|
(«ши-и», дословно, «территории на кормление» — Ду-
май, 1977: 344 сл., прим. 71, 74) давали право сбора налогов с пожало-
ванной территории и часто становились наследственными. Этот
дальневосточный аналог ближне- и средневосточного икта иногда
состоял из целых округов и уездов (Schurmann,1956: 67; Мункуев, 1965:
47—48), и в Китае тоже был источником сепаратизма. Однако в
Юань роль удельной системы была все же меньшей, чем в Хулагуид-
ском Иране. К тому же Хубилаю удалось несколько ограничить власть и
влияние владельцев уделов (Schurmarm,1956: 8; Мелихов, 1977: 77—78).
С прежних времен в Китае сохранилось крупное частное
землевладение. Но состав самого класса землевладельцев претерпел су-
щественные изменения, особенно в Северном Китае, где среди них те-
перь стало много монголов и их союзников из числа киданей, чжурчже-
ней и выходцев из Центральной Азии. Однако в Южном Китае преобла-
дало крупное китайское землевладение (Schurmann, 1956: 23; Думан,
1977: 358; Боровкова, 1977: 448). Экономическое положение землевла-
дельцев и даже крестьян в Южном Китае было лучше, чем в
Северном, но, зато их не допускали к центральному аппарату
власти (Боровкова, 1977: 450).
О положении рядовых кочевников, оставшихся в Монголии и со-
предельных с нею районах (о расселении их в последних см. Рашид
ад-Дин, 1952а: 279; Владимирцов, 1934: 125; Мелихов, 1977: 73) и про-
должавших вести прежний образ жизни, известно мало. Если даже их
социальные позиции по сравнению с общеимперским периодом и не
претерпели существенных изменений, то экономические — стали хуже.
«Поскольку можно судить по скудным источникам, находящимся в
нашем распоряжении, за время Юаньской династии благосостояние
Монголии и монголов сильно пошло на убыль, в особенности, по срав-
нению с веком Чингиза и его трех преемников. Не прекращавшиеся
феодальные войны, содержание больших контингентов войск, необхо-
димых для охраны империи, истощали страну.
Евразийские степи, полупустыни и пустыни 387
А между тем, ростовой, торговый капитал, находившийся в руках «му-
сульманских» и китайских купцов, не создавал и не мог создать новых
форм производства. Вновь основанные в Монголии города, по-видимому,
не процветали3; не развивалось и земледелие...» (Владимирцов, 1934:
127).
Вероятно, больше, чем междоусобные войны, к которым монголы
привыкли издревле, и натуральные повинности, едва ли более обремени-
тельные, чем во времена Угэдея, на положении рядовых кочевников ска-
зывались тяготы военной и гарнизонной службы (Далай, 1977: 336), вво-
дившие их в тяжелые расходы и отрывавшие от ведения привычного хо-
зяйства в оптимальной экологической среде. По свидетельству Марко
Поло (гл. LXXVIII, издание Рамузио), уже при Хубилае жалование, ко-
торое платили воинам, не покрывало их расходы. Частично они корми-
лись за счет своих стад и молока, которое продавали горожанам. Дело
доходило до того, что приходилось продавать в рабство жен и детей. Так,
в 1317 году, согласно придворной записи, император повелел: «За по-
следнее время слышно, что монгольские племена обнищали и часто про-
дают сыновей и дочерей ... в рабство. Так приказываем чиновникам вы-
купить и вернуть их в племена» (Юань ш и, гл. 26; цит. по Мункуев,
1977а: 423). Правительство осознавало опасность подобного положения и
пыталось облегчить бремя рядовых монголов, но без особых успехов
(Мункуев, 1977а).
Еще хуже было положение монголов, переселившихся в Северный
Китай, где им не хватало пастбищ4. У многих из них было менее ста
овец, но с них все равно брали копчур. Поэтому ряд правительственных
декретов был направлен на облегчение налогового бремени. В 1304 г.
облагаемый налогом минимум
3 Это подтверждается современными археологическими исследованиями (Древ-
немонголъские города, 1965). Сейчас на территории Монгольской Народной
Республи-
ки известно 23 населенных пункта XII—XIV вв., два городища открыты в Забайкалье
и
два неу
|
|