ксандрии пришлось уйти. 
      Со стороны Сирийской пустыни на государства крестоносцев совершали набеги 
отряды сельджукских атабегов и эмиров. Правда, на границе были сооружены мощные 
крепости вроде "Скалы пустыни", но они не в состоянии были полностью оградить 
франкские княжества, в особенности северные, от этих подчас внезапных и 
энергичных налетов. Много раз крестоносцы предпринимали усилия для того, чтобы 
овладеть большими городами Сирии - Дамаском и Халебом; все эти старания, однако,
 заканчивались неудачами. 
      Западные захватчики вечно враждовали друг с другом. Дележ добычи, 
распределение ленов и должностей давали поводы к бесконечным раздорам среди 
крестоносцев всех поколений. Если в эпоху основания латинского владычества на 
Востоке баронов связывало в какой-то мере единство, пусть и поверхностное, 
религиозных целей, то в дальнейшем оно уступило место все более обострявшимся 
противоречиям реальных интересов завоевателей. Соображения, касавшиеся 
политических, военных или хозяйственных выгод, всегда брали верх над мотивами 
религиозного порядка. Поэтому "франкские и мусульманские князья, - пишет 
американский историк Г.С. Финк, - легко забывали взаимную вражду и становились 
союзниками, если того требовали их дипломатические и военные интересы". Правда, 
дружественные отношения франков с мусульманами тоже продолжались недолго. 
Затишье, во время которого производился обмен пленниками, налаживались 
дипломатические контакты, бароны и эмиры наносили любезные визиты друг другу и 
состязались между собой в выражениях рыцарской куртуазности, обычно скоро 
прекращалось, и война вновь разделяла недавних союзников или друзей. Усама ибн 
Мункыз рассказывает, как некий князь, прибывший на паломничество и 
остановившийся при дворе короля Фулько, "подружился со мной, привязался ко мне 
и называл меня "брат мой"; между нами была большая дружба, и мы часто посещали 
друг друга". Когда же чужестранец предложил писателю, чтобы тот послал с ним в 
Европу любимого сына Мурхафа - "пусть он посмотрит на наших рыцарей, научится 
разуму и рыцарским обычаям", - Усама решительно отказался. "Мой слух, - пишет 
он, - поразили эти слова, которых не мог бы произнести разумный; ведь если бы 
даже сын мой попал в плен, плен не был бы для него тяжелее, чем поездка в 
страну франков". 
      Отношения пришельцев с местной знатью были в целом проникнуты недоверием. 
Восточные феодалы, с которыми потомкам первых крестоносцев и случалось порой 
сближаться, в душе всегда презирали кичливых и заносчивых франков. Последние 
выглядели в их глазах дикарями. Усама ибн Мункыз, образованнейший человек своей 
эпохи, большой книголюб (его библиотека насчитывала 4 тыс. томов, и, когда 
однажды от рук франков пропало все его имущество, он более всего сокрушался по 
поводу гибели библиотеки - именно это "останется раной в моем сердце на всю 
жизнь", - писал он), считал франков "только животными, обладающими достоинством 
доблести в сражениях и ничем больше, так же как и животные обладают доблестью и 
храбростью при нападении". 
      
      Господствующий класс государств крестоносцев был весьма немногочислен. 
Под началом иерусалимских королей, как видно из документов, никогда не состояло 
свыше 600-700 конных рыцарей (вассалов и субвассалов), обычно же на службу к 
ним являлось гораздо меньше воинов. Численность войска Бодуэна I не 
превосходила размеров современного батальона! Состав гарнизона среднего города 
равнялся 30-80 рыцарям. Даже при условии "всеобщей мобилизации" латинян, 
способных носить оружие, королевство могло выставить не более 2 тыс. 
тяжеловооруженных рыцарей и 20 тыс. легковооруженных стрелков. 
Привилегированная верхушка Латинского Востока жила среди озлобленного, 
враждебно настроенного и гораздо более многолюдного по сравнению с франкским 
местного населения, представляя собой как бы военный лагерь, окруженный и, по 
выражению Ж. Прауэра, постоянно осажденный противником. По исчислениям 
историков, франкские колонизаторы, селившиеся в городах и крепостях, составляли 
к концу 80-х годов XII в. не более 100-120 тыс. Сил одних только вассалов было 
недостаточно для того, чтобы держать в покорности это население и одновременно 
отражать нападения соседей мусульман. 
      3.9. Новые пилигримы и их служба 
      Короли и князья старались восполнять нехватку собственных воинских 
ресурсов тем, что дополнительно к рыцарям-вассалам вербовали наемников - из 
числа тех пилигримов, которые после Первого Крестового похода зачастили в 
Святую землю, не имея большей частью намерений обосновываться там навсегда. 
Каждому рыцарю-пилигриму король платил приличную сумму (по более поздним данным,
 400-500 безантов в год - больше того, что приносил средний рыцарский лен из 
двух деревень своему держателю). Однако рыцари-пилигримы ненамного увеличивали 
обороноспособность франкских государств. Ведь эти рыцари оставались в Палестине 
на короткое время. 
      Характерную черту общественной жизни государств крестоносцев составляла 
текучесть католического населения. В первые десятилетия XII в. бедняки и рыцари 
продолжали отправляться с Запада на Восток в поисках земель и добычи. Плачевная 
участь крестьян-крестоносцев Петра Пустынника и крестьянско-рьщарских ополчений 
1101 г. не обескуражила феодальных авантюристов, а тяжкое положение 
земледельцев в Европе по-прежнему гнало их на стезю Господню. Ежегодно, перед 
пасхой и в конце лета, суда венецианских, пизанских, амальфитанских, 
марсельских купцов доставляли в портовые города франкских государств партии 
паломников из Южной Франции, Италии, Германии, Фландрии. На плече у пилигримов 
был нашит крест, но в подавляющем большинстве своем они отправлялись в 
Палестину не только для того, чтобы помолиться в церкви Святого Гроба, 
искупаться в р. Иордан и унести домой пальмовую ветвь с ее берегов. Некоторые, 
самые оборотистые, прихватывали в дорогу разные товары, с тем чтобы сбыть их в 
святых местах и таким путем оправдать дорожные расходы (с Востока они также 
ув