ах, унаследованных от раннего 
средневековья: одни были православными, другие грегорианами, третьи - 
несторианами, четвертые - маронитами и т.д. 
      Когда новые господа устроились на завоеванных землях, то и мусульман и 
христиан, живших в деревнях, они превратили в крепостных людей. Пришельцы 
уничтожили последние остатки личной свободы сельского населения. При этом 
материальное положение и юридический статус земледельцев и скотоводов, 
виноградарей и садоводов Сирии и Палестины, независимо от того, являлись ли они 
мусульманами или христианами, оказались совершенно одинаковыми. По сравнению с 
былыми временами различие заключалось разве только в том, что 
труженики-христиане (и не только сельские, но и городские), которые при 
владычестве сельджуков беспрепятственно отправляли свои религиозные обряды, 
теперь встретились с нетерпимостью католических церковнослужителей, в глазах 
которых все некатолики были полуеретиками. К социальному гнету добавились 
конфессиональные тяготы. 
      Масса арабского населения деревень и городов подверглась истреблению в 
ходе завоевания Сирии и Палестины крестоносцами. Часть мусульман земледельцев и 
ремесленников - вынуждена была покинуть насиженные места. Многих же оставшихся 
и попавших в плен к крестоносцам продали в рабство. Фульхерий Шартрский пишет, 
что, захватив Кесарию, крестоносцы пощадили мало мужчин; тех из них, кому 
даровали жизнь, а также женщин, красивых и уродливых, продали, и они должны 
были "вертеть мельничные жернова". В крупных городах существовали рынки рабов: 
в Акре венецианские купцы покупали раба за один безант (конь стоил в три раза 
дороже!). Приобретали рабов и монастыри. 
      Уже в первые годы после основания государства франков избиения рабов и 
всевозможные издевательства над ними получили столь широкое распространение, 
что церковный собор в Набулусе в 1120 г. установил наказания для виновных в 
истязаниях. Это постановление было продиктовано в первую очередь страхом перед 
возможными возмущениями рабов. Оно имело под собою основания: не случайно 
завоеватели разработали порядок, согласно которому раба, убившего христианина, 
вешали, а рабыню, как передает тот же Фульхерий Шартрский, предавали сожжению. 
Иногда некоторым рабам удавалось сбросить невольничьи цепи, перейдя в 
христианскую веру. Тогда они превращались в либертинов - вольноотпущенников. Их 
положение было неустойчивым: достаточно было либертину оскорбить своего 
вчерашнего хозяина, и он в соответствии с кутюмами, т.е. передававшимися из 
поколения в поколение правовыми традициями (обычаями) Иерусалимского 
королевства, вновь возвращался в рабское состояние. 
      Ненамного лучшими по сравнению с рабскими были условия жизни крепостных, 
или вилланов. Они подвергались жестокой эксплуатации и своих непосредственных 
сеньоров, и центральной власти. Их земля считалась собственностью завоевателей. 
Вилланов прикрепляли к земельным участкам, вместе с которыми (а порой и 
отдельно от них) продавали и покупали. На вилланов возлагались многообразные 
повинности продуктами и деньгами. Их облагали также государственными налогами. 
Барщина в государствах франков (в отличие от западноевропейских стран) почти не 
практиковалась - в этом смысле деревенское устройство удержало прежние черты: 
феодальный домен, обрабатывавшийся трудом крепостных, представлял собой 
довольно редкое явление. Он встречался обычно лишь там, где феодалы владели 
плантациями сахарного тростника; здесь применялась и барщина. Так, на 
домениальных землях иерусалимских королей вилланы должны были работать от 
четырех до шести дней в месяц. 
      Как правило же, с местных крестьян взимались всевозможные натуральные 
оброки и платежи. В большинстве случаев деревня вносила их, хотя и под другими 
названиями, и до завоевания: старинный денежный налог "мууна" стал теперь 
именоваться "моне", "харадж" - "терражем" (поземельный налог) и т.д. В этом 
отношении тоже налицо была определенная преемственность. Однако тяжесть 
повинностей, которые нужно было нести в пользу новых сеньоров, усугублялась тем,
 что размер этих повинностей зависел от господского произвола и был довольно 
значителен. Платежи, кроме того, обусловливались характером имущества, с 
которого они вносились: с пахотного поля, пастбища, фруктового сада платили 
по-разному. О величине вилланских оброков кратко, но выразительно рассказывает 
в своих дорожных записках мусульманский путешественник Ибн Джубайр, побывавший 
в Иерусалимском королевстве в 1184 г.: сеньоры, пишет он, взимали с крепостных 
от одной трети до половины урожая. Господину шла также часть сбора с фруктовых 
деревьев, олив, нередко - половина сбора винограда. Вилланы платили и 
государственные налоги (с фруктовых насаждений), а кроме того, всевозможные 
пошлины (за провоз продуктов на городские рынки, за продажу этих продуктов, 
судебные сборы и пр.). Важным нововведением, весьма обременительным для 
трудового населения, явилась талья - поголовный налог. Как и на Западе, сеньоры 
здесь присвоили себе монопольные права владеть давильным прессом, печью для 
выпечки хлеба, мельницей (баналитеты). 
      Но крепостное население страдало не только от бесчисленных повинностей и 
платежей: оно было совершенно бесправным. При этом западные сеньоры в своем 
отношении к подвластному населению не дифференцировали его по религиозному 
признаку: с христианами обращались столь же сурово, как и с мусульманами, 
крестьяне-христиане и крестьяне-мусульмане являлись вилланами. Арабский 
писатель XII в. Усама ибн Мункыз (1095-1188), рассказывая о времени правления в 
Антиохии Боэмунда II (1126-1131), пишет, что "народ перенес от этого дьявола 
Ибн Маймуна [т.е. Боэмунда. - М. З.] великие бедствия". 
      Некоторые современные буржуазные историки, вроде израильского ученого Ж. 
Прауэра, автора двухтомного исследо