зали существенного воздействия на формы местного скотоводства, потому 
что если они оставались на новых территориях, то нередко оседали, как, 
например, саки в Сеистане. Положение изменилось в средние века, когда 
вторжения больших масс кочевников из Аравии и евразийских степей и 
связанные с ними социально-политические потрясения, в частности упадок 
власти земледельческо-городских обществ и рост влияния различных ко-
чевых объединений, привели к значительному численному и территори-
альному распространению номадизма в этом регионе. 

Де Планоль (De Planhol, 1969: 73) пишет про «средневековую бедуи-
низацию» Анатолии и Ирана. С этим можно согласиться лишь в том слу-
чае, если подразумевать под бедуинами любых чистых номадов, что едва 
ли целесообразно. Поэтому лучше писать о средневековой номадизации 
Малой Азии, Ирана, а также Афганистана, причем арабские бедуины сыг-
рали в этом процессе менее значительную роль, чем тюрки и монголы ев-
разийских степей (Петрушевский, 1960: 41 сл.). Эта номадизация проис-
ходила различным образом. Прежде всего — путем переселения кочевни-
ков в рассматриваемый регион и освоения его для кочевых форм ското-
водства, нередко сопровождавшемся вытеснением оседлого и полуоседло-
го населения из районов, облюбованных номадами. Марко Поло (гл. 
XXXV), описывая путь между Керманом и 



Глава II. Происхождение кочевого скотоводства 199 

 

Хурмузом, заметил: «В старину были там поселки, а теперь их нет, и на-
род, что живет там, скот пасет» (Marco Polo, 1975: 91). Белуджи во время 
своих миграций в средние века нередко разрушали земледельческую 
культуру местного населения (Никулин, 1953: 23). 

Номады стремились сохранить свое хозяйство в привычных для них 
формах, но это не всегда позволяли законы экологии. Бедуины не смогли 
проникнуть на анатолийское плато, по свидетельству аль-Джахиза, слиш-
ком холодного для дромедаров, а в Иране они ограничились занятием 
юго-западной провинции — Фарса (по Истахри, в X в. в Фарсе было около 
500 тысяч кибиток кочевников), с которой еще в древности граничили 
верблюдоводческие племена (Strabo, XV, 3, 1), и отчасти также Хузистана 
(de Planhol, 1969: 73; Cahen, 1975: 310). Большинство бедуинов, которым 
были отведены земли в Хорасане (ок. 672—3 г. там поселилось около 200 
тысяч арабов — Zarrinkub, 1975: 28), постепенно осело на земли и ирани-
зировалось. Но тюрки с их более привычными к холоду бактрианами, и 
тем более лошадьми, смогли обосноваться в Анатолии, особенно после 
сельджукского завоевания (de Planhol, 1966: 302). Примечательно, что 
огузских топонимов больше всего в Центральной Анатолии, равнины ко-
торой более удобные для кочевания. Только после того, как они были за-
селены, огузы двинулись дальше, через горные перевалы Западной Анато-
лии вышли к Эгейскому морю и лишь в XIII в., пройдя горы Ликии и Ки-
ликии, достигли долин Средиземноморья (Еремеев, 1971: 86). 

Однако в Анатолии, особенно Западной, где природные условия бла-
гоприятствовали земледелию, а политика центральных властей вне зави-
симости от их происхождения почти всегда поощряла седентаризацию, 
кочевое скотоводство получило значительно меньшее распространение, 
чем в более аридном Иране (de Planhol, 1959: 525—529). Кочевники пере-
селялись в него на протяжении многих веков, но особенно большие массы 
их проникли в Иран в XI—XII вв. с сельджуками (в Северный Хорасан, 
Гурган, Дахистан, Азербайджан, Арран, некоторые районы Курдистана и 
Луристана — см. Lambton, 1953: 59; Bosworth, 1968: 79) и позднее — в XIII 
в. с монголами. Между XII и XIV вв. кочевники составляли приблизи-
тельно четверть насе- 



200 Глава II. Происхождение, кочевого скотоводства 

ления страны (Helfgott, 1977: 36). Кроме того, центральные власти часто 
производили их перегруппировки и расселения, способствуя дальнейшему 
распространению номадизма (см., например, Lambton, 

1953: 131). 

Привилегированное положение, в котором оказались кочевники в 
Иране, и ущерб, который они наносили земледельческому населению, 
приводили к номадизации отдельные группы местного полуоседлого и 
оседлого населения. Так, большая часть луров и бахтиаров образова-
лась из бывших земледельцев, практиковавших пастушеское скотоводство, 
но в средние века вынужденных забросить свои деревни (см. de Planhol, 
1966a: 292; Трубецкой, 1966: 175). В Южном Афганистане отдельные 
кочевые или полукочев