оложение среди 
всех других поселений благодаря не только Храму, но и особому духовному климату,
 сложившемуся в этом городе во время правления Соломона.
 О его особой духовной силе упоминают все пророки, сочинения которых дошли до 
нас. Старейший из них, Амос, появился в Северном царстве через два столетия 
после Соломона и объявил о возрождении «павшей скинии Давидовой», то есть о 
необходимости объединения царств под началом Иерусалима. Негодующие слова 
пророков об автоматическом соблюдении обрядов показывают, что в памяти людей 
еще были живы воспоминания об эпохе былого процветания. Напоминание о ней 
воспринималось как утешение.
 Исаия и Иеремия сравнивают Иерусалим, который они видят, не с городом, который 
представляют в своем воображении, а с тем, который остался где-то в прошлом, 
как детство, и обязательно возродится когда-нибудь: «Как утешает кого-либо мать 
его, так утешу Я вас, и вы будете утешены в Иерусалиме» (Ис., 66: 13); «Вот, 
наступают дни, говорит Господь, когда город устроен будет во славу Господа от 
башни Анамеила до ворот угольных… И вся долина трупов и пепла, и все поле до 
потока Кедрона, до угла конских ворот к востоку, будет святынею Господа; не 
разрушится и не распадется вовеки» (Иер., 31: 38 – 40).
 Пророк Иезекииль, находившийся среди вавилонских эмигрантов, дает самое 
глубокое описание тех переживаний и чаяний, которые испытывали люди, 
находившиеся в изгнании. Он смотрит с надеждой на проблему возрождения нации в 
границах империи Соломона и описывает тот Храм, который видел в бытность свою 
священником. По форме и величине является прообразом храма Соломона, 
своеобразным символом и вдохновляющей национальной идеей будущего, таким он 
остается и для покоренной нации. «И Я, Господь, буду их Богом, и раб Мой Давид 
будет князем среди них. Я, Господь, сказал это» (Иез., 34: 24).
 Находящаяся в центре всех пророческих книг фигура Давида отличается некоторой 
двойственностью. Впервые его величие было осознано именно в эпоху Соломона. 
Фактически именно Давид заложил ее основу, хотя и нельзя сводить все заслуги 
только к его личности. Но все же именно Соломону удалось установить 
преемственные связи и сохранить их.
 В книге «Наследие Соломона» (1934) Дж. Гарстанг, подробно описывая предысторию 
эпохи Соломона, возвращается к самым ранним из известных периодов в истории 
страны. В кратком эпилоге он показал, каким выдающимся организатором являлся 
Соломон, сумевший использовать сложное наследие – конфликтующие племена – и 
учесть опасность, исходившую от непрерывно интригующих друг против друга врагов.

 Последующие поколения воспринимают Соломона несколько отстранено, возможно 
благодаря его недосягаемой мудрости. Его эпоха оказалась великой, как и все, 
что он создал. Но если бы вам хотелось найти правителя, который бы оказался 
более земным, вы бы обратились к Давиду, который поднимался, карабкался и 
боролся и, несмотря на годы, преодолевал сложности как друг, муж, любовник, 
отец, правитель, герой и художник. Он оставался живым и несчастным человеком, 
обуреваемым страстями и болью, несгибаемым и в то же время умеющим найти выход 
из неловких положений, отважным и одновременно смиренным.
 Противопоставление сдержанной мудрости Соломона и человечности Давида служило 
опорой во времена национальных бедствий и вдохновляло стремления к стабильной 
мирной жизни, а царственная фигура Давида, ведущего свой народ сквозь невзгоды, 
казалась подобной Мессии, благословленному Господом. И то, что Давид завещал 
своему сыну, воздалось сторицей Соломону. В еврейской литературе упоминается 
«Мессия, сын Иосифа», который предшествовал «Мессии, сыну Давида». Возможно, 
концепция «Мессии бен Иосифа» возникла в Северном царстве, которое населяли 
племена Иосифа, как политическое движение, направленное против ценностей, 
проповедуемых Давидовым Мессией в Южном царстве. Возможно, его разрозненные 
фрагменты сохранились и после падения Северного царства.
 Вот почему Иезекиилю в видении являются два скованных вместе раба, 
символизирующие Южное царство Иудеи и Северное царство Иосифа, которые давно 
исчезли, но должны возродиться, на что указывает двукратное повторение этого 
выразительного пророчества (Иез., 37: 15 – 28).
 Верно, что Иосиф через страдания и преследования обрел настоящее благородство, 
стал трогательно человечным как сын и как брат. Но у него еще не было связи с 
еврейской национальной жизнью. Он всего лишь выполняет свою роль и 
предсказывает страдания «предтечи Мессии», за которым последовал победоносный 
«Давид Мессия».
 Однако в народном сознании фигура Соломона приобрела гиперболизированные черты,
 ибо только посредством сверхъестественного можно было объяснить необычайность 
одной из самых счастливых эпох, сохранившихся в памяти человечества. Монотеизм 
отрицал не только магию, но даже и восхищение чудом. Однако по отношению к 
Соломону это считалось вполне естественным и допустимым даже в нормативном 
еврейском сознании.
 Соломон имел власть над демонами, понимал язык животных и растений, обладал 
несметными сокровищами и волшебными предметами, наделял чудодейственной силой 
своих потомков. Рассказы о его чудесах стали частью мирового фольклора. Если мы 
сравним их с фольклором языческих народов, то заметим, что и здесь упоминается 
Соломон как волшебник и как легендарный строитель Храма. Однако и магия, и 
превращения совершаются по воле Бога и управляются им. В них нет 
противопоставления божественной силы дьявольской, а есть лишь воля Создателя 
всего сущего. Если в современном сознании фигура Соломона лишена магического 
ореола, то для миллионов людей она все равно остается символом 
сверхъестественной силы и образцом для подражания. Продолжатели его дела, 
прежде всего строительства Храма, чтобы создать свободное братское общество, и 
ныне собираются, что