пастбища, организуют 
перевозки и доставку скота, мяса и молочных продуктов на рынок. 
Скотоводов юрюков они, в лучшем случае, нанимают пастухами, но 
даже это происходит далеко не всегда, так как предприниматели часто 
предпочитают брать на работу деревенских жителей (Bates, 1980: 125 
сл.; ср. Bovin, 1990: 48—50 о ситуации в Сахеле; или Little, 1985: 145 сл., 
о ситуации в Кении). Переход земельной собственности, иногда в слегка 
замаскированной форме, в руки лиц, которые не являются непосредст-
венными производителями-скотоводами и даже проживают в других 
местах, также становится все более распространенным явлением в не-
которых частях бывшего Советского Союза и Монголии (о последней 
см. Mearns, 1993). 

Второй принципиальной альтернативой традиционному под-
вижному скотоводству является переход на оседлость (седента-
ри-зация), иногда сопровождающийся коллективизацией. Многие пра-
вительства и их эксперты, особенно из стран коммунистического и 
«третьего» мира, до сих пор поощряют этот подход. В самом лучшем 
случае, они рассматривают скотоводство как устаревший и не-
прибыльный вид экономики; в худшем варианте, они считают его пре-
пятствием на пути прогресса. (Некоторые российские ученые до сих пор 
видят в кочевом скотоводстве эволюционный тупик; см., например, 
Шнирельман, 1986: 244; Крадин, 1992: 191.) Нередко это мнение осно-
вано на политических расчетах — желании навязать скотоводам власть 
центрального правительства или усилить ею контроль над ними. В то 
время как колониальные власти зачастую удовлетворялись поддержа-
нием порядка и сбором налогов, национальные правительства были 
заинтересованы в установлении прямого контроля над скотоводами. В 
1973 году, когда зона Сахеля была поражена жестокой засухой и многие 
скотоводы потеряли свои 



Предисловие ко второму изданию 43

 

скот и не могли продолжать свои традиционные перекочевки, Эбрахим 
Конате, секретарь Постоянной межгосударственной комиссии по контролю 
над засухой, с цинической откровенностью выразил свое удовлетворение 
сложившейся ситуацией: «Мы должны дисциплинировать этих людей и 
контролировать их пастбища и передвижения. Их свобода слишком дорого 
обходится нам. Их бедствие предоставило нам удобный случай» (Marnham, 
1979: 9). 

Примером одностороннего патерналистского подхода, пусть даже во 
имя благих намерений, является резолюция 15-го Международного Афри-
канского Семинара, состоявшегося в Университете Ахмаду Белло в 1979 
году: «Конференция отмечает, что кочевой аспект жизни скотоводов более 
не является рациональным перед лицом возрастающего давления на землю, 
и не в интересах самих скотоводов продолжать вести кочевой или полуко-
чевой образ жизни» (Adamu and Kirk-Green, 1986: XVii). 

Большинство суданских авторов, осуждая ошибки прави-
тельственного планирования, в то же время продолжают восхвалять идеа-
лы седентаризации. Хогали (Khogali, 1981; ср. El-Arifi, 1975: 157; Salin, 
1990: 64 сл.), например, утверждает, что подвижность является отрица-
тельным явлением, поскольку время, затраченное на передвижения, — это 
потерянный человеческий капитал. Тот факт, что скотоводы заняты делом 
во время перекочевок, остался им незамеченным. 

Однако результаты политики седентаризации, как правило, оказыва-
лись разрушительными как для скотоводов, так и для стран, вынуждавших 
их к оседлости, особенно если, как это часто бывало, такая политика про-
водилась силовыми методами. В Иране, например, во время правления Реза 
Шаха, правительство рассматривало кочевое скотоводство как препятствие 
на пути модернизации, и еще более, как политически нежелательное явле-
ние. Оно учредило программу «усмирения» и заставило мобильных ското-
водов оседать на землю, что вскоре привело к их обнищанию. Около 75 
процентов их скота погибло, и Иран лишился многих продуктов, таких как 
мясо, молоко, шерсть, а также тягловых животных (Irons, 1975; Tapper, 
1979b: 22; Beck, 1986: 129; Black-Michaud, 1986: 83). 



44 Предисловие ко второму изданию 



Советский пример еще более поучителен, особенно потому, что 
до недавних пор советская пропагандистская машина представляла его 
странам «третьего мира» как модель успешного развития, заслужи-
вающую подражания. Первый широкомасштабный эксперимент по-
добного рода проводился в Сове