тей и народов. 



Евразийские степи, полупустыни и пустыни 399 

История падения Первого Восточнотюркского каганата и в этом 
отношении весьма показательна. Для него важнейшую роль играли 
взаимоотношения с Китаем. Когда Китай был слаб, гго можно было бес-
препятственно грабить и заставлять платить дань. Это устраивало под-
чиненные кочевые образования, и они мирились со своим положением. 
Но последний каган — Хели, из-за расходов, связанных с непрерывными 
тяжелыми войнами, внешнеполитическими неудачами, отпадением не-
которых племен и стихийными бедствиями, испытывал нужду в средст-
вах. Так как Хели не смог покрыть своих расходов за счет внешних по-
ступлений, он, по сведениям китайских источников, обложил племена 
высокими налогами. Из-за этого жизнь его подданных стала более тяже-
лой, и вскоре они взбунтовались (Lui Mau-tsai, 1958, I: 143). 

Как явствует из приведенных высказываний каганов Второго Вос-
точнотюркского каганата, и сами они смогли извлечь уроки из истории, и 
ситуация в их государствах снова была иной. 

Как рядовые тюрки, так и их аристократия оставались кочевниками. 
Земледелием они частично стали заниматься, когда после гибели Первого 
Восточнотюркского каганата вынужденно поселились на территории Се-
верного Китая. После антикитайского восстания и восстановления кага-
ната они с удовольствием вернулись к прежнему образу жизни. Но как ее 
предшественники (сюнну) и отдаленные преемники (монголы), тюркская 
аристократия стремилась к созданию земледельческого и ремесленного 
укладов в своем обществе. Только в отличие от монголов тюрки поощ-
ряли добровольное создание на своей территории больших согдийских 
колоний, занимавшихся земледелием, ремеслом, торговлей и даже осно-
вывавших города (Pulleyblanck, 1952; Кляшторный, 1964: 114—122). 

Прочности установившихся связей способствовала взаимная выго-
да. Каганы, благодаря торговому опыту и связям согдийцев, смогли на-
ладить сбыт военной добычи и дани, особенно шелка. Для согдийцев 
власть тюрок была мало обременительной. Сила каганов была гарантом 
их безопасности на торговых путях; политическое влияние тюрок помо-
гало открывать новые рынки. Сложилась ситуация, которой не было ни 
в предшествующих, ни в 



400 Глава V. Номады и государственность 

 

последующих кочевых государствах в степях Евразии. Однако, когда ка-
ган Хели стал противопоставлять своих согдийских советников — сто-
ронников продолжения войн с Китаем — собственной аристократии, ни-
чего хорошего из этого у него не вышло. Лишь в Западнотюркском кага-
нате вторая тенденция развития проявилась сколько-нибудь заметно. 
Правда, основная масса тюрок, в отличие от их предшественников — 
кушан и эфталитов, еще продолжала кочевать в степях. Но местные пра-
вители в Центральной Азии постепенно стали заменяться тюркскими или 
превращаться в наместников кагана. Тюрки начали переселяться в завое-
ванные области. Часть их оседала в оазисах, другая — занималась ското-
водством на их окраинах (Гафуров, 1972: 222— 223). Однако в Западно-
тюркском каганате власть каганов во второй половине VII в.— первой 
половине VIII в. была слабой. Смуты следовали одна за другой. Зависи-
мость некоторых оседлых областей, например, согдийского Семиречья, 
приближалась к номинальной, во всяком случае, не выходила за пределы 
даннической. Поэтому отмеченная тенденция не смогла реализоваться 
сколько-нибудь полно. Не смогла и не успела из-за арабского завоевания 
Центральной Азии. 

История внутреннеазиатских империй, от сюнну до монголов и, тем 
более, маньчжуров, отнюдь не представляет единый эволюционный ряд, 
в котором каждое новое государство достигало более высокого уровня 
развития, чем его предшественники. В отдельные периоды преемствен-
ность, действительно, была. Но она нередко прерывалась или обращалась 
вспять. К тому же развитие государств-преемников могло совершаться в 
иных направлениях, чем у их предшественников. 

В социально-политическом отношении Уйгурский каганат 
(744—840 гг.), возникший на развалинах Второго Восточнотюркского, 
первоначально, действительно, во мног