или точнее: из провинции Хюга на
юго-востоке Кюсю — в провинцию Ямато, в южноцентральном Хонсю. Это переселение
для Дзимму явилось результатом его желания или объективной необходимости
привести в состояние полного подчинения те народности, которые обитали в те
времена на «Востоке» — по терминологии древней японской истории, т. е. на
северо-восток от Кюсю, ближайшим же образом — на Хонсю, в его указанных частях.
Именно эти военные мероприятия и имеет, главным образом, в виду повествование о
Дзимму. Помимо этого затрагиваются и некоторые подробности его мирной
деятельности, — вроде постройки святилища для хранения в нем, между прочим,
трех «священных предметов» японского государства, так назыв. «Сансю-но-дзинки»
— в позднейшей терминологии, т. е. металлического зеркала, меча и «изогнутой»
яшмы.
Эти «священные предметы» являются и поныне эмблемами государственной власти,
символами божественного происхождения императорского дома и его
наследственного могущества, преемственно-восходящего к самому центральному
божеству религии Синто — богине Аматэрасу, именно эти три «предмета» передавшей,
как эмблему власти, своему внуку — богу Ниниги, при вручении ему всего
государства. Повествование касается и таких фактов, как женитьба Дзимму или
устроение им своей резиденции в одном постоянном пункте — Касивара у горы
Унеби-яма.
К этому, в сущности, и сводится весь цикл этих первых, согласно традиции,
исторических событий Японии. До Дзимму тянется «век богов», с Дзимму начинается
земная история японского народа, и его деятельность уже настолько прочный
исторический факт, что с нее именно и возможно начинать построение истории
Японии.
Происхождением своим эта традиция обязана, конечно, значению и обаянию
Кодзики и Нихонсёки. И в том и другом произведении существует начальный отдел
«Ками-но-ё» (век богов), повествующий о «небесной истории Японии», и именно с
Дзимму оба они начинают «земную историю». Кодзики и Нихонсёки означают для
японцев нечто гораздо большее, чем простые исторические памятники; это — своды
мифологических сказаний; это — хранилище сокровищ национальной религии Синто,
зеркало исконной идеологической традиции древней Японии. Значение их,
действительно, неоцененно для любого исследования древней Японии и для
надлежащего понимания многих сторон последующей и даже современной нам культуры.
Поэтому обаяние Кодзики и Нихонсёки необычайно велико, и естественно, что и
история не преминула заимствовать от них свои положения, касающиеся вопроса о
начале исторического существования японского народа, т. е. того, о чем они
преимущественно и говорят.
Сила этой традиции, восходящей, таким образом, к Кодзики и Нихонсёки,
сказывается на протяжении всего существования японской историографии и японской
исторической науки. Уже в эпоху Нара, т. е. в VIII столетии по Р. X., когда и
появились оба вышеназванных памятника, отдел «век богов» понимали, как
повествующий о доисторическом существовании Японии и смотрели на деятельность
Дзимму, как на начало собственной истории. Той же точки зрения держится и автор
большого свода исторических материалов, вышедших, как полагают, в 892 г. под
названием «Руйдзю-кокуси» — известный «канцлер» Сугавара Ми-тидзанэ, поместив
материалы из «века богов» в отделе «религия», согласно его классификации всех
материалов по их качествам и содержанию. В эпоху власти дома Токугава, т. е. в
течение XVII, XVIII и первой половины XIX в. думали точно так же, и наиболее
авторитетные историки этого времени полагают начало истории в той же
деятельности Дзим-му. Так по
|
|