у каждого мифа есть своя цель. Миф на то и миф, чтобы не знать 
полутонов. Помимо светлой, миф о кочевнике имеет также и теневую 
сторону. В ней кочевник предстает почти как исчадие ада. В Китае все-
го-навсего презрительно относились к варварам-кочевникам, не способ-
ным к цивилизованному образу жизни. Но на западе Иордан (Гетика, 121), 
считавший, что гунны — потомки злых духов и ведьм, в своем отношении 
к кочевникам имел и предшественников и последователей. Представление 
о необузданной жестокости и дикости кочевников со времен еврейских 
пророков сочеталось у многих с мыслью о том, что у них имеется особое 
предназначение карающего орудия господня. 

Эта мысль не была чужда и раннехристианским авторам. Чуть позд-
нее Аттила считался не более и не менее, чем «бичом божим». А в сред-
ние века подобные представления расцвели особенно пышным цветом. 
Кочевники нередко оказывались в одной компании с чумой, холерой, 
стихийными бедствиями. 

Перестав представлять опасность, кочевники сохранили обаяние эк-
зотики. Поэтому темная сторона мифа оказалась менее живучей, чем 
светлая. Впрочем, и она еще полностью не умерла. В колониальный и да-
же в постколониальный периоды в руках политиков она не раз превраща-
лась в средство манипуляции общественным мнением. Царство грез и 
подчас фальсифицирован- 



68 Введение 

ное, во всяком случае одностороннее изображение земной реальности 
оказывались соседями. 

Пора отрешаться от мифов. Если подходить к номадизму как к 
конечному результату специализированного скотоводческого направ-
ления экономики и поставить вопрос о том, представляет ли он в эво-
люции и истории человечества нечто большее, чем одну из линий хо-
зяйственной адаптации, то надо сразу же избавиться от давления са-
мооценок его носителей и субъективных эмоциональных оценок со 
стороны иных обществ, представителей иных тенденций, традиций и 
альтернатив, иных направлений эволюции. 

Позволительно ли говорить о феномене номадизма иначе, чем о 
феномене оседлых охотников на морского зверя в Северном Ледови-
том океане, или оседлых рыболовов в дельтах некоторых рек севе-
ро-западного побережья Северной Америки, или даже различных ва-
риантов мотыжных земледельцев тропических стран? Имеем ли мы 
здесь дело лишь с уровнем хозяйственного развития (присваивающее 
хозяйство против производящего), или со специфичностью самой 
формы хозяйства (в конечном счете, все формы специфичны), или 
всего лишь с большей известностью, не имеющей строгого отношения 
к научным дефинициям? 

В конечном счете феномен подразумевает не только редкое, не-
обычное, уникальное явление, но и, напротив, явление, распрост-
раненное очень широко, а главное, глобальное по своим последствиям. 
Феноменальны были тасманийцы, и сейчас еще феноменальны буш-
мены. Но феномен номадизма, на мой взгляд, заключается в противо-
положном: (а) не только в его специализированное, но и в широкой 
(особенно в прошлом) распространенности практически во всех частях 
света, за исключением Австралии и лишь отчасти Америки; (б) в его 
роли связующего звена между различными обществами и культурами; 
(в) и наконец, не только в его хозяйственной» но также в социальной и 
исторической специфичности. 

Возникает парадокс, который, предвосхищая содержание и вы-
воды