и коза. Они считались проникнутыми божественной 
благодатью и пользовались большим почетом среди крестьян: по словам Альберта 
Аахенского, им "выказывали знаки благочестивого почитания сверх меры, и 
превеликая рать, подобно скотине, следовала за ними, веря в это всей душой". 
Крестьяне видели в обоих животных вожаков отряда. Каноник Альберт Аахенский, 
яростно возмущаясь "омерзительным преступлением глупого и сумасбродного пешего 
скопища", включил в свой рассказ знаменитый эпизод с гусем и козой. Для него, 
служителя церкви, это языческое заблуждение. И действительно, в религиозных 
представлениях крестьян причудливо переплетались христианские и дохристианские 
верования - почитание домашних животных вполне уживалось с официальной 
церковной идеологией. Ведь она усваивалась крестьянством на свой, особый лад и, 
может быть, как раз в остатках язычества своеобразно отражалась антифеодальная 
направленность похода бедноты. 
      Хотя рыцари и примкнули к крестьянскому сборищу, сами сервы старались по 
возможности отделываться от благородных попутчиков. Когда отряд Петра 
Пустынника пришел в Кельн (12 апреля 1096 г.), то уже через три дня, по 
сообщению хрониста Ордерика Виталия, масса крестьян поспешила дальше. С Петром 
в Кельне остались около 300 французских рыцарей, которые покинули город лишь 
спустя неделю после прибытия. Крепостным было явно не по дороге с рыцарями. Им 
приходилось иногда принимать феодальных авантюристов в качестве военных 
командиров, но по сути своей устремления деревенской бедноты и рыцарства были 
прямо противоположными. 
      По дороге крестоносцы вели себя как грабители. Проходя через земли 
венгров и болгар, они силой отнимали у населения продовольствие, отбирали 
лошадей, рогатый скот, овец, убивали и насильничали. Для бедноты грабеж был 
единственным способом добыть себе пропитание. Крестоносцы продолжали грабить и 
вступив на территорию Византии. У крестьян не было денег, чтобы уплатить за 
провиант, предоставленный им по распоряжению императора Алексея Комнина. К тому 
же в походе бедноты участвовало немало деклассированных элементов - всякого 
рода уголовных преступников, увидевших в крестоносном предприятии лишь удобное 
средство для грабежей и разбоев. "Много всякого сброду примкнуло к крестовому 
воинству не для того, чтобы искупить грехи, а чтобы содеять новые" - такую 
характеристику этим крестоносцам дает один из хронистов. 
      Значительная доля вины за разбой в землях венгров и болгар падает на 
рыцарские шайки, присоединившиеся к крестьянским толпам. В частности, именно 
рыцари почти целиком ответственны за жестокие еврейские погромы, которые в 
начале пути были произведены по их подстрекательству и при их прямом участии во 
французских, немецких и чешских городах (Руан, Реймс, Верден, Кельн, Шпейер, 
Вормс, Трир, Майнц, Магдебург, Прага, Мец, Регенсбург, Нейсс и др.). Особенно 
"отличился" при этом граф Эмихо Лейнингенский. 
      Немало рыцарей задолжали евреям-ростовщикам, и погромы представлялись 
графам и виконтам удобным средством "сполна рассчитаться" с заимодавцами, да 
еще и обогатиться за их счет, даже не достигнув Святого Града. Весьма 
неблаговидную роль во время этих массовых погромов сыграли и некоторые высшие 
сановники католической церкви. Майнцского архиепископа впоследствии прямо 
уличали в том, что он присваивал имущество евреев, заставляя их креститься: в 
этом случае-де они будут спасены. Таким путем архиепископ попросту вымогал 
деньги у своих жертв. 
      Еврейские погромы в Европе только предвосхищали кровавые "деяния франков 
и прочих иерусалимцев" на Востоке (так называется составленная 
итало-норманнским рыцарем хроника Крестового похода). 
      Венгры, болгары, греки дали энергичный отпор нежданным освободителям 
Гроба Господня. Они беспощадно истребляли крестоносцев, отбирали захваченную 
ими добычу, преследовали отставших. В стычках крестоносцы несли большие потери. 
По свидетельству Альберта Аахенского, отряд Петра Пустынника, которому близ г. 
Ниша пришлось вступить в сражение с византийскими войсками, покинул город, 
уменьшившись на четверть. 
      Миновав Филиппополь и Адрианополь, бедняки-крестоносцы направились к 
греческой столице. Толпы крестьян стали прибывать сюда с середины июля 1096 г. 
Они уже значительно поредели: ведь прошло три с лишним месяца после начала 
похода. Первым подошел отряд Готье Неимущего, а две недели спустя, 1 августа, с 
ним соединился отряд Петра Пустынника. Многим крестьянам, надеявшимся обрести 
свободу в землях сарацин, не удалось достигнуть даже Константинополя: 
крестоносцы потеряли в Европе около 30 тыс. человек. Едва ли не целиком погибли 
отряды Фолькмара, Готшалька и Эмихо Лейнингенского, хотя сами их предводители 
уцелели и добрались до города на Босфоре. 
      Деморализованные предшествующими грабежами, крестоносцы и в столице 
империи повели себя крайне разнузданно. Они разрушали и поджигали дворцы в 
предместьях города, растаскивали свинцовые плиты, которыми были выложены крыши 
церквей. 
      Византийское правительство вначале попыталось проявить сдержанность и 
терпимость по отношению к оборванным пришельцам. Алексей Комнин даже принял у 
себя во дворце Петра Пустынника и Фолькмара. Альберт Аахенский в своей 
"Иерусалимской истории" рассказывает об этой встрече следующим образом: 
      "Петр, будучи малого роста, имел великий разум и отличался красноречием. 
Императорские посланцы привели только его одного вместе с Фолькмаром к 
императору, чтобы тот удостоверился, верна ли дошедшая до него молва о Петре. И 
Петр доверчиво встал перед императором, и приветствовал его именем Господа 
Иисуса Христа, и поведал ему со всеми подробностями, как из любви к Христу и 
желая посетить его Святой Гроб он оставил родину. Он упомянул также, какие 
довелось ему за короткое время вынести теперь беды, и сказал императору, что 
вскоре за ним [Петром. - М. З.] явятся могущественные сеньоры, графы и 
светлейшие