товый поход бедноты под руководством Петра Пустынника. В начале 
XIII в. крестьянство Центральной Европы, как и раньше, бедствовало от 
притеснений господ, а особенно страдало от усобиц и внутренних войн. По 
деревням и местечкам вновь заговорили о том, что бедняки, не отягощенные грехом 
стяжательства, не добивающиеся ни власти, ни богатства, чистые перед богом в 
своей вере, сумеют скорее получить от всевышнего ту милость освобождение 
Иерусалима, которую господь не пожелал даровать корыстолюбивым рыцарям, князьям 
и государям. 
      Эта идея укоренялась в низах не без влияния проповеднической деятельности 
дальновидных: церковных служителей различного ранга, подвизавшихся в конце XII 
- начале XIII в. главным образом во Франции, отчасти в Италии, Германии и 
других странах. Речь идет о таких церковных иерархах, как упоминавшийся выше 
архидьякон Петр Блуаский, богослов Алан Лилльский, уже знакомый читателю 
священник Фульк де Нейи и его учитель, довольно известный теолог Петр Кантор. К 
этой же категории проповедников можно отнести и вышедшего из купеческой семьи, 
но отказавшегося от богатства Франциска Ассизского и множество бродячих 
проповедников. 
      Видя нарастание народного недовольства (его показателем был рост числа 
еретиков, которых, по выражению хрониста, "стало как песку морского"), все эти 
прелаты, богословы и проповедники, озабоченные тем, чтобы погасить 
разгоравшийся пожар, принялись усердно распространять мысль о необходимости для 
церкви вернуться к своему первоначальному, "апостольскому" состоянию; все они 
на разные лады прославляли бедность вообще. В сочинениях многих более или менее 
проницательных церковных писателей перепевались примерно одни и те же мотивы, 
строившиеся на основе евангельских истин: "Господь избрал бедняков, богатых 
верою"; "легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу попасть в 
Царствие Небесное". Петр Кантор даже осуждал сооружение в Париже пышного Собора 
Богоматери (Нотр-Дам). 
      В писаниях и проповедях образованных теологов и простых странствующих 
проповедников, разносивших в вульгаризированной форме их славословия нищете и 
апостольской бедности, все чаще звучала также крестоносная тема, 
преподносившаяся в духе превознесения веры, чуждой всякой корысти. Петр 
Блуаский, написавший трактат "О необходимости ускорения иерусалимского похода", 
порицал в нем рыцарей, превративших Крестовый поход в мирскую авантюру; такая 
авантюра, утверждал он, обречена на провал. Освобождение Иерусалима удастся 
лишь беднякам, сильным своей преданностью Богу. Алан Лилльский в одной из своих 
проповедей, сокрушаясь о падении Иерусалима, объяснял его тем, что Бог 
отступился от католиков. "Он не находит себе прибежища ни у священников, ибо 
тут нашла себе прибежище симония [продажность. - М. З.], ни у рыцарей, ибо для 
них прибежищем служат разбои, ни среди горожан, ибо у них процветает 
ростовщичество, а среди купцов обман, ни у городской черни, где свило себе 
гнездо воровство". И опять тот же рефрен: Иерусалим спасут бедняки, те самые 
нищие духом, о которых говорится в Евангелии от Матфея. Бедность рисовалась 
источником всех добродетелей и залогом грядущей победы над "неверными". 
      Так, стремясь отвести в безопасное для церкви русло накапливавшееся в 
крестьянских массах возмущение существующими порядками, некоторые ее деятели 
своеобразно учитывали опыт Крестовых походов XII в. Урок, который они извлекали 
из него для простого люда, состоял в том, что воины Христа завоюют победу не 
при помощи денег, не силою оружия и вообще завоюют ее не в сражениях, но 
единственно полагаясь на Божье милосердие. Чтобы доказать этот тезис, Франциск 
Ассизский в 1212 г. собрался даже предпринять пропагандистско-паломническое 
турне на Восток, но вернулся, потерпев кораблекрушение у берегов Далмации. 
      Крепостные крестьяне прислушивались, разумеется, к поучениям такого рода, 
исходившим из уст бродячих проповедников, и в конце концов откликнулись на их 
проповеди: в 1212 г. сервы вновь, как и в 1096 г., правда, в гораздо меньшем 
числе - двинулись на "спасение Иерусалима". 
      Крестовые походы 1212 г. вошли в историю под названием "походов детей". 
Дети, по-видимому, действительно участвовали в этих предприятиях, однако 
известия о детских паломничествах, сохранившиеся в хрониках и других 
исторических сочинениях XIII в., более чем наполовину легендарны. 
      О детских походах упоминают (иногда кратко, одной-двумя строчками, иногда 
отводя их описанию полстранички) свыше 50-ти средневековых авторов; из них 
только немногим более 20-ти заслуживают доверия, поскольку они либо 
собственными глазами видели юных крестоносцев, либо, опираясь на рассказы 
очевидцев, вели свои записи в годы, близкие к событиям 1212 г. Да и сведения 
этих авторов тоже отрывочны. Самое детальное повествование о детских Крестовых 
походах содержится в хронике цистерцианского монаха Альбрика де Труафонтэн 
(аббатство близ Шалона на Марне), но это-то повествование, как выяснено учеными,
 является и наименее достоверным. 
      Сколько-нибудь связное освещение фактическая история детских Крестовых 
походов получила только в произведениях, написанных 40-50 лет спустя после 
описываемых в них событий, - в компилятивном сочинении французского 
монаха-доминиканца Винцента из Бовэ "Историческое зерцало", в "Большой хронике" 
английского монаха из Сент-Албанса Матвея Парижского и в некоторых других, где 
исторические факты, однако, почти целиком растворяются в авторской фантазии. 
      Если выделить все известия, поддающиеся проверке, и совместить их воедино,
 то картина детских Крестовых походов может быть представлена приблизительно 
следующим образом. 
      Движение детей-крестоносцев началось между 25 марта и 13 мая 1212 г. в 
прирейнской Германии, неподалеку от Кельна. Тысячи пастушков и других ребятишек,
 помогавших родителям в хозяйстве, внезапно бросили свои стада и бороны и, 
пренебрегши