|
в стадии становления. Тем
не менее у нее, на мой взгляд, есть неплохие возможности и перспективы.
Столь же неоправданно снобистское отношение к сведениям ранних
путешественников и наблюдателей. Жаль, конечно, что Волней или Бурк-
хардт не читали ни Солцмана, ни Бонта, хотя в этом есть и свои преиму-
щества. Но означает ли это, что их сведения лишены для антрополога вся-
кой ценности? Учитывая изменения в кочевых обществах, произошедшие
со времени опубликования их отчетов, у антропологов есть лишь два вы-
хода: или ограничить себя изучением современной ситуации, или обра-
титься к материалам своих предшественников во всеоружии современных
научных знаний и методов, и вместо того, чтобы указывать на их очевид-
ные недостатки, постараться извлечь из них максимум полезной инфор-
мации.
Союз или хотя бы диалог между антропологией и историей вполне
осуществим и сулит неплохие плоды. Прецеденты уже имеются даже в
исследованиях античной цивилизации. Чтобы не ходить далеко за приме-
рами достаточно напомнить имена таких английских ученых прошлого
поколения, как Эндрю Лэнг (Andrew Lang), Джейн Харрисон (Jane
Harrison), Гилберт Mэррей
82 Введение
(Gilbert Murray), X. M. Чэдвик (Н- M. Chadwik) и нашего современника М. Дж.
Финли (M. J. Finley). И если история пока выиграла от такого союза больше,
чем антропология, то лишь потому, что историки раньше стали обращаться к
антропологическим материалам и антропологическим методам исследования,
чем антропологи — к историческим. Финли (Finley, 1975: 108) прав, когда за-
мечает, что «начиная с Малиновского, антропологи слишком болезненно от-
реагировали на исторические спекуляции и однолинейный эволюционизм своих
предшественников, отрицая не только их плохие методы, но также и сам пред-
мет их исследования; процедура, хотя и понятная, но неоправданная». Я могу
лишь добавить к этому, что нередкое отождествление марксизма и эволюцио-
низма с историзмом едва ли оправданно. Исторический подход вполне со-
вместим с различными антропологическими школ
|
|