не начала обесцениваться (Байхаки, 
1959: 739—741). Тюркская кочевая аристократия заметно потеснила ста-
рую оседлую, преимущественно иранскую аристократию. 

Но уже первые султаны стремились восстановить сельское хозяйст-
во. Сельджуки не изменили полностью местных порядков, но они их 
модифицировали и пополнили некоторыми традициями, восходящими к 
тюркским объединениям и государствам, теперь переосмысленным 
(Lambton, 1953: 60—61; Cahen, 1968: 36 ff.; Гордлевский 1960: 77 сл.). 

Личностные связи преобладали над земельными. Так, государство 
рассматривалось как корпоративная собственность правящего рода, а 
правящий род — как выразитель интересов кочевого объединения 
(Lambton, 1968: 218), хотя на самом деле это было уже не так. 

Тем не менее гораздо большее распространение, чем при Бундах, 
получил институт икта (Бартольд, 1963: 369—370; Lambton, 1965: 358 
f.), т.е. земельные наделы, с которых новый господствующий класс мог 
взимать налоги и повинности, не порывая сразу с кочевым бытом. 
Именно при Сельджуках институт икта впервые на Среднем Востоке 
превратился в средство господства кочевой тюркской аристократии над 
иранским крестьянством. 

Этот институт был ключевым в проведенной военной реформе. В 
период завоеваний династия опиралась в основном на племенные опол-
чения. Теперь, по существу, было создано новое войско, обязанное слу-
жить за земельные пожалования. Поскольку распределение икта зави-
село от военачальников — эмиров, их власть укрепилась, а зависимость 
от них рядовых воинов-кочевников возросла (Низам аль-Мульк, 1949: 
129). Но самое интересное заключалось в том, что войско вербовалось 
уже не только из огузов и туркмен, но также из арабов и курдов Дина-
стия пыталась избавиться от чрезмерной, на ее взгляд, зависимости от 
собственных соплеменников (Bosworth, 1968: 197). 



Средний Восток 411 

 

Однако проблемы это не решило, только создало новые трудности. 
Помимо тех земельных наделов, доходы с которых поступали в кормле-
ние войску, обширные земельные пожалования были розданы в икта или 
мульк (наследственное пожалование) членам правящего рода и сель-
джукской знати, иногда просто как признание положения, уже сложив-
шегося de facto. После этого последние стали активно проявлять сепара-
тистские настроения. В борьбе с ними сельджукские султаны стали опи-
раться на иранскую бюрократию и мусульманское духовенство. А носи-
тели центробежных тенденций среди господствующих классов в Сель-
джукском государстве, затевая междоусобные войны, могли рассчиты-
вать на недовольных кочевников (Bosworth, 1968: 197). 

Кочевники огузы и туркмены всегда оставались для сельджукских 
султанов одной из самых главных и больных внутренних проблем (Бар-
тольд, 1963: 372), возникшей уже в период Великих Сельджуков, но осо-
бенно резко давшей о себе знать в следующий период сельджукской ис-
тории. Кочевники не забывали, что пришли в страну как завоеватели, и не 
желали платить налоги и подчиняться управлению иранской бюрократии 
наравне с остальной массой населения. 

Сельджукские султаны любили сравнивать себя с пастухами своего 
народа. Но для тех, кто действительно пас овец, они оказались плохими 
пастырями. Как позднее турецкие султаны, они долгое время придержи-
вались многих традиций кочевого образа жизни (Гордлевский, 1960: 74; 
Cahen, 1968: 36). Но они возглавляли государство, социаль-
но-экономические отношения которого, а отчасти даже политическая ор-
ганизация, определялись уже не кочевниками, а земледельцами и горо-
жанами. Опираясь на новую социальную базу, Сельджуки стремились 
перевести кочевников на положение рядовых подданных, втягивая их в 
социальную систему, господствующую в завоеванных странах. 

Это не осталось незамеченным. Когда Идриси писал о тюрках: «Их 
князья воинственны, предусмотрительны, тверды, справедливы и отли-
чаются превосходными качествами; народ жесток, дик, груб и невежест-
венен» (цит. по Бартольд, 1963: 368), он с позиции ученого горожанина 
описывал конфликт между кочевой династией, правившей оседло